может быть, она восприняла мое замечание как личное оскорбление. А я бодро продолжал: - Другая же вероятность заключается в том, что Тейлор и есть Каселиус или работает на него, и его статья своего рода дымовая завеса, которую он напустил, решив, что персонажу по имени Гарольд Тейлор, американскому журналисту, пришла пора патетическим образом покинуть сцену. В этом случае, само собой, статья эта не стоит и бумаги, на которой написана. А что с женой? Пытался ли он убить ее, чтобы - заткнуть ей рот, или, может быть, он просто устроил чудовищную пальбу, чтобы его смерть в ее глазах выглядела более правдоподобной. И при этом одна пуля случайно угодила в нее. В таком случае она опять-таки невиновна и мы теряем с ней время. А может быть, она с ним в сговоре, может быть, она послана им для выполнения какого-то злодеяния - ведь он теперь не рискует здесь появляться. В этом случае как вы можете объяснить ее ранение? - Пластическая операция, - сказала Сара.
- Ну, тогда она должна любить этого парня безумно, коль скоро решилась до конца своих дней ходить с этим шрамом на шее и говорить мужским баритоном.
- Ну, может быть, хирурги пообещали ей, что, когда задание будет выполнено, они вернут ей первозданный вид, - сказала Сара. - Как бы там ни было, женщины ради мужчин совершают странные поступки.
- И мужчины ради женщин! - поправил я ее. - Засим наш урок моральной философии на сегодня завершен, не найдя логического завершения. Не соблаговолите ли вы сделать какие-нибудь заключительные замечания прежде, чем мы объявим нашу конференцию закрытой?
- Нет, - покачала она головой и насупилась. - Нет, но... Послушайте, Хелм...
- Да?
- Если вы найдете Каселиуса... - ее голос угас.
- Да?
Она глубоко вздохнула и повернулась ко мне.
- Прежде чем вы... Прежде чем я окажу вам помощь, я должна знать ваши намерения... Собираетесь ли вы вывезти его в Штаты, или вы просто сдадите его шведским властям?
Я удивленно взглянул на нее.
- Дорогая, это же вас совершенно не касается. Я получил приказ. И давайте оставим эти разговоры. - Потом я нахмурился. - Какая вам разница? Вы что, положили глаз на этого таинственного незнакомца?
Она надменно вскинула голову.
- Не грубите! Но...
- Вне зависимости от его ценности для другой стороны, - продолжал я, - которая, как я слышал, измеряется двумя бронетанковыми дивизиями или же эквивалентным числом полностью снаряженных ракетных баз, так вот, вы же сами сказали, что он несет ответственность за смерть нескольких ваших коллег, не считая гибели - или исчезновения - Гарольда Тейлора.
- Я не несу моральной ответственности за Каселиуса, Хелм, - сказала она холодно. - Я морально ответственна только за себя.
- Отлично, дорогая, тогда...
- Вас послали, чтобы убить его, не так ли? В этом заключается ваша работа - загнать человека, точно дикого зверя, в западню и уничтожить. И мне предлагается... помогать вам в выполнении вашего задания?
- Продолжайте, - подбодрил я ее, когда она замолчала.
- Я работаю в разведке, - сказала она. - Да будет вам известно, мистер Хелм, что я - шпион, а это, я бы сказала, не слишком уважаемая профессия, но моя работа заключается в сборе и анализе информации. Я не выступаю в качестве гончей для охотников за черепами. Даже при том, что вы не кажетесь мне особо удачливым охотником, все равно... Факт тот, что... - пепел с сигареты упал ей на платье, и она, явно раздраженная этим досадным происшествием, быстрым движением руки смахнула его на пол и вновь обратила все свое внимание на меня. - Там есть человек по имени Мак. И есть организация, которая нигде не фигурирует под своим официальным названием, но ее именуют "группа ликвидации", или "группа У". "У", мистер Хелм, значит: "убийство".
Такое я слышал впервые. Наверное, это придумал какой-то башковитый шутник, который работал у них много времени спустя после войны.
- Я вас внимательно слушаю, дорогая, - сказал я. - Что же дальше? Она подняла голову.
- Не называйте меня "дорогая", черт побери! Вы знаете, откуда у меня эта информация? Не с нашей стороны - с их! Уже многие годы мы выслушиваем подлую пропаганду об американской "Mordsgruppe" - слышим, посмеиваемся и опровергаем все эти домыслы, как можем, убежденные, что это всего лишь их неуклонные потуги оправдать существование собственного контингента наемных убийц. Помню, я была еще в парижской резидентуре и сама хохотала от души, когда кто-то на полном серьезе спрашивал у меня, не знаю ли я о таком Маке в Вашингтоне, которому стоит только указать пальцем на человека - и через некоторое время находят его труп. "Дорогой мой! - отвечала я в таких случаях, хихикая. - Неужели вы и впрямь думаете, что мы так работаем?" Но ведь именно так мы и работаем, не правда ли?
- Закончите ваш рассказ, Сара, - сказал я. - Давайте не будем тратить время на риторические вопросы.
- Когда нас предупредили о вашем прибытии, я сразу поняла: что-то тут не так, - продолжала она. - Хелм, разве мы растеряли все наши идеалы? Неужели им и впрямь удалось низвести нас на свой уровень? Неужели мир просто расколот на два враждебных лагеря, между которыми не существует никаких моральных барьеров? Мне просто было необходимо взглянуть на вас - вот почему я поехала в Гетеборг, хотя это было грубейшим нарушением правил. Мне надо было посмотреть, что за человек... Нет, я не буду с вами работать, Хелм. Я помогла вам, как могла. И теперь...
- И теперь - что?
- Неважно. Вы, конечно, можете подать официальную жалобу по своим каналам. Вы даже можете снять меня с должности.
- Не беспокойтесь, - сказал я и нащупал ручку дверцы. - Ни о чем не беспокойтесь, Сара. Продолжайте заниматься сбором и анализом важной информации. ...Ну, а я, пожалуй, вернусь в отель. И, пожалуй, лучше пешком - ибо ушел я именно пешком...
- Хелм, я...
- Что?
- Не смейтесь надо мной из-за того...
- Я и не собираюсь над вами смеяться, дорогая. Я уважаю все ваши чувства, все до единого.
- Разве вы можете понять, что я чувствую?! Неужели я не могу раскрыть вам глаза на то, как все это дурно?
Моя жена задавала мне те же вопросы. Она хотела, чтобы я понял ее чувства - и я все очень хорошо понимал. Она хотела раскрыть мне глаза на то, как это все дурно, - и я все видел. Все видят, что дурно в мире, и все только об этом и говорят - точно до сих пор не замечали, - но никто не может дать никакого практического совета, как сделать мир лучше. Когда-нибудь придет день, и мы будем питаться одними химикалиями и перестанем убивать животных. А пока мы жрем мясо и воспринимаем мир таким, каков он есть. По крайней мере, некоторые из нас.
- Спокойной ночи, Сара, - сказал я, вылезая из машины.
Уже на ходу я краем глаза заметил светящуюся арочку в воздухе: это она выбросила из окна сигарету. За моей спиной захлопнулась дверца. Крошечный фольксвагеновский двигатель заурчал и резко заглох. Я услышал ее приглушенный всхлип. А потом на меня кто-то бросился из темноты и сбил с ног.
"Бей только правой и молча зализывай раны, как и подобает мужчине", - говорил мне Мак, и, слава Богу, что мне хватило ума оставить нож в номере. Наступил тот замечательный момент, когда у меня сразу возникло искушение пустить его в ход. Нет лучшего оружия, чем нож, когда на тебя в кромешной ночи напали трое. Но ножа у меня не было, и предполагалось, что я не владею ни дзюдо, ни карате. А по мне, драка на кулаках - это просто детская забава. Я наподдал одному из них слегка коленом, надеясь, что тот примет мое движение за случайную конвульсию, и сбил в кровь костяшки правой о челюсти двух других. Бил я смачно.
Потом меня подхватили под руки, а другие двое уже выволокли Сару из машины и тащили по тротуару к нам.
Глава 8
Нас поволокли через рощу обратно к поляне, освещенной струившимся из телефонной будки светом, фонарями вдоль набережной и бледной желтизной неба - такого цвета бывает небо во всех больших городах мира. Звезды казались бледными и далекими. Я вспомнил: дома, в Нью-Мексико, они кажутся куда ближе.
Впрочем, не могу сказать, что я очень испугался. Мы просто преодолели первое препятствие. Если в их планы входило убийство, подумалось мне, то я уже давным-давно был бы трупом. Когда-то, учитывая тогдашние обстоятельства, мне приходилось рисковать жизнью по-настоящему, но это все было уже в прошлом. Теперь же мы просто забавлялись, как дети. Мне только держать в уме нехитрые правила игры - и все будет в порядке. Не думаю, что нормальному человеку очень бы понравилось быть избитым в глухую ночь.
Те трое вновь принялись за меня. Действовали они как дрянные любители. Я получил пару-тройку тумаков, мне рассекли губу и, кажется, поставили фингал под глазом, а, упав, я порвал себе штанину. Хорошо еще, что у меня хватило ума оставить приличный костюм в гостинице. Нападавшие милостиво предлагали мне себя, сильно раскрываясь в предвкушении моего очередного удара. Я не собирался их разочаровывать и свирепо махал кулаками. Эти ребята оказались крепкими. Они смело нарывались на хуки, каждый из которых мог оставить их калеками на всю жизнь или убить - и всякий раз я умудрялся выходить из клинча, делая нырок головой и уклоняясь корпусом влево или вправо, точно персонаж телевизионного бурлеска "Драка в салуне", и они валились на меня сверху кучей малой, после чего все начиналось по новой.
Я видел Сару, зажатую, как в тисках, между двух сторожей, - сначала она вырывалась и выкрикивала мое имя, умоляя их прекратить побои, а потом уже просто стояла, обессиленная, обмякшая, и, наконец, совсем по-женски начала приводить себя в порядок, поправляя прическу и застегивая верхние пуговки на платье. При этом она взирала на все происходящее с неподдельным ужасом.
Я долго искал глазами снайпера. Наконец я подметил его за будкой среди деревьев: темная человеческая фигура, в руке поблескивает оружие. Он следил за моими кульбитами явно критическим взором.
"Можно не сомневаться, что они будут очень тщательно тебя проверять, пока не удостоверятся в твоей полнейшей безвредности", - предупреждал меня Мак. И теперь я проходил вступительный экзамен. Самое удивительное - и обнадеживающее - заключалось в том, что я им все еще был не безразличен. Даже если у них и не было на меня ничего - что сомнительно, - уже то, что они застукали меня здесь с Сарой, местным тайным агентом дяди Сэма, было вполне достаточной информацией обо мне. Моя личина придурковатого фотографа-дилетанта была безжалостно сорвана. Но мне казалось, что я еще могу сойти за придурковатого агента разведслужбы - на что было совсем мало надежд, - хотя Мак именно это и имел в виду, когда придумывал для меня туфтовую служебную характеристику. Этим людям я явно был нужен для чего-то. В противном случае - почему они меня просто не убили или просто не махнули на меня рукой?
Но они упрямо проверяли американца-фотографа. Именно поэтому, вне всякого сомнения, они и приволокли его сюда: при свете этого сомнительного субъекта можно было рассмотреть получше или легче было пристрелить, если возникнет такая необходимость.
Им хотелось хорошенько меня отделать, унизить, вывести из себя - в надежде, что если я ломаю комедию, то рано или поздно у меня лопнет терпение и я проявлю себя как куда более опасный тип, чем пытаюсь казаться со стороны. И в этом случае, как можно было предположить, мои обидчики тут же бросятся в спасительные заросли, а скрывающийся за деревьями парень быстро уладит конфликт со мной, пустив в ход свою косилку...
Теперь они осыпали меня оскорблениями по-шведски, тестируя мои лингвистические способности, и продолжали кружиться вокруг меня в нескончаемом танце с кулаками. Слова, которые мне удалось разобрать, не были особенно приятны для моего уха. Впрочем, надо очень хорошо разбираться во всех тонкостях иностранного языка, чтобы по достоинству оценить наиболее эзотерические богохульства. Эти словосочетания в пору моего невинного детства в Миннесоте не оскверняли моего детского слуха и не фигурировали в списках лексического минимума, которые мне вменялось зазубривать в недавнем прошлом, хотя преподаватель практического курса разговорного языка мог бы привлечь мое внимание к подобным нюансам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33