Но тогда наше положение было безвыходно, так как все они, по-видимому, ехали до самого Марселя. При этой мысли мною овладело бешенство. Я мысленно посылал к черту всех присутствующих и бросал на них такие молниеносные взгляды, что нельзя было не понять их значения. Тем не менее Софи оставалась по-прежнему неподвижной, и ее равнодушие представляло резкий контраст с моим волнением. Наконец, мои проклятия подействовали: на одной из станций вышли два пассажира. Я почувствовал некоторое облегчение. Но увы, два других остались и еще удобнее расположились на своих местах. Тогда я встал с места и пересел напротив Софи, чтобы иметь, по крайней мере, возможность видеть ее, не рискуя свернуть себе шею и возбудить подозрения слишком пристальным рассматриванием.
Прежде всего, я был поражен, как она искусно изменила свою наружность. Я готов был поклясться, что это не она. Она казалась выше ростом и полнее. Для достижения подобной полноты, ей, вероятно, пришлось надеть на себя целую коллекцию всевозможных одеяний.
Вообще, чем больше я на нее смотрел, тем больше мне начинало казаться, что передо мной посторонняя женщина. Меня начинало охватывать сомнение. Она ли это?
Но кто же мог разыграть такую дикую шутку? Да и, наконец, с какой целью? Никто не знал, куда я в действительности еду, никто не подозревал, что я пересяду в Канне в другой поезд; никому до этого не было никакого дела.
Я снова перечел записку Софи. Действительно ли она ее писала?
В первую минуту я решил этот вопрос утвердительно. «Мы едем в Марсель. Делайте вид, что вы меня не знаете». Эти обе фразы ясно указывали, что передо мной была Софи.
А между тем эта фигура… плечи… ноги, длину которых не могла скрыть юбка…
Нет, это положительно не могла быть Софи. Я окончательно терял терпение. Ожидать приезда в Марсель было выше моих сил.
Я вышел в коридор и написал на листке, вырванном из записной книжки:
«Выйдите на минуту в Тулоне. Скажите мне хоть одно слово или откиньте вуаль. Я хочу убедиться, что это вы. Страшно беспокоюсь».
Затем я вернулся в купе и незаметно сунул под плед листок бумаги. Софи не сделала ни одного движения, по которому я мог бы судить, что она читает записку.
Я с нетерпением ожидал ее ответа. Волнение мое достигло апогея. Я готов был забыть все ее предостережения, лишь бы так или иначе узнать истину.
Между тем поезд остановился у платформы.
– Тулон! Тулон! Десять минут остановки!
Я энергично поднялся с места и незаметно для соседей указал своей таинственной спутнице на платформу.
Но она не шевельнулась. Мне показалось только, что она сделала под пледом какое-то движение рукой, как будто поднося к губам палец. В то же время ее огромная шляпа повернулась в сторону наших спутников. Те не спеша доставали из сеток свои вещи и, видимо, собирались выходить.
Я понял и на этот раз безропотно сел на свое место.
Наконец, последний пассажир вышел. Захлопнув за ним дверь, я прислонился к ней спиной, чтобы загородить вход новым путешественникам, и дал, наконец, волю снедавшему меня любопытству.
– Софи! Вы ли это? Что означает эта таинственность?
Не отвечая ни слова, она освободила из-под пледа руки и стала развязывать вуаль. В то же время, окутывавший ее плед соскользнул с ее плеч, зацепив ее шляпу, которая, в свою очередь, упала на скамейку.
Из груди моей вырвался крик изумления.
Передо мной стоял, со своей дьявольской усмешкой на губах, Дольчепиано.
– Прошу извинения, мистер Вельгон, – спокойно произнес он. – Но у меня не было другого способа обеспечить себе ваше приятное общество.
Я дрожал от бешенства.
– На этот раз, – прохрипел я, – на этот раз вам не удастся провести меня.
И, схватив чемодан, я сделал попытку выскочить из вагона.
Но в ту же минуту он с такой силой оттолкнул меня назад, что я не удержался на ногах и упал на скамейку, выронив из рук чемодан. Раздался какой-то сухой звук, и, прежде чем я успел подумать о своей защите, обе руки мои оказались заключенными в тяжелые железные наручники, какие обыкновенно надевают преступникам. Дольчепиано посмотрел на меня с торжествующей улыбкой.
– Ну, теперь, я думаю, вы будете благоразумнее, – сказал он.
– Негодяй! – закричал я, не помня себя от ярости. – Как вы смеете? Среди белого дня! Я прикажу арестовать вас!
– Пожалуйста, – спокойно ответил он. – Вон как раз контролер.
Я бросился к двери. Итальянец не лгал. В конце вагона, на платформе, действительно, виднелась форменная фуражка контролера.
– Контролер! – закричал я что было сил. – Контролер! Скорей! Помогите!
В одно мгновение он был уже у нашей двери.
– Что случилось? – испуганно спросил он. Но я не успел открыть рта.
– Арестованный! – с невозмутимым спокойствием ответил вместо меня Дольчепиано, указывая на мои руки.
Прежде, чем я успел опомниться, он отбросил меня в глубину купе и, захлопнув дверь, остался сам на платформе, разговаривая с контролером.
Я мгновенно вскочил на ноги и бросился к двери.
– Контролер! Контролер! – закричал я, не жалея легких. – Выслушайте меня! Вы должны слушать меня! Этот человек – преступник!
Все было напрасно. Контролер, не обращая на меня внимания, вежливо поклонился итальянцу, который спокойно открыл дверь и снова вошел в купе.
– Пожалуйста, чтобы никого не пускали сюда. Купе занято! – повелительным тоном произнес он. – Это опасный преступник!
– Каналья! Негодяй! – кричал я охрипшим голосом.
– Я закрою вас снаружи, – ответил контролер, бросая на меня любопытный взгляд.
Он захлопнул дверцу купе и отошел от вагона.
– Слава Богу! – насмешливо усмехнулся Дольчепиано, садясь около меня. – Теперь уж никто не помешает нашей беседе. Не хотите ли сигару, мистер Вельгон? Позвольте, я обрежу ее и сам положу вам в рот. Это настоящая гаванская.
– Разбойник! – закричал я, выведенный из себя его насмешками, делая попытку броситься на него, несмотря на надетые на меня наручники.
Он одним движением руки заставил меня сесть на место.
– Будьте же благоразумны, – сказал он, пожимая плечами. – Не забывайте, что вы мужчина, а не ребенок. Если вы не научитесь владеть собой, вы никогда не будете хорошим сыщиком.
Пристыженный этими словами, я употребил всю силу воли, чтобы, хотя бы внешне, выказать как можно больше хладнокровия.
– Хорошо! – произнес я. – Поговорим. Чего вы от меня хотите? Зачем вы меня преследуете? На что я вам понадобился? Я не понимаю вашего поведения. Если бы вы хотели меня убить, то могли бы это сделать уже давно. Если же вы сохраните мне жизнь, все равно, рано или поздно, я добьюсь своего и объясню, как я попал в подобное положение. Мы не всегда будем иметь дело с такими дураками, как этот контролер. В Марселе и на моей улице будет праздник.
– Бог мой! Сколько вопросов! – пожал плечами Дольчепиано. – На главный из них вы уже ответили сами, и весьма разумно. Я не имею ни малейшего намерения посягать на вашу жизнь.
– В таком случае, что же заставляет вас обращаться со мной таким образом?
– Дружеские чувства, которые я к вам питаю, – усмехнулся итальянец.
– Хороши дружеские чувства! – с горечью воскликнул я.
– Конечно, я нахожу, что вам вреден климат Генуи, и потому решил избавить вас от поездки туда.
– Как! Значит, вы узнали?.. – изумился я.
– Я знаю очень многое, мистер Вельгон, – ответил он, улыбаясь.
И, вынув из кармана телеграмму, он протянул ее мне.
– Прочтите, – сказал он, держа передо мной бумагу. Я прочел, едва приходя в себя от изумления:
«А.Б. уехал из Генуи. Будет в Марселе в понедельник».
– Вы этого не знали? – рассмеялся Дольчепиано. – Я не хотел, чтобы вы совершили напрасно это путешествие.
– Я ничего не понимаю, – пробормотал я.
– Полноте! – насмешливо произнес мой странный собеседник. – Это было бы невероятно со стороны знаменитого Падди Вельгона. Но тем не менее допустим, что это так. Тем более это интересно.
Его слова, вместо того, чтобы рассеять окружающую меня тьму, делали ее только еще непроницаемее. Он знал о моем предполагаемом отъезде в Геную, знал настолько хорошо, что мог разыграть роль Софи и расставить мне новую западню. И, несмотря на это, он все-таки продолжал считать меня за сыщика. Как согласовать это между собой? Что ему, действительно, было известно?
– Не довольно ли вы потешались надо мной! – резко произнес я. – Я не верю ни одному вашему слову. На каком основании вы лишаете меня свободы?
– На том основании, что мне необходимо ваше присутствие во Франции, – флегматично ответил он.
Эти слова сразу открыли мне глаза и в то же время пробудили во мне прежние опасения. Теперь уже нельзя было сомневаться, что я являлся в его руках игрушечным паяцем, которого он заставлял плясать по своему желанию, дергая то за одну, то за другую нитку. Но каковы были его желания? Чего он добивался? Этого я не знал и мог опасаться самых серьезных последствий.
В настоящее время он, видимо, задался целью разлучить меня с Софи. Удастся ли это ему? Смелость, с какой он выдал себя за мою невесту и сумел снова завлечь меня в западню, заставляла меня призадуматься над этим вопросом серьезно. Хватит ли у меня сил на борьбу с таким изумительно ловким противником? Его изобретения не имели границ и образ действия с контролером, которого он сразу сумел перетянуть на свою сторону, доказывал, что он не остановится ни перед какими средствами. Мною вдруг овладело новое беспокойство. Я вспомнил, что при мне не было ни одного документа, свидетельствующего о моей личности. Уверенность же, с какой действовал Дольчепиано, доказывала, что он чувствовал себя с этой стороны в полной безопасности. Иначе и не могло быть: чем преступнее субъект, тем в лучшем порядке его документы. Что ему стоит сфабриковать себе какие угодно свидетельства?
– Однако, вы ловкий жулик! – процедил я сквозь зубы.
– Вы мне льстите! – рассмеялся Дольчепиано.
У меня вдруг сжалось сердце. Что станет с Софи, если мне не удастся перехитрить этого негодяя? Может быть, пройдет несколько дней, прежде чем мне удастся вырваться на свободу. А в это время Софи приедет уже в Геную, станет искать меня, будет беспокоиться, не зная, что со мной и где я.
– Сколько времени продолжится эта шутка? – произнес я, стараясь овладеть собой. – Мне необходимо это знать. Будьте откровенны хоть на этот раз.
– Полноте, мистер Вельгон, кто из нас двух был менее откровенен? Если бы вы были со мной откровенны, говоря о вашей невесте, я мог бы дать вам полезный совет. Но вы были так увлечены! Теперь уж вам нечего скрывать. Я сам убедился в этом, встретив вас вчера вечером на улице Пасторелли.
– Вы нас встретили? – удивился я.
– Вы меня, конечно, не заметили. К тому же я был слегка «замаскирован», хотя карнавал еще и не наступил. Как видите, дорогой Падди, не всегда бывает безопасно пожимать ручки молодым девушкам на улице. Кроме того, они не должны разговаривать чересчур громко. Всюду и везде имеются глаза и уши. У меня к тому же очень тонкий слух, и я отлично слышал, как мадемуазель Перанди сказала вам: «До свидания в Генуе». Вот почему сегодня утром я был на вокзале и, к счастью, раньше вас. Зачем же вы сели на марсельский поезд, мистер Вельгон, раз вы ехали в Геную?
Я мысленно проклинал неосторожность Софи.
– А вы сами зачем везете меня в Марсель? – воскликнул я.
– Дорогой мистер Вельгон, у каждого из нас существуют свои маленькие тайны. И это очень печально, так как мы могли бы работать совместно. Но что делать, приходится с этим примириться.
Он взглянул на часы и продолжал:
– Вы спрашиваете, зачем я вас везу в Марсель, мистер Падди? Я вам это объясню. У нас достаточно времени для разговоров. Волей-неволей вы должны довольствоваться моим обществом. Не выходите из себя. Вы сами скоро поймете, почему мне так необходимо ваше присутствие.
– Сбросьте же, наконец, маску!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29