Асбьёрн Краг смотрел на Гарнеса и недоумевал. Сначала Гарнес ходил беспокойно по комнате взад-вперед перед детективом, стараясь овладеть собой, потом остановился как вкопанный, посредине помещения и стоял так неподвижно, что даже кончики пальцев не дрогнули и застыли веки. Я знал такое состояние, когда крайнее раздражение и большая нервозность переходили в абсолютное спокойствие, тогда как нервное напряжение внутри готово было привести к взрыву.
– Лесничий Блинд выходил отсюда в одиннадцать часов вчерашним вечером, – начал детектив. – В отеле-пансионе его видели в девять часов. Есть повод предполагать, что он пробыл в вашей усадьбе полтора часа. Правда ли это?
– Да. Это правда.
– Что он у вас делал?
– Он пришел по важному делу. – Очень важному?
– Да. Он просил руки моей сестры.
После этого ответа наступила тревожная тишина, которая длилась несколько секунд. Потом Асбьёрн Краг спросил:
– Выходя от вас, Блинд был счастлив или разочарован?
– Думаю, он был очень счастлив, – ответил Гарнес. – Он очень любил мою сестру, а она обещала ему выйти за него замуж.
Не ожидая того, как детектив поведет дальше беседу, я вмешался.
– Он ничего не говорил о том, что у него есть враги? – спросил я.
– Секунду… Кажется, я кое о чем вспоминаю… Асбьёрн Краг пытливо посмотрел па меня краем глаза и тут же поставил следующий вопрос:
– Значит, что-то было? Он упоминал какие-нибудь имена?
– Нет, этого не произошло. Он был такой радостный и довольный, что мысль о врагах лишь совсем немного снизила его хорошее настроение. Помню, перед самым уходом он воскликнул: «Ох, сколько будет завистников у меня! Сколько у меня появилось теперь врагов!»
– Вы благословили будущий брак? – спросил Краг.
– Конечно, – ответил Гарнес.
– Почему конечно?
– Сестра этого хотела. Мне никогда бы не пришло в голову пойти против ее желании.
– В таком случае мне хочется задать вам несколько непосредственно связанных с этим вопросов, – продолжал Асбьёрн Краг. – Одобряли ли вы их связь?
– Нет, – ответил Гарнес, помедлив.
– Почему нет?
– Видите ли, я не любил лесничего. Он мне не нравился. Сначала мне казалось, что он самонадеян и нагл, по мере того как я его узнавал, это впечатление усиливалось. Даже сейчас, когда он получил согласие моей сестры, он мне остался противен. Его распирало ликование.
Асбьёрн Краг неожиданно оживился.
– Что вы имели в виду, употребляя слово «ликование»? – спросил он.
– Ну, как сказать… Просто слово появилось и…
– Это слово имеет разные значения. Оно могло означать: человек счастлив, что соединяет свою жизнь с жизнью Вашей сестры. Но может быть и другое – эгоистическое чувство, что именно он станет мужем вашей сестры, что именно он получил это счастье. Ну и как?
– Я имел в виду ликование эгоиста. В нем было что-то эгоистичное.
– Когда вам стало известно о несчастье, вы были поражены?
– Это слишком мягкое слово, – ответил Гарнес. – Я был потрясен.
– А ваша сестра?
– Она проплакала целый день. Сейчас она отправилась отдыхать, чувствует себя больной, в полной депрессии. – Хотелось бы с нею поговорить. Гарнес сразу забеспокоился, даже начал заикаться.
– Эт-того нельзя с-сделать… – сказал он. – Она в постели.
Асбьёрн Краг ничего не сказал. Внезапно он начал интересоваться меблировкой комнаты. Потолок здесь был достаточно низким, как в большинстве старых усадеб, мебель старая, кресла покрыты полосатой светлой обивкой.
– Просто обожаю посещать старые поместья, – заметил детектив, поднимаясь. – Мы можем осмотреть остальные комнаты, господин Гарнес?
– Конечно, – ответил Гарнес. – Но вы приехали не совсем вовремя, в разгар полевых работ, и у меня нет возможности уделить вам должное внимание.
– Это ничего.
Детектив выглянул из окна. Удовлетворенно кивнул. На дворе стоял управляющий и держал за узду лошадь, хотя это было совершенно необязательно. Управляющий держал лошадь, которая стригла ушами и отмахивалась хвостом от мух. Я был почти уверен, что управляющий поджидает возвращения детектива.
Гарнес провел нас по старым помещениям. Асбьёрн Краг осматривал все с живым интересом, спрашивал о том о сем, надоедал вопросами, хотел знать, сколько лет назад была сделана мебель и кто изображен на семейных портретах. Над письменным столом Гарнеса висела фотография, сделанная на бромосеребряной бумаге. На ней был запечатлен старый мужчина с козлиной бородкой, проницательными глазами и крючковатым носом.
– Кто это? – спросил Краг.
– Мой отец, – сухо ответил Гарнес.
Я начал делать детективу знаки, чтобы он не спрашивал обо всем подряд, особенно не вспоминал рассказ рыбака о трагической гибели старика. Но детектив или не видел моих знаков, или не хотел их замечать.
– Его уже нет в живых? – спросил Краг.
– Да, – ответил Гарнес и резко отворил дверь в другую комнату.
– Как он умер?
– Умер насильственной смертью, – пробормотал Гарнес.
– Ах, так… Насильственная смерть?.. Гм…
Детектив стоял перед фотографией и изучал ее, но когда Гарнес стал лихорадочно говорить о других делах, должен был оторваться от снимка.
Гарнес показал нам также комнаты сестры. – Но ведь она… – удивленно начал Краг. – Что она, извините?
– Вы сказали, что она лежит в постели.
– Да, так оно и есть. Но она лежит в другой комнате. – Гарнес оглядел залитую солнцем спальню сестры и добавил – Она отдыхает в комнате, где сейчас тень.
– Ах так…
Мы пошли дальше и оказались в библиотеке Гарнеса. Он был большим любителем книг. В библиотеке стоял полумрак, так как единственное окно было закрыто плотной шторой.
– Вот и все, – сказал Гарнес. – Все вам показал.
– А куда ведет эта дверь? – спросил Асбьёрн Краг, показывая на двухстворчатую дверь.
Гарнес заслонил собой дверь, как бы охраняя ее.
– Там спит моя сестра, – сказал он.
Я помимо воли вздрогнул. В голосе этого мужчины снова появились нотки безнадежности и отрешенности. Я вспомнил фигуру управляющего, когда он в тот трагический вечер преградил мне доступ в дом.
Не знаю, заметил ли Асбьёрн Краг перемену в настроении нашего хозяина. Похоже, это не производило на него никакого впечатления. Мысли его снова сделали поворот в сторону убийства, потому что, когда мы медленными шагами покидали библиотеку, возвращаясь той же самой дорогой, он спросил:
– Как вы считаете, кто мог быть убийцей? Гарнес остановился и оперся рукой о спинку кресла.
– Этого я не представляю, – ответил он.
– А что думает сестра?
– Для нее это тоже загадка.
– А вы не слышали никаких разговоров, которые могли бы иметь значение для следствия?
– Нет. Ничего. Все слухи, связанные с убийством, могут только затемнить истину и усложнить раскрытие тайны.
– Видимо, вы правы, – согласился Краг.
Мы собирались попрощаться с Гарнесом, когда детектив опять проявил любопытство.
– Но ведь есть еще железная коляска? – спросил он.
– Коляска? – переспросил Гарнес, ничего не понимая.
– Ах, вы не знаете, – сделал вывод Асбьёрн Краг. – В ту ночь, когда произошло убийство, слышали тарахтенье железной коляски.
Владелец усадьбы усмехнулся. Это была странная, вымученная усмешка.
– Это старая побасенка, – сказал он. – В воображении людей снова появилась эта старая побасенка. А что вы слышали о железной коляске?
– Я не верю в духов, – ответил Асбьёрн Краг. – Однако на плоскогорье слышался грохот железной коляски. Это совершенно точно.
– Ну и что?
– А то, что нам приходится иметь дело с коляской, но не призрачной коляской, а с действительно существующей. В пределах мили лошадей имеете вы, пастор и ленсман. Лошадь пастора не запрягали. Ленсмана тоже.
– И моих тоже нет, – поспешно сказал Гарнес.
В это время через открытое окно в комнату посмотрел управляющий, помогавший лошади ленсмана отмахиваться от настырных мух. Гарнес неожиданно занервничал, приложил руку ко лбу.
– У вас впереди долгая дорога, – сказал он (хотя нам предстоял вовсе не длинный путь), – хорошо было бы дать лошади немного овса.
Ленсман, смущенный этим, слегка запротестовал. Сказал, что этого не нужно, но Гарнес все же выбежал во двор. Мы двинулись следом за ним.
И сразу стало ясно, что предложение дать лошади овса оказалось всего лишь предлогом. Предлогом Бог знает для чего, но именно им. Это было ясно как на ладони. Гарнес поспешно подошел к управляющему и шепнул ему несколько слов, поглаживая при этом морду лошади. Довольная лошадь вытянула шею и показала белые зубы. Эту сцену наблюдали одинаково отчетливо ленсман и я. Только Асбьёрн Краг был заинтересован чем-то другим. Усмехаясь, он присматривался к маленькой черно-белой собаке, ворчавшей на нас. Глаза собаки угрожающе смотрели на нас, были Круглыми и черными, как выходные отверстия ружья.
Мы сели в коляску. Асбьёрн Краг помахал на прощанье Гарнесу рукой.
– До свидания! – сказал он. – Надеюсь, встретимся. Буду жить в отеле.
При этих словах он посмотрел на управляющего, который стоял с опущенными глазами.
– Не понимаю, почему вы не расспросили управляющего, – сказал я, когда мы ехали по аллее.
– О чем?
– Конечно, о том, какая лошадь из усадьбы Гарнеса была в ту ночь в дороге. А?
– Мне это показалось совершенно ненужным, – ответил детектив.
Мы выехали на открытое плато. Асбьёрн Краг надвинул на глаза соломенную шляпу, заслоняясь от солнца, которое жгло безжалостно. На его коленях покачивался кофр с фотографическим аппаратом. Долго длилось молчание. Но у меня было ощущение, что мысли детектива интенсивно роятся под его соломенной шляпой.
– Как он умер? – спросил детектив.
– Кто?
– Старик, отец владельца усадьбы.
– Утонул.
– Значит, он не был убит? – спросил Асбьёрн Краг.
– Нет, – ответил я.
Глава четвертая
УПРАВЛЯЮЩИЙ
В течение нескольких дней не произошло ничего достойного внимания. Трагическое происшествие не оставило курортников равнодушными. Несколько отдыхающих покинули отель-пансион.
Да я и сам хотел уехать, но Асбьёрн Краг усиленно просил меня остаться. Он утверждал, что я окажу ему неоценимую помощь. Студент-медик, который в глубине души преклонялся перед участниками следствия, во всяком случае, он зеленел от зависти, потому что Асбьёрн Краг о нем не хотел и слышать, тот мог помочь. Но каким образом я мог оказать содействие детективу, я не понимал. До сих пор по крайней мере никакой помощи он от меня не получил. Как раз наоборот. Время от времени я критиковал его метод расследования. Его метод порой мне казался очень странным и вовсе не подходящим для энергичного детектива. Дни у Крага проходили в бездеятельности, он долго спал, чуть ли не до полудня, систематически завтракал, обедал и ужинал, купался и ходил на прогулки. Короче говоря, вел себя совсем как джентльмен на каникулах. Если кто-нибудь его расспрашивал о ходе следствия, он не отвечал вообще или саркастически смотрел на спрашивающего, прищурив глаза. А если что и говорил в ответ, так только передавал версии на тему о поводах для убийства, причем часто ограничивался тем, что слышал от самих курортников, местных жителей или полицейских. К ним он прислушивался терпеливо, а когда рассказчик доходил до выводов, утверждая, что случилось это, по его мнению, так, мол, и так, Асбьёрн Краг многозначительно произносил:
– Эге…
Или же говорил:
– Да, да… гм… эге…
Когда его спрашивали прямо: «А каково ваше мнение?»– он делал вид, что захвачен вопросом врасплох.
– Знаете… у меня совсем не было времени, чтобы выработать собственное мнение.
Бог знает, чем он, собственно, занимался. На основании того, что я видел сам, могу заявить: он не проводил самого простого расследования. Если он порой во время прогулки встречал владельца поместья Гарнеса, он разговаривал с ним о видах на урожай.
В один прекрасный день настроение курортников, немного успокоившихся, снова омрачилось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23