Кто же, в конце концов, этот человек? Опасный тип, в отношении которого мои возникшие подозрения могут быть обоснованными, или… обычный человек, которому, возможно, доставляет удовольствие помогать иностранке?..
Кем бы он ни был, я решила, что лучше всего ответить ему сейчас правдиво.
– Я хочу идти к сыну, собственно, затем, чтобы оставить ему тяжелые сумки, он их привезет вечером на машине. Я так запланировала, ведь трудно было рассчитывать на вероятность встречи с вами. К тому же, как мы уже выяснили, мы не верим в случайности. А я, как обычно, стараюсь выполнить то, что запланировала.
Последняя фраза была неискренней, и уж не знаю, каким чудом он это понял.
– Если бы мне требовалось нанять на работу плановика, то я никогда бы не нанял на эту должность вас, и, пожалуй, вы бы не удивились, правда?
Он сказал это так забавно, что я невольно усмехнулась. Просто невероятно, как он умеет посредством интонаций манипулировать человеком.
– Ваш сын, как мне кажется, не работает в здешнем гастрономе?
Мое удивление этим вопросом было неподдельным. Я вытаращила на него глаза:
– Для того, чтобы работать в этой области, не нужно выезжать на несколько лет из своей страны, – сказала я наконец.
– Вы ошибаетесь, много иностранцев приезжает сюда как раз для этого.
Мне тут же вспомнился югослав из кафе с террасой, но я промолчала.
За соседним столиком послышались возбужденные голоса. Высокий голландец сразу будто бы забыл обо мне – казалось, он внимательно вслушивается в разговор, который вели сидящие там две девушки и парень. Разговор, пожалуй, беспорядочный, потому что никто из них не говорил нормально, все трое бросали лишь отдельные фразы и производили впечатление чем-то обеспокоенных. Наконец парень встал из-за стола и исчез в глубине зала за буфетом.
Высокий голландец, как бы опомнившись, вспомнил обо мне:
– Извините, но случайно до меня долетел обрывок разговора, который неожиданно оказался крайне интересным.
Я решила отомстить:
– И благодаря этому вы обрели давно утраченную веру в существование случайностей, а я стала свидетелем этого.
Он кивнул с деланной серьезностью и снова на момент напомнил мне того симпатичного голландца. Затем он внимательно осмотрел зал, изучая каждый столик, и снова обратился ко мне:
– Итак, в соответствии с вашей привычкой не выполнять планы моя жалкая «тойота» отвезет ваши прилично набитые сумки.
– Но я хотела бы оставить их у сына, чтобы иметь возможность свободно погулять по городу, – сказала я довольно жалобно.
– В этом смысле я ручаюсь, что багажник или сиденье «тойоты» полностью заменят вам сына.
К столику почти бегом вернулся парень, который отошел три минуты назад, и приглушенным голосом что-то сказал девушкам. Они сорвались с места. Одна, уже стоя, нервно рылась в сумочке, наконец достала какие-то мятые деньги, положила их на столик, и все трое быстро улетучились.
Их поведение не прошло мимо внимания высокого голландца. Он наклонился ко мне:
– Извините, я на минутку. – Он поднялся и тут же исчез, тем более что буфет заслонял от меня зал.
Немного смущенная, я заколебалась, не воспользоваться ли этой возможностью и не убежать ли из кафе, как это сделали те, с соседнего столика. Однако я не заплатила по счету и не знала, сколько нужно платить, а ножницы цен в этой стране бывают большими. Я с нетерпением стала высматривать официантку, размышляя, смогу ли я уйти до его возвращения или нет; я ведь хотела сама заплатить за свои два кофе и пирожное. Не хватало еще, чтобы он ссужал меня…
Как назло, официантка все не появлялась. Прошло десять или пятнадцать минут. Я заметила, что некоторые посетители тоже ждут ее с нетерпением, вглядываясь в глубь невидимого для меня зала. Наконец, судя по внезапному оживлению за столиками, ее, кажется, заметили – значит, официантка сейчас появится. Я погасила сигарету. Но она все не появлялась.
Разозленная, думая о том, что высокий голландец сейчас вернется, я вынула очередную сигарету, но напрасно пыталась зажечь мою разовую зажигалку. Как на грех, именно сейчас в ней кончился газ. Я снова оглядела зал, высматривая, у кого можно прикурить, и тут заметила, что все сидящие смотрят в одну сторону, на что именно – я не могла видеть из моего угла. Неужели в этом довольно скромном кафе появилась какая-нибудь знаменитость? Вход в кафе мне также не был виден.
Я встала и, обогнув столики у стены, подошла к следующему столику, извинилась и попросила огонька. Какая-то девушка без слов щелкнула зажигалкой и дала мне прикурить. Поблагодарив, я спросила:
– Что-нибудь случилось? Пришел кто-то знаменитый? Девушка пожала плечами и буркнула:
– Посмотрите сами…
Я повернулась в направлении зала. У входных дверей стояли двое полицейских в мундирах. У буфета толстяк в гражданском разговаривал с сидящим за кассой худым серым человеком, похожим на владельца кафе. Две официантки и бармен образовали тесную группу неподалеку.
– Кого-то обокрали? – Я снова повернулась к девушке.
Она пожала плечами, теперь уже молча. Я вернулась к своему столику.
«Хорошенькое дело, – подумала я, – в ближайший час наверняка никого не выпустят». Посмотрела на часы – половина третьего. А около четырех мне нужно быть дома.
Теперь все останутся сидеть на своих местах, так всегда бывает в случае обнаружения кражи. А тем, кто находился в туалете, нельзя вернуться в зал. Я улыбнулась про себя: высокий голландец наверняка стоит у дверей туалета, злой… Я с удовлетворением констатировала, что нахожусь в лучшем положении – сижу вполне удобно. Если бы мне захотелось есть, в сумке у меня фрукты. Жаль только, подвела зажигалка. Хорошо, что толстый полицейский в штатском, занятый разговором, не заметил, как я подходила к тому столику. Если бы заметил, сразу приказал бы мне вернуться на место и добавил бы еще что-нибудь неприятное. Больше прикуривать не буду, выдержу без сигарет. Это лучше, чем торчать у дверей туалета.
Я ждала развития событий с большим интересом. Мне было любопытно, станут ли осматривать мои сумки и найдут ли вора. Через некоторое время с улицы донесся пронзительный звук машины, едущей с включенной сиреной. Этот звук все приближался и оборвался у витрины кафе. Сразу же все головы повернулись к входу, а потом снова в глубь зала. Наступила мертвая тишина. Слышны были лишь тяжелые шаги нескольких человек. Сильно хлопнула входная дверь. Зал ожил, зашумел, как будто все сразу начали говорить. Но вот через этот шум пробился чей-то громкий бас, он становился тем громче, чем быстрее стихали другие голоса. Наконец продолжал звучать только он один. Я не выдержала, встала и сделала несколько шагов, чтобы увидеть владельца этого баса и понять, что происходит.
Басом говорил толстяк в штатском, который раньше разговаривал с худым хозяином кафе. Все его слова были для меня абракадаброй, так как произносились они по-голландски. Зал реагировал по-разному. Одни смотрели на говорящего с удивлением, другие слушали с опущенными головами, обменивались взглядами с соседями. Лишь я одна стояла, как бы подчеркивая этим важность произносимых толстяком слов. Наконец, осознав смешное положение, в котором очутилась, я вернулась к своему столику. Пока шла, успела заметить, что полицейских у дверей уже нет.
Толстяк умолк, подождал минуту и еще раз кратко и словно бы с нажимом, так как отдельные слова он разделял паузами, что-то добавил, после чего замолчал надолго. За столиками зашумели, сначала робко, потом вполне нормально. Началось движение. Из глубины зала вынырнула официантка и, ловко лавируя между столиками, стала собирать причитающиеся деньги и принимать заказы.
А высокий голландец так и не вернулся.
Меня ужасно интересовало, что здесь, собственно, произошло, о чем говорил толстяк. Если бы я была в возрасте этой публики, то наверняка подошла бы к первому же столику и спросила. Но я не была в их возрасте, поэтому ждала официантку, чтобы спросить ее. Наконец дождалась.
– Что здесь произошло? Я не знаю голландского, а из своего угла ничего не могла видеть…
– Кому-то стало плохо, – ответила она коротко, собирая посуду.
Я сразу подумала о высоком голландце.
– Этот «кто-то» пожилой? Мужчина?
– Нет, молодой парень, – буркнула она и отошла. Я сорвалась за ней.
– Мне надо оплатить счет!
– Тот господин, что сидел с вами, оплатил, прежде чем уйти.
– Когда?
– О, еще до всего этого… – Она неопределенно махнула рукой в сторону «всего» и поплыла к другим столикам.
Я глупо продолжала стоять, ничего не понимая. Если кто-то в такой ситуации извиняется и говорит: «Я на минутку», то это значит, что он идет в туалет или к телефону. А голландец воспользовался ситуацией, чтобы незаметно уйти. Незаметно только для меня, потому что с официанткой он рассчитался.
Я взяла со столика сигареты и в буфете попросила спички. Спичек в продаже не было, но бармен услужливо дал мне прикурить. Неподалеку сидел толстяк в штатском в очках, поднятых на лоб, и что-то писал в большой записной книжке. Не раздумывая я подошла к нему. Не переставая писать, он поднял голову и левой рукой сделал жест, приглашающий меня сесть. Меня это удивило, потому что я и слова еще не успела произнести. Усевшись, я продекламировала: меня, мол, интересует, что он говорил присутствующим, поскольку сама я иностранка и голландского не знаю. Пальцем он сдвинул на нос очки с толстыми стеклами – наверное, был сильно близорук.
– Я просил, чтобы те, кто знал того парня или ребят, с которыми он был, подошли ко мне поговорить.
– Из этого следует, что он был без сознания и не имел при себе никаких документов?
– Вы не видели, как его выносили?
– Нет, я сидела в углу за буфетом и лишь минуту назад узнала от официантки, что кому-то стало плохо.
Через толстые стекла на меня смотрели уменьшенные выпученные глаза.
– Его вынесли накрытым. Вы, наверное, понимаете, что это значит?
– Умер?
– Ну да. Классический случай «золотого выстрела».
– Кто же его убил, здесь?
Толстяк вынул замшевый мешочек с табаком и старательно, ровненько начал свертывать сигарету. Ответил он, только когда прикурил:
– Убийца тот, кто продал ему порцию героина.
– Значит ли это, что парень был наркоман, а героин был с ядом?
– Конечно, наркоман. – Он затянулся и выпустил клуб дыма. – Не он один наркоман из тех парней и девушек, которые сюда приходят. – Толстяк подбородком показал в зал. – А героин, который он вколол себе, не должен был содержать никакого другого яда, способного вызвать смерть. Тут другое. Стойкость организма к наркотикам меняется со временем. Сначала хватает малой дозы, потом требуется все больше, чтобы достичь того же эффекта. Наркоман, который вводит себе уже, например, пять кубиков, если ему не удалось добыть денег на героин, через несколько дней начинает «голодать». За это время стойкость его организма к наркотику может снизиться. Когда же он наконец добудет деньги, купит наркотик и введет его себе в той же самой дозе – пять кубиков, то может оказаться, что эта доза, которая раньше была для него предельной, теперь стала токсичной и вызвала отравление или смерть. На языке наркоманов это называется «золотой выстрел». Поэтому нельзя делать перерыв в приеме наркотиков. После перерыва никогда неизвестно, превысит ли прежняя доза предельное значение. Если да, результат может быть печальным: поражение центральной нервной системы и смерть.
– Тот юноша сделал себе укол здесь, в кафе?
– В туалете, они обычно там это делают. Он, скорее всего, купил наркотик незадолго до этого, может быть, здесь же, в кафе. Хорошо хоть, что при нем были документы. Я всем назвал его имя, фамилию и причину смерти. Я сказал также, что доза, которую он ввел себе, могла быть больше, чем та, какую указал ему продавец, поэтому для пользы тех, кто может у того же самого продавца купить чрезмерную дозу, я попросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Кем бы он ни был, я решила, что лучше всего ответить ему сейчас правдиво.
– Я хочу идти к сыну, собственно, затем, чтобы оставить ему тяжелые сумки, он их привезет вечером на машине. Я так запланировала, ведь трудно было рассчитывать на вероятность встречи с вами. К тому же, как мы уже выяснили, мы не верим в случайности. А я, как обычно, стараюсь выполнить то, что запланировала.
Последняя фраза была неискренней, и уж не знаю, каким чудом он это понял.
– Если бы мне требовалось нанять на работу плановика, то я никогда бы не нанял на эту должность вас, и, пожалуй, вы бы не удивились, правда?
Он сказал это так забавно, что я невольно усмехнулась. Просто невероятно, как он умеет посредством интонаций манипулировать человеком.
– Ваш сын, как мне кажется, не работает в здешнем гастрономе?
Мое удивление этим вопросом было неподдельным. Я вытаращила на него глаза:
– Для того, чтобы работать в этой области, не нужно выезжать на несколько лет из своей страны, – сказала я наконец.
– Вы ошибаетесь, много иностранцев приезжает сюда как раз для этого.
Мне тут же вспомнился югослав из кафе с террасой, но я промолчала.
За соседним столиком послышались возбужденные голоса. Высокий голландец сразу будто бы забыл обо мне – казалось, он внимательно вслушивается в разговор, который вели сидящие там две девушки и парень. Разговор, пожалуй, беспорядочный, потому что никто из них не говорил нормально, все трое бросали лишь отдельные фразы и производили впечатление чем-то обеспокоенных. Наконец парень встал из-за стола и исчез в глубине зала за буфетом.
Высокий голландец, как бы опомнившись, вспомнил обо мне:
– Извините, но случайно до меня долетел обрывок разговора, который неожиданно оказался крайне интересным.
Я решила отомстить:
– И благодаря этому вы обрели давно утраченную веру в существование случайностей, а я стала свидетелем этого.
Он кивнул с деланной серьезностью и снова на момент напомнил мне того симпатичного голландца. Затем он внимательно осмотрел зал, изучая каждый столик, и снова обратился ко мне:
– Итак, в соответствии с вашей привычкой не выполнять планы моя жалкая «тойота» отвезет ваши прилично набитые сумки.
– Но я хотела бы оставить их у сына, чтобы иметь возможность свободно погулять по городу, – сказала я довольно жалобно.
– В этом смысле я ручаюсь, что багажник или сиденье «тойоты» полностью заменят вам сына.
К столику почти бегом вернулся парень, который отошел три минуты назад, и приглушенным голосом что-то сказал девушкам. Они сорвались с места. Одна, уже стоя, нервно рылась в сумочке, наконец достала какие-то мятые деньги, положила их на столик, и все трое быстро улетучились.
Их поведение не прошло мимо внимания высокого голландца. Он наклонился ко мне:
– Извините, я на минутку. – Он поднялся и тут же исчез, тем более что буфет заслонял от меня зал.
Немного смущенная, я заколебалась, не воспользоваться ли этой возможностью и не убежать ли из кафе, как это сделали те, с соседнего столика. Однако я не заплатила по счету и не знала, сколько нужно платить, а ножницы цен в этой стране бывают большими. Я с нетерпением стала высматривать официантку, размышляя, смогу ли я уйти до его возвращения или нет; я ведь хотела сама заплатить за свои два кофе и пирожное. Не хватало еще, чтобы он ссужал меня…
Как назло, официантка все не появлялась. Прошло десять или пятнадцать минут. Я заметила, что некоторые посетители тоже ждут ее с нетерпением, вглядываясь в глубь невидимого для меня зала. Наконец, судя по внезапному оживлению за столиками, ее, кажется, заметили – значит, официантка сейчас появится. Я погасила сигарету. Но она все не появлялась.
Разозленная, думая о том, что высокий голландец сейчас вернется, я вынула очередную сигарету, но напрасно пыталась зажечь мою разовую зажигалку. Как на грех, именно сейчас в ней кончился газ. Я снова оглядела зал, высматривая, у кого можно прикурить, и тут заметила, что все сидящие смотрят в одну сторону, на что именно – я не могла видеть из моего угла. Неужели в этом довольно скромном кафе появилась какая-нибудь знаменитость? Вход в кафе мне также не был виден.
Я встала и, обогнув столики у стены, подошла к следующему столику, извинилась и попросила огонька. Какая-то девушка без слов щелкнула зажигалкой и дала мне прикурить. Поблагодарив, я спросила:
– Что-нибудь случилось? Пришел кто-то знаменитый? Девушка пожала плечами и буркнула:
– Посмотрите сами…
Я повернулась в направлении зала. У входных дверей стояли двое полицейских в мундирах. У буфета толстяк в гражданском разговаривал с сидящим за кассой худым серым человеком, похожим на владельца кафе. Две официантки и бармен образовали тесную группу неподалеку.
– Кого-то обокрали? – Я снова повернулась к девушке.
Она пожала плечами, теперь уже молча. Я вернулась к своему столику.
«Хорошенькое дело, – подумала я, – в ближайший час наверняка никого не выпустят». Посмотрела на часы – половина третьего. А около четырех мне нужно быть дома.
Теперь все останутся сидеть на своих местах, так всегда бывает в случае обнаружения кражи. А тем, кто находился в туалете, нельзя вернуться в зал. Я улыбнулась про себя: высокий голландец наверняка стоит у дверей туалета, злой… Я с удовлетворением констатировала, что нахожусь в лучшем положении – сижу вполне удобно. Если бы мне захотелось есть, в сумке у меня фрукты. Жаль только, подвела зажигалка. Хорошо, что толстый полицейский в штатском, занятый разговором, не заметил, как я подходила к тому столику. Если бы заметил, сразу приказал бы мне вернуться на место и добавил бы еще что-нибудь неприятное. Больше прикуривать не буду, выдержу без сигарет. Это лучше, чем торчать у дверей туалета.
Я ждала развития событий с большим интересом. Мне было любопытно, станут ли осматривать мои сумки и найдут ли вора. Через некоторое время с улицы донесся пронзительный звук машины, едущей с включенной сиреной. Этот звук все приближался и оборвался у витрины кафе. Сразу же все головы повернулись к входу, а потом снова в глубь зала. Наступила мертвая тишина. Слышны были лишь тяжелые шаги нескольких человек. Сильно хлопнула входная дверь. Зал ожил, зашумел, как будто все сразу начали говорить. Но вот через этот шум пробился чей-то громкий бас, он становился тем громче, чем быстрее стихали другие голоса. Наконец продолжал звучать только он один. Я не выдержала, встала и сделала несколько шагов, чтобы увидеть владельца этого баса и понять, что происходит.
Басом говорил толстяк в штатском, который раньше разговаривал с худым хозяином кафе. Все его слова были для меня абракадаброй, так как произносились они по-голландски. Зал реагировал по-разному. Одни смотрели на говорящего с удивлением, другие слушали с опущенными головами, обменивались взглядами с соседями. Лишь я одна стояла, как бы подчеркивая этим важность произносимых толстяком слов. Наконец, осознав смешное положение, в котором очутилась, я вернулась к своему столику. Пока шла, успела заметить, что полицейских у дверей уже нет.
Толстяк умолк, подождал минуту и еще раз кратко и словно бы с нажимом, так как отдельные слова он разделял паузами, что-то добавил, после чего замолчал надолго. За столиками зашумели, сначала робко, потом вполне нормально. Началось движение. Из глубины зала вынырнула официантка и, ловко лавируя между столиками, стала собирать причитающиеся деньги и принимать заказы.
А высокий голландец так и не вернулся.
Меня ужасно интересовало, что здесь, собственно, произошло, о чем говорил толстяк. Если бы я была в возрасте этой публики, то наверняка подошла бы к первому же столику и спросила. Но я не была в их возрасте, поэтому ждала официантку, чтобы спросить ее. Наконец дождалась.
– Что здесь произошло? Я не знаю голландского, а из своего угла ничего не могла видеть…
– Кому-то стало плохо, – ответила она коротко, собирая посуду.
Я сразу подумала о высоком голландце.
– Этот «кто-то» пожилой? Мужчина?
– Нет, молодой парень, – буркнула она и отошла. Я сорвалась за ней.
– Мне надо оплатить счет!
– Тот господин, что сидел с вами, оплатил, прежде чем уйти.
– Когда?
– О, еще до всего этого… – Она неопределенно махнула рукой в сторону «всего» и поплыла к другим столикам.
Я глупо продолжала стоять, ничего не понимая. Если кто-то в такой ситуации извиняется и говорит: «Я на минутку», то это значит, что он идет в туалет или к телефону. А голландец воспользовался ситуацией, чтобы незаметно уйти. Незаметно только для меня, потому что с официанткой он рассчитался.
Я взяла со столика сигареты и в буфете попросила спички. Спичек в продаже не было, но бармен услужливо дал мне прикурить. Неподалеку сидел толстяк в штатском в очках, поднятых на лоб, и что-то писал в большой записной книжке. Не раздумывая я подошла к нему. Не переставая писать, он поднял голову и левой рукой сделал жест, приглашающий меня сесть. Меня это удивило, потому что я и слова еще не успела произнести. Усевшись, я продекламировала: меня, мол, интересует, что он говорил присутствующим, поскольку сама я иностранка и голландского не знаю. Пальцем он сдвинул на нос очки с толстыми стеклами – наверное, был сильно близорук.
– Я просил, чтобы те, кто знал того парня или ребят, с которыми он был, подошли ко мне поговорить.
– Из этого следует, что он был без сознания и не имел при себе никаких документов?
– Вы не видели, как его выносили?
– Нет, я сидела в углу за буфетом и лишь минуту назад узнала от официантки, что кому-то стало плохо.
Через толстые стекла на меня смотрели уменьшенные выпученные глаза.
– Его вынесли накрытым. Вы, наверное, понимаете, что это значит?
– Умер?
– Ну да. Классический случай «золотого выстрела».
– Кто же его убил, здесь?
Толстяк вынул замшевый мешочек с табаком и старательно, ровненько начал свертывать сигарету. Ответил он, только когда прикурил:
– Убийца тот, кто продал ему порцию героина.
– Значит ли это, что парень был наркоман, а героин был с ядом?
– Конечно, наркоман. – Он затянулся и выпустил клуб дыма. – Не он один наркоман из тех парней и девушек, которые сюда приходят. – Толстяк подбородком показал в зал. – А героин, который он вколол себе, не должен был содержать никакого другого яда, способного вызвать смерть. Тут другое. Стойкость организма к наркотикам меняется со временем. Сначала хватает малой дозы, потом требуется все больше, чтобы достичь того же эффекта. Наркоман, который вводит себе уже, например, пять кубиков, если ему не удалось добыть денег на героин, через несколько дней начинает «голодать». За это время стойкость его организма к наркотику может снизиться. Когда же он наконец добудет деньги, купит наркотик и введет его себе в той же самой дозе – пять кубиков, то может оказаться, что эта доза, которая раньше была для него предельной, теперь стала токсичной и вызвала отравление или смерть. На языке наркоманов это называется «золотой выстрел». Поэтому нельзя делать перерыв в приеме наркотиков. После перерыва никогда неизвестно, превысит ли прежняя доза предельное значение. Если да, результат может быть печальным: поражение центральной нервной системы и смерть.
– Тот юноша сделал себе укол здесь, в кафе?
– В туалете, они обычно там это делают. Он, скорее всего, купил наркотик незадолго до этого, может быть, здесь же, в кафе. Хорошо хоть, что при нем были документы. Я всем назвал его имя, фамилию и причину смерти. Я сказал также, что доза, которую он ввел себе, могла быть больше, чем та, какую указал ему продавец, поэтому для пользы тех, кто может у того же самого продавца купить чрезмерную дозу, я попросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30