Похлопал по щекам.
- Очнись, ма. Слышишь? Очнись.
Она приподняла отяжелевшие веки и мутно, непонимающе посмотрела на сына.
- Я это. Я.
Она угрюмо набычилась и замахала руками.
- Во лепит... Кого ты бить собралась?.. Дает. Ну, валяй - подешевело... Успокойся! Врежу! Тихо! Не узнала, что ли? - поймал ее за руки, она пискнула и задергалась, тыкаясь лбом ему в грудь, буйно сопротивляясь. Слушай, ма. Заработаешь. Не выводи меня.
А ну - прекрати! Смирно! - стиснул ее за плечи и потряс. - Да очнись ты, е-мое! - Ока брыкалась, отпихивая его от себя, и он наотмашь ударид ее пс лицу. - Дубина... Ух, свалилась на мою голову! - Она пьяненько заскулила к извернулась: сползла вместе с подушкой на пол и голову сунула под кровать. - Куда? Я те залезу. Вылазь! Вставай! Подымайся, говорю! поднял и прижал к себе. - Вот. Так-то лучше. А то - ишь, драться. Я те подерусь, - она уже не буйствовала, она, смирившись, плакала. - Ладушки, ладушки, где были, у бабушки... Так, маманя. Давай телогреечку... снимем.
Не возражаешь?.. А платок тебе зачем? - поднял на руки, как малого ребенка. - У-тн, махонькая. У-тютю. Ты моя ненаглядная. Пойдем баиньки, ладно? Пойдем, - оправив постель, уложил ее, укрыв одеялом.
Принес воды. Напоил. Поцеловал в исцарапанную щеку. - Баю-баюшки-баю, не ложнся на краю. Спи. Глазки - хоп. И на бочок. Где у нас правый бочок? Правильно, молодец. Вот и спи.
6
Когда-то, еще до армии, за мотоцикл душу бы заложил, если что. Езду любил без памяти. Лихую, не пресную, обязательно с риском. Ух, давали они тогда ночами стране угля.
А теперь остывать стал. Вот и "Ява" своя, новенькая, а просто так, чтобы покататься, уже и не брал.
Да и времени нет. Делами они ворочали покрупнее.
И все-таки, когда нужда заставляла, когда выводил дружка из гаража дяди Коли, и прыгал в седло, и чувствовал, как он послушен, как молодо взрезывает, все обмирало внутри и сердце екало. Сами собой расправлялись плечи, и он чувствовал, что снова свободен и уверен в себе, и горд. Припоминалось былое, и хотелось, как прежде, побеситься, поозорничать, лихо поегозить на дороге, подрезая ленивые грузовики, обходя то слева, то справа, прямо по обочине, окатывая пылью чопорные легковухи.
И сейчас, мчась по знакомому шоссе, он сбавлял до восьмидесяти только в населенных пунктах. Ну, и там, где посты, конечно - ii не потому, что боялся просечек (шеф немедленно достал бы ему новый талон), а просто неохота было со служаками разговаривать.
Проскочил Балки, Зякино и свернул налево, как у Катерины на схеме нарисовано. Сбавил скорость, и давай прочесывать местность, деревню за деревней. Едва не промахнул. На истерзанном щите: "П...во...е", и он догадался - Привольное. И по приметам сходится - изб двенадцать по обе стороны от шоссе. И дом достроенный на околице, через три от магазина.
Свел мотоцикл в кювет, припрятал в кустах бузины, чтоб не отсвечивал. Ткнул калитку - не заперто. Вошел за ограду. На цыпочках. Осмотрелся. Точно - они.
Только они так гадят. Где живут, там и гадят - стиль, не спутаешь. Пачки "Кэмэл" недокуренные, бутылка коньячная на крыльце - пустая. То ли ветром ее катает, то ли доски от шагов проминаются. Дверь на веранду расхлебенили. И здесь уютный бардачок.
- Эй, Тула!
Ни звука. Как вымерли. И в доме пусто. А запах жилой, вонько. Камин масляный - теплый.
- Агафон! Славка!
Вилку из розетки выдернул.
- Эй, бездельники! Я это! Бец! Дрюня!
Шляются, что ли? Не могли же они уехать, дом не заперев? Или могли? "Жигуля" не видно, а пешком они не ходят. Халява их разберет. Может, в соседний поселок укатили? За жратвой?
Быстренько по углам посмотрел - где телик? Нету.
Влез по винтовой лестнице на второй, голову в дыру сунул. И тут как после погрома. А телик стоит, родной.
Пошарил вокруг - нет приставки. И, похоже, не было.
Не включали. Пыль на телевизоре ровная, толстая. Никто не прикасался, ежу понятно.
Вот где искать обормотов?.. Ха, дружбан у них...
Может, передрались?
Вышел за калитку и призадумался. С чем к Катьке явлюсь? Ни одного козыря на руках. Бэ, мэ?
И решил - а, чего нам. Разведаем.
Перебежал дорогу и по нахалке ткнулся в резную калитку.
7
А дом - офонареть можно. Ладненький, как игрушечный. Под "терем-кафетерем". Видно, с руками ктото живет. С душой сработано. Резьба - закачаешься.
Побарабанил.
Глухо.
Глянул в щелку - бабка по двору ходит. Что-то делает, озабоченная. Корыто у нее деревянное. Не то скребет, не то отстирывает. И виду не подает - глухая тетеря.
- Мамаша! Отопри на минутку! Спросить надо!
Забурчала:
- Какая я тебе мамаша?
Приковыляла - злая, ужас. Брови к носу, а нос вислый. И еще сильно глазами косит.
- Аа, еще один. Нехрист лохматый. Явился!
- Здравствуйте, уважаемая.
- Всех бы туда!
- Куда, бабуня?
- Чертям на съеденье! - тычет - в руках тряпка какая-то, вроде гимнастерка скрученная. - Чтоб духу вашего на земле не было!
Оглянулся:
- Мать моя буфетчица.
Как же сразу-то не заметил?
Отсюда, с этой стороны шоссе, хорошо просматривалось поле за околицей. За полем - плешивый взгорок, а по бокам желтый с прозеленью лес. Видно: что-то случилось. "Скорая" торчит - до пояса. Чумоход, крыша одна. И народ толчется, зеваки.
- Тихо, бабуня. Понял. Не озоруй. И не гляди, как змея из-за пазухи.
- Я тебе погляжу сейчас! Я тебе погляжу!
- Залетный я. Нездешний. Доходчиво объясняю?
Проездом, случайно - во, каска, шлем.
Она замахнулась тряпкой.
- Глаза бы вас, чертей, не видали!
- Меня и не было, - он отскочил как ошпаренный. - Доброго здоровьичка. Пока.
8
Краснощекая продавщица, уложив на прилавок груди, распирающие ее белый халат, в охотку судачила с товарками - как раз по интересующему его делу.
- Небось из Жигалова кто.
- Да ну?
- Звери.
- А ты сама-то видела?
- На страсть такую глядеть...
- Вот и я - померла бы от страха.
- Ваня Вострикова рассказывает - одному полбашки отсекли.
- Врешь.
- Да чтоб мне всю жизнь по бехээсам сидеть.
Полюбовавшись на пустой прилавок, Андрей незаметно вышел.
9
По утоптанной дорожке, надвое перерезающей поле, пошагал к лесу. На ходу снял куртку, скатал и засунул под ремень, каску положил между картофельных грядок и приметил место - яркие, чего маячить. Чем ближе подходил, тем сильнее волновался. Вроде не трус, а страх до костей пробирает. Лезет под рубаху, ничем не выгонишь. И ноги как будто идти не хотят.
Поле поджимал, цепляя грядки, подростковый лесок, а левее, как на взгорок поднялся, увидел озерко.
Небольшое, уютное, как бы к лесу ластится. Берега утоптанные, сходы к воде, общипанные редкие кустики - живое, значит, купаются. "Скорая" на дороге.
А милиция - на той стороне, в ложбинке, где трава не повяла. Метрах в сорока - голоса слышно, бригада следственная, фотографируют. А правее, в болотце, что за ложбинкой, глазеют, стоя на кочках я обхватив деревья, пацаны деревенские, женщины в колпаках и фартуках, Наверно, поварихи из дома отдыха. Еще. приметный мужик, бородатый, как монах, в старом плаще и зеленой шляпе - похоже, сторож или истопник.
Приманил к себе парня.
- Что тут?
- Убийство, - зашептал. - Двух сразу.
- Женщин?
- Не. Городских, дачников.
- Пенсионеров, что ли?
- Не. Старики летом ездили. И то редко. А как лето кончилось, эти стали. Они с позапрошлого года у Матрены дом откупили, перестроили, ну и ездили. Молодые еще. Один - сын. Может, по двадцать лет только. Или по девятнадцать. Максим, а другой Славка.
Мы у них музыку через забор слушали.
- Клевые записи?
- Класс.
Парень был тупой и крепкий - как лозунг.
- Пойдем поближе посмотрим.
- Не, - замотал нечесаной головой.
- Пойдем, Чего ты?
- Ну их. Что я, совсем, что ли?
- Герой Покойники, они смирные.
- Ага. Вот сам и иди.
- А где третий?
- Чего?
- Мне старуха в магазине сказала. Трое. На "Жигулевиче".
- Слушай больше. Брехня. Машина, точно, стояла.
- Светлая?
- Белая, а по бокам грязная. Не. Двое их. Мы на великах гоняли. В субботу и воскресенье.
- Подсматривать нехорошо.
- Больно надо. У них музыка хорошая.
- А машина? Давно уехала?
- Она разве... уехала?
- Пинкертон. Не заметил?
- Мы на карьерах купались.
- Когда их? Сегодня?
- Ага. Недавно. Вчера мы тут проезжали. Темнело уже. Сторож с собакой гулял, и больше никого.
- Ладно, дай пять.
Парень напрягся и помрачнел.
- Дрожи дальше, - Андрей пожал его потную вялую руку и отошел.
Точно - они. Штаны Максима, клетчатые. Он часто в них ходил. Голова то ли есть, то ли нет, не разглядел. Колеса мешают, люди. Далековато. А может, в выемке так лежит. У Славки колено голое. Лицо, голова - все под коркой кровяной, и трава вокруг грязная, бурая.
Подкрался поближе, но милиционер заметил и отогнал.
- Нельзя. Уходите.
- Сволочи. Кто их?
- Проходи, парень. Нельзя. Уходи отсюда.
- А кто их? Нашли?
- Я кому сказал?
- Ухожу, ухожу.
Пухлая сизая туча, нависая над озером, угрожала дождем.
Небо меркло.
10
В сыром полуподвале, приспособленном под зал занятий атлетической гимнастикой, не выветривался запах нота - хотя фрамуги даже зимой были настежь.
Ребята взмыленные. Севка жал с груди лежа, по блинам - килограммов семьдесят. Молодец. Иван качал на тренажере спину. Лицо его, когда увидел в дверях Андрея, дрогнуло. Выдохнул:
- Обожди.
- Работай, работай.
Яшка сидел в углу на своей тележке и с пола заваливал на обрубки пудовую гирю.
Андрей поставил рядом с ним коробку на попа. Потрепал за кудри.
- Тебе. С годовщиной.
Яшка смутился.
- Спа... па... сибо, - когда волновался, он заикался сильно. - Раз... разз... денешься?
- В душ с вами схожу. Не отвлекайся.
Обошел зал, посмотрел, как работают другие. Поздоровался за руку с тренером.
- Сачкуем?
- Дела, Олег Матвеич.
- Не принимаю. Если для тебя что-то важнее - прощай. Только так.
- Ох, и крутой же у вас характер, Олег Матвеич.
- Уходишь?
- Сам - ни за что. Пока не уволите, помозолювам глаза.,
- Канителиться не в моих правилах. Даже с тобой.
- Знаю, Олег Матвеич. Вы уже говорили.
Андрей разделся, и в душевой занял дальний отсек.
- Здорово, лейтенант! - Севка влетел первьэм. - Где пропадал? Целый день названивали, аж диск раскалился.
- Надо обсудить.
- Есть что-то для неленивых?
- Может быть.
- А я? А мне? Я тоже хочу! - улыбался Иван, стягивая через голову липкую, пропитанную потом майку. - Сев, мочалка у тебя?
- В сумке.
Они мылись под одним соском. Зашумела вода и и соседних отсеках - и там жали-сь по двое, по трое. Душевую заволокло паром.
- Гребцов! Ты здесь?
- Он вышел, Олег Матвеич
- Отставить разговорчики. Андрей! На минутку!
- Пупок промою!
- Некогда мне!
- За ухо прихватили! Не могу!
- Кончай свои шуточки!
- Они не "антеи", Олег Матвеич, они бандиты, - Андрей подошел, потирая ухо, - Накачали на мою голову.
- Я по делу.
- Весь внимание, Олег Матвеич.
- Ты мне такую достать не можешь?
- Вы о чем?
- Да вот.
В дверях душевой сидел на тележке Яшка в новенькой куртке. И улыбался. И благодарно смотрел на Андрея.
- А, это, - Андрей обошел Яшку, завернул полы куртки, чтобы не волочились по полу. - Чуть велика.
- Ннн-нет, - с чувством возразил Яшка.
- Сойдет. Чудь подтянем, и порядок. Главное, в плечах тик в тик, верно?
- Ддд-да.
- Ну что? - спросил тренер. - Сделаешь?
- Боюсь, не потянете, Олег Матвеич.
- Сколько?
- Страшно сказать, Олег Матвеич. Три штуки.
- Сколько-о-о?
- Меньше никак. Фирма.
- Хамье. Убийцы. Ну дерут! - Тренер отвернулся и рубанул кулаком по косяку. - Сволочи! За горло взяли. Дышать не дают!
- Правильно, Олег Матвеич.
- Передушил бы. - Лицо тренера сделалось малиновым, и чтобы разрядиться, он измордовал боксерскую грушу.
- Ну? - улыбнулся Яшке Андрей. - Доволен?
- Ттт... такие дденьги.
- Вы как сговорились сегодня. Все меня обижают.
Разве дареному коню в зубы смотрят? А, Яш? Это же от всех нас. Скинулись. Что деньги. Ерунда. Тебе же нравится? Вот и носи.
- Иззз-вини.
- На семь кабак заказан.
- Ггг-де?
- "Раджив Ганди".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14