Да и я, как ты понял, малый не промах.
Драпануть, увильнуть от нас - даже не мечтай.
- Еще никому не удавалось, - прихвастнул Севка.
- Если не врешь, подождем. Пусть подвезут. Пивка попьем.
- С хозяином. В бункере.
- Ты полный идиот, если думаешь, что вырвешься из такой клешни. И будь спокоен, мы возьмем то, что тебе не принадлежит. Плюс проценты, учти. За время.
За каждый лишний час. Хорошие проценты, приятель.
Севка хихикнул:
- Бесплатно ишачить - вредно.
- Ага. Здоровье не позволяет.
- Да, золотой, - сказал Андрей. - Я не поверил, - и громко приказал: Встать!
Мамонов испуганно и неуверенно приподнялся.
- Смирно!.. Вот, родненький. Сейчас мы гебя-быстренько разденем. Не бойся - догола. Пересчитаем клавиши. И не очень аккуратно оденем. Извини. Глаза у тебя плохие, князь... Тебе сколько лет? Тридцать натикало?
- Все мои.
- А с виду - пацан.
- Посмотрим, как сохранился. Готов? Вот и хоккей.
- Поехали, - сказал Иван, сдергивая с Мамонова куртку.
Развернув стул, Андрей сел и закинул ногу на ногу.
- Хилый ты, - подтрунивал on. - Недоедаешь?
Нищета заела? Плохой аппетит - совесть нечиста.
- Жуть, - качал головой Севка.
А Иван:
- Дряблый. Желтый.
- Нет, Артем, ты не прав. Одной киношкой сыт не будешь.
- Костлявый - тьфу.
- Такая голь, что и сечь неохота.
По мере того как его раздевали, Мамонов менялся в лице.
- Не злись - печенка лопнет.
- Эх, Артем, Артем. До чего ты себя довел. Смотреть противно... Между прочим, у тебя какой болевой порог? Низкий? Или высокий?
- Фашисты, - выдавил Мамонов, по-звериному ощерив зубы.
Андрей погрозил ему.
- Обзываться - нехорошо. Не люблю.
- Фашисты.
- Последний раз предупреждаю. Мной хоть полы мой, да не называй шваброй... Я что говорю-то, дурошлеп? Так отощал, что тебя и женщины любить не будут.
И тут откуда-то сверху раздался звонкий насмешливый женский голос:
- Много вы понимаете про женщин.
Иван и Севка бросились врассыпную. Андрей отпрыгнул в сторону и спрятался за стул, на котором сидел Мамонов.
- Без паники, мальчики. Я проголодалась.
По лестнице с верхнего этажа спускалась Маринка. Она была в длинном узком бархатном платье и ядовито-зеленом парике. В приподнятой руке держала небрежно с отставок, заокеанскую сигарету в длинном мундштуке.
- Мать моя буфетчица, - прошептал Андрей - Марин, ты?
- Не узнал. Она самая.
- Дела-аа... Прямо суперстар.
- Зеленая, - буркнул Иван. - А все равно лахудра...
- Попрошу без грубостей. Вы не у себя дома.
- Извини. Он вашу партию недолюбливает.
- Мягко говоря, - сказал Иван.
Марина спускалась неторопливо, стараясь придать своим движениям значительность. Она явно кого-то представляла, какую-то богатую сильную женщину, хотя на самом деле выглядела смешно и нелепо - к бархатному платью и дамской сигарете "очень шли" кроссовки на босу ногу, длинные шнурки от которых волочились по полу, вспрыгивая и взвиваясь змейками, при каждом ее шаге.
Сигаретой в мундштуке она царственно указала на Мамонова.
- Сделайте, пожалуйста, как было. Мне неприятно.
Севка рванулся на второй этаж - проверить, нет ли там кого еще.
- Прикройся, дистрофик, - Иван швырнул Мамонову куртку и джинсы. Наложницу раздражаешь.
- Прошу к нашему шалашу, - сказал Андрей, предлагая Марине стул. - Мы с вами где-то встречались?
- Пусто! - крикнул Севка.
- Мог бы и хозяйку спросить.
- Доверяй, но проверяй, как любит говорить президент Соединенных Штатов. Пивка вмажем?
- Спасибо. Не откажусь.
- Ты с Катькой?.. Вы что же - в связке? Вместе обтяпали?
- Катерина здесь ни при чем.
- Ой ли?
- Можешь мне верить.
- Бабам? - возмутился Иван. - Верить?
- Пусть он помолчит, - сказала Марина, ткнув мундштуком в сторону Ивана. - Он слишком однообразен.
- Нет, я одного не пойму, - допытывался Андрей. - Славку с Максимом нагреть хотели? За что?
Почему?
- С отца потянуть, - подсказал Севка.
- Совсем уже...
- Повторяю, - рассердившись, сказала Марина. - Катерина здесь ни при чем.
- Хорошо. По данному вопросу дебаты закончили.
Это легко проверить.
Марина взбила на затылке парик.
- Надеюсь, мы будем друзьями. Я слышала о вас.
И, признаюсь, была уверена, что работаете вы непрофессионально. Теперь увидела вас в деле и должна сказать, мнение свое изменила. Вы мне понравились, - она кивнула в сторону уже одетого Мамонова. - Дайте и ему пива... Мы поладим, не сомневаюсь. Машинка здесь. Артем не мог поступить, иначе.
- Понимаю. Где жить, тем и слыть.
- Я вам ее дарю.
- Минутку, миледи. Наши условия тебе известны?
- Проценты?.. Озорники... Я полагаю, достаточно будет просто обрадовать Катерину... Если не ошибаюсь, Андрей, ты в нее немножко влюблен?
- Э, нет, голубушка. Так не пойдет. Одно дело - мартовский кот и совсем другое - клиент всегда прав.
Севка встал за спиной у Марины.
- О, прошу вас, - сказала она, снова поправив парик. - Только не это. Мы же цивилизованные люди.
Насилие - как можно?
Мамонов, наклонив угрожающе голову, с криком бросился на Андрея. Иван подсек его, встряхнул и снова усадил на место.
- Нервный.
Мамонов морщился и стонал.
- Кранты... Перережу... поодиночке.
- Осторожнее, мальчики. Мой вам совет. Он гордый. И унижения может не простить.
- Этот? Гордый?
- Позавидовал плешивый шелудивому.
Мамонов, взревев, бросился на Андрея, и снова Иван легко его усмирил.
- Хана вам... Не жить... Гадом буду.
- Ух, - рассвирепел Андрей. - Отпендрячить бы тебя. Чтоб словами не бросался.
- Артем, - попросила Марина. - Давай без глупостей. Успокойся.
- Рассчитаемся? - предложил Андрей. - Пока он тут всех не перерезал. По-быстрому?
- Я согласна. Ваши условия?
- Где машинка?
- Комод, - показала Марина. - Нижний ящик.
В заводской упаковке.
Севка проверил, вскрыл коробку и кивнул: все точно, она.
- Приятно иметь дело с разумной женщиной.
- Бабье, - не удержался Иван.
- Десять процентов. От общей. Цена государственная. По-божески.
- Пара косых?
Андрей помедлил.
- Три. Поиздержались.
- Чуть в Ригу не укатили, - напомнил Севка.
- Вот именно. А время - деньги. Набежало. Пеня. Все справедливо.
- Можно подумать?
- Нет.
- А если я не приму ваших условий?
- Не советую.
- И меня разденете?
- Мадам догадлива.
- Мальчики! - воскликнула Марина. - Дорогие мои. Мне самой хочется. Мне это доставит только удовольствие.
- Гады, - прошипел Мамонов.
- Ух, надоел. В натуре, Артем. Не нравишься ты мне. Все больше и больше. Смотри, наткнешься рылом, - и показал увесистый кулак. - Видал?
Марина громко, театрально расхохоталась. Резко сдернула зеленый парик и, помахав им как флагом, огладила бритую наголо голову.
- Давайте, мальчики! Вместе! И я, и вы! - и дрыгнула ножкой, потом другой, расшвыривая кроссовки. - Затопим камин. Такая плата вас устроит?
- Нет, - зарычал Мамонов. - Нет.
- Осел золотой, - прижал его к стулу Иван. - Сиди.
Марина вспрыгнула на стол и затанцевала.
- Музыки! Хочу музыки! Где музыка?
- Всем оставаться на местах! - громко приказал Кручиннн.
14
Никто не слышал, как они вошли. Обе дверные створки были распахнуты. На пороге стояли двое - один в штатском, руки в карманах плаща, шляпа сбита набекрень, второй - пожилой, грузный, в форме милиционера. Андрей сразу узнал их - они запомнились еще там, у озера, на месте происшествия.
- На сегодня хит-парад отменяется.
Следователь улыбался, раскачиваясь на каблуках, наблюдал, запоминая новые лица. Он не скрывал, что доволен их общей растерянностью. Затем сделал знак, и милиционер без колебаний подошел прямо к Андрею и цепко взял его за руку.
- В чем дело? - возмутилась Марина. - По какому праву?
- Вы - хозяйка?
- А вам какое дело? Вы кто такой?
- Виктор Петрович. Следователь. Вот мое удостоверение.
- Я неграмотная, - с вызовом сказала Марина.
- Разрешите? - вежливо поинтересовался Мамонов. - Все-таки четыре класса. Одним глазком?
И тут Иван вырубил свет.
- Стоять! - взревел Кручинин. - Всем стоять! - Он метнулся к двери. Михалыч. Фонарь!
Его отшвырнуло к стене. Возня, стон, картонный треск, что-то упало. Топот.
- Михалыч? Ты где?
Нащупал наконец пупочку на стене. Загорелся свет.
- Та-ак... Ну, что ж. Им же хуже.
На столе в малиновом купальнике стояла лысая Марина, заломив руки за голову, и предовольно хихикала. Под столом, кряхтя и охая, корчился милиционер.
- Помочь, Михалыч?
- Паразит, - ворчал милиционер. - Шею свернул.
- Оружие цело?
- При мне, не беспокойтесь.
- Хорошо.
- Зря вы, Виктор Петрович, садануть не велели.
Хотя бы разок, для острастки. Крышу бы им продырявил, вмиг присмирели. - Михалыч вылез, потирая затылок. - А то ищи теперь.
- Ничего. Сами явятся.
Марина, напевая вполголоса популярный мотивчик выламывалась на столе.
- Эта еще, - злился милиционер, - задницей крутит.
- И блоха, мадам Петрова...
- Я не Петрова.
- Но - блоха?
- Выбирайте выражения, товарищ следователь.
А то, знаете, за оскорбление личности...
- Спускайтесь, - приказал Кручинин. - И можете одеться.
- Зачем? Мне и так хорошо. Или я вам не нраилюсь?
- Михалыч от вас без ума. Правда, он предпочитает одетых.
- Извращенец. А вы?
- Когда-то однажды я вас увидал, увидевши дважды, я вас забирал.
- Что-то не поняла. Вы меня приглашаете к себе?
- И побыстрее.
- Наконец-то. Лечу! Ловите!
И она прыгнула Кручиннну на руки.
Часть третья
СТАРЫЙ СОЛДАТ
1
Агафонова похоронили в Долгопрудном. Притулу кремировали в Митине.
День за днем, с разницей в два часа.
В Митино Кручинин послал помощников, в Долгопрудный отправился сам.
Провожали покойного человек двадцать. Пока везли каталку по аллеям к участку, мать Агафонова плакала в голос, а когда опускали гроб, ей сделалось плохо. Из молодежи пришли попрощаться черноглазая красивая девушка, которую родственники покойного называли Катей, и курчавый инвалид в коляске, которого никто из родственников, похоже, не знал и которого Катя называла уменьшительно-ласково - Яшенька.
Прибыл и Изместьев. Во время последней прогулки в лесу Кручиннн сообщил ему о дне похорон, и он приехал, хотя и не обещал. Причем много раньше назначенного часа - и терпеливо ждал, сидя на лавочке у административного корпуса.
Поздоровался издали, кивком. Кручннин из машины не вышел.
Здесь же, на площади у въездных ворот, Катя катала коляску и о чем-то негромко разговаривала с Яшей. По-видимому, они приехали вдвоем, своим ходом. Каким образом, кто им помогал - предстояло выяснить.
Когда прибыл автобус, Кручинин присоединился к процессии.
Изместьев держался особняком, ни с кем не знакомился, за гробом шел одиноко и на почтительном расстоянии. Бросил в могилу горсть земли. Отошел. И еще раз подошел уже после всех. Снял шляпу и постоял со склоненной головой над укрытой венками могилой.
Опустился на колени и трижды перекрестился.
На площади окликнул:
- Виктор Петрович?
- Да.
- Как отсюда добраться до Митина?
- Не успеете, Алексей Лукич.
- И все-таки?
Кручинин смутился.
- Извините, я бы довез... Но дела, вы понимаете?
- Я не прошу вас меня отвезти, я прошу подсказать дорогу. И только.
- На транспорте - сложно. Попробуйте автостопом. На попутках.
- Дорого?
- Помочь вам деньгами?
- Боже упаси.
- До свиданья, Алексей Лукич.
- Прощайте.
По маленькой дорожке, проложенной вдоль шоссе для пешеходов, ехал по направлению к станции Яша в коляске. Катя шла рядом. Они что-то увлеченно обсуждали, и она несколько раз сбегала с дорожки, чтобы сорвать какой-то поздний цветок, поднять крупный оранжевый лист или тронуть рукой мощный ствол старого дуба.
Кручинин уже не сомневался, что на кладбище был кто-то еще наблюдавший и за ним тоже.
2
- Товарищу следователю - пламенный привет.
- Здравствуйте, Гребцов. Я вижу, вы иногда поступаете разумно.
- Очень редко, - улыбнулся Андрей.
На нем был светлый дорогой костюм, белая рубашка, розовый галстук. Волосы аккуратно уложены. Настроен игриво, легкомысленно - причем намеренно легкомысленно, что, сразу заметил Кручинин, стоило ему немалых усилии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14