Слез как не бывало.
- Чего он орал? - повторил Берестов.
- Хочет и орет, - произнесла она, выпуская струйкой дым.
- Темы не нравятся, что ли?
- Ему ничего не нравится.
После слез лицо её сделалось свежей, глаза светлей, губы - мед и пламень. Рыжий завиток прилип к влажному виску, а из-под блузки выбилась белоснежная лямка бюстгальтера. "Хоть картину пиши", - подумал Берестов.
- Кстати, ты как относишься к живописи? - спросил он ни с того ни с сего.
Она неопределенно пожала плечами. Берестов понял, что с живописью погорячился, однако тему продолжил:
- А я обожаю живопись. Особенно фламандскую школу. Ну, итальянскую еще. Я имею в виду итальянскую классическую школу, а не авангардное направление, к которому относятся Пикассо и Сальвадор Дали. Этих двоих, которыми восхищается весь мир, я не люблю. Ну у второго ещё наблюдается какое-то символическое подобие мысли, у первого же - вообще ничего за душой. Хотя раннего Пикассо, когда он писал традиционно, я не отрицаю. Когда же он начал разрисовывать разными цветами эти квадратики и треугольнички, тут, по-моему, как художник он кончился. Я был на его выставке в Лондоне. Ей-богу, обыкновенные обои Чебоксарской фабрики на меня произвели бы менее тягостное впечатление, чем мазня Пикассо. Я вышел оттуда с совершенно обледеневшей душой.
Лилечка курила и внимательно слушала Берестова, хотя её, кажется, не совсем занимала эта тема. Иногда казалось, что она впадала в задумчивость. Глаза тускнели, и уголки губ опускались. Но неожиданно её взгляд вспыхнул, и Лилечка произнесла:
- Но ведь ходит легенда, будто Пикассо перед смертью признался, что настоящего таланта художника у него не было и он всю жизнь дурачил толстосумов.
- Думаю, что это не легенда, а сущая правда! - поддержал базар Берестов, отмечая, что Лилечка ожила и теперь можно будет полюбопытствовать о том, как Авекян подобрал её на базаре.
- Я, кстати, больше люблю современную скульптуру, - неожиданно заявила Лилечка. - А к живописи отношусь прохладно. Когда я была в Варшавском национальном музее, то в зале скульптуры провела целый день.
- Ты была в Варшавском национальном музее? - удивился Берестов. - И я там был! Теперь я вспомнил, где тебя видел до "Московских вестей". Кстати, в каком году ты была?
- В девяносто четвертом, - ответила Лилечка.
- А я в восемьдесят девятом, - грустно покачал головой Берестов. Жаль, что мы не встретились в Варшаве в восемьдесят девятом.
- В восемьдесят девятом я училась в шестом классе, - улыбнулась Лилечка. - Вряд ли бы родители меня отпустили одну.
В это время, когда глаза Лилечки потеплели и разговор стал принимать шаловливые оттенки, на лестницу разнузданной ордой ввалилась толпа измученных кислородом журналистов. Они все разом загалдели о Гусинском и все разом закурили, с наслаждением вдыхая законные порции никотина. Некурящему Берестову ничего не осталось, как послать прощальный взор Лилечке и в тоске покинуть лестницу.
"Иллюзии рассеются как дым, - почему-то пришло в голову. - Пора наконец написать о Минаеве".
23
На другое утро, не успел Леонид переступить порог редакции, как ему навстречу метнулась секретарша Оля.
- Вам звонили из милиции, - обрадованно сообщила она. - Просили позвонить вот по этому номеру.
Берестов взял из её рук листок и прочел: "Срочно позвонить полковнику Григорьеву". Он вопросительно взглянул на Олю. Глаза секретарши излучали радостный блеск, выражавший: "Я так и знала, что кончится именно этим!"
- Кто этот полковник? - поинтересовался Берестов.
Оля вместо ответа ехидно развела руками. Берестов с минуту вглядывался в её голубые, вечно смеющиеся глаза и вдруг хлопнул себя по лбу.
- Вспомнил!
Да это же начальник ОВД "Полежаевское"! Неделю назад он звонил его секретарше с просьбой записать на прием. Очень вовремя! Как раз назрели вопросы.
Берестов поспешил к телефону, а Оля крикнула вслед:
- Вам Ашот Арестокесович запретил заниматься убийством!
- Занимайся своим делом! - буркнул через плечо Берестов и набрал номер.
Трубку взял сам полковник Григорьев.
- Что же вы, позвонили и пропали?
- Извините, закрутился. Я хотел задать вам несколько вопросов относительно дела шестилетней давности.
- Задавайте.
- Эта касается убийства Алексея Климентьева.
Полковник задумался:
- Честно говоря, не помню. Расследованием убийств занимается прокуратура. Мы выезжаем на место преступления и ведем оперативную работу по розыску преступника.
- Дело в том, что по этому убийству не было возбуждено уголовного дела. Дело даже не было передано в прокуратуру.
На том конце провода возникла недоуменная пауза. Затем раздался скрежет, похожий на скрип открываемой двери, и голос коротко произнес:
- Почему?
- Вот это я и пытаюсь выяснить! - обрадованно воскликнул Берестов. - И не я один. Мать убитого, Зинаида Петровна Климентьева, шестой год добивается возбуждения уголовного дела по факту убийства сына, и все безрезультатно.
- Теперь я понял, о чем идет речь, - произнес полковник. - Она ко мне приходила. Ну да! Теперь окончательно вспомнил! Был у меня с ней разговор. Но сразу вас разочарую: никакого убийства не было. Ее сын умер от сердечного приступа.
- Однако есть много фактов, доказывающих противоположное. Например, жильцы дома категорически не верят в то, что смерть их соседа наступила от сердечной недостаточности. Даже сама следственная группа, прибывшая по вызову, была уверена, что это убийство.
- Кто, например? - спросил полковник.
- Я не знаю кто. Я поэтому к вам и обращаюсь, чтобы вы помогли мне разыскать выезжавших в ту ночь оперативников.
Третья пауза воцарилась на том конце провода. Она была настолько длинной, что Берестов подумал: "А не перезвонить ли?" Но полковник все-таки подал голос:
- Подъезжайте! Я приглашу следственную группу.
Берестов просто ошалел от такой удачи. Он издал победный возглас на манер гурона и принялся заталкивать в диктофон свежие батарейки. Затем, отбив ногами "Макарену", крикнул секретарше: "На летучку не иду! У меня интервью!" И выбежал из редакции вон. Полчаса спустя он уже сидел в кабинете полковника милиции Виктора Григорьева.
Начальнику УОВД было около пятидесяти. Сухощав, собран, проницателен. Взгляд внимательный, волосы зачесаны назад, на висках благородная седина. На Берестова он произвел приятное впечатление.
- Я поднял список. Из шести человек следственной группы, которые выезжали на Большую Дорогомиловскую седьмого марта тысяча девятьсот девяносто четвертого года, у нас в отделении остался только один - капитан Батурин. Анатолий Семенович. Тогда он был лейтенантом. Сейчас он подойдет.
- А где же остальные? - удивился Берестов.
- Служат в других местах. Двое уже возглавляют районные отделения. Один в министерстве, другой в аппарате президента. Словом, ребята растут, с гордостью произнес полковник.
Через некоторое время в кабинет вошел высокий бритый мужчина в милицейской форме, с рыжими усами и насмешливым взглядом.
- Капитан Батурин по вашему приказанию прибыл, - отчеканил он.
- Садитесь, капитан, - кивнул полковник. - Вот товарищ из газеты интересуется делом Зинаиды Климентьевой.
- Она уже дошла до газеты? - ухмыльнулся капитан.
- Расскажите ему, что же на самом деле произошло с её сыном, Алексеем Климентьевым, и почему это дело не было передано в прокуратуру?
Капитан пожал плечами.
- Насколько мне известно, уголовное дело не возбуждается, если человек умер от перепоя?
- Как от перепоя? - удивился Берестов. - Это что-то новое! Такую версию я ещё не слышал.
Капитан бросил быстрый взгляд на начальника и повернулся к Берестову.
- Дело обычное. Для матери ребенок всегда остается самым лучшим. Климентьева до сих пор не верит, что её сын был алкоголиком. Водку хлестал ведрами и меры не знал. Какое же сердце выдержит?
- Но почему же тогда выехала целая следственная бригада?
- Потому, что эта сумасшедшая Климентьева сбила нас с толку. Она позвонила и сказала, что убили её сына, что она якобы только что обнаружила его труп и на нем колотые раны. Мы приехали, пригласили понятых, думали, правда убийство. Оказывается, нет! Алексей Климентьев был действительно мертвым. Но он лежал в собственной постели. От него разило перегаром. Никаких колотых ран у него не было.
- Ну как же не было? А на лбу!
Капитан снова метнул быстрый взгляд на полковника и сдвинул брови.
- Что-то не припомню... На лбу, кажется, были две незначительные царапины. Но, чтобы назвать их колотыми ранами, нужно иметь большую смелость, - улыбнулся капитан. - Вообще это дело яйца выеденного не стоит. По-моему, вы только теряете время.
- Дело в том, что в этом деле очень много черных пятен, - нахмурился Берестов, подозревая, что в словах капитана присутствует некоторая доля истины. - Во-первых, вторая входная дверь там была сорвана.
- Почему сорвана? - развел руками капитан. - Просто прислонена к стенке. Это была новая дверь, которую недавно изготовили в мастерской. Она даже стояла вверх ногами. Ее ещё не успели повесить на петли. У хозяина руки до неё не доходили. Вот и все. А по-вашему, убийца сорвал её с петель, чтобы шарахнуть ею Климентьева? Поверьте, что монтажкой это сделать куда проще, удобней и эффективней.
В глазах капитана блеснула ирония. Леонид же насупился.
- Но на полу была кровь!
- Несколько капель действительно было. Ну и что? Не исключено, что хозяин порезался, когда брился. Резаться во время бритья не запрещено.
- Он что же, лоб брил?
- Откуда нам известно, что он хотел выразить, когда резал себе лоб? Может, он садомазохист? А может, у него была белая горячка? Дело не в этом. А дело в том, что умер он не от потери крови, а от сердечной недостаточности.
- Но это вы узнали после результатов медицинской экспертизы.
- Почему же после, - улыбнулся капитан. - С нами был врач. По бледному виду и зрачкам он сразу определил, что Климентьев скончался от сердечного приступа.
- И это было занесено в протокол?
- Конечно.
- Но почему протокол так быстро уничтожили? По закону, он должен храниться не менее десяти лет! - напирал Берестов, привирая насчет десяти лет, поскольку сам не знал, сколько он должен храниться. - А в архиве он не пролежал и двух лет.
- Ну это уже не к нам. Это к архивистам, - так же невозмутимо ответил капитан. - Откуда мы знаем, почему уничтожили протокол? Хранение документов - не наша компетенция.
- Но были ли у вас подозрения, что заключение медэкспертизы написали от балды?
- А почему у нас должны быть такие подозрения? - поднял бровь капитан.
- Да потому что труп доставили в морг перед праздником. В тот же вечер вскрытие сделано не было. День был предпраздничный. Два следующих дня были выходными. Труп по рассеянности вместо холодильника положили рядом с горячей батареей, поэтому оба праздничных дня он активно разлагался. И только десятого марта уже наполовину разложившееся тело начали вскрывать. Вот тут-то и пригодился ваш протокол с предположением вашего же врача, что Климентьев скончался от сердечной недостаточности.
Берестов победно посмотрел на капитана, но на лице того не отразилось ни одной эмоции. Он тонко усмехнулся в свои рыжие усы и спокойно отпарировал:
- Нет, такого подозрения у нас не возникло и возникнуть не могло, потому что мы привыкли верить своим коллегам из Института судебной медицины. Их добросовестное отношение к делу проверено многими годами.
После этих слов Берестов понял, что в предварительном наскоке потерпел сокрушительное поражение. Однако присутствия духа не потерял, поскольку самые главные вопросы остались на потом. Он перевел дух и, сделав наивные глаза, спросил:
- Но я уверен, что смерть от сердечного приступа была не единственной вашей версией. Результатов заключения вы ещё не знали. Так вот, после беглого осмотра квартиры не возникло ли у вас подозрения, что Климентьева убили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
- Чего он орал? - повторил Берестов.
- Хочет и орет, - произнесла она, выпуская струйкой дым.
- Темы не нравятся, что ли?
- Ему ничего не нравится.
После слез лицо её сделалось свежей, глаза светлей, губы - мед и пламень. Рыжий завиток прилип к влажному виску, а из-под блузки выбилась белоснежная лямка бюстгальтера. "Хоть картину пиши", - подумал Берестов.
- Кстати, ты как относишься к живописи? - спросил он ни с того ни с сего.
Она неопределенно пожала плечами. Берестов понял, что с живописью погорячился, однако тему продолжил:
- А я обожаю живопись. Особенно фламандскую школу. Ну, итальянскую еще. Я имею в виду итальянскую классическую школу, а не авангардное направление, к которому относятся Пикассо и Сальвадор Дали. Этих двоих, которыми восхищается весь мир, я не люблю. Ну у второго ещё наблюдается какое-то символическое подобие мысли, у первого же - вообще ничего за душой. Хотя раннего Пикассо, когда он писал традиционно, я не отрицаю. Когда же он начал разрисовывать разными цветами эти квадратики и треугольнички, тут, по-моему, как художник он кончился. Я был на его выставке в Лондоне. Ей-богу, обыкновенные обои Чебоксарской фабрики на меня произвели бы менее тягостное впечатление, чем мазня Пикассо. Я вышел оттуда с совершенно обледеневшей душой.
Лилечка курила и внимательно слушала Берестова, хотя её, кажется, не совсем занимала эта тема. Иногда казалось, что она впадала в задумчивость. Глаза тускнели, и уголки губ опускались. Но неожиданно её взгляд вспыхнул, и Лилечка произнесла:
- Но ведь ходит легенда, будто Пикассо перед смертью признался, что настоящего таланта художника у него не было и он всю жизнь дурачил толстосумов.
- Думаю, что это не легенда, а сущая правда! - поддержал базар Берестов, отмечая, что Лилечка ожила и теперь можно будет полюбопытствовать о том, как Авекян подобрал её на базаре.
- Я, кстати, больше люблю современную скульптуру, - неожиданно заявила Лилечка. - А к живописи отношусь прохладно. Когда я была в Варшавском национальном музее, то в зале скульптуры провела целый день.
- Ты была в Варшавском национальном музее? - удивился Берестов. - И я там был! Теперь я вспомнил, где тебя видел до "Московских вестей". Кстати, в каком году ты была?
- В девяносто четвертом, - ответила Лилечка.
- А я в восемьдесят девятом, - грустно покачал головой Берестов. Жаль, что мы не встретились в Варшаве в восемьдесят девятом.
- В восемьдесят девятом я училась в шестом классе, - улыбнулась Лилечка. - Вряд ли бы родители меня отпустили одну.
В это время, когда глаза Лилечки потеплели и разговор стал принимать шаловливые оттенки, на лестницу разнузданной ордой ввалилась толпа измученных кислородом журналистов. Они все разом загалдели о Гусинском и все разом закурили, с наслаждением вдыхая законные порции никотина. Некурящему Берестову ничего не осталось, как послать прощальный взор Лилечке и в тоске покинуть лестницу.
"Иллюзии рассеются как дым, - почему-то пришло в голову. - Пора наконец написать о Минаеве".
23
На другое утро, не успел Леонид переступить порог редакции, как ему навстречу метнулась секретарша Оля.
- Вам звонили из милиции, - обрадованно сообщила она. - Просили позвонить вот по этому номеру.
Берестов взял из её рук листок и прочел: "Срочно позвонить полковнику Григорьеву". Он вопросительно взглянул на Олю. Глаза секретарши излучали радостный блеск, выражавший: "Я так и знала, что кончится именно этим!"
- Кто этот полковник? - поинтересовался Берестов.
Оля вместо ответа ехидно развела руками. Берестов с минуту вглядывался в её голубые, вечно смеющиеся глаза и вдруг хлопнул себя по лбу.
- Вспомнил!
Да это же начальник ОВД "Полежаевское"! Неделю назад он звонил его секретарше с просьбой записать на прием. Очень вовремя! Как раз назрели вопросы.
Берестов поспешил к телефону, а Оля крикнула вслед:
- Вам Ашот Арестокесович запретил заниматься убийством!
- Занимайся своим делом! - буркнул через плечо Берестов и набрал номер.
Трубку взял сам полковник Григорьев.
- Что же вы, позвонили и пропали?
- Извините, закрутился. Я хотел задать вам несколько вопросов относительно дела шестилетней давности.
- Задавайте.
- Эта касается убийства Алексея Климентьева.
Полковник задумался:
- Честно говоря, не помню. Расследованием убийств занимается прокуратура. Мы выезжаем на место преступления и ведем оперативную работу по розыску преступника.
- Дело в том, что по этому убийству не было возбуждено уголовного дела. Дело даже не было передано в прокуратуру.
На том конце провода возникла недоуменная пауза. Затем раздался скрежет, похожий на скрип открываемой двери, и голос коротко произнес:
- Почему?
- Вот это я и пытаюсь выяснить! - обрадованно воскликнул Берестов. - И не я один. Мать убитого, Зинаида Петровна Климентьева, шестой год добивается возбуждения уголовного дела по факту убийства сына, и все безрезультатно.
- Теперь я понял, о чем идет речь, - произнес полковник. - Она ко мне приходила. Ну да! Теперь окончательно вспомнил! Был у меня с ней разговор. Но сразу вас разочарую: никакого убийства не было. Ее сын умер от сердечного приступа.
- Однако есть много фактов, доказывающих противоположное. Например, жильцы дома категорически не верят в то, что смерть их соседа наступила от сердечной недостаточности. Даже сама следственная группа, прибывшая по вызову, была уверена, что это убийство.
- Кто, например? - спросил полковник.
- Я не знаю кто. Я поэтому к вам и обращаюсь, чтобы вы помогли мне разыскать выезжавших в ту ночь оперативников.
Третья пауза воцарилась на том конце провода. Она была настолько длинной, что Берестов подумал: "А не перезвонить ли?" Но полковник все-таки подал голос:
- Подъезжайте! Я приглашу следственную группу.
Берестов просто ошалел от такой удачи. Он издал победный возглас на манер гурона и принялся заталкивать в диктофон свежие батарейки. Затем, отбив ногами "Макарену", крикнул секретарше: "На летучку не иду! У меня интервью!" И выбежал из редакции вон. Полчаса спустя он уже сидел в кабинете полковника милиции Виктора Григорьева.
Начальнику УОВД было около пятидесяти. Сухощав, собран, проницателен. Взгляд внимательный, волосы зачесаны назад, на висках благородная седина. На Берестова он произвел приятное впечатление.
- Я поднял список. Из шести человек следственной группы, которые выезжали на Большую Дорогомиловскую седьмого марта тысяча девятьсот девяносто четвертого года, у нас в отделении остался только один - капитан Батурин. Анатолий Семенович. Тогда он был лейтенантом. Сейчас он подойдет.
- А где же остальные? - удивился Берестов.
- Служат в других местах. Двое уже возглавляют районные отделения. Один в министерстве, другой в аппарате президента. Словом, ребята растут, с гордостью произнес полковник.
Через некоторое время в кабинет вошел высокий бритый мужчина в милицейской форме, с рыжими усами и насмешливым взглядом.
- Капитан Батурин по вашему приказанию прибыл, - отчеканил он.
- Садитесь, капитан, - кивнул полковник. - Вот товарищ из газеты интересуется делом Зинаиды Климентьевой.
- Она уже дошла до газеты? - ухмыльнулся капитан.
- Расскажите ему, что же на самом деле произошло с её сыном, Алексеем Климентьевым, и почему это дело не было передано в прокуратуру?
Капитан пожал плечами.
- Насколько мне известно, уголовное дело не возбуждается, если человек умер от перепоя?
- Как от перепоя? - удивился Берестов. - Это что-то новое! Такую версию я ещё не слышал.
Капитан бросил быстрый взгляд на начальника и повернулся к Берестову.
- Дело обычное. Для матери ребенок всегда остается самым лучшим. Климентьева до сих пор не верит, что её сын был алкоголиком. Водку хлестал ведрами и меры не знал. Какое же сердце выдержит?
- Но почему же тогда выехала целая следственная бригада?
- Потому, что эта сумасшедшая Климентьева сбила нас с толку. Она позвонила и сказала, что убили её сына, что она якобы только что обнаружила его труп и на нем колотые раны. Мы приехали, пригласили понятых, думали, правда убийство. Оказывается, нет! Алексей Климентьев был действительно мертвым. Но он лежал в собственной постели. От него разило перегаром. Никаких колотых ран у него не было.
- Ну как же не было? А на лбу!
Капитан снова метнул быстрый взгляд на полковника и сдвинул брови.
- Что-то не припомню... На лбу, кажется, были две незначительные царапины. Но, чтобы назвать их колотыми ранами, нужно иметь большую смелость, - улыбнулся капитан. - Вообще это дело яйца выеденного не стоит. По-моему, вы только теряете время.
- Дело в том, что в этом деле очень много черных пятен, - нахмурился Берестов, подозревая, что в словах капитана присутствует некоторая доля истины. - Во-первых, вторая входная дверь там была сорвана.
- Почему сорвана? - развел руками капитан. - Просто прислонена к стенке. Это была новая дверь, которую недавно изготовили в мастерской. Она даже стояла вверх ногами. Ее ещё не успели повесить на петли. У хозяина руки до неё не доходили. Вот и все. А по-вашему, убийца сорвал её с петель, чтобы шарахнуть ею Климентьева? Поверьте, что монтажкой это сделать куда проще, удобней и эффективней.
В глазах капитана блеснула ирония. Леонид же насупился.
- Но на полу была кровь!
- Несколько капель действительно было. Ну и что? Не исключено, что хозяин порезался, когда брился. Резаться во время бритья не запрещено.
- Он что же, лоб брил?
- Откуда нам известно, что он хотел выразить, когда резал себе лоб? Может, он садомазохист? А может, у него была белая горячка? Дело не в этом. А дело в том, что умер он не от потери крови, а от сердечной недостаточности.
- Но это вы узнали после результатов медицинской экспертизы.
- Почему же после, - улыбнулся капитан. - С нами был врач. По бледному виду и зрачкам он сразу определил, что Климентьев скончался от сердечного приступа.
- И это было занесено в протокол?
- Конечно.
- Но почему протокол так быстро уничтожили? По закону, он должен храниться не менее десяти лет! - напирал Берестов, привирая насчет десяти лет, поскольку сам не знал, сколько он должен храниться. - А в архиве он не пролежал и двух лет.
- Ну это уже не к нам. Это к архивистам, - так же невозмутимо ответил капитан. - Откуда мы знаем, почему уничтожили протокол? Хранение документов - не наша компетенция.
- Но были ли у вас подозрения, что заключение медэкспертизы написали от балды?
- А почему у нас должны быть такие подозрения? - поднял бровь капитан.
- Да потому что труп доставили в морг перед праздником. В тот же вечер вскрытие сделано не было. День был предпраздничный. Два следующих дня были выходными. Труп по рассеянности вместо холодильника положили рядом с горячей батареей, поэтому оба праздничных дня он активно разлагался. И только десятого марта уже наполовину разложившееся тело начали вскрывать. Вот тут-то и пригодился ваш протокол с предположением вашего же врача, что Климентьев скончался от сердечной недостаточности.
Берестов победно посмотрел на капитана, но на лице того не отразилось ни одной эмоции. Он тонко усмехнулся в свои рыжие усы и спокойно отпарировал:
- Нет, такого подозрения у нас не возникло и возникнуть не могло, потому что мы привыкли верить своим коллегам из Института судебной медицины. Их добросовестное отношение к делу проверено многими годами.
После этих слов Берестов понял, что в предварительном наскоке потерпел сокрушительное поражение. Однако присутствия духа не потерял, поскольку самые главные вопросы остались на потом. Он перевел дух и, сделав наивные глаза, спросил:
- Но я уверен, что смерть от сердечного приступа была не единственной вашей версией. Результатов заключения вы ещё не знали. Так вот, после беглого осмотра квартиры не возникло ли у вас подозрения, что Климентьева убили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30