..
- Совершенно верно, и выпить чашечку кофе. Этот препарат блокирует сердце и растворяется в организме почти бесследно.
- Что значит почти? Его можно выявить?
- Выявить можно все. Но обычно не выявляют. Нужна специальная аппаратура. Я даже затрудняюсь сказать, есть ли она в Москве. Так что бери на вооружение, старик, и пользуйся достижением цивилизации! Но есть, конечно, и недостатки. Препарат должен закачиваться в вену. После укола на сгибе локтя остается небольшая припухлость.
- Сколько дней?
- Откуда я знаю! Наверное, до первых признаков разложения.
- Скажи... этот препарат можно достать свободно?
- Старик, да ты никак собрался кого-то укокошить! Ну-ну... Так вот, в аптеке тебе, разумеется, этот препарат не продадут, а за углом аптеки за большие деньги купить, наверное, можно. Сейчас все можно за большие деньги. А когда-то этот препарат был только у спецслужб. Сейчас он есть у всех бандитов.
- Бандитам-то он зачем? Они все больше предпочитают гранаты.
- Бандитов попрошу не обижать. Их много, и они разные! Скажу тебе, среди них встречаются индивидуумы весьма изощренного ума.
- Ты встречал?
- Неоднократно.
- Тогда будь здоров!
- Всегда здоров!
Берестов положил трубку и криво усмехнулся. В это время в отдел заглянула Оля.
- Как ты думаешь, - спросил у неё Берестов, - Авекян может попасть иглой в вену?
Оля расширила глаза и ответила:
- Думаю, только в попу.
Берестов полистал записную книжку и внезапно наткнулся на запись: "Понятая Анна (стерва и пьяница), Большая Дорогомиловская, дом 73, кв. 96".
Самое время съездить к ней. Заодно и узнать, кто сейчас обитает в квартире убитого. Вполне возможно, что в ней он сейчас накроет Лилечку с Авекяном.
Берестов выключил компьютер и направился к выходу. Однако вернулся, взял со стола последний номер газеты и подумал, что дороги не будет.
День был пасмурный и душный. В метро можно было грохнуться в обморок от прорвы потного народа и какой-то болезненной духоты. К тому же людей набилось в вагон, как сардин в консервную банку. Выйдя на поверхность, Берестов не получил облегчения. В сомнамбулическом состоянии он нашел нужный дом, подъезд и поднялся на одиннадцатый этаж. Когда он звонил в квартиру этой стерве и пьянице, его слегка поташнивало.
Однако дверь открыла приличная и весьма опрятная женщина лет шестидесяти, в цветном японском халате. Взгляд её был ясным, лицо светлое, волосы с благородной сединой.
- Скажите, Анна живет здесь? - вежливо спросил Берестов, невольно выпрямляясь и подавляя в себе сонливость.
- Я Анна Владимировна, - ответила женщина, внимательно всматриваясь в гостя.
На стерву и пьяницу она была похожа мало, однако внешний облик бывает так обманчив.
- Я журналист газеты "Московские вести", - натянул улыбку Берестов, вытягивая из кармана удостоверение. - Пишу про криминал. В данный момент расследую обстоятельства гибели вашего соседа Алексея Климентьева...
- Это с двенадцатого этажа? - спросила Анна Владимировна.
- Совершенно верно! - обрадовался Берестов.
- Но прошло уже столько лет, - покачала головой женщина.
- Что поделаешь... - развел руками Берестов. - Дело до сих пор не завершено. И уголовное дело по убийству не возбуждено.
На убийство она среагировала довольно спокойно. И это понравилось Берестову. Анна Владимировна строго взглянула в глаза журналисту и спросила:
- Что вы хотите от меня?
- Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне сказали, что вы были понятой.
- Да, я была понятой, - подтвердила Анна Владимировна и, наконец, пригласила в квартиру.
- Я долго не задержу, - предупредил Берестов, проходя в чистую комнату, где не наблюдалось никаких следов стервозности и пьянства. Давайте сразу и начнем.
Хозяйка села на диван, сложила лодочкой руки и приготовилась внимательно слушать. "Наверное, была учительницей", - почему-то мелькнуло в голове у журналиста.
- Расскажите, как вас пригласили в квартиру убитого?
- Ну как... Сижу, смотрю телевизор. Слышу звонок. Открываю - два милиционера. Они мне говорят, что этажом выше убили человека и что они хотели бы, чтобы я была понятой. Время было около десяти. Я было отказалась, но они сказали, что из соседей им больше никто не открыл. Почти весь подъезд разговаривал с ними через двери, и все наотрез отказались быть понятыми. "Ну раз больше некому, придется мне, - подумала я. - Кому-то ведь надо быть свидетелем". Я оделась и пошла наверх. Там у двери уже стояли люди в штатском и мать убитого - Зинаида Петровна, так, кажется, её звали. Вторым свидетелем вызвался быть сосед с двенадцатого этажа, Алексей Леонидович. Пенсионер. Ну милиционеры открывают дверь, и мы проходим. На полу видим кровь.
- Много крови?
- Да нет, не очень. Крови, как от порезанного пальца. Словом, крови немного. Мы осторожно через неё переступаем, сердце, естественно, у меня екает, и идем первым делом на кухню. Кухня как кухня. Никаких следов беспорядка нет. Только табуретка лежит на полу. А на столе стоят три бокала. Два пустых - было видно, что из них недавно пили, а третий - с коньяком, не тронутый. Ну и запах, естественно, сивушный на всю кухню. Под столом стоит недопитая бутылка коньяка.
- Что менты при этом говорили?
- Да ничего не говорили. Фиксировали все в протоколе да снимали отпечатки пальцев с бокалов. Затем мы направились в другую комнату. Там было все чин чинарем, чистота и порядок. Были мы в ней недолго. После чего направились в спальню. Там-то в разобранной постели и лежал Алеша. Причем как будто спал. Я так и подумала, ну спит человек, а мы тут табуном ходим. Он был во всем белом, такой чистенький, причесанный. Руки поверх одеяла. Постельное белье индийское, дорогое, как будто на смерть купленное. А лицо его было такое спокойное-спокойное...
- Говорят, на лбу колотые раны?
- Две запекшиеся царапины. Одна против другой. Такие аккуратненькие. В спальне тоже все было довольно аккуратненько, только на полу валялась целлофановая упаковка от новой постели. Видать, перед тем как лечь, застелил новую постель. Ну милиционеры зафиксировали в протоколе и этот факт. Затем врач начал его осматривать. Долго осматривал. Поднимал ему веки, заглядывал в рот, наконец закатал покойному рукав и позвал следователя. Показывает ему что-то на сгибе локтя. Тот кивает и говорит "Я так и знал". Тут подходит ещё один оперативник, смотрит на руку и тоже понимающе кивает. Потом спрашивает у врача: "Сам он или помогли?" А врач говорит: "Естественно, помогли, видно же, что руки закручивали. Вспухло с пуговицу". И показывает на сгиб руки. Я приглядывалась, но ничего не разглядела. Далеко стояла. А поближе подойти побоялась.
Анна Владимировна замолчала, напрягла лоб, припоминая подробности, после чего продолжила:
- Потом оперативники занялись дверью в прихожей. Она была снята с петель и прислонена к стене. Они её крутили, вертели, чего-то вынюхивали, снимали отпечатки пальцев. И все пожимали плечами, и все удивлялись: "Зачем понадобилось снимать её с петель?" Ну протокол составили и уже протянули было нам на подпись, как вдруг заходит ещё какой-то мужчина в штатском, видимо главный. Спрашивает: "Ну что тут у вас?" - "Да, похоже, убийство", отвечает ему врач. "Хорошо!" - говорит этот главный. И начинает так лениво, не спеша осматривать квартиру. Сходил на кухню, в комнату. Заглянул в ванную, в туалет, так же вальяжно направился в спальню. И вдруг выходит оттуда пунцовый с шальными глазами. Вырвал, значит, из рук лейтенанта протокол и коротко скомандовал: "Все за мной!" Оперативники ушли на кухню, остались только мы втроем: я, Алексей Леонидович и мать убитого, Зинаида Петровна. Та вообще ничего не замечала. Сидела на стуле и плакала. Ушли, значит, оперативники на кухню и стали о чем-то совещаться. Долго шептались. Потом выходят с кухни все раскрасневшиеся, озабоченные. И лейтенант нам говорит: "Устали? Ничего! Сейчас протокол подпишете и свободны". Потом опять повели нас в спальню. Опять чего-то фиксировали. И врач сказал: "Посмотрите, какой бледный. Это все-таки от сердца. Острая сердечная недостаточность, я думаю. Впрочем, точно будет ясно после экспертизы". Потом, наконец, в протоколе что-то дописали или переписали, уже не помню, три раза перечитали. А начальник, тот каждую минуту вырывал протокол и все читал, читал. И только после этого дали нам подписать и отпустили. Пришла домой, был уже третий час. Устала. И все ругала себя: зачем согласилось быть понятой? Больше - ни за что.
- Спасибо за подробный рассказ, - улыбнулся Берестов. - Какая у вас прекрасная память. Шесть лет помните все детали и слово в слово то, о чем говорили оперативники.
- Это у меня профессиональная память, - улыбнулась Анна Владимировна. - Я преподаватель иностранных языков: английского, французского и испанского.
Берестов, который знал только английский, и то через пень-колоду, проникся к Анне Владимировне большим уважением. "И у такой женщины нет даже телефона? - мелькнуло в голове. И ещё мелькнуло: - Почему Климентьева назвала её стервой и пьяницей и почему не советовала общаться к ней? А ведь она как раз и внесла относительную ясность в это запутанное дело".
- Скажите, а что это за человек был, Алексей Климентьев? - спросил Берестов.
- Человек как человек! - пожала плечами Анна Владимировна. - Вежливый, интеллигентный. Правда, немного замкнутый.
- Говорят, он пил?
- Нет! Это вранье. Ничего он не пил. Ну, может, пил, как все, по праздниками, но не злоупотреблял. Во всяком случае, пьяным я его никогда не видела.
- А где он работал?
- Этого не знаю.
- А где у него семья?
- Тоже не знаю. В последний год он жил с одной молоденькой девушкой. Совсем юной! Можно сказать, девочкой, которой еще, наверное, и восемнадцати не было. Ну жил и жил. Никому не мешал. Собирался, кажется, жениться. Она была откуда-то из провинции и, говорят, торговала на рынке. Я точно не знаю. Знаю только, по слухам, что она во время убийства Алексея была в Польше.
- Вы её видели?
- Конечно, видела. Общительная девушка. Звать Лилией. Куда она потом делась, не знаю.
- А в той квартире кто сейчас живет?
- Как кто? Его мать живет. Зинаида Петровна. Это её квартира. Алексей свою квартиру оставил бывшей семье. Жене и сыну.
- Выходит, у Зинаиды Петровны две квартиры? - удивился Берестов.
- Почему две? - в свою очередь удивилась Анна Владимировна. - Хотя я не знаю. И знать ничего не хочу. Она вообще престранный человек. Все у неё не как у людей.
В голосе хозяйки послышалось раздражение. Берестов затаил дыхание.
- А в чем выражается её странность?
Анна Владимировна нахмурилась и неодобрительно покачала головой.
- Я её знаю давно. Мы с ней вместе учились в педагогическом. Так что первое высшее образование она получала вместе со мной.
- А у неё не одно высшее образование?
- Как минимум три, - хмыкнула Анна Владимировна. - После педагогического она закончила медицинский и ГИТИС. Но в театре никогда не играла.
- Почему?
- Это вы у неё спросите. - Анна Владимировна покачала головой. - Ох уж эта Абдурахманова! Вечно у неё какие-то фантазии, какие-то идеи, какие-то грандиозные планы, какие-то жертвы во имя спасения человечества. Я не знаю!
- Какая Абдурахманова? - удивился Берестов.
- Ну первая фамилия Климентьевой.
- До замужества? - догадался Берестов.
- Да нет, не до замужества. В том-то и дело, что замужем она никогда не была. Просто в одно прекрасное время она взяла и сменила имя, фамилию и отчество.
- Зачем? - поднял брови Берестов.
- Вот и я её спрашивала: "Зачем"? А она: "По советским законам, имею право выбрать любую фамилию, имя с отчеством и национальность!" Но это ещё цветочки. Потом она изменила и свою внешность. Сделала пластическую операцию и стала второй Дорониной. Я её едва узнала, когда потом встретила. Так получается, что жизнь нас почему-то всегда сталкивает. Кстати, у меня есть фотография нашего курса, я сейчас её вам покажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
- Совершенно верно, и выпить чашечку кофе. Этот препарат блокирует сердце и растворяется в организме почти бесследно.
- Что значит почти? Его можно выявить?
- Выявить можно все. Но обычно не выявляют. Нужна специальная аппаратура. Я даже затрудняюсь сказать, есть ли она в Москве. Так что бери на вооружение, старик, и пользуйся достижением цивилизации! Но есть, конечно, и недостатки. Препарат должен закачиваться в вену. После укола на сгибе локтя остается небольшая припухлость.
- Сколько дней?
- Откуда я знаю! Наверное, до первых признаков разложения.
- Скажи... этот препарат можно достать свободно?
- Старик, да ты никак собрался кого-то укокошить! Ну-ну... Так вот, в аптеке тебе, разумеется, этот препарат не продадут, а за углом аптеки за большие деньги купить, наверное, можно. Сейчас все можно за большие деньги. А когда-то этот препарат был только у спецслужб. Сейчас он есть у всех бандитов.
- Бандитам-то он зачем? Они все больше предпочитают гранаты.
- Бандитов попрошу не обижать. Их много, и они разные! Скажу тебе, среди них встречаются индивидуумы весьма изощренного ума.
- Ты встречал?
- Неоднократно.
- Тогда будь здоров!
- Всегда здоров!
Берестов положил трубку и криво усмехнулся. В это время в отдел заглянула Оля.
- Как ты думаешь, - спросил у неё Берестов, - Авекян может попасть иглой в вену?
Оля расширила глаза и ответила:
- Думаю, только в попу.
Берестов полистал записную книжку и внезапно наткнулся на запись: "Понятая Анна (стерва и пьяница), Большая Дорогомиловская, дом 73, кв. 96".
Самое время съездить к ней. Заодно и узнать, кто сейчас обитает в квартире убитого. Вполне возможно, что в ней он сейчас накроет Лилечку с Авекяном.
Берестов выключил компьютер и направился к выходу. Однако вернулся, взял со стола последний номер газеты и подумал, что дороги не будет.
День был пасмурный и душный. В метро можно было грохнуться в обморок от прорвы потного народа и какой-то болезненной духоты. К тому же людей набилось в вагон, как сардин в консервную банку. Выйдя на поверхность, Берестов не получил облегчения. В сомнамбулическом состоянии он нашел нужный дом, подъезд и поднялся на одиннадцатый этаж. Когда он звонил в квартиру этой стерве и пьянице, его слегка поташнивало.
Однако дверь открыла приличная и весьма опрятная женщина лет шестидесяти, в цветном японском халате. Взгляд её был ясным, лицо светлое, волосы с благородной сединой.
- Скажите, Анна живет здесь? - вежливо спросил Берестов, невольно выпрямляясь и подавляя в себе сонливость.
- Я Анна Владимировна, - ответила женщина, внимательно всматриваясь в гостя.
На стерву и пьяницу она была похожа мало, однако внешний облик бывает так обманчив.
- Я журналист газеты "Московские вести", - натянул улыбку Берестов, вытягивая из кармана удостоверение. - Пишу про криминал. В данный момент расследую обстоятельства гибели вашего соседа Алексея Климентьева...
- Это с двенадцатого этажа? - спросила Анна Владимировна.
- Совершенно верно! - обрадовался Берестов.
- Но прошло уже столько лет, - покачала головой женщина.
- Что поделаешь... - развел руками Берестов. - Дело до сих пор не завершено. И уголовное дело по убийству не возбуждено.
На убийство она среагировала довольно спокойно. И это понравилось Берестову. Анна Владимировна строго взглянула в глаза журналисту и спросила:
- Что вы хотите от меня?
- Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне сказали, что вы были понятой.
- Да, я была понятой, - подтвердила Анна Владимировна и, наконец, пригласила в квартиру.
- Я долго не задержу, - предупредил Берестов, проходя в чистую комнату, где не наблюдалось никаких следов стервозности и пьянства. Давайте сразу и начнем.
Хозяйка села на диван, сложила лодочкой руки и приготовилась внимательно слушать. "Наверное, была учительницей", - почему-то мелькнуло в голове у журналиста.
- Расскажите, как вас пригласили в квартиру убитого?
- Ну как... Сижу, смотрю телевизор. Слышу звонок. Открываю - два милиционера. Они мне говорят, что этажом выше убили человека и что они хотели бы, чтобы я была понятой. Время было около десяти. Я было отказалась, но они сказали, что из соседей им больше никто не открыл. Почти весь подъезд разговаривал с ними через двери, и все наотрез отказались быть понятыми. "Ну раз больше некому, придется мне, - подумала я. - Кому-то ведь надо быть свидетелем". Я оделась и пошла наверх. Там у двери уже стояли люди в штатском и мать убитого - Зинаида Петровна, так, кажется, её звали. Вторым свидетелем вызвался быть сосед с двенадцатого этажа, Алексей Леонидович. Пенсионер. Ну милиционеры открывают дверь, и мы проходим. На полу видим кровь.
- Много крови?
- Да нет, не очень. Крови, как от порезанного пальца. Словом, крови немного. Мы осторожно через неё переступаем, сердце, естественно, у меня екает, и идем первым делом на кухню. Кухня как кухня. Никаких следов беспорядка нет. Только табуретка лежит на полу. А на столе стоят три бокала. Два пустых - было видно, что из них недавно пили, а третий - с коньяком, не тронутый. Ну и запах, естественно, сивушный на всю кухню. Под столом стоит недопитая бутылка коньяка.
- Что менты при этом говорили?
- Да ничего не говорили. Фиксировали все в протоколе да снимали отпечатки пальцев с бокалов. Затем мы направились в другую комнату. Там было все чин чинарем, чистота и порядок. Были мы в ней недолго. После чего направились в спальню. Там-то в разобранной постели и лежал Алеша. Причем как будто спал. Я так и подумала, ну спит человек, а мы тут табуном ходим. Он был во всем белом, такой чистенький, причесанный. Руки поверх одеяла. Постельное белье индийское, дорогое, как будто на смерть купленное. А лицо его было такое спокойное-спокойное...
- Говорят, на лбу колотые раны?
- Две запекшиеся царапины. Одна против другой. Такие аккуратненькие. В спальне тоже все было довольно аккуратненько, только на полу валялась целлофановая упаковка от новой постели. Видать, перед тем как лечь, застелил новую постель. Ну милиционеры зафиксировали в протоколе и этот факт. Затем врач начал его осматривать. Долго осматривал. Поднимал ему веки, заглядывал в рот, наконец закатал покойному рукав и позвал следователя. Показывает ему что-то на сгибе локтя. Тот кивает и говорит "Я так и знал". Тут подходит ещё один оперативник, смотрит на руку и тоже понимающе кивает. Потом спрашивает у врача: "Сам он или помогли?" А врач говорит: "Естественно, помогли, видно же, что руки закручивали. Вспухло с пуговицу". И показывает на сгиб руки. Я приглядывалась, но ничего не разглядела. Далеко стояла. А поближе подойти побоялась.
Анна Владимировна замолчала, напрягла лоб, припоминая подробности, после чего продолжила:
- Потом оперативники занялись дверью в прихожей. Она была снята с петель и прислонена к стене. Они её крутили, вертели, чего-то вынюхивали, снимали отпечатки пальцев. И все пожимали плечами, и все удивлялись: "Зачем понадобилось снимать её с петель?" Ну протокол составили и уже протянули было нам на подпись, как вдруг заходит ещё какой-то мужчина в штатском, видимо главный. Спрашивает: "Ну что тут у вас?" - "Да, похоже, убийство", отвечает ему врач. "Хорошо!" - говорит этот главный. И начинает так лениво, не спеша осматривать квартиру. Сходил на кухню, в комнату. Заглянул в ванную, в туалет, так же вальяжно направился в спальню. И вдруг выходит оттуда пунцовый с шальными глазами. Вырвал, значит, из рук лейтенанта протокол и коротко скомандовал: "Все за мной!" Оперативники ушли на кухню, остались только мы втроем: я, Алексей Леонидович и мать убитого, Зинаида Петровна. Та вообще ничего не замечала. Сидела на стуле и плакала. Ушли, значит, оперативники на кухню и стали о чем-то совещаться. Долго шептались. Потом выходят с кухни все раскрасневшиеся, озабоченные. И лейтенант нам говорит: "Устали? Ничего! Сейчас протокол подпишете и свободны". Потом опять повели нас в спальню. Опять чего-то фиксировали. И врач сказал: "Посмотрите, какой бледный. Это все-таки от сердца. Острая сердечная недостаточность, я думаю. Впрочем, точно будет ясно после экспертизы". Потом, наконец, в протоколе что-то дописали или переписали, уже не помню, три раза перечитали. А начальник, тот каждую минуту вырывал протокол и все читал, читал. И только после этого дали нам подписать и отпустили. Пришла домой, был уже третий час. Устала. И все ругала себя: зачем согласилось быть понятой? Больше - ни за что.
- Спасибо за подробный рассказ, - улыбнулся Берестов. - Какая у вас прекрасная память. Шесть лет помните все детали и слово в слово то, о чем говорили оперативники.
- Это у меня профессиональная память, - улыбнулась Анна Владимировна. - Я преподаватель иностранных языков: английского, французского и испанского.
Берестов, который знал только английский, и то через пень-колоду, проникся к Анне Владимировне большим уважением. "И у такой женщины нет даже телефона? - мелькнуло в голове. И ещё мелькнуло: - Почему Климентьева назвала её стервой и пьяницей и почему не советовала общаться к ней? А ведь она как раз и внесла относительную ясность в это запутанное дело".
- Скажите, а что это за человек был, Алексей Климентьев? - спросил Берестов.
- Человек как человек! - пожала плечами Анна Владимировна. - Вежливый, интеллигентный. Правда, немного замкнутый.
- Говорят, он пил?
- Нет! Это вранье. Ничего он не пил. Ну, может, пил, как все, по праздниками, но не злоупотреблял. Во всяком случае, пьяным я его никогда не видела.
- А где он работал?
- Этого не знаю.
- А где у него семья?
- Тоже не знаю. В последний год он жил с одной молоденькой девушкой. Совсем юной! Можно сказать, девочкой, которой еще, наверное, и восемнадцати не было. Ну жил и жил. Никому не мешал. Собирался, кажется, жениться. Она была откуда-то из провинции и, говорят, торговала на рынке. Я точно не знаю. Знаю только, по слухам, что она во время убийства Алексея была в Польше.
- Вы её видели?
- Конечно, видела. Общительная девушка. Звать Лилией. Куда она потом делась, не знаю.
- А в той квартире кто сейчас живет?
- Как кто? Его мать живет. Зинаида Петровна. Это её квартира. Алексей свою квартиру оставил бывшей семье. Жене и сыну.
- Выходит, у Зинаиды Петровны две квартиры? - удивился Берестов.
- Почему две? - в свою очередь удивилась Анна Владимировна. - Хотя я не знаю. И знать ничего не хочу. Она вообще престранный человек. Все у неё не как у людей.
В голосе хозяйки послышалось раздражение. Берестов затаил дыхание.
- А в чем выражается её странность?
Анна Владимировна нахмурилась и неодобрительно покачала головой.
- Я её знаю давно. Мы с ней вместе учились в педагогическом. Так что первое высшее образование она получала вместе со мной.
- А у неё не одно высшее образование?
- Как минимум три, - хмыкнула Анна Владимировна. - После педагогического она закончила медицинский и ГИТИС. Но в театре никогда не играла.
- Почему?
- Это вы у неё спросите. - Анна Владимировна покачала головой. - Ох уж эта Абдурахманова! Вечно у неё какие-то фантазии, какие-то идеи, какие-то грандиозные планы, какие-то жертвы во имя спасения человечества. Я не знаю!
- Какая Абдурахманова? - удивился Берестов.
- Ну первая фамилия Климентьевой.
- До замужества? - догадался Берестов.
- Да нет, не до замужества. В том-то и дело, что замужем она никогда не была. Просто в одно прекрасное время она взяла и сменила имя, фамилию и отчество.
- Зачем? - поднял брови Берестов.
- Вот и я её спрашивала: "Зачем"? А она: "По советским законам, имею право выбрать любую фамилию, имя с отчеством и национальность!" Но это ещё цветочки. Потом она изменила и свою внешность. Сделала пластическую операцию и стала второй Дорониной. Я её едва узнала, когда потом встретила. Так получается, что жизнь нас почему-то всегда сталкивает. Кстати, у меня есть фотография нашего курса, я сейчас её вам покажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30