Затем "холодная война" с великодержавной директивой: мир во всем мире, но с нашими ядерными лаптями, нацеленными на военные базы НАТО. И это было верно: когда тебя боятся, значит, уважают, когда уважают, то хотят дружить, а когда хотят дружить, то будет мир во всем мире. - И будет мир во всем мире, - повторил Полуянов с видным сарказмом. - А что теперь? - А что теперь? - Коллапс, - последовал откровенный ответ. - Разруха, - и мой спутник развил мысль о том, что еще удивительно, как ученые не подорвали снежинское "Ядро" к чертовой матери. От такой оскорбительной и малопривлекательной жизни. - Спасаются огородами, - признался. Академики, профессора и доценты на сборе огурцов и помидоров, а, прикинь? - Полезно для здоровья, - пошутил, - на свежем воздухе, где нет плутония. Моя неуместная шутка расстроила патриота местных пленительных угодий и он замолчал, насупившись за рулем и всматриваясь в приближающиеся огни академгородка, где жили долготерпеливые и мужественные физики и прочий научный люд, далекий от романтической лирики.
Снежинск был типичным городком эпохи НТР: площадь со странной ржавой конструкцией, обозначающей, по-видимому, памятник Атому пятидесятых годов, центральный проспект имени Курчатова, здание мэрии, блочные пятиэтажные жилые дома, аккуратные магазинчики, еще функционирующие, парковая аллея имени Первых Первооткрывателей, убегающая вниз к речке Студеная, прозванная народцем - Студенец. И, конечно, гостиница с мутированными тараканами, влажным постельным бельем, разбитым унитазным бачком и рубиновыми буквами над входом "Снежинская", куда мы подъехали. Я передернул плечами и поинтересовался нашими скорыми встречами с теми, кто хорошо был знаком с гражданином Нестеровым Виктором Германовичем. - Так поздно уже, - удивился местный пинкертон. - У нас тут рано... Я искренне поразился: какой может быть сон, когда все человечество одной ногой стоит в могиле. В могиле, не поверили мне. Именно в ней, отрезал я и выказал пожелание срочно увидеть младшего Нестерового. А чтобы у того расплелся язык, решил прикупить бутылку коньяка. И с этим желанием выпал в снежинскую неуютную ночь. Протрусив под мелкой сеткой дождя, забежал в магазинчик, где скучал габаритный продавец, место которого было отнюдь не здесь, а на лесосплаве. Выбор товара был небогат, но он был - по утверждению человека за прилавком я был первым, кто купил бутылку "Наполеона" с якобы французским пойлом: - Новенький, что ли, командир? У нас тут больше спиртягой балуют. Вот так проваливаются с треском все шпионы в нашем скудном домострое, усмехнулся я и выпал на улицу. Сделав несколько торопливых шагов, увидел у "Волги" девичью фигуру. Она мне почему-то показалась знакомой. Где-то я ее уже видел? Где? И с легким недоумением приблизился к машине. Когда девушка оглянулась... У нее были прекрасные глубоководные глаза и они были мне знакомы. - Здрастье, - глуповато ухмыльнулся. - Кажется, мы знакомы? - Не думаю, простите, - ответила глуховатым голосом и, махнув рукой Полуянову: - Пока, Петечка, - пропала в дождливом вечернем мареве. Несмотря на то, что была велика вероятность близкого провала всего мира в тартарары, я проявил живейший интерес к прекрасной снежинской незнакомке. А почему бы и нет - все мы живые люди и даже на краю пропасти мечтаем о неземной любви. - Ее зовут Мстислава, - сказал Полуянов. - Она внучка академика Биславского. Я вспомнил, что господин Биславский вместе с академиком Сахаровым находился при первых родах водородной бомбы, то есть имя его известно не только узким специалистам, но и широкой общественности. Крепкий старик, заметил Полуянов и признался, что фактически на нем держится весь городок. Да-да, на это сказал я, встретиться бы со стариком? Признаться, меня интересовал не только птеродактиль от науки. Очень привлекла девушка по имени Мстислава, которую, кажется, уже встречал в своем странном апокалипсическом сне-видении. Между тем дождь усиливался. Академика и прекрасную ее внучку мы решили навестить с утра пораньше, а пока ехали к дому, где проживал Нестеровой Вадим Германович, получивший от родного старшего брата пугающее своим безумием письмо. Хотя в такую слякотную погоду хорошо сидеть у камина, пялиться на живой кумач пламени, вкушать клопиный коньячок и мечтать о летних денечках, наполненных запахами разнотравья и выцветевшего неба. Поездка по прямым трафаретным улочкам не была долгой - у одной из спящих пятиэтажек мы остановились. Мой спутник все сомневался, стоит ли нарушать сон законопослушных сограждан? У меня же не было никаких сомнений: выбравшись из авто, так хряпнул его прессованной дверцей, что весь Снежинск встряхнулся от мертвого забытья. Во всяком случае, в некоторых окнах вспыхнули огни цвета незрелых плодов и овощей. Как говорится, добрый вечер, дорогие друзья, протирайте глаза и отвечайте на поставленные вопросы! Нельзя сказать, что Нестеровой-младший встретил нас с распростертыми объятиями. Вадим Германович был пригож, кучеряв и щекаст, что называется, кровь с молоком. Такие пользуются успехом у манерных стервочек и кисейных барышень с вакуумными губками, занимающихся рукоделием на дому. Теперь мне понятна причина слабости мадам Фридман Ирины Горациевны, не устоявшей перед чарами сибирского выдвиженца. - Вот, - сказал Полуянов, протискиваясь в коридор. - Товарищ из Москвы, интересуется, так сказать. - Дык я все сказал, - помрачнел Вадик, обрадовавшийся было бутылочной кегли в моей руке. - Все сказал как на духу. Пришлось настаивать на том, что он заблуждается. И я это могу доказать, предварительно сев за праздничный стол. Обреченно вздохнув, Вадим Германович метнул из-под кухонного подпола банки маринованных огурчиков и грибочков. Потом на сковороде зачваркала дюжина яиц с ломтиками замороженной медвежатины... Что может быть приятнее суровой мужской компании, когда за окном слякотит непогода? - Ну, вздрогнем, друзья, - предложил я. Тост был принят с благосклонностью и нечаянный праздник в медвежьем углу с жареной медвежатинкой стартовал. О чем могут говорить три мужлана за бутылкой фальсифицированного коньяка, а затем за бутылем настоящего сибирского первача, настоянного на кедровых шишках? Сначала, конечно, о политике, после о жизни и ее хитросплетениях, и потом - о бабах.
К полуночи я уже знал всю подноготную семейства Нестеровых. Папа был учителем математики в средней школе и воспитывал двух своих сыновей строго, но справедливо: в духе советского образа жизни. Старший Витя был примерным пионером, таская из дворов старые кровати на нужды металлургической промышленности СССР, и часто переводя старушек (вопреки их воле) через транспортные магистрали, потом Виктор вступил в ряды ленинского комсомола и был самым активным проводником передовых идей самой авангардной молодежи мира. Дальнейший жизненный путь Виктора Германовича был прост, как байкало-амурский рейсовый путь: учеба в МИФИ научно-исследовательская работа в снежинском Центре. Работа, обдуваемая пронзительными ветрами "холодной войны" считалась престижной и перспективной. Молоденькая супруга ученого Ирина Горациевна без всяких раздумий покинула насиженное столичное гнездышко своих родителей и переехала жить к мужу, чтобы словом и телом поддержать его беззаветный труд, а также обороноспособность всей страны. Трудился молодой профессор Нестеровой в одной из самых секретных лабораторий, находящейся под патронажем МО - Министерства обороны. Сейчас только становится понятным, чем занимались ее сотрудники. Они разрабатывали оружие ХХI века - удобное и мобильное, неожиданное и эффективное. По утверждению западных специалистов, за ядерными ранцами было будущее в локальных войнах. Не знаю в чью первую светлую головушку пришла подобная веселая мысль, но факт остается фактом: советская наука выдала на-гора искомый продукт. И в таких количествах, что остается лишь гадать, как ядерные ранцы made in USSR еще не выставляют на аукционах Sotbis в качестве сувенира, как хохломские матрешки. - Так выпьем же за советскую науку, - предложил я. - Самую передовую в мире. - Была п-п-передовая, - шумно вздохнул Нестеровой-младший. - А теперь, - и махнул рукой, - ка-ка-катышки... Я его прекрасно понял: приятно носить новый джемперок, подаренный любимой женой; ты его носишь-носишь, а затем обнаруживаешь, что он весь в неприятных катышках. Что делать? А делать нечего - надо выкидывать вещь. Или делать вид, что не замечаешь этих проклятых катышков. Или прикупить новое шмотье. Только вот на что, если зарплату не выдают год? Как жить честно и не протянуть ноги? В частности, приходит такой правдолюбивый НТРовец в дом родной - приходит с пустыми руками. Не научился он выносить в хозяйственной сумке или рюкзаке несколько килограмм оружейного плутония. Хотя многие его коллеги выносят и продают огородникам в качестве защиты от дачно-садовых воришек. Правда, через год ни воришек, ни плодового садика, ни тем более огородика. Красивый марсианский пейзаж. Сиди - любуйся. Но все это мелочи жизни. Так вот возвращается вечный м.н.с. в семью, а на душе, точно на марсианском огородике: пустота. Опять же суровые, как правда жизни, супруга с тещей и опять же прожорливые дети требуют арахиса в шоколаде и колбасы из картона. Не понимает мелюзга, что зарплата вся ушла на покрытие долгов МВФ, руководители которого считают, что все население России чересчур жиреет на дармовой гуманитарной маце и отныне должно питаться святым духом. И вот, похлебав пустые щи, работник умственного труда укладывается на боковую с голодным брюхом. А на такое бурчащее пузо какие могут быть исследования в области новых технологий? Никаких, лишь чудные видения во время полуголодного сна.
Вот будто он, м.н.с., вместе с женой и детишками в ресторане Papillon, что в переводе с французско-нижнегородского "Бабочка". Маленький и уютный ресторанчик, украшенный цветными витражами. И несет им garson фирменные блюда. Блюда за блюдом. Семга жареная с соусом (24$), форель фаршированная (20$), карп жареный под соусом vinerone (18$), луковой суп (7$). Очень хороши и соблазнительны лягушачьи ножки по-провансальски (21$), копченная семга (18$), королевские креветки (20$). А из напитков - бочковое пиво "Фауст", варящееся по таинственному рецепту одноименного доктора, заложившего душу дьяволу. Очень даже хорошо жил доктор Фауст - без души-то. И невидимые миру слезы зальют младшего научного сотрудника, как вешние воды покосные луга, и шепнет женушке ласковые и долгожданные слова, чтобы поутру приготовила рюкзачок, тот самый, с которым они беспечно хаживали по лесам и оврагам ближнего Подмосковья в упоение от сказочной и нетленной природы. И супруга все поймет и тоже обольется горько-счастливыми слезами по ушедшему молодому миру, наполненного знойной морокой беспредельного поля и неба, трудолюбивым пчелиным жужжанием, сладострастной негой близ божественно пахнущей скирды, баловнем ветерком и компетентными руками любимого и талантливого, как Курчатов, будущего супруга. И объединятся они, утерявшие за годы совместной жизни все иллюзии молодости, в упоительном соитии, искрящемся, как витражи в ресторане Papillon. И наступит благословенный и ладный миг вечной любви. Правда, дьявол в карминном кушаке будет самодовольно скалить резцы, бить копытом и потирать лапы. Черт с ним, дьяволом! Черт с ними, надеждами на будущие перемены. Черт с ними, принципами святой молодости. Когда хочется одного: жрать вдоволь и питать нежные телесные чувства к жене. А все остальное полая фата-моргана. Мираж. Марево. Морока в беспредельном поле жизни. Что там говорить, не каждый способен выдержать опытов над своим телом и тем, что в нем, как в сосуде, хранится в виде трех-пятиграммовой субстанции - это я про душу. Не выдержал Виктор Германович Нестеровой искушения, не выдержал и решил продать свою душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Снежинск был типичным городком эпохи НТР: площадь со странной ржавой конструкцией, обозначающей, по-видимому, памятник Атому пятидесятых годов, центральный проспект имени Курчатова, здание мэрии, блочные пятиэтажные жилые дома, аккуратные магазинчики, еще функционирующие, парковая аллея имени Первых Первооткрывателей, убегающая вниз к речке Студеная, прозванная народцем - Студенец. И, конечно, гостиница с мутированными тараканами, влажным постельным бельем, разбитым унитазным бачком и рубиновыми буквами над входом "Снежинская", куда мы подъехали. Я передернул плечами и поинтересовался нашими скорыми встречами с теми, кто хорошо был знаком с гражданином Нестеровым Виктором Германовичем. - Так поздно уже, - удивился местный пинкертон. - У нас тут рано... Я искренне поразился: какой может быть сон, когда все человечество одной ногой стоит в могиле. В могиле, не поверили мне. Именно в ней, отрезал я и выказал пожелание срочно увидеть младшего Нестерового. А чтобы у того расплелся язык, решил прикупить бутылку коньяка. И с этим желанием выпал в снежинскую неуютную ночь. Протрусив под мелкой сеткой дождя, забежал в магазинчик, где скучал габаритный продавец, место которого было отнюдь не здесь, а на лесосплаве. Выбор товара был небогат, но он был - по утверждению человека за прилавком я был первым, кто купил бутылку "Наполеона" с якобы французским пойлом: - Новенький, что ли, командир? У нас тут больше спиртягой балуют. Вот так проваливаются с треском все шпионы в нашем скудном домострое, усмехнулся я и выпал на улицу. Сделав несколько торопливых шагов, увидел у "Волги" девичью фигуру. Она мне почему-то показалась знакомой. Где-то я ее уже видел? Где? И с легким недоумением приблизился к машине. Когда девушка оглянулась... У нее были прекрасные глубоководные глаза и они были мне знакомы. - Здрастье, - глуповато ухмыльнулся. - Кажется, мы знакомы? - Не думаю, простите, - ответила глуховатым голосом и, махнув рукой Полуянову: - Пока, Петечка, - пропала в дождливом вечернем мареве. Несмотря на то, что была велика вероятность близкого провала всего мира в тартарары, я проявил живейший интерес к прекрасной снежинской незнакомке. А почему бы и нет - все мы живые люди и даже на краю пропасти мечтаем о неземной любви. - Ее зовут Мстислава, - сказал Полуянов. - Она внучка академика Биславского. Я вспомнил, что господин Биславский вместе с академиком Сахаровым находился при первых родах водородной бомбы, то есть имя его известно не только узким специалистам, но и широкой общественности. Крепкий старик, заметил Полуянов и признался, что фактически на нем держится весь городок. Да-да, на это сказал я, встретиться бы со стариком? Признаться, меня интересовал не только птеродактиль от науки. Очень привлекла девушка по имени Мстислава, которую, кажется, уже встречал в своем странном апокалипсическом сне-видении. Между тем дождь усиливался. Академика и прекрасную ее внучку мы решили навестить с утра пораньше, а пока ехали к дому, где проживал Нестеровой Вадим Германович, получивший от родного старшего брата пугающее своим безумием письмо. Хотя в такую слякотную погоду хорошо сидеть у камина, пялиться на живой кумач пламени, вкушать клопиный коньячок и мечтать о летних денечках, наполненных запахами разнотравья и выцветевшего неба. Поездка по прямым трафаретным улочкам не была долгой - у одной из спящих пятиэтажек мы остановились. Мой спутник все сомневался, стоит ли нарушать сон законопослушных сограждан? У меня же не было никаких сомнений: выбравшись из авто, так хряпнул его прессованной дверцей, что весь Снежинск встряхнулся от мертвого забытья. Во всяком случае, в некоторых окнах вспыхнули огни цвета незрелых плодов и овощей. Как говорится, добрый вечер, дорогие друзья, протирайте глаза и отвечайте на поставленные вопросы! Нельзя сказать, что Нестеровой-младший встретил нас с распростертыми объятиями. Вадим Германович был пригож, кучеряв и щекаст, что называется, кровь с молоком. Такие пользуются успехом у манерных стервочек и кисейных барышень с вакуумными губками, занимающихся рукоделием на дому. Теперь мне понятна причина слабости мадам Фридман Ирины Горациевны, не устоявшей перед чарами сибирского выдвиженца. - Вот, - сказал Полуянов, протискиваясь в коридор. - Товарищ из Москвы, интересуется, так сказать. - Дык я все сказал, - помрачнел Вадик, обрадовавшийся было бутылочной кегли в моей руке. - Все сказал как на духу. Пришлось настаивать на том, что он заблуждается. И я это могу доказать, предварительно сев за праздничный стол. Обреченно вздохнув, Вадим Германович метнул из-под кухонного подпола банки маринованных огурчиков и грибочков. Потом на сковороде зачваркала дюжина яиц с ломтиками замороженной медвежатины... Что может быть приятнее суровой мужской компании, когда за окном слякотит непогода? - Ну, вздрогнем, друзья, - предложил я. Тост был принят с благосклонностью и нечаянный праздник в медвежьем углу с жареной медвежатинкой стартовал. О чем могут говорить три мужлана за бутылкой фальсифицированного коньяка, а затем за бутылем настоящего сибирского первача, настоянного на кедровых шишках? Сначала, конечно, о политике, после о жизни и ее хитросплетениях, и потом - о бабах.
К полуночи я уже знал всю подноготную семейства Нестеровых. Папа был учителем математики в средней школе и воспитывал двух своих сыновей строго, но справедливо: в духе советского образа жизни. Старший Витя был примерным пионером, таская из дворов старые кровати на нужды металлургической промышленности СССР, и часто переводя старушек (вопреки их воле) через транспортные магистрали, потом Виктор вступил в ряды ленинского комсомола и был самым активным проводником передовых идей самой авангардной молодежи мира. Дальнейший жизненный путь Виктора Германовича был прост, как байкало-амурский рейсовый путь: учеба в МИФИ научно-исследовательская работа в снежинском Центре. Работа, обдуваемая пронзительными ветрами "холодной войны" считалась престижной и перспективной. Молоденькая супруга ученого Ирина Горациевна без всяких раздумий покинула насиженное столичное гнездышко своих родителей и переехала жить к мужу, чтобы словом и телом поддержать его беззаветный труд, а также обороноспособность всей страны. Трудился молодой профессор Нестеровой в одной из самых секретных лабораторий, находящейся под патронажем МО - Министерства обороны. Сейчас только становится понятным, чем занимались ее сотрудники. Они разрабатывали оружие ХХI века - удобное и мобильное, неожиданное и эффективное. По утверждению западных специалистов, за ядерными ранцами было будущее в локальных войнах. Не знаю в чью первую светлую головушку пришла подобная веселая мысль, но факт остается фактом: советская наука выдала на-гора искомый продукт. И в таких количествах, что остается лишь гадать, как ядерные ранцы made in USSR еще не выставляют на аукционах Sotbis в качестве сувенира, как хохломские матрешки. - Так выпьем же за советскую науку, - предложил я. - Самую передовую в мире. - Была п-п-передовая, - шумно вздохнул Нестеровой-младший. - А теперь, - и махнул рукой, - ка-ка-катышки... Я его прекрасно понял: приятно носить новый джемперок, подаренный любимой женой; ты его носишь-носишь, а затем обнаруживаешь, что он весь в неприятных катышках. Что делать? А делать нечего - надо выкидывать вещь. Или делать вид, что не замечаешь этих проклятых катышков. Или прикупить новое шмотье. Только вот на что, если зарплату не выдают год? Как жить честно и не протянуть ноги? В частности, приходит такой правдолюбивый НТРовец в дом родной - приходит с пустыми руками. Не научился он выносить в хозяйственной сумке или рюкзаке несколько килограмм оружейного плутония. Хотя многие его коллеги выносят и продают огородникам в качестве защиты от дачно-садовых воришек. Правда, через год ни воришек, ни плодового садика, ни тем более огородика. Красивый марсианский пейзаж. Сиди - любуйся. Но все это мелочи жизни. Так вот возвращается вечный м.н.с. в семью, а на душе, точно на марсианском огородике: пустота. Опять же суровые, как правда жизни, супруга с тещей и опять же прожорливые дети требуют арахиса в шоколаде и колбасы из картона. Не понимает мелюзга, что зарплата вся ушла на покрытие долгов МВФ, руководители которого считают, что все население России чересчур жиреет на дармовой гуманитарной маце и отныне должно питаться святым духом. И вот, похлебав пустые щи, работник умственного труда укладывается на боковую с голодным брюхом. А на такое бурчащее пузо какие могут быть исследования в области новых технологий? Никаких, лишь чудные видения во время полуголодного сна.
Вот будто он, м.н.с., вместе с женой и детишками в ресторане Papillon, что в переводе с французско-нижнегородского "Бабочка". Маленький и уютный ресторанчик, украшенный цветными витражами. И несет им garson фирменные блюда. Блюда за блюдом. Семга жареная с соусом (24$), форель фаршированная (20$), карп жареный под соусом vinerone (18$), луковой суп (7$). Очень хороши и соблазнительны лягушачьи ножки по-провансальски (21$), копченная семга (18$), королевские креветки (20$). А из напитков - бочковое пиво "Фауст", варящееся по таинственному рецепту одноименного доктора, заложившего душу дьяволу. Очень даже хорошо жил доктор Фауст - без души-то. И невидимые миру слезы зальют младшего научного сотрудника, как вешние воды покосные луга, и шепнет женушке ласковые и долгожданные слова, чтобы поутру приготовила рюкзачок, тот самый, с которым они беспечно хаживали по лесам и оврагам ближнего Подмосковья в упоение от сказочной и нетленной природы. И супруга все поймет и тоже обольется горько-счастливыми слезами по ушедшему молодому миру, наполненного знойной морокой беспредельного поля и неба, трудолюбивым пчелиным жужжанием, сладострастной негой близ божественно пахнущей скирды, баловнем ветерком и компетентными руками любимого и талантливого, как Курчатов, будущего супруга. И объединятся они, утерявшие за годы совместной жизни все иллюзии молодости, в упоительном соитии, искрящемся, как витражи в ресторане Papillon. И наступит благословенный и ладный миг вечной любви. Правда, дьявол в карминном кушаке будет самодовольно скалить резцы, бить копытом и потирать лапы. Черт с ним, дьяволом! Черт с ними, надеждами на будущие перемены. Черт с ними, принципами святой молодости. Когда хочется одного: жрать вдоволь и питать нежные телесные чувства к жене. А все остальное полая фата-моргана. Мираж. Марево. Морока в беспредельном поле жизни. Что там говорить, не каждый способен выдержать опытов над своим телом и тем, что в нем, как в сосуде, хранится в виде трех-пятиграммовой субстанции - это я про душу. Не выдержал Виктор Германович Нестеровой искушения, не выдержал и решил продать свою душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12