По сути, так оно и было, поскольку изнутри стенки ниши тоже были выстланы листами железа, только верхний лист пронизывали круглые отверстия, чтобы воздух проходил. На широкой полке стояла огромная фотокювета, так называемая "ванночка", почти в квадратный метр площадью. Но предназначалась она не для проявки особо крупных фотографий, а для травления цинковых пластин.
Смолич занимался самым, пожалуй, трудоемким и уважаемым видом гравюры - офортом. На толстой цинковой пластине (названной так по чистому недоразумению, потому что это была настоящая плита весом килограммов в пятнадцать, покрытая прочным лаком) тонкой иглой он процарапывал рисунок. Часами, неделями, месяцами горбатился, портя зрение и зарабатывая остеохондроз, наносил тысячи тончайших штрихов, а потом опускал пластину в кювету и заливал кислотой. Рисунок карандашом или кистью можно поправить, а вот неверный штрих, нанесенный иглой, исправить невозможно, кислота навсегда вытравит его в металле.
Смыв слой лака, художник ладонью втирал краску, похожую на слегка разжиженную сажу, в оставленные кислотой канавки, затем накрывал листом увлажненной специальной офортной бумаги и запускал в печатный пресс. Краска переходила на бумагу, и можно было наконец-то увидеть, что получилось.
Барибал открыл вытяжной шкаф и ткнул рукой вверх.
- Чувствуешь, как холодом несет? Прямо на крышу выходит, там накрыто колпаком. А труба идет до самого низа, в подвал. - Он постучал костяшками пальцев по задней стенке шкафа, вызвав гулкий звук. - Подразумевался мусоропровод. Дверцы на лестничных клетках заложены кирпичом и заштукатурены, подвал закрыт. Под полкой видишь бутыли? Кислота, не вздумай разбить случаем, а то беды не оберешься. Я тут все сделал, как договаривались.
Таким манером он провел его по мастерской, показывая и рассказывая, где что лежит. И, тыкая пальцем в кое-что из ценных хозяйских вещей, предупреждал:
- Не вздумай трогать.
В первую очередь это касалось печатного стана и папок с гравюрами, потом металлических пластин, тяжелых тюбиков с краской, разных красивых предметов и всего остального вообще. Славка покорно кивал, соглашался и обещал. Но кое-чем Барибал разрешил пользоваться. Например, телефоном и кухонным реквизитом. Покончив с имуществом, Барибал подошел к окну, открыл шпингалеты и распахнул высокую створку. Высунулся наружу и указал вниз, выдохнув морозный пар:
- Вот здесь один крюк завинчен. Слева от окна - целых два. Это я для надежности. На них навешан тросик, как ты просил, и проброшен к дому напротив. Закреплен там за кронштейн водосточной трубы на уровне пятого этажа возле лестничного окна. Можешь спокойно по нему ехать. Гарантия сто процентов, что не оборвется. Теперь путь на крышу, - Барибал задрал голову. - Там, вверху, веревочная лесенка, короткое звено. Пять метров, стало быть. Свернута рулончиком под самым краем. Сильно дергаешь вот за этот шнурок, он оттянул пальцем, словно струну, тонкую капроновую веревочку, завязанную за гвоздь, вбитый в раму, - и лестница распускается. Только не надо проверять, потом замучаешься обратно подвешивать.
Он уже собирался закрывать окно, но Славка остановил. Вынул из своей объемистой сумки моток альпинистской веревки, привязал к торчавшему концу карабин и закрепил его за кольцо крюка, вбитого в стену под окном. На веревку надел зажим и весь моток упрятал в полиэтиленовый пакет. Если смотреть с улицы, то можно подумать, под окном висит сумка с продуктами. Обычное дело - нет у хозяина холодильника, вот он и нашел выход, у нас в общежитиях все так делают.
Барибал ушел, а Славка принялся обживать мастерскую. Расчистил местечко на стеллаже, на первой полке снизу, и расстелил там спальный мешок. Потом загородил эту полку толстыми цинковыми пластинами, а снаружи с помощью скотча заклеил их большими листами ватмана с какими-то перечерканными карандашными набросками. На кухне, где, кстати, имелся холодильник, только выключенный, разместил запас продуктов.
Весь оставшийся вечер посвятил рассматриванию гравюр Смолича. Обстоятельно ознакомившись с его творчеством, разложенным в два десятка огромных папок, понял, почему тот двадцать лет ходит в заслуженных, а народного не получит никогда. Народ в его офортах отсутствовал. Были там шекспировские Ричарды и Гамлеты, аристократичный Эгмонт, князь Игорь с Ярославной, но ни одного пролетария с молотком или партизана с гранатой. Зато толпы ослов лягали и кусали каких-то клоунов с наивными лицами, пытались загнать их в свой ослиный строй и устраивали им целые судилища. Помогали им в этом ощетиненные кабаны, смахивающие рылами на членов бывшего Политбюро ЦК КПСС.
Потом его внимание привлекла сабля. Тонкий и узкий клинок с легким изгибом явно предназначался для парадных церемоний, а не для боя. Зеркальное лезвие на четверть покрывали строчки готических букв. Славка не сумел прочесть ни слова, кроме места изготовления - Золинген. Знаменитая германская марка вызывала уважение. Изящный бронзовый эфес с перекрестьем и ажурной гардой с литым геральдическим орлом выглядел достаточно типовым, чтобы понять - сабелька действительно всего лишь принадлежность мундира, хотя заостренный клинок наточен как бритва.
Перед сном позвонил в больницу Виолетте, поинтересовался её здоровьем и сообщил, что все идет по плану. Поболтали минут пятнадцать. Потом позвонил Барибалу. У того новостей не было. Долго не мог заснуть, обдумывал сложившуюся ситуацию. Ворочался в спальном мешке на жестком стеллаже. Чувство тревоги все нарастало, мучили гнусные сомнения. В два часа ночи все это достигло апогея, и Славка, не вытерпев, пошел на кухню и сварил кофе. Нет сна, стало быть, и не надо! Но выпив кофе, внезапно успокоился, забрался обратно в спальник и тут же заснул.
* * *
Разбудил его телефонный звонок. Издав две трели, телефон умолк, но спустя некоторое время снова дважды звякнул. Это был условный сигнал Барибала, после двух гудков тот клал трубку. Когда телефон зазвонил в третий раз, Славка ответил.
- Спишь или уже проснулся? - В голосе Барибала не было и намека на иронию. - Три минуты назад звонили твои непонятные друзья.
- Вот теперь точно проснулся, - сказал Славка, сон, действительно, как рукой сняло. - Что ты им сказал?
- Как договорились. Мол, ты появлялся, но где живешь, не сказал, только намекнул, что в самом центре, в художественном салоне. Как думаешь, хватит им этой информации?
- Скорей всего, нет, не хватит, - ответил Славка. - Думаю, они примутся за дом, в котором "Художественный салон" располагается. А поскольку меня там не найдут, жди нового звонка или визита.
Потом Славка позвонил Виолетте, чтобы сообщить о начале сезона охоты на пауков. Странно, но никакой тревоги он не испытывал, словно ночью отбоялся на две недели вперед. Спокойно позавтракал, вымыл посуду и открыл вытяжной шкаф. Аккуратно приподнял дырчатый верх, откинул в сторону, словно люк. Железная полка, положенная на стальные уголки, казалась достаточно прочной, но Славка на всякий случай поставил ногу прямо в пустую ванночку и надавил. Ему не хотелось провалиться на бутыли с кислотой. Полка проверку выдержала, и он рискнул встать обеими ногами. Осторожно выпрямился, высунувшись из шкафа в холодный кирпичный колодец бывшего мусоропровода.
Стены покрывал толстый слой пыли, словно их обили старым разлохмаченным войлоком. Снизу ощущался легкий сквознячок, и длинные серые лохмы шевелились, приподнимались, словно живые, и опадали. Между задней стенкой шкафа и стеной колодца зияло пустое пространство в полметра, и там висела капроновая веревка. Славка задрал голову и увидел, что вверху, под вентиляционным колпаком, брезжит свет и веревка привязана к железной трубе, положенной поперек колодца. Каким образом Барибал её туда засунул, можно было только гадать.
Славка выбрался из шкафа обратно в мастерскую, облачился в свитер и черный комбинезон, сверху натянул скалолазную систему из грудной и нижней обвязок, взял фонарик, кое-какой инструмент и снова полез в холодный мусоропровод. Веревка держалась надежно. Славка продернул её в "лепесток" на груди, надел рукавицы и потихоньку поехал вниз, притормаживая через каждые полтора-два метра, освещая фонариком стены и кое-где осторожно пробуя их широкой стамеской.
Окна, заложенные кирпичом, выделялись ещё и скошенными вниз короткими лоточками для сброса мусора. На четвертом этаже кладка в окне была самой отвратительной. Видать, работяга шибко торопился. Кое-как заложил проем кусками кирпича почти без раствора. Часть кирпичей даже выпала, и виднелась ноздреватая штукатурка, закрывающая окно со стороны подъезда. Вот её сделали на совесть - ни единой трещинки.
Славка быстро выковырял остальные кирпичи и сбросил вниз. Они гулко раскалывались о дно колодца, но мирные горожане не обращают внимания на стуки за стеной или этажом ниже, поэтому он не боялся шуметь. Теперь только несколько сантиметров штукатурки отделяли его от подъезда. В случае необходимости, выбив эту переборку, Славка мог попасть из колодца на общую лестницу.
Продолжив спуск, он в конце концов оказался в подвале. Когда-то здесь скапливался мусор, который потом полагалось выгребать наружу и вывозить на свалку. Но дураков не нашлось копаться в чужом дерьме за такую советскую зарплату, и во дворе поставили контейнеры, чтобы жильцы сами доставляли туда свои отходы, минуя всякие промежуточные перевалки.
Однако часть подвального мусора осталась, за двадцать лет превратившись в плотную кучу полусгнившей бумаги и чего-то, напоминавшего перепревший навоз. Запах средней тяжести, исходивший от этой кучи, был вполне переносим. Странно, но у стены стояли две прислоненные лопаты штыковая и совковая. Рукоятки их почернели, а лезвия поржавели, но они ещё сгодились бы для переброски мусора. Пологий бетонный пандус вел к дверям на улицу, забитым намертво.
Но из мусорного отсека имелся узкий проход в остальное подвальное пространство, где тянулись водопроводные трубы, а под потолком чернели перегоревшие лампочки. Этот забытый богом и управдомом подвал Славке понравился: почти сухо, никаких посетителей, а маленькие окна надежно забиты железными листами и досками, оторвать которые можно только изнутри. Подумав, он с помощью маленького гвоздодера выдрал почти все гвозди в одном из окошек, оставив парочку на всякий случай. Гвоздодер положил рядом, чтобы в случае острой необходимости воспользоваться этим запасным выходом.
Веревку, висевшую в колодце мусоропровода, надлежало как следует закрепить внизу. Славка лопатой расчистил от грязи метр бетонного пола, нашел подходящую трещину и несильными, но частыми ударами вбил короткий широкий крюк. Продернул в отверстие головки конец веревки и надежно завязал морским узлом. Надел на веревку пару зажимов-жумаров со стременами для ног и стал не спеша подниматься, ритмично двигая руками и ногами, словно паук, гуляющий по собственной паутине.
Он прошел весь колодец до самого верха. Поперечная труба с привязанной посередине веревкой лежала концами в пазах кирпичной кладки, чтобы случайно не сорвалась. Судя по свежим сколам, пазы вырубили специально. Четырехскатная крышка-колпак из кровельного железа была приварена к массивным стальным полосам, выступавшим из кладки. Щель между краем колодца и колпаком не позволяла пролезть человеку, только руку просунуть. Можно представить, как попотел Барибал с приятелями, на ощупь вырубая пазы и засовывая трубу с веревкой!
Четыре мастерских художников, надстроенные над крайним подъездом, поднимались над домом кубической башенкой. Высокая, крутая шатровая кровля на четыре ската подчеркивала башенную архитектуру, а колпак над выступающим колодцем в самом коньке крыши придавал постройке окончательную завершенность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54