- Козе понятно, где ему, - хмыкнул Старков.
- Слышь, Стар, - Горелов употребил спецназовскую кличку, - а ведь это сам Черный Паук и постарался, Пермяков этот. Наверное, здорово его разозлили твои ребята.
- Это он меня здорово разозлил, - сквозь зубы процедил Старков.
Что-то подобное Горелов и ожидал услышать. Он понял, что Будякин и Старков в тайне от него продолжают свою идиотскую охоту за Славкой Пермяковым. Какого черта! Ведь гораздо выгоднее использовать Паука в своих целях. Этой тупой мстительности Горелов не мог понять. Сам он всегда стремился привлечь к себе толковых и умелых людей, платил им большие деньги и удовлетворял все запросы. На их талантах зиждилось его влияние и благосостояние.
И с Черным Пауком можно было бы прекрасно договориться, Горелов в этом ничуть не сомневался. Дать ему денег или просто пообещать больше не преследовать. Пусть он посидит тихонько или свалит куда-нибудь до окончания выборов. Ведь не дурак этот Паук, не упертый борец-идеалист. Сидел себе где-то тихонько, нет, понадобилось его дразнить. Теперь он черт знает чего натворить может! На крышах ему равных нет, по стенам ходит - паук натуральный и есть.
Сегодня он просто показал на что способен, что может прямо на дом явиться. Завтра возьмет да и явится. Или ещё что придумает, похуже. Будь он нормальным пешеходом, его действия можно было бы как-то просчитать, предугадать. А у паука другая логика, он мир видит в другом ракурсе, может, и вовсе вверх ногами. Завтра возьмет да и грохнет этого самодовольного Серафима. И что тогда?
- Слушай, Стар, - спросил неожиданно, - а если Паук Серафима грохнет, что будет?
- Да ты только обрадуешься, - мрачно отозвался Старков, притормозил на перекрестке перед желтым мигающим светофором и повел машину дальше. - Все выборные денежки прикарманишь.
- Хорошая мысль, - кивнул Горелов, тут у него возражений не было. - А ты куда подашься?
- Куда, куда, - недовольно пробурчал Старков, - хрен кидать на провода! У меня агентство охранное, заключу какие-нибудь договора...
- Я к чему разговор затеял? - начал пояснять Горелов. - Не тронь ты его, Паука этого, лучше помоги мне с ним связаться. Он еще, может, полезным окажется.
- Даже не проси. У меня с ним свои счеты. Знаешь, как ребята мои пострадали?
- Расскажи, узнаю.
- Меньше знаешь - крепче спишь. - Лицо Старкова сделалось угрюмым, губы сжались. - А Будякина я до выборов сберегу, будь спок.
- Спок, так спок, кто бы был против, - согласился Горелов. - Только ведь депутаты Госдумы в Москве обитают, а ты здесь останешься. - Он подождал реакции Старкова, но тот, упрямо стискивая губы, молчал. - В мэрию вместо Серафима другой человек придет. Через месяц Новый год будет, сроки аренды и прочие договора у всех кончатся. А в новые ты можешь не вписаться со своим агентством. Короче, "крыша" твоя съедет в белокаменную, а тебя туда просто так Лужков не пустит. У него своих ветеранов навалом. Тем временем здесь найдутся враги, которые тебя шутя сковырнут. - Старков молча продолжал слушать, похоже, до сих пор ничего подобного ему в голову не приходило. - Вопрос на засыпку: как контуженный воин, получивший инвалидность в связи с устойчивым психическим расстройством, смог получить лицензию на охранную деятельность и на оружие?
- Одной рукой придушу и на ходу выкину. Хочешь? - наконец подал голос Старков.
- Я хочу, чтобы ты со мной дружил, - вздохнул Горелов. - Я единственный человек, который тебя ценит, как уникального специалиста своего дела. И единственный предприниматель, у которого с тобой нормальные отношения, единственный потенциальный работодатель.
- Может, мне теперь тебе ноги целовать? - насупился Старков.
- Брось. Ты меня прекрасно понял. Ну какое из твоей команды охранное агентство? Это слишком спокойная работа. Тебе нужен бой, схватка, море крови. Если честно, ты не умеешь зарабатывать. Если тебе предложат сто рублей за мертвого Паука, а за живого миллион баксов, ты его все равно грохнешь. Не захочешь упускать удовольствие. Как алкаш, который между бутылкой водки и мешком денег, выберет бутылку.
- Заткнись! - оборвал его излияния Старков.
Джип вкатился в просторный двор "Царского села". Мерцали синие мигалки специальных машин, но сирены были выключены. Возле дома Будякина было чересчур оживленно. Горелов молча вылез из джипа и, не захлопнув дверцу, оставив её настежь, вошел в подъезд.
- Вы к кому? - остановил его милицейский старшина.
- Я доверенное лицо кандидата в депутаты Государственной Думы Серафима Будякина, - официальным голосом сообщил Горелов и протянул карточку, выданную избиркомом.
Старшина посторонился и козырнул. На площадке третьего этажа возле квартиры Будякина парень в расстегнутой куртке и без шапки складывал киноштатив. Рядом стоял кофр с телекамерой, а девушка в коротком красном пальто делала записи в блокноте и неистово зевала при этом. Она оглянулась на Горелова, нажимающего кнопку звонка, выразила всем лицом заинтересованность, потом сожаление и отвернулась. Съемки закончились, спать пора.
Дверь открыл один из "старфорсов", предварительно рассмотрев гостя в дверной глазок и получив разрешение Будякина. В квартире находились ещё трое - два милицейских полковника и пожилой мужчина в свитере. Горелов узнал в нем замначальника УВД области. Видать, пришел по-соседски.
Будякин, в пиджаке поверх пижамной куртки, хмуро кивнул и сделал знак рукой, мол, подожди на кухне. Горелов тоже кивнул, главным образом повернувшимся в его сторону милицейским чинам, и отправился пить кофе. Хороший, очень крепкий кофе был просто необходим.
Огромная кухня сияла мрамором и позолотой. Такой помпезной безвкусицы Горелов в жизни не видал. Всю эту тяжеловесную средневековую роскошь оккупировала в немыслимом количестве современная пластиковая электротехника. По крайней мере половину из трех десятков бытовых агрегатов Горелов не смог опознать. Наверное, даже сама хозяйка этой стерильной выставки не смогла бы в ней разобраться. Кстати, супруга Будякина находилась здесь же.
На кухне Горелов оказался в первый раз, а вот жену Серафим уже как-то ему представлял. Сейчас она в крикливом халате из красного атласа сидела спиной к нему у крохотного откидного столика непонятного назначения, возилась с какими-то полотенцами. На осторожное приветствие ответила совершенно нечленораздельно и склонилась ещё ниже. Горелов понял, что женщина беззвучно плачет. Он почесал в затылке, соображая, как оценить ситуацию: щекотливая или деликатная? Если щекотливая, надо тихонечко слинять, а если деликатная, то принять ненавязчивое участие.
С неудовольствием понял, что не может вспомнить имени и отчества Будякиной. Тем не менее, решил, что ситуация, скорее, деликатная. Значит, можно попробовать успокоить даму и даже разговорить. Он прошел к плите, огляделся. Среди шеренги кухонных агрегатов наверняка была кофеварка, может, даже и не одна, и если бы на ней имелась соответствующая надпись крупными буквами, Горелов бы её узнал.
- Вам кофе сделать? - спросил он, не скрывая грубого намека.
- Я сейчас, - сдавленно отозвалась женщина, промокая лицо махровым полотенцем, - извините.
В общем, стараясь не глядеть в его сторону, точнее, не показывать свое распухшее от слез лицо, Будякина полезла в шкаф за кофейником. Похоже, секреты управления кухонной техникой для неё тоже оказались недостижимы.
Горелов откровенно разглядывал женщину, пытаясь понять, что она за человек. Ему было известно о ней немного: домохозяйка, высшего образования не имеет, на официальных мероприятиях не бывает. Немного грузноватая пятидесятилетняя женщина, на воздухе бывает мало, чувствуется по цвету лица. Пытается за собой ухаживать, но не хватает умения, а посещать профессионального косметолога стесняется. Или Будякин денег не дает. Похоже, вообще держит её за прислугу, не более того.
А ей хочется быть привлекательной. Чего ради, если нигде не бывает? Другая бы давно рукой махнула. И красный халат - плащ тореадора. Что за коррида может быть в пустой квартире? Налицо явная, вопиющая сексуальная неудовлетворенность. Оно и понятно: зачем мужику старая, опротивевшая за тридцать лет баба, когда он шутя может завести себе хоть десять молодых. И он ей не просто пренебрегает, а пренебрегает демонстративно. Подвернется случай, и в отместку она его сдаст с потрохами, за грош продаст и глазом не моргнет.
- Стоит ли так переживать? - спросил участливо. - Ничего ведь страшного не случилось.
Она пожала плечами, очевидно, таким образом выразив свое несогласие, а, может, безразличие, и стала разливать кофе. Спросила:
- Вам печенья или конфет?
- Лучше бутерброд какой-нибудь, - нахально попросил Горелов и похвалил: - Кофе у вас божественный получается. Моя почему-то так не может. Халат на вас красивый. За границей, наверное, покупали.
Женщин надо хвалить, говорить им комплименты, и все будет просто замечательно.
- Нет, что вы, я не езжу за границу.
Она украдкой глянула на свое отражение в полированной дверце шкафа. Горелов улыбнулся. Все нормально, теперь надо ненавязчиво взять в свои руки нить разговора и аккуратно тянуть на себя.
Когда кофе был допит, Горелов в точности мог представить картину происходившего здесь этой ночью. Серафим выглядел абсолютным дерьмом. Ничего странного, просто был самим собой. А женщина только кажется такой забитой. Похоже, не отказывает себе в удовольствии представить мужа в истинном свете.
В прихожей Будякин прощался с милиционерами. Горелов поднялся, взял чистую чашку и слил из кофейника остатки кофе, для Будякина. Улыбнулся женщине:
- Шли бы вы спать. Чего зря мучаться? Завтра, небось, рано вставать.
- А вам что, не надо? - возразила.
- Мне за это деньги платят, такая работа.
- Мне тоже, - усмехнулась она, но глаза оставались серьезны, и пояснила: - Профессия - жена. Оплата сдельно-премиальная.
Больше всего Горелова волновало, а не ляпнул ли чего лишнего Будякин телевизионщикам, какую-нибудь глупость? Но тот божился, что ограничился одной фразой, мол, завтра все разъяснится и будет устроена пресс-конференция.
Само по себе ночное происшествие могло пойти на пользу, если правильно подать его через средства массовой информации. У нас ведь за одного битого двух небитых дают. Так что представив Будякина жертвой провокации, можно не только лишний раз привлечь к персоне кандидата внимание избирателей, но и вызвать у них сочувствие.
Усевшись в кабинете, Будякин и Горелов быстро определили линию поведения и соответственно интерпретировали ночной скандал со стрельбой. Горелов быстренько накидал черновой текст заявления для печати, он же текст для листовки. Начиналось заявление так:
В наше время стрельбой никого не удивишь, но эти выстрелы всколыхнули весь город. Совершена чудовищная по своему цинизму провокация. Кто-то пытается запугать кандидата в депутаты Серафима Будякина, а в его лице всех честных граждан.
Дальше шли призывы сплотиться, дать отпор мафии, обличалось бессилие властей и заканчивалось все вполне логичным призывом отдать голоса за подлинно народного представителя, бескомпромиссного борца с беспределом всех мастей. Подробности "циничной провокации" деликатно опускались. Граждане могли сами пофантазировать на эту тему, пугаться и негодовать. Текст ещё должен был подработать один из сотрудников "Быро социальных технологий", а затем готовое заявление следовало растиражировать.
Будякин также представил свою версию ночного происшествия. Получалось, что в окно кто-то пытался влезть, вот жена и пальнула сдуру. Если бы милиция была порасторопней, этого незваного гостя удалось бы захватить. "Что ж ты мне-то мозги пудришь?" - подумал Горелов, но вслух ничего такого не сказал.
- А давай напишем, что это мне в окно стреляли, убить хотели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54