Так и есть - никого. Никаких следов борьбы. На спинке кресла, напротив телевизора, ситцевый халат, под креслом тапки, на журнальном столике раскрытая книга и будильник с вытянувшимися в вертикальную линию стрелками.
Я мысленно дополнил свой рапорт новой записью:
00 часов 30 минут. В доме по улице Приморской никого нет.
В кухне, накрытый салфеткой, стоял ужин: хлеб, масло, сыр, розетка с вареньем. Вода в чайнике чуть теплая. Стало быть, Нина ушла не так давно, от силы полчаса назад. Но куда? Зачем? И почему не оставила записки? На ум невольно пришли слова Симакова: "Боюсь, Володя, не все так просто, как ты думаешь". Несомненно, он знал больше, чем говорил, возможно, скрывал что-то важное. Но что? И есть ли тут связь?
Искать Нину бесполезно, нужно было запастись терпением и ждать.
Я выключил свет, запер дверь и отправился в беседку.
Нина могла вернуться с минуты на минуту, а могла прийти и под утро, поэтому я устроился с комфортом: нашел в кустах пустое ведро, поставил у скамейки и закинул на него гудевшие от усталости и ушибов ноги. Тело, обретя опору, расслабилось и заныло, будто только теперь вспомнило о полученных ударах. Я вдруг почувствовал себя самым несчастным человеком на свете - брошенным, никому не нужным. Видно, такая у меня судьба: вечно скитаться между домом и улицей, без тепла, без пристанища, без крыши над головой.
Чтобы хоть чем-то себя занять, я вытащил из сумки кассету - последнюю из взятых с собой в "Страус" - и вставил ее в магнитофон. Мне повезло. Батарейки не сели, и пленка оказалась с записью - классический джаз вперемежку с "Арсеналом" Алексея Козлова.
Я скрестил руки на груди и под нервную, с резкой сменой ритмов мелодию стал отсчитывать долгие минуты ожидания.
Незаметно мысли вернули меня на восемь часов назад, к моменту, когда видел Нину в последний раз. Она сказала: "Я сделаю все, как ты просил". Это было за несколько минут до встречи со Стасом, в квартале от "Страуса". Там мы и расстались. На случай если беседа затянется и мне понадобится время, чтобы сменить пленку, я дал ей телефон бара и попросил позвонить туда трижды с промежутками в полчаса.
Первый раз она позвонила в половине шестого. Получается, что остальные два звонка пришлись на шесть и половину седьмого, когда меня там уже не было.
Я пытался представить, что она делала потом, после семи, однако дальше кресла у телевизора и раскрытой книги фантазия не срабатывала.
Почему она не дождалась меня? Что заставило ее выйти из дома?
Кроме самой Нины, об этом знал, пожалуй, только Симаков, но мне от этого не легче. Он много чего знал, да мало что говорил.
Я заново перебрал подробности нашего с ним разговора и удивился, как много в нем темных мест, намеков, неясностей, которые раньше прошли мимо внимания.
Взять те же снимки. Он сказал, что им удалось сфотографировать машину. Но кто в ней сидел? Кто? По всей видимости, я знаю этого человека, скорее всего знаю. Кто же? Я не имел возможности проверить алиби ни одного из своих новых знакомых. Любой из них мог сидеть за рулем. Любой!
Страшно подумать, кого только не подозревал я за минувшие четыре дня! И Стаса, и Герася, и Вадима, и Тофика. Теперь к ним прибавился еще и Витек.
Названная им сумма совпадала со стоимостью похищенной валюты. Чем не улика? Допустим, он пронюхал о пресловутом плане и ему удалось добиться того, чего не смог добиться Стас, - найти общий язык с Кузнецовым. Дальше все разыгралось как по нотам: заручившись согласием, он подогнал машину с тыльной стороны гостиницы, проник в бухгалтерию, впустил туда кассира и вместе с ним смылся в неизвестном направлении, а спустя сутки убрал сообщника. Логично? Вполне.
Ну а если отбросить улику? Если это и не улика вовсе, а случайность наподобие тех, на каких строились прежние мои гипотезы? Сколько их было? Не сосчитать! Они возникали и лопались, точно мыльные пузыри, а в итоге привели к тому, с чего начинал, - к полной неопределенности.
"Подождем до завтра", - сказал Симаков. Завтра уже наступило. Пока оно приносило лишь новые сомнения, по сравнению с которыми прежние казались детской забавой...
Глаза успели привыкнуть к темноте. На сплошном черном фоне проступили еще более черные заросли герани, сухая ветка тутовника, а над ней остроконечные верхушки кипарисов. На них падал отблеск с горевшей на крыше гостиницы рекламы.
Синий, красный, желтый. Синий, красный, желтый. В сочетании с "Арсеналом" получалось что-то вроде цветомузыки.
Я перенес магнитофон на колени и хотел немного увеличить громкость, чтобы не пропустить сольную партию саксофона из "Опасной игры", как вдруг мелодия оборвалась. Я решил, что заело пленку, но катушки вертелись исправно.
Внезапно в динамике раздался щелчок, и чей-то незнакомый голос произнес с вопросительной интонацией:
"Посмотри, я правильно поставил на паузу?"
"Твоя машина, ты и разбирайся", - послышалось в ответ.
Я буквально остолбенел от неожиданности.
"Тут миллион кнопок... Эта, что ли?"
Тембр резко изменился на более высокий.
"Кстати, ты принес Хендрикса?"
"Нет".
"Почему, я же просил".
"Мало ли чего ты просишь!.."
Голос, подавший последнюю реплику, был мне знаком. Он звучал несколько глуше, очевидно, говоривший находился подальше от микрофона.
Я сидел, весь обратившись в слух, но особой необходимости в этом не было - качество записи было отличным.
"Приличные люди, между прочим, за записи с пласта наличными платят, а не обещаниями".
Это был Витек! Его голос!
Я мысленно взмолился, чтобы тот, кого услышал первым, как можно дольше не нажимал клавишу "пауза". Впрочем, бармен как-то проговорился, что подсунул Кузнецову не совсем исправный магнитофон.
"Ты же в курсе, я на мели. Но я отдам, обязательно отдам. И тебе и ему".
"Слышали, знаем. - Витек явно чувствовал себя хозяином положения. За твое "отдам" фирменный пласт не купишь, на него и газировки не дадут. Тебе, чтоб с мели сняться, не в "Спринт" играть надо, а машинку для печатанья гознаков завести. Тогда и с долгами расплатишься".
Второй голос принадлежал Сергею - теперь в этом не было ни малейших сомнений!
"Слушай, Виски, ты не забыл, о чем мы говорили?"
"Сколько раз просить, не называй меня Виски!"
"Извини, не буду... Так что - дашь?"
"Опять заладил. Ну откуда у меня такие деньги?"
"Не зажимай. Для тебя это не сумма".
"А ты мне их давал? Это когда чужие - не сумма, а я их не на улице нахожу".
"Да верну я, честное слово, верну. Ты что, не веришь? Мне б только долг Стасу отдать".
"Вот и отдавай. Собери барахлишко и снеси в комок".
"А в чем ходить буду? В трусах?"
"Мне-то что, хоть и в трусах. Иностранцы вон ходят, и ничего".
"Ну одолжи, будь человеком. Два дня осталось!"
"Нет. И не проси".
"Ну почему, Виски? Раньше давал!"
"Я-то давал, а вот чтоб ты возвращал, что-то не припомню. Хватит, я, значит, в дерьме ковыряйся, перед каждым спину гни, пепельницы вытирай, а ты чистеньким ходить будешь? Видал я таких аристократов знаешь где?"
"При чем тут аристократы?"
"А при том! Спрашиваешь, а сам небось в глубине души радуешься, что аристократом назвали. Знаю я тебя. Нет, Кузя, кончился Виски! Нет его. У меня, между прочим, имя имеется и отчество. И бабки ни у кого не клянчу, как некоторые".
"Да не заводись ты".
"А ты не успокаивай. Я-то в порядке. О себе побеспокойся. Думаешь, не знаю, как ты к нам относишься? Спекулянты, фарца, за два цента мать родную продадут - что, неправда? Только поздно хватился. На себя посмотри, сам-то чем лучше? На какие шиши живешь? На заработанные? Как бы не так. На наши и живешь. На мои да на Стасовы. Все отдыхаешь, а как до дела доходит - нос воротишь. Нет, Кузя, - посидел на чужой шее, хватит. Брать научился, учись и отдавать".
"Да пойми ты, не с чего мне отдавать. Не с чего!"
"Как это не с чего? А в мешочках чего носишь? Макароны? Разжевали тебе, в рот положили, а ты и глотать не желаешь. Пользуйся, пока предлагают. У тебя выбора нет".
"Не могу я".
"Почему?"
"Не могу, и все".
"Что, совесть не позволяет?"
"Считай, что совесть".
"Оригинальная она у тебя. Шмотки в долг, значит, позволяет, а как платить, нет ее? Ладно, пошел я, не понять нам друг друга. Только учти: долги с тебя все равно сдерем. Не Стас, так я выжму. Имей в виду..."
00 часов 49 минут. В результате прослушивания кассеты, принадлежавшей покойному, на стороне, помеченной цифрой 1, мной обнаружена запись беседы между Кузнецовым и Витьком.
Я наскоро прокрутил оставшуюся часть пленки, но больше ничего интересного не нашел: обратная сторона была целиком заполнена Челентано и Джанни Моранди. Я вновь перевернул кассету и несколько раз подряд прослушал запись.
Из разговора следовало, что: 1) Сергей встречался с Витьком за два дня до срока, отпущенного ему для принятия решения, то есть тринадцатого сентября; 2) Кузнецов просил в долг деньги и получил отказ; 3) бармен имеет кличку Виски; 4) Виски знал о предложении Стаса и склонял Кузнецова принять это предложение.
Насколько полезны эти сведения и как они стыкуются с теми, что сообщил мне Симаков, я обмозговать не успел.
01 час 15 минут. На Приморскую вернулась Нина.
Сначала я услышал шаги на дорожке, потом неразборчивое восклицание и мужской голос:
- Рассуди, раз его нет ни в больнице, ни в милиции, значит, ничего страшного не произошло. Вспомни, как ты вчера психовала...
Они остановились прямо напротив беседки. Сквозь путаницу виноградных листьев я увидел сгорбленную, опиравшуюся на костыли фигуру Вадима.
- Не паникуй, - продолжал увещевать он. - Ну хочешь, еще раз в "неотложку" смотаемся?
- Нет, поздно уже. Ты езжай, а я подожду, - сказала Нина.
- Куда езжай?! Могу я тебя в таком состоянии одну оставить? - Он еще глубже втянул голову в плечи. - Вот горе... Ты его давно знаешь, может, он выпил лишнего или родственники у него здесь? Зашел проведать и засиделся. Он хотя бы намекнул, куда идет?
- Нет, ты уже спрашивал.
- Ничего не понимаю. Зачем же мы тогда в Якорный ездили, зачем ты в бар ходила?
Значит, они искали меня в "Страусе"?!
Надо было выручать Нину: я втравил ее в эту историю, мне и выкручиваться. Я подхватил сумку и, пошатываясь на затекших ногах, вышел из своего укрытия.
- Не меня случайно ищете, граждане? Вы бы еще всесоюзный розыск объявили...
Нина не двинулась с места, зато Вадим кинулся навстречу:
- Ну ты даешь! Кто ж так делает, старик! Мы из-за тебя полгорода исколесили. Ты бы для разнообразия предупреждал, что ли! - Он хлопнул меня по плечу. - Вчера до полуночи пропадал, сегодня...
- Дело у меня было. Тип один магнитофон обещал достать, а потом на переговорный ходил матери звонить.
- Это не Стас тебе случайно магнитофон обещал? - спросил Вадим.
- Он самый. - Я старался не смотреть туда, где стояла Нина, догадываясь, какого рода чувства она сейчас испытывает. - Ты его знаешь?
- Конечно.
- Думаешь, надует?
- Это уж непременно. Обманывать его профессия, старик. И вообще, дешевка твой Стас. - Вадим сказал это без всякой злости, отчего его слова прозвучали особенно веско. - Дешевка и шизик. Торгаш копеечный. Знаешь, как его фамилия?
- Нет, он как-то не представлялся.
- Маквейчук.
- Ну и что? - удивился я. - Обыкновенная фамилия.
- То-то и оно, что обыкновенная. Как раз это его и не устраивает. Твой дружок спит и видит заграничный паспорт, и чтоб в нем на английский лад значилось - Макковей. И непременно чтоб с двумя "к". Свихнулся на этой почве. Все никак не выберет, что лучше: мистер, сеньор или месье. Шизик, повторил он. - Не связывался бы ты с ним.
Вадим взглянул на Нину и заторопился:
- Ну, ребята, вы тут разбирайтесь, а я отчаливаю. Не забыли - завтра открытие фестиваля. Придете?
Я не рискнул ответить за обоих, но вопрос был задан, и это была вынуждена сделать Нина.
- Придем, - сказала она.
Я понял, что помилован, и с легким сердцем пошел проводить Вадима к машине.
- Ну, будь, старик, - сказал он, усаживаясь в свою "Каравеллу".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40