Он проникал всюду, в каждую пору, в каждую клетку, от него стыла кровь в жилах, а кожа не выдерживала и дробилась на хрупкие ломкие кристаллы.
Это был бред. Самый настоящий бред, в котором не оставалось места реальности. Краем сознания я вроде понимал это и в то же время явственно видел бесконечную белую пустыню, себя, полузанесенного снегом, мерцающую вдали цепочку огней. То светились огни поселка, к которому мне надо было пробиться, или, может, туманное облачко Млечного Пути, или фары машин на заснеженной трассе. Нет, скорее то были факелы! Преследуемый конным отрядом герцога, я порывался бежать от погони, но тяжелые стальные латы тянули к земле. Я выбился из сил и теперь лежал, сжавшись в комок, беспомощный, одинокий, обреченный на верную гибель. Ветер заунывно свистел надо мной, сек лицо твердыми, как толченое стекло, крупицами снега и сыпал, сыпал, пока над грудой холодного железа не намело белый холмик...
В какой-то момент мне удалось разлепить веки, и тотчас что-то больно резануло глаза. Я застонал. Вероятно, меня услышали, потому что свет погас и пространство заполнилось серыми размытыми пятнами. На их фоне постепенно, как на бумаге, сунутой в проявитель, возникло лицо мамы.
"Ты?" - удивился я.
Она молча сняла с себя теплый пуховый платок, накинула его мне на грудь и укоризненно покачала головой.
"Как же так, Володя?.. - Губы ее оставались неподвижными, но я отчетливо слышал голос, который невозможно спутать ни с каким другим. - Ты совсем себя не бережешь... И писем от тебя нет. Обещал писать часто. Я жду, жду... Как же так, Володя?"
"Разве ты не получила телеграмму?" - хотел возразить я в свое оправдание, но мама заторопилась.
"Ладно, сынок, я ведь не упрекаю... - Черты ее лица стали терять определенность. - Ты все же выбери минутку, напиши, как устроился, где питаешься..."
Лицо стало уплывать куда-то в сторону. Я пытался остановить, крикнуть что-то вдогонку, но поздно. Мама исчезла.
Очнулся я оттого, что арктический холод сменился каракумской жарой. С меня ручьями лил пот. Едва ворочая распухшим, шершавым, как наждак, языком, я попросил пить.
Передо мной появился стакан с осевшими на дно ягодами малины. Его держала девушка в легком ситцевом халате. Лицо, охваченное ореолом волос, взгляд больших карих глаз показались мне смутно знакомыми.
- Вы кто? - спросил я у нее.
- Молчите... У вас жар, сильный жар...
Вспомнил: ну конечно, это Нина, только совсем другая, больше похожая на ту, с фотографии двухлетней давности.
- Который час? - прохрипел я.
- Половина первого.
Я не поверил.
- Половина первого ночи, - повторила она и протянула градусник. Поставьте, надо измерить. Час назад было под сорок...
- Да ну? - вяло удивился я, изо всех сил сопротивляясь обволакивающей необоримой дреме.
- ...тридцать девять и четыре... "скорую" хотела вызывать... испугалась... лекарство...
Голос становился все тише, пропадал, снова появлялся, и я, потеряв всякую способность к сопротивлению, погрузился в черную бездонную пропасть...
Глава 2
1
Утром меня разбудили шаги.
Кто-то топтался у двери, возился с замком, пробовал отворить форточку.
Прежде чем я успел открыть глаза, звуки оборвались, и мне не сразу удалось сообразить, продолжение ли это ночных кошмаров или кто-то действительно околачивается за дверью. В доме царила тишина, но тишина странная, как если бы за секунду до моего пробуждения был подан знак и говорившие до этого в полный голос вдруг разом смолкли.
Полусонный, я приподнял голову с подушки.
Смутное ощущение опасности, чьего-то незримого и оттого особенно гнетущего присутствия не исчезало. Прислушавшись, я понял, что не ошибся. Снаружи кто-то был. Сперва раздался шорох. Потом звякнула неосторожно задетая крышка почтового ящика. Прошло немного времени, и в дверь потихоньку постучали.
Затаив дыхание, я ждал, что будет дальше.
В комнату сквозь застекленную раму над входной дверью падал рассеянный пучок света. В нем лениво плавали взвешенные в воздухе пылинки. Где-то сбоку, на столе, размеренно тикал будильник. Более мирную обстановку трудно вообразить. Если б не человек, стоящий за дверью. Его молчание таило не совсем ясную и вместе с тем вполне реальную угрозу.
Первым нервы не выдержали у гостя. После продолжительной паузы стук повторился. Теперь стучали смелее, бесцеремонней, и не в дверь, а в плотно занавешенное окно.
Стремясь производить как можно меньше шума, я поднялся, чтобы подойти к окну и незаметно выглянуть во двор, однако на полпути споткнулся и задел стул.
- Кто там? - громко, якобы спросонья, спросил я.
Находившийся по ту сторону двери человек спрыгнул с крыльца.
Я кинулся к окну, отдернул край занавески. Никого. Только на повороте дорожки покачивались потревоженные бегством ветки кустарника.
Дверь оказалась запертой на ключ, но это уже не имело значения. О том, чтобы преследовать беглеца, не могло быть и речи - шансы догнать его, тем более в моем состоянии, равнялись нулю.
Я доковылял до дивана, влез в свернутое коконом одеяло и некоторое время, уставившись в потолок, переваривал случившееся. Ничего путного из этого не вышло. Голова работала туго, мысли путались, и найти сколь-нибудь разумное объяснение так и не удалось. Зачем приходил этот тип? Действительно ли он хотел взломать замок или мне померещилось? Непонятно.
Судя по времени, Нина ушла недавно. Перспектива оставаться в запертой квартире меня не устраивала - на два часа дня у меня была назначена встреча, ни отложить, ни перенести которую я не мог.
"Ничего, на крайний случай сгодится и окно", - решил я и закрыл глаза.
Еще минут десять я ворочался на своем сверхмягком ложе, силясь отыскать хоть какой-то смысл в происшедшем, и не заметил, как меня снова сморил сон.
* * *
Никаких психических отклонений я за собой не замечал. По крайней мере до сих пор. Но когда, проснувшись, услышал, что кто-то опять возится с дверным замком, первым делом подумал о слуховых галлюцинациях и поспешил посмотреть на часы.
Они показывали час дня. Секундная стрелка бодро бегала вокруг оси, из чего я заключил, что и хронометр мой, и сам я в полном порядке.
Между тем в замочной скважине провернулся ключ и в комнату вошла Нина.
- Добрый день, - сказала она.
- Здравствуйте, - сказал, вернее, прокаркал я, поскольку полноценной речи все еще мешали распухшие до невероятных размеров миндалины.
- Ну как вы? Лучше?
Видно, я не был создан для одиночества: вопрос Нины при всей его обыденности вызвал у меня острую потребность в общении. Захотелось поговорить с ней, поболтать о том о сем, без ухищрений, без задних мыслей, не контролируя каждое слово из боязни выдать себя. Но, увы, я не мог себе это позволить.
- Спасибо, вроде ничего, - ответил я.
- Давно проснулись?
- Только что. - Делиться известием об утреннем посетителе я счел излишним. - А вы с работы?
- У меня перерыв до половины второго. Принесла кое-что из продуктов.
Я в два приема подтянулся к изголовью, собираясь встать.
- Нет, нет, лежите, - остановила меня Нина. - Вам надо отлежаться. Температуру мерили?
- Не успел.
Она подала градусник. Я послушно сунул его под мышку и откинулся на подушку.
- Послушайте, а ведь мы с вами так толком и не познакомились. Вас как зовут?
- Нина, - сказала она, выкладывая из сумки свертки.
- А меня...
- Я знаю, вы уже говорили: Сопрыкин Володя.
- Наверно, раскаиваетесь, что разрешили мне остаться?
- Глупости... Скажите лучше, как вас угораздило простудиться в такую жару? - Нина вышла на кухню, но через дверной проем было видно, как она надрезает пакет молока. - А может, у вас грипп?
- Гриппозный больной - разносчик инфекции, - процитировал я из какой-то брошюры. - Он смертельно опасен для окружающих... Повис я у вас на шее, и идти мне некуда. Но вы потерпите, ладно? Вот переберемся мы с матерью сюда окончательно, она вас непременно навестит и выразит благодарность за спасение своего несчастного ребенка. Уж будьте уверены.
Нина поставила кастрюльку с молоком на огонь.
- А вы собираетесь переезжать? - спросила она.
- Ну да, затем и приехал...
И с некоторым опозданием я стал излагать незамысловатую историю, которую сочинил про запас вчера, сидя на набережной:
- Переезд - дело решенное. Мать давно рвется к морю. У нее хронический тонзиллит, слышали о такой болезни?
- Слышала, - отозвалась Нина.
- Неприятная штука. Врачи советуют менять климат, да и я в принципе не против. Все упирается в квартиру. Дали мы объявление о размене и у себя, и у вас в городе. Еще в прошлом году. Повторили несколько раз, только все без толку. Не хотят отсюда на север меняться, мы ведь с мамой за Уралом живем, я вам, кажется, говорил... Так вот, нет желающих, и все тут. Мы уже надеяться перестали, а недавно письмо пришло. От мужика одного. Он перевод по службе получил, перебирается с семьей в наши края. Вроде реальный вариант - двухкомнатная в районе цирка, семнадцатиэтажный дом, знаете, наверно...
Конечно, я врал, но врал по необходимости, в интересах дела, и потом, мое вранье было враньем безобидным, оно никому не причиняло вреда. А что самое удивительное - я настолько свыкся со своей выдумкой, что и сам почти верил тому, что говорил.
- Я, конечно, отпуск оформил, на месте хотел посмотреть, что к чему. Мне бы телеграмму перед выездом дать, предупредить, а я по запарке и не подумал, что могу не застать хозяев. Не повезло, короче. Разминулись. И опоздал-то на самую малость, всего на несколько часов: я - сюда, а обменщик этот с женой к родственникам уехал погостить. Соседи сказали, что вернется только через неделю, не раньше. Придется ждать, не ехать же обратно...
- Понятно, - суховато сказала Нина, и я догадался, что упустил момент, когда ее настроение сделало неприметный поворот к худшему. - Мне пора. - Она показала на плиту: - Скоро молоко закипит, не забудьте выключить. Продукты в холодильнике. - И прошла в соседнюю комнату.
- А вы не боитесь? - спросил я, гадая, что именно не понравилось ей в рассказанной истории.
- Чего, по-вашему, я должна бояться? - донеслось из-за двери.
- Ну, оставлять меня одного. Вдруг обчищу квартиру?
Нина вышла, держа в руках светло-коричневую, под цвет платья сумку.
- Не боюсь, - спокойно сказала она и неожиданно спросила: - Между прочим, вы на себя в зеркало смотрели?
- Нет, а что?
- Да так, посмотрите на досуге... И не забудьте принять лекарство, таблетки на столе.
Уже у порога Нина обернулась:
- Считайте, что вам не повезло, Сопрыкин Володя. У меня брать нечего.
И вышла, громко захлопнув за собой дверь.
Замечание Нины нисколько меня не задело. Я не принадлежу к числу мужчин, которые получают удовольствие, разглядывая себя в зеркало, и то, что сразу после ее ухода оно попалось на глаза, мне лично представляется чистой случайностью.
Просто зеркало стояло на краю тумбочки, куда я положил термометр, и, должно быть, машинально я взял его и поднес к лицу.
Хватило одного взгляда, чтобы догадаться, на что намекала Нина.
Я никогда не считал себя красавцем и, в общем, довольно сдержанно отношусь к собственной внешности, но то, что увидел, превзошло все мои ожидания. Можно подумать, что за одну ночь я прошел месячный курс голодания.
Из зеркала таращился тощий субъект с ввалившимися щеками, распухшими потрескавшимися губами и туго обтянутыми кожей скулами, из которых кустиками торчала рыжая, с красноватым оттенком щетина. А чего стоили уши - таким ушам позавидовал бы матерый африканский слонище. Жалкий портрет грабителя-самозванца довершали спутанные, торчащие во все стороны волосы цвета лежалой соломы.
Ошеломленный увиденным, я вернул зеркало в исходное положение и, избегая думать о зрелище, свидетелем которого только что стал, попробовал трезво определить, насколько далеко зашли последствия болезни.
В мою пользу была температура:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Это был бред. Самый настоящий бред, в котором не оставалось места реальности. Краем сознания я вроде понимал это и в то же время явственно видел бесконечную белую пустыню, себя, полузанесенного снегом, мерцающую вдали цепочку огней. То светились огни поселка, к которому мне надо было пробиться, или, может, туманное облачко Млечного Пути, или фары машин на заснеженной трассе. Нет, скорее то были факелы! Преследуемый конным отрядом герцога, я порывался бежать от погони, но тяжелые стальные латы тянули к земле. Я выбился из сил и теперь лежал, сжавшись в комок, беспомощный, одинокий, обреченный на верную гибель. Ветер заунывно свистел надо мной, сек лицо твердыми, как толченое стекло, крупицами снега и сыпал, сыпал, пока над грудой холодного железа не намело белый холмик...
В какой-то момент мне удалось разлепить веки, и тотчас что-то больно резануло глаза. Я застонал. Вероятно, меня услышали, потому что свет погас и пространство заполнилось серыми размытыми пятнами. На их фоне постепенно, как на бумаге, сунутой в проявитель, возникло лицо мамы.
"Ты?" - удивился я.
Она молча сняла с себя теплый пуховый платок, накинула его мне на грудь и укоризненно покачала головой.
"Как же так, Володя?.. - Губы ее оставались неподвижными, но я отчетливо слышал голос, который невозможно спутать ни с каким другим. - Ты совсем себя не бережешь... И писем от тебя нет. Обещал писать часто. Я жду, жду... Как же так, Володя?"
"Разве ты не получила телеграмму?" - хотел возразить я в свое оправдание, но мама заторопилась.
"Ладно, сынок, я ведь не упрекаю... - Черты ее лица стали терять определенность. - Ты все же выбери минутку, напиши, как устроился, где питаешься..."
Лицо стало уплывать куда-то в сторону. Я пытался остановить, крикнуть что-то вдогонку, но поздно. Мама исчезла.
Очнулся я оттого, что арктический холод сменился каракумской жарой. С меня ручьями лил пот. Едва ворочая распухшим, шершавым, как наждак, языком, я попросил пить.
Передо мной появился стакан с осевшими на дно ягодами малины. Его держала девушка в легком ситцевом халате. Лицо, охваченное ореолом волос, взгляд больших карих глаз показались мне смутно знакомыми.
- Вы кто? - спросил я у нее.
- Молчите... У вас жар, сильный жар...
Вспомнил: ну конечно, это Нина, только совсем другая, больше похожая на ту, с фотографии двухлетней давности.
- Который час? - прохрипел я.
- Половина первого.
Я не поверил.
- Половина первого ночи, - повторила она и протянула градусник. Поставьте, надо измерить. Час назад было под сорок...
- Да ну? - вяло удивился я, изо всех сил сопротивляясь обволакивающей необоримой дреме.
- ...тридцать девять и четыре... "скорую" хотела вызывать... испугалась... лекарство...
Голос становился все тише, пропадал, снова появлялся, и я, потеряв всякую способность к сопротивлению, погрузился в черную бездонную пропасть...
Глава 2
1
Утром меня разбудили шаги.
Кто-то топтался у двери, возился с замком, пробовал отворить форточку.
Прежде чем я успел открыть глаза, звуки оборвались, и мне не сразу удалось сообразить, продолжение ли это ночных кошмаров или кто-то действительно околачивается за дверью. В доме царила тишина, но тишина странная, как если бы за секунду до моего пробуждения был подан знак и говорившие до этого в полный голос вдруг разом смолкли.
Полусонный, я приподнял голову с подушки.
Смутное ощущение опасности, чьего-то незримого и оттого особенно гнетущего присутствия не исчезало. Прислушавшись, я понял, что не ошибся. Снаружи кто-то был. Сперва раздался шорох. Потом звякнула неосторожно задетая крышка почтового ящика. Прошло немного времени, и в дверь потихоньку постучали.
Затаив дыхание, я ждал, что будет дальше.
В комнату сквозь застекленную раму над входной дверью падал рассеянный пучок света. В нем лениво плавали взвешенные в воздухе пылинки. Где-то сбоку, на столе, размеренно тикал будильник. Более мирную обстановку трудно вообразить. Если б не человек, стоящий за дверью. Его молчание таило не совсем ясную и вместе с тем вполне реальную угрозу.
Первым нервы не выдержали у гостя. После продолжительной паузы стук повторился. Теперь стучали смелее, бесцеремонней, и не в дверь, а в плотно занавешенное окно.
Стремясь производить как можно меньше шума, я поднялся, чтобы подойти к окну и незаметно выглянуть во двор, однако на полпути споткнулся и задел стул.
- Кто там? - громко, якобы спросонья, спросил я.
Находившийся по ту сторону двери человек спрыгнул с крыльца.
Я кинулся к окну, отдернул край занавески. Никого. Только на повороте дорожки покачивались потревоженные бегством ветки кустарника.
Дверь оказалась запертой на ключ, но это уже не имело значения. О том, чтобы преследовать беглеца, не могло быть и речи - шансы догнать его, тем более в моем состоянии, равнялись нулю.
Я доковылял до дивана, влез в свернутое коконом одеяло и некоторое время, уставившись в потолок, переваривал случившееся. Ничего путного из этого не вышло. Голова работала туго, мысли путались, и найти сколь-нибудь разумное объяснение так и не удалось. Зачем приходил этот тип? Действительно ли он хотел взломать замок или мне померещилось? Непонятно.
Судя по времени, Нина ушла недавно. Перспектива оставаться в запертой квартире меня не устраивала - на два часа дня у меня была назначена встреча, ни отложить, ни перенести которую я не мог.
"Ничего, на крайний случай сгодится и окно", - решил я и закрыл глаза.
Еще минут десять я ворочался на своем сверхмягком ложе, силясь отыскать хоть какой-то смысл в происшедшем, и не заметил, как меня снова сморил сон.
* * *
Никаких психических отклонений я за собой не замечал. По крайней мере до сих пор. Но когда, проснувшись, услышал, что кто-то опять возится с дверным замком, первым делом подумал о слуховых галлюцинациях и поспешил посмотреть на часы.
Они показывали час дня. Секундная стрелка бодро бегала вокруг оси, из чего я заключил, что и хронометр мой, и сам я в полном порядке.
Между тем в замочной скважине провернулся ключ и в комнату вошла Нина.
- Добрый день, - сказала она.
- Здравствуйте, - сказал, вернее, прокаркал я, поскольку полноценной речи все еще мешали распухшие до невероятных размеров миндалины.
- Ну как вы? Лучше?
Видно, я не был создан для одиночества: вопрос Нины при всей его обыденности вызвал у меня острую потребность в общении. Захотелось поговорить с ней, поболтать о том о сем, без ухищрений, без задних мыслей, не контролируя каждое слово из боязни выдать себя. Но, увы, я не мог себе это позволить.
- Спасибо, вроде ничего, - ответил я.
- Давно проснулись?
- Только что. - Делиться известием об утреннем посетителе я счел излишним. - А вы с работы?
- У меня перерыв до половины второго. Принесла кое-что из продуктов.
Я в два приема подтянулся к изголовью, собираясь встать.
- Нет, нет, лежите, - остановила меня Нина. - Вам надо отлежаться. Температуру мерили?
- Не успел.
Она подала градусник. Я послушно сунул его под мышку и откинулся на подушку.
- Послушайте, а ведь мы с вами так толком и не познакомились. Вас как зовут?
- Нина, - сказала она, выкладывая из сумки свертки.
- А меня...
- Я знаю, вы уже говорили: Сопрыкин Володя.
- Наверно, раскаиваетесь, что разрешили мне остаться?
- Глупости... Скажите лучше, как вас угораздило простудиться в такую жару? - Нина вышла на кухню, но через дверной проем было видно, как она надрезает пакет молока. - А может, у вас грипп?
- Гриппозный больной - разносчик инфекции, - процитировал я из какой-то брошюры. - Он смертельно опасен для окружающих... Повис я у вас на шее, и идти мне некуда. Но вы потерпите, ладно? Вот переберемся мы с матерью сюда окончательно, она вас непременно навестит и выразит благодарность за спасение своего несчастного ребенка. Уж будьте уверены.
Нина поставила кастрюльку с молоком на огонь.
- А вы собираетесь переезжать? - спросила она.
- Ну да, затем и приехал...
И с некоторым опозданием я стал излагать незамысловатую историю, которую сочинил про запас вчера, сидя на набережной:
- Переезд - дело решенное. Мать давно рвется к морю. У нее хронический тонзиллит, слышали о такой болезни?
- Слышала, - отозвалась Нина.
- Неприятная штука. Врачи советуют менять климат, да и я в принципе не против. Все упирается в квартиру. Дали мы объявление о размене и у себя, и у вас в городе. Еще в прошлом году. Повторили несколько раз, только все без толку. Не хотят отсюда на север меняться, мы ведь с мамой за Уралом живем, я вам, кажется, говорил... Так вот, нет желающих, и все тут. Мы уже надеяться перестали, а недавно письмо пришло. От мужика одного. Он перевод по службе получил, перебирается с семьей в наши края. Вроде реальный вариант - двухкомнатная в районе цирка, семнадцатиэтажный дом, знаете, наверно...
Конечно, я врал, но врал по необходимости, в интересах дела, и потом, мое вранье было враньем безобидным, оно никому не причиняло вреда. А что самое удивительное - я настолько свыкся со своей выдумкой, что и сам почти верил тому, что говорил.
- Я, конечно, отпуск оформил, на месте хотел посмотреть, что к чему. Мне бы телеграмму перед выездом дать, предупредить, а я по запарке и не подумал, что могу не застать хозяев. Не повезло, короче. Разминулись. И опоздал-то на самую малость, всего на несколько часов: я - сюда, а обменщик этот с женой к родственникам уехал погостить. Соседи сказали, что вернется только через неделю, не раньше. Придется ждать, не ехать же обратно...
- Понятно, - суховато сказала Нина, и я догадался, что упустил момент, когда ее настроение сделало неприметный поворот к худшему. - Мне пора. - Она показала на плиту: - Скоро молоко закипит, не забудьте выключить. Продукты в холодильнике. - И прошла в соседнюю комнату.
- А вы не боитесь? - спросил я, гадая, что именно не понравилось ей в рассказанной истории.
- Чего, по-вашему, я должна бояться? - донеслось из-за двери.
- Ну, оставлять меня одного. Вдруг обчищу квартиру?
Нина вышла, держа в руках светло-коричневую, под цвет платья сумку.
- Не боюсь, - спокойно сказала она и неожиданно спросила: - Между прочим, вы на себя в зеркало смотрели?
- Нет, а что?
- Да так, посмотрите на досуге... И не забудьте принять лекарство, таблетки на столе.
Уже у порога Нина обернулась:
- Считайте, что вам не повезло, Сопрыкин Володя. У меня брать нечего.
И вышла, громко захлопнув за собой дверь.
Замечание Нины нисколько меня не задело. Я не принадлежу к числу мужчин, которые получают удовольствие, разглядывая себя в зеркало, и то, что сразу после ее ухода оно попалось на глаза, мне лично представляется чистой случайностью.
Просто зеркало стояло на краю тумбочки, куда я положил термометр, и, должно быть, машинально я взял его и поднес к лицу.
Хватило одного взгляда, чтобы догадаться, на что намекала Нина.
Я никогда не считал себя красавцем и, в общем, довольно сдержанно отношусь к собственной внешности, но то, что увидел, превзошло все мои ожидания. Можно подумать, что за одну ночь я прошел месячный курс голодания.
Из зеркала таращился тощий субъект с ввалившимися щеками, распухшими потрескавшимися губами и туго обтянутыми кожей скулами, из которых кустиками торчала рыжая, с красноватым оттенком щетина. А чего стоили уши - таким ушам позавидовал бы матерый африканский слонище. Жалкий портрет грабителя-самозванца довершали спутанные, торчащие во все стороны волосы цвета лежалой соломы.
Ошеломленный увиденным, я вернул зеркало в исходное положение и, избегая думать о зрелище, свидетелем которого только что стал, попробовал трезво определить, насколько далеко зашли последствия болезни.
В мою пользу была температура:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40