Детектив не обижал ее, не оскорблял и не подшучивал над ней. Анни его совершенно не интересовала.
Анни, не глядя по сторонам, перешла улицу Дюма и подошла к бару. Бар "У Лаво" представлял собой подвал с синими стенами и столами и стойкой из красного дерева, почерневшего от времени. Если бы не телевизор в дальнем углу, Анни бы решила, что ослепла, такая в баре царила тьма.
Фуркейд устроился в конце стойки, плечи под поношенной кожаной курткой ссутулились, он не отрывал взгляда от ряда низеньких стаканчиков, выстроившихся перед ним. Ник выдохнул струю дыма и смотрел, как он растворяется в воздухе. Он даже не повернул головы в ее сторону, но, когда Анни подошла, она сразу же почувствовала, что Фуркейд знает о ее присутствии.
Она проскользнула между двумя высокими табуретами и облокотилась на стойку. Большие темные глаза Ника пристально уставились на нее. Никаких следов выпитого виски, ясный взгляд, полный пылающей ярости, которая, казалось, идет из глубин его души. Фуркейд так и не повернулся к ней лицом, и Анни видела его ястребиный профиль. Ник зачесывал черные волосы назад, но одна прядь упала на высокий лоб.
- Бруссар, - напомнила ему Анни, испытывая чувство неловкости. Помощник шерифа Бруссар. Анни. - Нервным жестом она отбросила назад волосы. - Я... гм... была сегодня у здания суда. Мы вместе свалили Хантера Дэвидсона...
Взгляд Ника скользнул с ее лица на распахнутую джинсовую куртку, на тонкую белую футболку под ней, к юбке в мелкий цветочек, доходящей до середины икр, к удобным теннисным туфлям... И вернулся назад, словно приласкав.
- Вы не в форме, помощник шерифа Бруссар.
- Я не на службе.
- Неужели?
Анни моргнула от такого ответа и от едкого дыма, не слишком уверенная, как ей следует поступить.
- Я была первым полицейским, прибывшим на место смерти Памелы Бишон. Я...
- Я знаю, кто вы такая. Ты что же думаешь, chure, глоток виски вышиб мне мозги? - Он выгнул бровь и хмыкнул, гася сигарету в пластмассовой пепельнице, ощетинившейся множеством окурков. - Ты поступила в полицейскую академию в августе девяносто третьего, работала в департаменте полиции города Лафайетт, пришла в офис шерифа в девяносто пятом. У тебя отличный послужной список, но ты слишком часто суешь нос в чужие дела. Я-то считаю, что это не так уж и плохо, если ты собираешься сделать карьеру, а именно этого ты и добиваешься.
Анни смотрела на него, раскрыв от изумления рот. За все время, что Фуркейд проработал в отделе, она не услышала от него и десяти слов. И она никак не могла представить, что он так хорошо осведомлен о ней. То, что детектив так много знал о ней, ее нервировало, и Фуркейд без труда об этом догадался.
- Я должен был понять, годишься ли ты на что-нибудь или нет. А вдруг ты была знакома с Памелой Бишон? Может, вы встречались с одним и тем же парнем? Или она продала тебе дом со змеями под полом?
- Вы меня подозревали? - изумилась Анни.
- Я всех подозреваю, пока не найду виновного. - Он глубоко затянулся. А тебя это беспокоит?
Анни изо всех сил постаралась выглядеть бесстрастной:
- Ничуть.
- Нет, беспокоит, - заявил Фуркейд, стряхивая пепел в переполненную пепельницу. - И не отрицай. Послушай, неужели ты меня боишься?
- Если бы я вас боялась, я бы здесь не стояла.
Его губы дернулись в неискренней улыбке, и Фуркейд пожал плечами, словно говоря: "Может, да, а может, и нет". Анни почувствовала, что начинает злиться.
- С чего бы мне вас бояться?
Его лицо потемнело, он резким движением отодвинул низкий стакан.
- А ты разве не слышала, что обо мне болтают?
- Я знаю цену этой болтовне. Наполовину правда, а может, и того нет.
- А как ты определяешь, в какой половине скрыта истина? поинтересовался Ник. - В этом мире нет справедливости, - негромко заметил он. - Как насчет истинности этого высказывания, помощник шерифа Бруссар?
- Я полагаю, все зависит от восприятия.
- "Справедливость для одного есть несправедливость для другого... Разум одного есть сумасшествие другого". - Фуркейд отпил виски. - Это сказал Эмерсон, американский философ. Ни один репортер не скажет правды о сегодняшних событиях...
- Их слова не меняют факты, - заметила Анни. - Вы нашли кольцо Памелы в доме Ренара.
- Ты не думаешь, что я его туда подбросил?
- Если бы вы подложили кольцо, то обязательно бы внесли его в список улик.
- Верно, Анни. - Он наградил ее задумчивым взглядом. - Анни это сокращенное от какого имени?
- Антуанетта.
- Красивое имя. - Он снова глотнул виски. - Почему ты им не пользуешься? Она пожала плечами.
- Не знаю... Все зовут меня Анни.
- А я не все, Туанетта, - спокойно возразил Фуркейд.
Казалось, он придвинулся ближе, и его улыбка стала шире. Анни показалось, что она чувствует исходящий от него жар, ощущает запах кожи от куртки. Она осознала, что его глаза не отпускают ее взгляд, и велела себе отступить. Но не сделала этого.
- Я зашла сюда, чтобы поговорить о деле, - сказала Анни. - Или Ноблие отстранил вас?
- Нет.
- Я бы хотела помочь, если смогу. - Она подняла одну руку, призывая его дослушать. - Я все понимаю - ведь я всего лишь помощник шерифа, а вы детектив, да и Стоукс не захочет, чтобы я в это влезала, но...
- Ты чертовски плохой игрок, Туанетта, - заметил Фуркейд. - Ты сама называешь причины, чтобы я мог тебе отказать.
- Я ее нашла, - просто сказала Анни. - Я видела, что он с ней сделал. Я до сих пор это вижу. Я чувствую себя... обязанной.
- Ты чувствуешь это. Тень смерти, - прошептал Фуркейд.
Он протянул к ней левую руку и растопыренными пальцами почти коснулся ее. Ник медленно провел рукой у нее перед глазами, над головой, едва коснувшись подушечками пальцев ее волос. По телу Анни пробежала дрожь.
- Здесь холодно, правда? - прошептал Фуркейд.
- Здесь? - пробормотала Анни.
- В стране теней.
Она набрала уже было воздуха в легкие, чтобы сказать Фуркейду, какое он на самом деле дерьмо, но язык не слушался ее. Анни слышала, как где-то звонит телефон, до нее доносился звук работающего телевизора, но она воспринимала только Фуркейда и боль, появившуюся в его глазах.
"Неужели действительно глаза - зеркало души?" - подумалось ей.
- Это вы Фуркейд? - Бармен протягивал Нику телефонную трубку.
Ник встал с табурета и прошел вдоль стойки. Воздух ворвался в легкие Анни, стоило ему только отойти, как будто его аура давила ей на грудь подобно наковальне. Нетвердой рукой она поднесла к губам его стакан и отпила глоток виски. Анни не сводила глаз с Фуркейда, перегнувшегося через стойку и слушавшего то, что ему говорили по телефону. Он напился, это точно. Все знали, что и абсолютно трезвый-то детектив не совсем в себе.
Фуркейд повесил трубку и повернулся к ней.
- Я должен идти. - Он вытащил двадцатку из бумажника и бросил на стойку. - Держись подальше от этих теней, Туанетта, - мягко предупредил ее Ник, и чувствовалось, что он знает, о чем говорит. Его пальцы коснулись лица Анни, дотронулись до краешка губ. - Иначе они высосут из тебя жизнь.
ГЛАВА 4
Ник шел по бульвару, отделяющему дорогу от затона. Руки в перчатках засунуты глубоко в карманы кожаной куртки, плечи ссутулились от холодной ночной сырости. Туман поднимался от воды и проплывал мимо, словно облака, несущие ароматы водорослей и мертвой рыбы. Что-то с бульканьем и всплеском нарушило водяную гладь. Может, окунь, решивший поужинать. Или кто-то от жестокой скуки швыряет камни в воду.
Остановившись около мощного дуба, он прислонился к его стволу и осмотрел берег. Ни одной живой души, ни прохожих, ни машин не было на маленьком разводном мосту в северной части затона. На восточном берегу янтарем светились окна домов. Ночной воздух потяжелел от сырости, грозившей пролиться дождем. А в дождливую ночь ничто не заставит людей без причины бродить по улицам.
Он почти напился. Ник оправдывал себя тем, что пытается заглушить боль, но выпивка только сделала ее острее. Обида и ощущение несправедливости происходящего горячим огнем жгли его изнутри.
Ник Фуркейд закрыл глаза, глубоко вздохнул, выдохнул, пытаясь обрести равновесие, этот глубокий всеобъемлющий покой, которого он с таким трудом добивался. Он так долго работал над тем, чтобы научиться контролировать свой гнев, но ярость все равно прорывалась сквозь его доспехи. Ник столько сил отдал этому расследованию, и вот все его надежды рухнули. Фуркейд чувствовал, как холод окружает его, пробирается внутрь. Тень смерти. Он почувствовал неодолимое желание переступить черту. И какая-то часть его существа отчаянно жаждала покориться этому желанию.
Фуркейд задумался над тем, испытывала ли Анни Брусcap такое же желание, или оно ей совсем незнакомо. Вероятно, нет. Она слишком молода. Двадцать восемь лет. Он в этом возрасте был более опытным и циничным. А вот Анни... Ник видел сомнение в ее глазах, когда говорил о тенях. Заметил он и то, что молодая женщина говорит искренне, рассказывая о том, что чувствует себя обязанной Памеле Бишон.
Верное средство, чтобы сохранить рассудок в отделе убийств, - это сохранять дистанцию. Ничего не принимать близко к сердцу. Не вмешиваться. Не приносить эмоции с работы домой. Не переступать черту. Ник Фуркейд никогда не умел следовать этим советам. И пресловутая черта всегда оставалась у него за спиной.
Преследовали ли тени Памелу Бишон? Видела ли она приближающийся призрак смерти, чувствовала ли ее холодное дыхание на затылке? Фуркейд знал ответ.
Памела жаловалась друзьям на настойчивость Ренара, на мелкие авансы с его стороны. Несмотря на ее категорический отказ, Маркус Ренар начал посылать ей подарки. Потом принялся преследовать. Незначительные акты вандализма против ее машины, ее собственности. Вещи, украденные из ее кабинета, - фотографии, расческа, брелок с ключами.
Да, Памела видела приближающийся призрак, но никто не стал ее слушать, когда она попыталась об этом рассказать. Ни один человек не понял страха Памелы, так же как никто не слышал ее криков, когда женщину истязали в ту ночь на Пони-Байу.
Ник сел на корточки и прислонился спиной к дереву, глядя через пустынную улицу на здание, приютившее фирму "Боуэн и Бриггс". На втором этаже горел свет - Ренар работал за своим чертежным столом. Маркус Ренар был партнером в этой фирме, хотя в названии компании его фамилия и не фигурировала. Он предпочитал проектировать жилые дома, особенно по индивидуальным заказам. Ренар вел замкнутый образ жизни, у него не было постоянной подруги. Он жил с матерью, изготовлявшей карнавальные костюмы и маски, и старшим братом Виктором, страдавшим аутизмом. Семья обосновалась в скромном доме, выстроенном в колониальном стиле, который находился меньше чем в пяти милях от дома, где убили Памелу Бишон. Легко добраться на машине, а еще легче на лодке.
Согласно описаниям людей, знавших Маркуса Ренара и работавших с ним, он был молчаливым, вежливым, совершенно обыкновенным или, может быть, чуть-чуть странноватым. Эта оценка зависела от личности говорившего. Но Ник вспомнил и другую характеристику. Мелочно-дотошный, страдающий навязчивыми идеями, закомплексованный, любящий контролировать, пассивно-агрессивный.
За маской обывателя скрывался совсем другой Маркус Ренар, непохожий на того, кого сослуживцы привыкли видеть каждый день за чертежной доской. Они не смогли распознать сущность своего коллеги, которую Ник Фуркейд ощутил при первой же встрече с ним. Этой сущностью была ярость. Глубоко, очень глубоко внутри, под многими слоями хороших манер, воспитания и маской равнодушной апатии скрывалась бурлящая с трудом сдерживаемая ярость.
Только ярость могла заставить человека вбить гвозди в ладони Памелы Бишон. Неконтролируемая ярость.
В окне на втором этаже погас свет. Повинуясь давней привычке, Ник взглянул на часы, отмечая время - 21:47, и проверил улицу в обоих направлениях. Никого. Принадлежащий Ренару "Вольво" пятилетней давности стоял у бокового выхода на скрытой мраком стоянке между зданием фирмы и антикварным магазинчиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Анни, не глядя по сторонам, перешла улицу Дюма и подошла к бару. Бар "У Лаво" представлял собой подвал с синими стенами и столами и стойкой из красного дерева, почерневшего от времени. Если бы не телевизор в дальнем углу, Анни бы решила, что ослепла, такая в баре царила тьма.
Фуркейд устроился в конце стойки, плечи под поношенной кожаной курткой ссутулились, он не отрывал взгляда от ряда низеньких стаканчиков, выстроившихся перед ним. Ник выдохнул струю дыма и смотрел, как он растворяется в воздухе. Он даже не повернул головы в ее сторону, но, когда Анни подошла, она сразу же почувствовала, что Фуркейд знает о ее присутствии.
Она проскользнула между двумя высокими табуретами и облокотилась на стойку. Большие темные глаза Ника пристально уставились на нее. Никаких следов выпитого виски, ясный взгляд, полный пылающей ярости, которая, казалось, идет из глубин его души. Фуркейд так и не повернулся к ней лицом, и Анни видела его ястребиный профиль. Ник зачесывал черные волосы назад, но одна прядь упала на высокий лоб.
- Бруссар, - напомнила ему Анни, испытывая чувство неловкости. Помощник шерифа Бруссар. Анни. - Нервным жестом она отбросила назад волосы. - Я... гм... была сегодня у здания суда. Мы вместе свалили Хантера Дэвидсона...
Взгляд Ника скользнул с ее лица на распахнутую джинсовую куртку, на тонкую белую футболку под ней, к юбке в мелкий цветочек, доходящей до середины икр, к удобным теннисным туфлям... И вернулся назад, словно приласкав.
- Вы не в форме, помощник шерифа Бруссар.
- Я не на службе.
- Неужели?
Анни моргнула от такого ответа и от едкого дыма, не слишком уверенная, как ей следует поступить.
- Я была первым полицейским, прибывшим на место смерти Памелы Бишон. Я...
- Я знаю, кто вы такая. Ты что же думаешь, chure, глоток виски вышиб мне мозги? - Он выгнул бровь и хмыкнул, гася сигарету в пластмассовой пепельнице, ощетинившейся множеством окурков. - Ты поступила в полицейскую академию в августе девяносто третьего, работала в департаменте полиции города Лафайетт, пришла в офис шерифа в девяносто пятом. У тебя отличный послужной список, но ты слишком часто суешь нос в чужие дела. Я-то считаю, что это не так уж и плохо, если ты собираешься сделать карьеру, а именно этого ты и добиваешься.
Анни смотрела на него, раскрыв от изумления рот. За все время, что Фуркейд проработал в отделе, она не услышала от него и десяти слов. И она никак не могла представить, что он так хорошо осведомлен о ней. То, что детектив так много знал о ней, ее нервировало, и Фуркейд без труда об этом догадался.
- Я должен был понять, годишься ли ты на что-нибудь или нет. А вдруг ты была знакома с Памелой Бишон? Может, вы встречались с одним и тем же парнем? Или она продала тебе дом со змеями под полом?
- Вы меня подозревали? - изумилась Анни.
- Я всех подозреваю, пока не найду виновного. - Он глубоко затянулся. А тебя это беспокоит?
Анни изо всех сил постаралась выглядеть бесстрастной:
- Ничуть.
- Нет, беспокоит, - заявил Фуркейд, стряхивая пепел в переполненную пепельницу. - И не отрицай. Послушай, неужели ты меня боишься?
- Если бы я вас боялась, я бы здесь не стояла.
Его губы дернулись в неискренней улыбке, и Фуркейд пожал плечами, словно говоря: "Может, да, а может, и нет". Анни почувствовала, что начинает злиться.
- С чего бы мне вас бояться?
Его лицо потемнело, он резким движением отодвинул низкий стакан.
- А ты разве не слышала, что обо мне болтают?
- Я знаю цену этой болтовне. Наполовину правда, а может, и того нет.
- А как ты определяешь, в какой половине скрыта истина? поинтересовался Ник. - В этом мире нет справедливости, - негромко заметил он. - Как насчет истинности этого высказывания, помощник шерифа Бруссар?
- Я полагаю, все зависит от восприятия.
- "Справедливость для одного есть несправедливость для другого... Разум одного есть сумасшествие другого". - Фуркейд отпил виски. - Это сказал Эмерсон, американский философ. Ни один репортер не скажет правды о сегодняшних событиях...
- Их слова не меняют факты, - заметила Анни. - Вы нашли кольцо Памелы в доме Ренара.
- Ты не думаешь, что я его туда подбросил?
- Если бы вы подложили кольцо, то обязательно бы внесли его в список улик.
- Верно, Анни. - Он наградил ее задумчивым взглядом. - Анни это сокращенное от какого имени?
- Антуанетта.
- Красивое имя. - Он снова глотнул виски. - Почему ты им не пользуешься? Она пожала плечами.
- Не знаю... Все зовут меня Анни.
- А я не все, Туанетта, - спокойно возразил Фуркейд.
Казалось, он придвинулся ближе, и его улыбка стала шире. Анни показалось, что она чувствует исходящий от него жар, ощущает запах кожи от куртки. Она осознала, что его глаза не отпускают ее взгляд, и велела себе отступить. Но не сделала этого.
- Я зашла сюда, чтобы поговорить о деле, - сказала Анни. - Или Ноблие отстранил вас?
- Нет.
- Я бы хотела помочь, если смогу. - Она подняла одну руку, призывая его дослушать. - Я все понимаю - ведь я всего лишь помощник шерифа, а вы детектив, да и Стоукс не захочет, чтобы я в это влезала, но...
- Ты чертовски плохой игрок, Туанетта, - заметил Фуркейд. - Ты сама называешь причины, чтобы я мог тебе отказать.
- Я ее нашла, - просто сказала Анни. - Я видела, что он с ней сделал. Я до сих пор это вижу. Я чувствую себя... обязанной.
- Ты чувствуешь это. Тень смерти, - прошептал Фуркейд.
Он протянул к ней левую руку и растопыренными пальцами почти коснулся ее. Ник медленно провел рукой у нее перед глазами, над головой, едва коснувшись подушечками пальцев ее волос. По телу Анни пробежала дрожь.
- Здесь холодно, правда? - прошептал Фуркейд.
- Здесь? - пробормотала Анни.
- В стране теней.
Она набрала уже было воздуха в легкие, чтобы сказать Фуркейду, какое он на самом деле дерьмо, но язык не слушался ее. Анни слышала, как где-то звонит телефон, до нее доносился звук работающего телевизора, но она воспринимала только Фуркейда и боль, появившуюся в его глазах.
"Неужели действительно глаза - зеркало души?" - подумалось ей.
- Это вы Фуркейд? - Бармен протягивал Нику телефонную трубку.
Ник встал с табурета и прошел вдоль стойки. Воздух ворвался в легкие Анни, стоило ему только отойти, как будто его аура давила ей на грудь подобно наковальне. Нетвердой рукой она поднесла к губам его стакан и отпила глоток виски. Анни не сводила глаз с Фуркейда, перегнувшегося через стойку и слушавшего то, что ему говорили по телефону. Он напился, это точно. Все знали, что и абсолютно трезвый-то детектив не совсем в себе.
Фуркейд повесил трубку и повернулся к ней.
- Я должен идти. - Он вытащил двадцатку из бумажника и бросил на стойку. - Держись подальше от этих теней, Туанетта, - мягко предупредил ее Ник, и чувствовалось, что он знает, о чем говорит. Его пальцы коснулись лица Анни, дотронулись до краешка губ. - Иначе они высосут из тебя жизнь.
ГЛАВА 4
Ник шел по бульвару, отделяющему дорогу от затона. Руки в перчатках засунуты глубоко в карманы кожаной куртки, плечи ссутулились от холодной ночной сырости. Туман поднимался от воды и проплывал мимо, словно облака, несущие ароматы водорослей и мертвой рыбы. Что-то с бульканьем и всплеском нарушило водяную гладь. Может, окунь, решивший поужинать. Или кто-то от жестокой скуки швыряет камни в воду.
Остановившись около мощного дуба, он прислонился к его стволу и осмотрел берег. Ни одной живой души, ни прохожих, ни машин не было на маленьком разводном мосту в северной части затона. На восточном берегу янтарем светились окна домов. Ночной воздух потяжелел от сырости, грозившей пролиться дождем. А в дождливую ночь ничто не заставит людей без причины бродить по улицам.
Он почти напился. Ник оправдывал себя тем, что пытается заглушить боль, но выпивка только сделала ее острее. Обида и ощущение несправедливости происходящего горячим огнем жгли его изнутри.
Ник Фуркейд закрыл глаза, глубоко вздохнул, выдохнул, пытаясь обрести равновесие, этот глубокий всеобъемлющий покой, которого он с таким трудом добивался. Он так долго работал над тем, чтобы научиться контролировать свой гнев, но ярость все равно прорывалась сквозь его доспехи. Ник столько сил отдал этому расследованию, и вот все его надежды рухнули. Фуркейд чувствовал, как холод окружает его, пробирается внутрь. Тень смерти. Он почувствовал неодолимое желание переступить черту. И какая-то часть его существа отчаянно жаждала покориться этому желанию.
Фуркейд задумался над тем, испытывала ли Анни Брусcap такое же желание, или оно ей совсем незнакомо. Вероятно, нет. Она слишком молода. Двадцать восемь лет. Он в этом возрасте был более опытным и циничным. А вот Анни... Ник видел сомнение в ее глазах, когда говорил о тенях. Заметил он и то, что молодая женщина говорит искренне, рассказывая о том, что чувствует себя обязанной Памеле Бишон.
Верное средство, чтобы сохранить рассудок в отделе убийств, - это сохранять дистанцию. Ничего не принимать близко к сердцу. Не вмешиваться. Не приносить эмоции с работы домой. Не переступать черту. Ник Фуркейд никогда не умел следовать этим советам. И пресловутая черта всегда оставалась у него за спиной.
Преследовали ли тени Памелу Бишон? Видела ли она приближающийся призрак смерти, чувствовала ли ее холодное дыхание на затылке? Фуркейд знал ответ.
Памела жаловалась друзьям на настойчивость Ренара, на мелкие авансы с его стороны. Несмотря на ее категорический отказ, Маркус Ренар начал посылать ей подарки. Потом принялся преследовать. Незначительные акты вандализма против ее машины, ее собственности. Вещи, украденные из ее кабинета, - фотографии, расческа, брелок с ключами.
Да, Памела видела приближающийся призрак, но никто не стал ее слушать, когда она попыталась об этом рассказать. Ни один человек не понял страха Памелы, так же как никто не слышал ее криков, когда женщину истязали в ту ночь на Пони-Байу.
Ник сел на корточки и прислонился спиной к дереву, глядя через пустынную улицу на здание, приютившее фирму "Боуэн и Бриггс". На втором этаже горел свет - Ренар работал за своим чертежным столом. Маркус Ренар был партнером в этой фирме, хотя в названии компании его фамилия и не фигурировала. Он предпочитал проектировать жилые дома, особенно по индивидуальным заказам. Ренар вел замкнутый образ жизни, у него не было постоянной подруги. Он жил с матерью, изготовлявшей карнавальные костюмы и маски, и старшим братом Виктором, страдавшим аутизмом. Семья обосновалась в скромном доме, выстроенном в колониальном стиле, который находился меньше чем в пяти милях от дома, где убили Памелу Бишон. Легко добраться на машине, а еще легче на лодке.
Согласно описаниям людей, знавших Маркуса Ренара и работавших с ним, он был молчаливым, вежливым, совершенно обыкновенным или, может быть, чуть-чуть странноватым. Эта оценка зависела от личности говорившего. Но Ник вспомнил и другую характеристику. Мелочно-дотошный, страдающий навязчивыми идеями, закомплексованный, любящий контролировать, пассивно-агрессивный.
За маской обывателя скрывался совсем другой Маркус Ренар, непохожий на того, кого сослуживцы привыкли видеть каждый день за чертежной доской. Они не смогли распознать сущность своего коллеги, которую Ник Фуркейд ощутил при первой же встрече с ним. Этой сущностью была ярость. Глубоко, очень глубоко внутри, под многими слоями хороших манер, воспитания и маской равнодушной апатии скрывалась бурлящая с трудом сдерживаемая ярость.
Только ярость могла заставить человека вбить гвозди в ладони Памелы Бишон. Неконтролируемая ярость.
В окне на втором этаже погас свет. Повинуясь давней привычке, Ник взглянул на часы, отмечая время - 21:47, и проверил улицу в обоих направлениях. Никого. Принадлежащий Ренару "Вольво" пятилетней давности стоял у бокового выхода на скрытой мраком стоянке между зданием фирмы и антикварным магазинчиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70