И ему некуда бежать! Пустыня, Сереженька! Негде спрятаться! Идите сюда!
Зачесов, увлеченный на авансцену, почувствовал себя голым и беззащитным.
Он даже прикрылся ладонями, как футболист из стенки при исполнении штрафного удара.
— Матерый человечище, этот Герман! — с восторгом прошептал, оторвавшись от игры, Миша Кумачев. — Гляди, что творит! Ну чистый вампир наш Серега! Ей-ей, сейчас испарится!
— Жди, — отозвался Никита, поднимая десятку. — Испарится он еще.
Не имея возможности продолжить за кулисами расписывание «пульки», Брусникин и Кумачев перешли на игру в «очко». Вечный вопрос — «кому бежать» — так и не был решен.
Следующей картой Миша сдал Брусникину семерку. «Брать или не брать?» — прикинул Никита. Восемнадцать — неплохо. Но Кумачев на сдаче. С моим везением он точно меньше не наберет. А равное число — в пользу банкующего. Итак, на сцене Герман. По логике должна дама подойти. Все, что старше дамы, — перебор.
Дама действительно подошла. Это была Дарья Безродная, исполнявшая в пьесе роль княжны Мери.
— Привет, мальчики! — бодро обратилась она к игрокам. — Ну, что у нас происходит?!
Миша с Брусникиным переглянулись. Жизнерадостная красавица Дарья была, пожалуй, единственной в «Квадрате» звездой, не обогревшей своим теплом ни одного из ловеласов. Клинья под нее подбивались, ухаживания ею принимались, но далее следовало полное «динамо». Будучи еще студенткой Щукинского училища, Дарья вышла замуж за кандидата филологических наук некоего Александра Угарова. Ни Миша, ни Брусникин его в жизни не видели, да и вообще никто из труппы с ним ни разу не встречался. Муж Дарьи манкировал театром «Квадрат», как и собственно игрой своей юной супруги.
«Кто бы он ни был, тут я с ним солидарен, — пришел Брусникин к выводу. — Но, верно, он красавец и, верно, умница, ежели эта вертихвостка пренебрегает уроками моего мастерства».
— У нас день рождения. — Миша выжидающе поглядел на Брусникина.
— Еще, — сказал Никита и, получив карту, осторожно приоткрыл ее. Вышла дама треф.
— У обоих в один день? — рассмеялась Дарья.
— Очко, — Никита предъявил свои карты.
— Но я родился раньше, — вздохнул Кумачев.
— Не расстраивайся, — утешил его Брусникин. — Я раньше умру.
Игра на сцене, между тем, не клеилась. Сергей, сбитый с толку агрессивным интеллектом Васюка, изображал «умирающего вампира».
— Больше высокомерия! — подавал рекомендации постановщик. — Больше вызова!
— При чем тут вообще вампир, Герман Романович? — Метеоров попытался прийти на выручку молодому коллеге.
— «Есть минуты, когда я понимаю Вампира»! — надменно произнес, разворачиваясь к нему, Васюк.
— Как вы сказали? — Метеоров откинул крышку пистолетного ящика. — Погодите. Я запишу.
— Это слова Печорина. — Васюк презрительно фыркнул. — Читайте предисловия, Метеоров. Предисловия читайте. Они того стоят. «Если вы верили в существование Мельмонта и вампира, и других — отчего вы не верите в действительность Печорина»?!
— Я верю! — поспешил убедить его Зачесов.
«Кто б сомневался, — зло подумал Никита, наблюдая за ходом репетиции. — Ты во все поверишь, лишь бы Герману угодить. А я? Во что теперь я готов поверить? Впору и мне обратиться за помощью к высшим инстанциям. Господи, укрепи меня и направь. Прости мне долги, как я прощаю своим должникам. И не введи меня во искушение, Господи».
— В образе Печорина… — Васюк благосклонно улыбнулся Зачесову. — Кстати, вам идет это платье… В вашем, Сереженька, образе закодировано демоническое начало автора. И это начало предвосхищает его закономерный конец. Единственно возможную развязку.
— Пошел за «Аистом». — Предупредив своего секунданта, Кумачев растворился в темноте.
— Сегодня ночью я много думал… — Заложив руки за спину, Васюк опять забегал по сцене.
— Надо же, — иронически отозвался Никита. — Экое совпадение.
— А я сегодня ночью с Угаровым… — начала Дарья, подводя помадой губы.
— Молчи, — прервал ее тут же Брусникин. — Когда играют трубы, нежные скрипки молчат.
— Ведь кто таков этот Грушницкий? — Васюк бросил рассеянный взгляд в направлении кулис. — Грушницкий, по сути, не кто другой, как подлец Мартынов. Убийца гения. Где он?
— В туалете. — Никита, чиркнув спичкой, закурил. — У него свидание.
— Сколько раз я просил не курить в храме?! — вскричал, моментально багровея, Васюк.
Брусникин поспешно разогнал перед собой дым и загасил, плюнув на палец, окурок.
— Безродная! — заметил новую жертву Герман Романович. — Почему вы до сих пор не одеты?!
— Как это я не одета? — Дарья ошеломленно посмотрела сперва на Брусникина, затем — на себя.
— Где ваши розовые фестоны? Где парик? Вы что — в магазине?
Княжна Мери в джинсах и соблазнительной блузке с широким декольте, не ожидая продолжения, отправилась переодеваться.
— Ну хорошо. — Режиссер вернулся к своим полночным размышлениям. — Так вот… Вы можете себе представить, что солнце не взошло над пустыней? Или что подлец Мартынов промахнулся?
— Я, Герман Романович, конечно, — забормотал Сергей. — Само собой такое вообще…
— И правильно! — похвалил его Васюк. — Это — абсурд! Мало того — это противоречит здравому смыслу!
«Я сам еще недавно упивался такими сентенциями!» — хмыкнул Брусникин.
— Ведь кто такой Мартынов?
— Согласно официальной версии… — снова попробовал вмешаться Метеоров, но был беспощадно перебит.
— Так же, как и Грушницкий, он всего лишь слепое орудие в руках Провидения! — Васюк наградил ветерана свирепым взглядом. — Перестаньте жевать, Метеоров! Старый артист, а черт знает что! Вы можете представить, что Провидение промахнулось?
— Не можем! — убежденно и твердо ответил Сергей за весь коллектив.
— Поэтому в сцене дуэли, — продолжил Васюк, — в сцене, точнее, перед дуэлью вы должны… Словом, вот новый текст финала.
Он быстро сбежал со сцены по ступенькам и вернулся, шурша исписанными от руки листами.
— Но Герман Романович… — Вчитываясь в режиссерскую трактовку, Зачесов обомлел. — Ведь у Лермонтова…
— Так! Все! Репетируем! — Васюк уже занял свое кресло душеприказчика. — Хватит прохлаждаться! Доктор! Прошу вас! Обедать будем в антракте!
Метеоров стряхнул с сюртука крошки доеденного бутерброда и убрал оберточную бумагу в пистолетный футляр.
— Написали ль вы завещание? — отирая губы, начал он свою роль с прерванного места.
— И да, и… нет?! — удивленный Печорин, скорее, адресовал свою реплику режиссеру.
— То есть?! — поперхнувшись, доктор Вернер глянул на него поверх очков.
— Я оставил в комнате свой дневник, — отрывисто и нервно прочитал с листа Печорин. — Там — все. Поступите с ним как желаете.
Доктор, в отличие от Максим Максимыча из повести «Тамань», еще не зная, что ему делать с дневником Печорина, призадумался.
«Буду говорить свой текст, — решил Метеоров-Вернер, — а с Васюком пусть разбирается театральная общественность».
— Неужели у вас не осталось друзей, которым вы хотели бы послать свое последнее прости?
Печорин покосился на драгунского капитана. Лицо того осталось безучастным.
«Я тебя простил, старик, — подумал Никита. — Но не надейся, что я брошусь к тебе в объятия. Чтоб секундант Грушницкого обнимался с Печориным? Такое даже Васюка способно шокировать».
— Я не опоздал? — Рядом с Никитой объявился Кумачев. Под мышкой у него был подозрительный сверток, а в руке — еще более подозрительный стакан.
— Как раз вовремя, — заметил без энтузиазма Брусникин. — Ты стрелять умеешь?
— А в чем интрига?
— Поздравляю, Мишель. — Никита хлопнул его по плечу. — Наконец-то у тебя появился шанс ухлопать этого пидора Зачесова.
— Сереженька! Больше величия! — докатился до них возглас постановщика.
— Понял, Герман Романович! — Печорин выкатил грудь колесом и двинулся на Метеорова. — Посмотрите, доктор! Видите ли вы на скале справа чернеют две фигуры? Это наши враги!
— Вот оно как? — старый артист, сделав ладонь козырьком, глянул вдаль.
— Чернеют! — режиссер вскочил с кресла. — Черне-ют! А вы что делаете?
Никита с Кумачевым замялись.
— А что мы делаем, Герман Романович? — убирая на всякий случай за спину стакан, поинтересовался Миша.
— Под софитами стоите! — Васюк замахал руками. — Уйдите! В тень уйдите! Зритель должен верить в происходящее!
Грушницкий с драгунским капитаном послушно отступили в тень.
— На сегодня все свободны! — Васюк, сверх меры утомленный приливами вдохновения, повалился в кресло. — Следующая репетиция завтра в девятнадцать! Эра!
Его ассистентка Эра, читавшая во втором ряду журнал, вспорхнула, точно пчелка с клевера.
— Шаманскую ко мне! — распорядился постановщик.
— Я не опоздала? — Княжна Мери, шурша накрахмаленными юбками, во всей красе появилась рядом с приятелями, разливавшими коньяк за тяжелым бархатным занавесом.
— Смотря куда. — Миша протянул ей стакан.
— А это что у вас? — Даря понюхала темную жидкость.
— Нарзан, — заверил ее Кумачев. — Согласно повести все дамы встречаются у минерального первоисточника. Роль помнишь?
— Да. — Безродная выпила сомнительный «нарзан» и задохнулась.
Никита, хлопнув ее по спине, зашипел от боли.
— Это заговор, — сказал он мрачно, глядя на каплю крови, проступившую между линиями жизни и любви.
— Это булавка, — возразила Дарья. — У Зойки Шаманской все на соплях держится. Еще и панталоны.
— Можно полюбопытствовать? — Кумачев взялся за расшитый фиолетовыми ромашками подол.
— Обойдешься, — оттолкнула его княжна.
Никита выглянул в зал.
— Зритель должен верить в происходящее! — выговаривал Зое постановщик.
Та бурно протестовала, но аргументы ее Никите были не слышны. Кончилось тем, что Зоя Шаманская ударилась в слезы.
— За мои капитанские подштанники, — произнес Брусникин тост. — И за ваши, княжна, панталоны.
— Так и быть, — захмелевшая Дарья, повернувшись тылом, вздернула юбку.
— Браво! — пришел в восхищение Миша.
— Я тебе этого не покупал, — раздался незнакомый голос.
По чугунной лесенке, ведущей из театральных подвалов на сцену, поднимался широкоплечий худощавый мужчина средних лет и вышесреднего роста. В его серых веселых глазах отразилось нарочитое недоумение.
— У нас именины! — Дарья бросилась ему на шею. Брусникин догадался, что перед ними Дарьин муж Угаров, соизволивший наконец осчастливить театр «Квадрат» своим посещением.
— У нас у всех? — Филолог с фигурой хищника окинул компанию ироническим взглядом.
— У него, — Миша кивнул на Брусникина.
— У меня. — Брусникин протянул стакан элегантному господину.
«Давно пора что-нибудь отпраздновать, — принял решение Никита. — Почему бы и нет?»
— Вернее, у моего персидского кота, — уточнил он, впрочем.
— Назови его Кит, — посоветовала Дарья. — Нашего спаниеля так звать.
— Почему? — заинтересовался Миша.
— Иногда он выбрасывается на берег, — объяснил незнакомец, выпив предложенный коньяк.
— Это мой муж Александр, — представила его Дарья товарищам по цеху.
— Это моя жена Дарья, — усмехнулся филолог. — Надеюсь, на сегодня представление закончено.
Но его надеждам не суждено было оправдаться. За кулисы ворвалась растрепанная и негодующая Зоя Шаманская.
— Валерьянка есть?!
Миша без лишних разговоров опорожнил остатки «Белого аиста» в емкость.
— Свинья! — Зоя одним духом выпила коньяк и всхлипнула. — Я в эти костюмы вложила уйму таланта, а он, видишь ли, думал сегодня ночью! Теперь требует, чтобы Печорин с Грушницким были обмундированы, как современные офицеры, поправляющиеся в Пятигорске после ранений, заработанных на чеченской войне. Ну нормальный он после этого?
— Нормальный, — уверенно отозвался Кумачев. — Зритель обязан верить в происходящее. Хамство, что герой нашего времени топчется на сцене в малиновых рейтузах.
— Ах! — вскричала Зоя, метнувшись к Брусникину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Зачесов, увлеченный на авансцену, почувствовал себя голым и беззащитным.
Он даже прикрылся ладонями, как футболист из стенки при исполнении штрафного удара.
— Матерый человечище, этот Герман! — с восторгом прошептал, оторвавшись от игры, Миша Кумачев. — Гляди, что творит! Ну чистый вампир наш Серега! Ей-ей, сейчас испарится!
— Жди, — отозвался Никита, поднимая десятку. — Испарится он еще.
Не имея возможности продолжить за кулисами расписывание «пульки», Брусникин и Кумачев перешли на игру в «очко». Вечный вопрос — «кому бежать» — так и не был решен.
Следующей картой Миша сдал Брусникину семерку. «Брать или не брать?» — прикинул Никита. Восемнадцать — неплохо. Но Кумачев на сдаче. С моим везением он точно меньше не наберет. А равное число — в пользу банкующего. Итак, на сцене Герман. По логике должна дама подойти. Все, что старше дамы, — перебор.
Дама действительно подошла. Это была Дарья Безродная, исполнявшая в пьесе роль княжны Мери.
— Привет, мальчики! — бодро обратилась она к игрокам. — Ну, что у нас происходит?!
Миша с Брусникиным переглянулись. Жизнерадостная красавица Дарья была, пожалуй, единственной в «Квадрате» звездой, не обогревшей своим теплом ни одного из ловеласов. Клинья под нее подбивались, ухаживания ею принимались, но далее следовало полное «динамо». Будучи еще студенткой Щукинского училища, Дарья вышла замуж за кандидата филологических наук некоего Александра Угарова. Ни Миша, ни Брусникин его в жизни не видели, да и вообще никто из труппы с ним ни разу не встречался. Муж Дарьи манкировал театром «Квадрат», как и собственно игрой своей юной супруги.
«Кто бы он ни был, тут я с ним солидарен, — пришел Брусникин к выводу. — Но, верно, он красавец и, верно, умница, ежели эта вертихвостка пренебрегает уроками моего мастерства».
— У нас день рождения. — Миша выжидающе поглядел на Брусникина.
— Еще, — сказал Никита и, получив карту, осторожно приоткрыл ее. Вышла дама треф.
— У обоих в один день? — рассмеялась Дарья.
— Очко, — Никита предъявил свои карты.
— Но я родился раньше, — вздохнул Кумачев.
— Не расстраивайся, — утешил его Брусникин. — Я раньше умру.
Игра на сцене, между тем, не клеилась. Сергей, сбитый с толку агрессивным интеллектом Васюка, изображал «умирающего вампира».
— Больше высокомерия! — подавал рекомендации постановщик. — Больше вызова!
— При чем тут вообще вампир, Герман Романович? — Метеоров попытался прийти на выручку молодому коллеге.
— «Есть минуты, когда я понимаю Вампира»! — надменно произнес, разворачиваясь к нему, Васюк.
— Как вы сказали? — Метеоров откинул крышку пистолетного ящика. — Погодите. Я запишу.
— Это слова Печорина. — Васюк презрительно фыркнул. — Читайте предисловия, Метеоров. Предисловия читайте. Они того стоят. «Если вы верили в существование Мельмонта и вампира, и других — отчего вы не верите в действительность Печорина»?!
— Я верю! — поспешил убедить его Зачесов.
«Кто б сомневался, — зло подумал Никита, наблюдая за ходом репетиции. — Ты во все поверишь, лишь бы Герману угодить. А я? Во что теперь я готов поверить? Впору и мне обратиться за помощью к высшим инстанциям. Господи, укрепи меня и направь. Прости мне долги, как я прощаю своим должникам. И не введи меня во искушение, Господи».
— В образе Печорина… — Васюк благосклонно улыбнулся Зачесову. — Кстати, вам идет это платье… В вашем, Сереженька, образе закодировано демоническое начало автора. И это начало предвосхищает его закономерный конец. Единственно возможную развязку.
— Пошел за «Аистом». — Предупредив своего секунданта, Кумачев растворился в темноте.
— Сегодня ночью я много думал… — Заложив руки за спину, Васюк опять забегал по сцене.
— Надо же, — иронически отозвался Никита. — Экое совпадение.
— А я сегодня ночью с Угаровым… — начала Дарья, подводя помадой губы.
— Молчи, — прервал ее тут же Брусникин. — Когда играют трубы, нежные скрипки молчат.
— Ведь кто таков этот Грушницкий? — Васюк бросил рассеянный взгляд в направлении кулис. — Грушницкий, по сути, не кто другой, как подлец Мартынов. Убийца гения. Где он?
— В туалете. — Никита, чиркнув спичкой, закурил. — У него свидание.
— Сколько раз я просил не курить в храме?! — вскричал, моментально багровея, Васюк.
Брусникин поспешно разогнал перед собой дым и загасил, плюнув на палец, окурок.
— Безродная! — заметил новую жертву Герман Романович. — Почему вы до сих пор не одеты?!
— Как это я не одета? — Дарья ошеломленно посмотрела сперва на Брусникина, затем — на себя.
— Где ваши розовые фестоны? Где парик? Вы что — в магазине?
Княжна Мери в джинсах и соблазнительной блузке с широким декольте, не ожидая продолжения, отправилась переодеваться.
— Ну хорошо. — Режиссер вернулся к своим полночным размышлениям. — Так вот… Вы можете себе представить, что солнце не взошло над пустыней? Или что подлец Мартынов промахнулся?
— Я, Герман Романович, конечно, — забормотал Сергей. — Само собой такое вообще…
— И правильно! — похвалил его Васюк. — Это — абсурд! Мало того — это противоречит здравому смыслу!
«Я сам еще недавно упивался такими сентенциями!» — хмыкнул Брусникин.
— Ведь кто такой Мартынов?
— Согласно официальной версии… — снова попробовал вмешаться Метеоров, но был беспощадно перебит.
— Так же, как и Грушницкий, он всего лишь слепое орудие в руках Провидения! — Васюк наградил ветерана свирепым взглядом. — Перестаньте жевать, Метеоров! Старый артист, а черт знает что! Вы можете представить, что Провидение промахнулось?
— Не можем! — убежденно и твердо ответил Сергей за весь коллектив.
— Поэтому в сцене дуэли, — продолжил Васюк, — в сцене, точнее, перед дуэлью вы должны… Словом, вот новый текст финала.
Он быстро сбежал со сцены по ступенькам и вернулся, шурша исписанными от руки листами.
— Но Герман Романович… — Вчитываясь в режиссерскую трактовку, Зачесов обомлел. — Ведь у Лермонтова…
— Так! Все! Репетируем! — Васюк уже занял свое кресло душеприказчика. — Хватит прохлаждаться! Доктор! Прошу вас! Обедать будем в антракте!
Метеоров стряхнул с сюртука крошки доеденного бутерброда и убрал оберточную бумагу в пистолетный футляр.
— Написали ль вы завещание? — отирая губы, начал он свою роль с прерванного места.
— И да, и… нет?! — удивленный Печорин, скорее, адресовал свою реплику режиссеру.
— То есть?! — поперхнувшись, доктор Вернер глянул на него поверх очков.
— Я оставил в комнате свой дневник, — отрывисто и нервно прочитал с листа Печорин. — Там — все. Поступите с ним как желаете.
Доктор, в отличие от Максим Максимыча из повести «Тамань», еще не зная, что ему делать с дневником Печорина, призадумался.
«Буду говорить свой текст, — решил Метеоров-Вернер, — а с Васюком пусть разбирается театральная общественность».
— Неужели у вас не осталось друзей, которым вы хотели бы послать свое последнее прости?
Печорин покосился на драгунского капитана. Лицо того осталось безучастным.
«Я тебя простил, старик, — подумал Никита. — Но не надейся, что я брошусь к тебе в объятия. Чтоб секундант Грушницкого обнимался с Печориным? Такое даже Васюка способно шокировать».
— Я не опоздал? — Рядом с Никитой объявился Кумачев. Под мышкой у него был подозрительный сверток, а в руке — еще более подозрительный стакан.
— Как раз вовремя, — заметил без энтузиазма Брусникин. — Ты стрелять умеешь?
— А в чем интрига?
— Поздравляю, Мишель. — Никита хлопнул его по плечу. — Наконец-то у тебя появился шанс ухлопать этого пидора Зачесова.
— Сереженька! Больше величия! — докатился до них возглас постановщика.
— Понял, Герман Романович! — Печорин выкатил грудь колесом и двинулся на Метеорова. — Посмотрите, доктор! Видите ли вы на скале справа чернеют две фигуры? Это наши враги!
— Вот оно как? — старый артист, сделав ладонь козырьком, глянул вдаль.
— Чернеют! — режиссер вскочил с кресла. — Черне-ют! А вы что делаете?
Никита с Кумачевым замялись.
— А что мы делаем, Герман Романович? — убирая на всякий случай за спину стакан, поинтересовался Миша.
— Под софитами стоите! — Васюк замахал руками. — Уйдите! В тень уйдите! Зритель должен верить в происходящее!
Грушницкий с драгунским капитаном послушно отступили в тень.
— На сегодня все свободны! — Васюк, сверх меры утомленный приливами вдохновения, повалился в кресло. — Следующая репетиция завтра в девятнадцать! Эра!
Его ассистентка Эра, читавшая во втором ряду журнал, вспорхнула, точно пчелка с клевера.
— Шаманскую ко мне! — распорядился постановщик.
— Я не опоздала? — Княжна Мери, шурша накрахмаленными юбками, во всей красе появилась рядом с приятелями, разливавшими коньяк за тяжелым бархатным занавесом.
— Смотря куда. — Миша протянул ей стакан.
— А это что у вас? — Даря понюхала темную жидкость.
— Нарзан, — заверил ее Кумачев. — Согласно повести все дамы встречаются у минерального первоисточника. Роль помнишь?
— Да. — Безродная выпила сомнительный «нарзан» и задохнулась.
Никита, хлопнув ее по спине, зашипел от боли.
— Это заговор, — сказал он мрачно, глядя на каплю крови, проступившую между линиями жизни и любви.
— Это булавка, — возразила Дарья. — У Зойки Шаманской все на соплях держится. Еще и панталоны.
— Можно полюбопытствовать? — Кумачев взялся за расшитый фиолетовыми ромашками подол.
— Обойдешься, — оттолкнула его княжна.
Никита выглянул в зал.
— Зритель должен верить в происходящее! — выговаривал Зое постановщик.
Та бурно протестовала, но аргументы ее Никите были не слышны. Кончилось тем, что Зоя Шаманская ударилась в слезы.
— За мои капитанские подштанники, — произнес Брусникин тост. — И за ваши, княжна, панталоны.
— Так и быть, — захмелевшая Дарья, повернувшись тылом, вздернула юбку.
— Браво! — пришел в восхищение Миша.
— Я тебе этого не покупал, — раздался незнакомый голос.
По чугунной лесенке, ведущей из театральных подвалов на сцену, поднимался широкоплечий худощавый мужчина средних лет и вышесреднего роста. В его серых веселых глазах отразилось нарочитое недоумение.
— У нас именины! — Дарья бросилась ему на шею. Брусникин догадался, что перед ними Дарьин муж Угаров, соизволивший наконец осчастливить театр «Квадрат» своим посещением.
— У нас у всех? — Филолог с фигурой хищника окинул компанию ироническим взглядом.
— У него, — Миша кивнул на Брусникина.
— У меня. — Брусникин протянул стакан элегантному господину.
«Давно пора что-нибудь отпраздновать, — принял решение Никита. — Почему бы и нет?»
— Вернее, у моего персидского кота, — уточнил он, впрочем.
— Назови его Кит, — посоветовала Дарья. — Нашего спаниеля так звать.
— Почему? — заинтересовался Миша.
— Иногда он выбрасывается на берег, — объяснил незнакомец, выпив предложенный коньяк.
— Это мой муж Александр, — представила его Дарья товарищам по цеху.
— Это моя жена Дарья, — усмехнулся филолог. — Надеюсь, на сегодня представление закончено.
Но его надеждам не суждено было оправдаться. За кулисы ворвалась растрепанная и негодующая Зоя Шаманская.
— Валерьянка есть?!
Миша без лишних разговоров опорожнил остатки «Белого аиста» в емкость.
— Свинья! — Зоя одним духом выпила коньяк и всхлипнула. — Я в эти костюмы вложила уйму таланта, а он, видишь ли, думал сегодня ночью! Теперь требует, чтобы Печорин с Грушницким были обмундированы, как современные офицеры, поправляющиеся в Пятигорске после ранений, заработанных на чеченской войне. Ну нормальный он после этого?
— Нормальный, — уверенно отозвался Кумачев. — Зритель обязан верить в происходящее. Хамство, что герой нашего времени топчется на сцене в малиновых рейтузах.
— Ах! — вскричала Зоя, метнувшись к Брусникину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31