Так как Тауэрс являлся частью Медицинского центра, он был соединен с
госпиталем хорошо освещенным и окрашенным в приятные тона переходом на
уровне подвального этажа. Там же были проложены электрические и тепловые
магистрали, скрытые в потолке за звукоизоляционными плитками. Взявшись за
руки, Мартин и Дениз прошли сначала под старым медицинским институтом,
потом под новым. Потом они миновали разветвление тоннелей, ведущих к
Бреннеровскому педиатрическому госпиталю и Голдманновскому институту
психиатрии. Тауэрс находился в конце тоннеля и представлял собой нынешний
предел безудержного прорастания медицинского центра в тело окружающего
района. По лестнице можно было подняться прямо в нижний вестибюль этого
многоквартирного дома. Охранник за пуленепробиваемым стеклом узнал Филипса
и отпер дистанционно управляемый замок.
Шикарный Тауэрс был населен в основном докторами медицины и другими
специалистами из медицинского центра. Здесь обитали еще несколько
профессоров из университета, но, как правило, квартплату считали довольно
высокой. Проживавшие здесь врачи были большей частью разведены, зато
постоянно росло число молодых турок с карьеристски настроенными женами.
Детей здесь почти не было, их можно было видеть только по выходным, когда
наступала папина очередь заниматься ими. Мартин знал также о довольно
большом количестве психиатров и замечал немало выпивших.
Мартин относился к числу разведенных. Он развелся четыре года назад
после шести лет беспросветной супружеской жизни в пригороде. Подобно
большинству своих коллег, Мартин женился в годы своего стажерства - это
была своего рода реакция на трудности научной карьеры. Жену звали Ширли,
он любил ее, по крайней мере, считал, что любит. Он был потрясен, когда
она вдруг ушла от него. К счастью, детей у них не было. Следствием развода
явилась депрессия, для преодоления которой он старался еще больше времени
проводить на работе, если только это было возможно. С течением времени он
смог отнестись к этим событиям с необходимым беспристрастием и осознать
происшедшее. Филипс был женат на медицине, а его жена находилась в роли
любовницы. Для своего ухода Ширли выбрала тот год, когда его назначили
помощником заведующего Неврологии, поскольку именно тогда она окончательно
поняла его систему ценностей. До своего назначения он оправдывал перед
женой семидесятичасовую рабочую неделю стремлением стать помощником
заведующего. Заняв эту должность, он стал оправдывать это тем, что он
начальник. Ширли нашла выход, которого Филипс не видел. Она не захотела
быть замужем и в одиночестве, поэтому она ушла.
- Ты пришел к какому-то заключению по поводу отсутствия мозга у
Марино? - спросила Дениз, возвращая Мартина в настоящее.
- Нет. Но в этом наверняка замешан Маннергейм.
Они ждали лифта под громадной безвкусной люстрой. Под ногами был
темно-оранжевый ковер с переплетением золотых колец.
- Ты не собираешься что-то предпринять по этому поводу?
- Я не знаю, что делать. Конечно, хотелось бы узнать, зачем его
изъяли.
Самым чудесным в квартире Филипса был вид на реку и изящный изгиб
моста. В остальном это было самое непримечательное жилище. Филипс переехал
в одночасье. Он договорился об аренде квартиры по телефону, а чтобы
обставить ее, нанял прокатную фирму. И вот что получилось: кушетка, пара
приставных столиков, низкий столик и пара стульев в гостиной, обеденный
уголок в кухне, кровать в комплекте со столиком в спальне. Не бог весть
что, но это только временно. Филипсу как-то не приходило в голову, что он
здесь живет уже четыре года.
Мартин не был любителем выпить, но сегодня ему хотелось расслабиться,
и он налил немного виски со льдом. Из вежливости он подержал бутылку перед
Дениз, но она, как и предполагалось, покачала головой. Она употребляла
только вино или, изредка, джин с тоником, и конечно не на дежурстве.
Вместо этого она налила себе в высокий стакан апельсинового сока из
холодильника.
В гостиной Дениз слушала словесные излияния Филипса, рассчитывая, что
он скоро иссякнет. Ее сейчас совершенно не интересовали разговоры об
исследованиях или исчезнувших мозгах. Она вспоминала его признание в
нежных чувствах. Возможность того, что это было серьезно, волновала ее и
позволяла признать и свои собственные чувства.
- Жизнь удивительна, - говорил в это время Мартин. - Всего за один
день столько необыкновенных поворотов!
- Ты о чем это? - подала голос Дениз, надеясь, что он заговорит об их
отношениях.
- Еще вчера мне и в голову не приходило, что мы так близко подошли к
созданию программы чтения снимков. Если так пойдет...
В бешенстве она вскочила, рывком подняла его на ноги и, ухватив за
подол рубашки, принялась убеждать его сделать передышку и забыть про
госпиталь. Глядя снизу вверх в его ошеломленное лицо, она дразняще
улыбнулась, чтобы рассеять неловкость.
Филипс согласился, что у него действительно очень натянуты нервы, и
решил для улучшения состояния быстренько принять душ. Она имела в виду
несколько не то, но он уговорил составить ему компанию в ванной. Она
смотрела на него через стенку душа с матовым и узорным стеклами. Он
изгибался и поворачивался под струей воды, и причудливые изломы и
скругления придавали его очертаниям странный эротический вид.
Пока Мартин под шум воды пытался продолжать разговор, Дениз спокойно
потягивала апельсиновый сок. Она не различала ни единого слова, но ее это
вполне устраивало. Ей сейчас больше нравилось смотреть, а не слушать. Она
ощущала нарастающую волну чувства, которая наполняла ее теплотой.
Закончив, Мартин выключил воду, захватил полотенце и вышел из душа.
Он все еще продолжал разговор о компьютерах и докторах, от которого ее уже
мутило. Обозлившись, она вырвала полотенце и стала тереть ему спину. Потом
она повернула его лицом к себе.
- Сделай одолжение, - как бы в гневе, прервала она, - заткнись.
Схватив за руку, она вытащила его из ванной. Пораженный этой
внезапной вспышкой, он спокойно дал отвести себя в полутемную спальню.
Там, на виду у тихой реки и парящего над ней моста, она закинула руки ему
на шею и вложила всю свою страсть в поцелуй.
Мартин без промедления ответил ей. Но он не успел еще раздеть ее, как
комнату наполнил настойчивый сигнал вызова. Какое-то мгновение они еще
держали друг друга в объятиях, пытаясь избежать неизбежного и наслаждаясь
своей близостью. Им обоим без слов было ясно, что отношения их поднялись
на новую ступень.
Без двадцати три городская машина скорой помощи остановилась у
приемного покоя Медицинского центра. Там уже стояли две такие машины, и
вновь прибывшая двигалась между ними задним ходом, пока не уперлась
бампером в резиновую окантовку. Двигатель зачихал и умолк; водитель и
пассажир вышли из машины. Прикрываясь согнутыми руками от нудного
апрельского дождя, они двинулись рысцой и вскочили на площадку. Более
худой из них открыл заднюю дверь машины. Второй, поздоровее, протянул руку
и вытащил пустые носилки. В отличие от других машин скорой помощи, в этой
пострадавших не было. Она приехала, чтобы принять пациента. Случай не
такой уж редкий.
Приехавшие подняли носилки за оба конца, и ножки носилок опустились
вниз. Носилки сразу преобразились в узкую, но вполне годную к
использованию каталку. Они прошли через автоматически раздвигающиеся двери
отделения неотложной помощи и, не глядя по сторонам, свернули в главный
коридор и поднялись в лифте на четырнадцатый этаж, в западную Неврологию.
В эту смену на этаже дежурили две сестры и пять ассистентов, но одна из
сестер и трое ассистентов ушли на перерыв, поэтому старшей была сестра
миссис Клодин Арнетт. Ей-то худой и предъявил документы на пациентку.
Предстоял перевод в отдельную палату Нью-йоркского медицинского центра,
где у ее врача было забронировано место.
Миссис Арнетт проверила бумаги, вполголоса выругалась, поскольку
только что заполнила приемный бланк, и расписалась. Она велела Марие
Гонзалес проводить прибывших в комнату 1420 и вновь занялась проверкой
наличия наркотических средств, чтобы успеть закончить до своего перерыва.
Даже при убавленном освещении она заметила, что у водителя удивительно
зеленые глаза.
Мария Гонзалес отворила дверь комнаты 1420 и попробовала разбудить
Линн Энн. Это было нелегко. Она пояснила санитарам, что по телефону
поступило указание дать пациентке двойную дозу снотворного и, в связи с
возможностью приступа, фенобарбитал. Ей ответили, что это не имеет
значения, пододвинули носилки и расстелили одеяла. Плавным отработанным
движением они подняли пациентку и уложили в одеяла. Линн Энн Лукас так и
не проснулась.
Мужчины поблагодарили Марию, которая уже начала менять белье на
постели Линн Энн. Они вышли с носилками в коридор. Миссис Арнетт не
подняла глаз, когда они миновали сестринский пост и вошли в лифт. Час
спустя машина скорой помощи отъехала от Медицинского центра. Включать
сирену или световую сигнализацию не требовалось. Машина была пуста.

8
За какое-то мгновение до звонка Мартин нажал кнопку будильника и
лежал, глядя в потолок. Тело его настолько привыкло к пробуждению в пять
двадцать пять, что будильник требовался редко, в какое бы время он ни
уснул. Собравшись с силами, он быстро поднялся и оделся для пробежки.
Ночной дождь напитал воздух влагой, и над рекой повис густой туман,
так что казалось, будто опоры моста покоятся на облаках пара. Влажный
воздух гасил звуки, и шум уличного движения в эти ранние часы не прерывал
его мыслей, которые касались главным образом Дениз.
Уже много лет он не испытывал волнения романтической любви. В течение
нескольких недель он даже не понимал причин своей бессонницы и странных
колебаний настроения, но, когда он осознал, что помнит, во что Дениз была
одета в любой день, реальное положение вещей, наконец, дошло до него,
наполнив смешанным ощущением цинизма и восторга. Цинизм был вызван
общением с несколькими коллегами, тоже в возрасте сорока с небольшим,
новая, молодая любовь которых ставила их в глупое положение. Восторг
порождался самим чувством человеческой связи. Дениз Зенгер представляла
для него не просто юное тело, дающее возможность противостоять неизбежному
времени. Она чудесным образом сочетала в себе озорную изобретательность и
тонкий интеллект. И красота ее придавала картине законченный вид, как
глазурь на торте. Филипс был вынужден признать, что не просто сходит по
ней с ума, но начинает зависеть от нее - она становилась средством
избавления от унылой запрогнозированности его жизни.
Добравшись до отметки 2,5 километра, Филипс повернул обратно. К этому
времени появилось уже много бегунов; некоторых он знал, но старался не
обращать на них внимания, как и они на него. Дыхание его стало чуть
тяжелее, но он продолжал поддерживать ровный энергичный темп до самого
дома.
Филипс понимал, что, как ни влюблен он в медицину, использует он ее
для того, чтобы не развивать другие сферы своей жизни. Осознанию этого
больше всего способствовало потрясение, связанное с уходом жены. Что с
этим осознанием делать - это уже другой вопрос. Для Мартина единственным
спасением стали его исследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38