– На деле ты ближе к истине, чем можешь вообразить. На протяжении столетий, пояснила она, аббатства владели монополией на копирование текстов и созидание гобеленов, то есть имели возможность устанавливать свои цены, вследствие чего некоторые монастыри чрезвычайно разбогатели, вошли в силу и даже принялись ожесточенно соперничать между собой. Чем больше дани они несли церкви, тем большими привилегиями и влиянием пользовались, если не простые монахи, то настоятели таких аббатств. Сабби просмотрела свои заметки.
– Некоторые отрывки и отдельные записи в дневнике позволяют прийти к заключению, что после смерти названого брата Элиаса – Вильгельма – аббат окончательно прибрал к рукам его владения. Он убрал Элиаса из скрипториума и отослал в ткацкую мастерскую, где стареющие монахи, или, по определению самого же Элиаса, «те, кто туп, дряхл и хвор», корпели над заурядными гобеленами, приносившими, впрочем, немалый доход. Рисунки для этих гобеленов делались лично аббатом, ткачу оставалось только автоматически претворять в жизнь чужой замысел.
– Звучит печально. Я все думаю, почему он остался в монастыре?
– Хороший вопрос. Взгляни, я хочу показать тебе это.
Она вручила ему страницу из второй части дневника. Латинский текст копии пестрел красными пометками с интервалом в два слова.
– Тут Элиас умоляет аббата позволить ему соткать свой гобелен, по своему собственному рисунку. Расписывая, как для него это важно и как бы ему хотелось показать этот ковер своему брату. Впрочем, теперь, в озвученном виде, – продолжила Сабби со вздохом, – все это смахивает на некую средневековую мыльную оперу. Не считаешь?
– Как раз наоборот, – торжественно объявил Гил. – Теперь все встает на места.
Прежде всего Гил объявил, что спрятанный под переплетом отрывок, с которым Сабби вдруг решилась его ознакомить сегодня, по-видимому, не содержит ключа. Ну скажите на милость, каким это образом пара-тройка абзацев, слишком куцых для сокрытия в них хоть какой-то системы, может подсказать, где находится документ, имеющий отношение к свитку третьей пещеры? Ответ: никаким! Тому порукой краткость и незамысловатость исследуемого текста.
Набросав очень сжато зачин этого в своем роде примечания к дневнику, Элиас уверился, что любой, кто попытается что-то найти в нем, быстро поймет, что оно не содержит какой-либо тайнописи и уж тем более скрытого сообщения.
– Теперь взгляни, – сказал Гил, – на последний абзац.
«Я смиренно надеюсь на то, что он избегнет забвения и что эти слова явятся указателем и свидетельством существования того, ради чего стольким было пожертвовано, но что не пропало. Затем небеса…»
– Я ничего не улавливаю, – сказала Сабби.
– Ты когда-нибудь замечала, что разговор о главной причине своего визита к кому-либо люди обычно заводят в последнюю очередь, чуть ли не перед тем, как уйти? Именно так поступил и Элиас. То есть после всего прочего словно бы мимоходом заметил, что его дневник является указателем и свидетельством. Указателем, понимаешь!
Она все еще не могла поймать суть.
– Есть два основных способа спрятать что-нибудь на видном месте. Первый способ – фальшивый маневр, когда твое внимание отвлекают от того, что хотят скрыть. Так иллюзионист заставляет тебя следить за одной своей рукой, делая незаметно другой то, что ему нужно. Второй способ – это продемонстрировать часть головоломки и одновременно подсказать тебе, где искать очередной ее кусок. По сути, тебя отправляют на поиски. Подсказка подобна дорожному указателю, помогающему тебе добраться до цели. Все просто и очевидно, однако на самом деле тут легко можно сбиться, – заключил Гил.
– Но тысячу лет назад не было дорожных указателей, – возразила Сабби. – Откуда Элиас мог взять эту идею?
– Эта идея существовала и тогда, и Элиас был знаком с ней. Думаю, он попытался сказать нам, что бросать начатого не стоит и что в дневнике содержится больше того, что мы уже знаем.
– Сообщение, где лежит свиток?
– Я не знаю. Но там есть еще что-то.
Вид у Сабби был такой, словно она снова собралась вступить в спор, но затем решила сдержаться. Гил знал, что не убедил ее, но истина заключалась в том, что кроме того, как довериться его интуиции, ей ничего больше не оставалось.
– Прекрасно, давай взглянем, что нам известно теперь, – сказала она.
– Во-первых, исходя из текстов с чередующимися парами слов, мы знаем, что существует второй свиток и что он содержит сведения, сообщенные современником мессии Иешуа, – сказал Гил.
– Необязательно мессии. Современником человека, которого считали мессией и которого тоже звали Иешуа, – внесла поправку Сабби.
– Ладно, – согласился Гил. – Мы не можем быть абсолютно уверены, что свиток говорит именно об Иисусе, пока не отыщем его. Удовлетворена?
Она кивнула, и Гил продолжил:
– Во-вторых, мы знаем, что свиток доставили из Кумрана в Уэймутский монастырь, где жил Элиас и где убили Вильгельма. И где был найден дневник.
– И, – присовокупила въедливая Сабби, – поскольку Элиас утверждает, что древний документ попал в руки к Вильгельму неподалеку от места, какое сей доблестный рыцарь именует Кумраном, нет оснований не заключить, что, если этот Кумран и впрямь является нам известным Кумраном, а искомый свиток окажется медным, то, будучи парным свитку третьей пещеры, он вполне может указать путь к богатствам, которые были захоронены еще во времена Христа.
Гилу осталось лишь добавить, что все же они не могут быть уверены полностью в правильности избранного ими курса.
То, что дневник содержит подсказку, способную сорвать завесу с тайн Уэймутского монастыря, всего лишь догадка.
– Для того чтобы удостовериться в ее верности, нам надо отыскать гобелен Элиаса, – сказал Гил.
– Почему гобелен? – спросила Сабби.
– Дневник указывает на гобелены, особенно на один. Как ты там говорила? Да, вот. Ты сказала, что Элиас в своем описании подчеркнул, как важно для него выполнить эту работу самостоятельно, начиная с рисунка, и как бы ему хотелось показать ее брату. Разве не ясно? Найди гобелен Элиаса – и ты отыщешь свиток, – подвел итог Гил.
Она произнесла очень мягко, словно вдруг ощутила всю глубину жертвенности монаха:
– Итак, вот почему он остался в монастыре. Чтобы написать дневник, соткать гобелен и сокрыть свиток.
– С гарантией, что тот когда-нибудь попадет в руки тех, кто придет, чтобы оберегать его и в грядущем. Речь не может идти всего лишь о золоте и серебре, которые упоминаются в свитке третьей пещеры, – добавил Гил.
– Вполне возможно, – задумчиво протянула Сабби и быстро сменила тему: – Мы зря теряем здесь время. Нам надо отправиться в Уэймут. Еще кое-что, – добавила она после паузы. – Как насчет остальной части заключительного абзаца?
«…Затем небеса распахнутся, и пение ангелов отомкнет сердце праведника, потому что они пропоют ему те же слова, какие пели другим до него. Да будут живы они во веки веков в песне обновления, обещающей длиться и длиться».
– О чем это? – спросила она.
– Я не знаю, – просто ответил Гил. – Элиас еще не удосужился сообщить мне об этом.
ГЛАВА 20
Позднее в тот же день
Штаб-квартира организации БАСХ
Неподалеку от Стоун-Маунтин, Джорджия
– Эта информация очень важна для нас, – произнес Маккалум. – Но вы, конечно же, знаете об этом.
Они проговорили чуть меньше часа, но за это время Маккалум узнал о каждодневных делах де Вриза и о его постоянном мошенничестве много больше, чем мог заподозрить. Желание наладить контакт с БАСХ заставило гостя предпринять эту поездку, а представленные Маккалуму, без ожидания какой-либо компенсации, факты свидетельствовали о его непреложной лояльности.
– Мой дед всегда говорил, что настоящая дружба зарождается при обмене жизненно важными сведениями, – продолжал Маккалум.
– И услугами, – добавил гость.
– И услугами.
– Говоря по чести, Антон де Вриз не только не имел права лгать вам, подвергая опасности операцию обретения документа, парного свитку третьей пещеры, ему также следовало подумать, что тем самым он оскорбляет и вас, и вашу семью, и подвластную вам замечательную организацию. Никто из нас не несет ответственности за свое происхождение. Я первый признаю этот факт, но, думаю, в данном случае невозможно не согласиться, что де Вриз просто-напросто мерзкий еврей.
Маккалум не мог бы испытать большей благодарности к гостю. Его первое впечатление было верным. Несмотря на облик, перед ним сидел тот, кого смело можно было назвать идеальным соратником как на словах, так и на деле, что еще раз подтверждало неоспоримое превосходство белой расы над прочими.
Более того, новый приверженец БАСХ предложил в ее распоряжение как свои богатейшие личные связи, так и исключительный опыт, что в ближайшем будущем могло оказаться чрезвычайно полезным. Видно, сам Господь послал своим ревнителям столь замечательного кандидата на самые важные роли в намечавшихся играх, чему Маккалум был очень рад.
Он предложил своему гостю сигару, предварительно обмакнув ее в бренди.
– Если не возражаете, то я замечу, что наружность – великая вещь. Никто никогда не заподозрит, что вы к нам лояльны.
Гость благосклонно отнесся к такой обходительности и кивнул в знак согласия.
– Я давно понял, что чье-то предвзятое мнение может сыграть как за, так и против тебя. Можно позволить надменности окружающих помешать тебе добиться того, к чему ты стремишься, или же можно использовать эту слепоту как покров, который не даст им проникнуть в твои истинные намерения.
– Люди видят только то, во что они верят, – согласился Маккалум.
– Некоторые. Другие верят в то, что они видят.
– А к каким относитесь вы? – многозначительно спросил Маккалум.
– Это уже совсем другой разговор.
Маккалум извинился за свою бестактность. Он понимает, что его гость совершил долгое путешествие и, понятное дело, слегка утомлен. Шофер, служебный автомобиль, пентхаус БАСХ для очень важных особ и персональный повар ожидают его. Если он пожелает, то и приятные компаньонки.
– Давайте поговорим завтра утром, перед вашим отъездом. Я буду в дороге, так что звоните мне на мой сотовый, а я перезвоню вам с надежного стационарного телефона. У меня есть несколько мыслей, которые могут показаться вам дельными. Надеюсь, что наше сегодняшнее знакомство перерастет в настоящую дружбу, – добавил Маккалум.
Это была цитата из его любимого фильма с Хамфри Богартом, которая отлично подходила к подобным случаям, но даже при всей своей универсальности она совершенно не отвечала тому, что чувствовал гость.
ГЛАВА 21
День восьмой, полдень
Музей Израиля
Офис переводчиков храма Книги
Сабби закрыла за собой дверь и придержала ее за круглую ручку, чтобы не щелкнул замок. Гил взглянул на нее с удивлением. Смесь чувств, отражавшихся на ее лице, не поддавалась определению. Она была бледна и тяжело дышала. Ее светло-голубую блузку под мышками пятнали темные круги пота.
– Что происходит? – встревожился Гил.
– Как долго ты уже здесь? – шепотом спросила она.
– Только пришел, а что?
– Ты прошел через вестибюль?
– Нет, я влетел в окно, – съязвил он. – Что происходит?
Она вся дрожала. Неожиданно он вспомнил об изнасиловании.
– Эй, я всего лишь пошутил. Что случилось?
– Шшш. Говори тише. – Она открыла сейф и засунула в него руку как можно дальше, а другой рукой сдернула со стола пачку каких-то бумаг. – Вот, возьми и сунь в измельчитель. Только не пихай по многу за раз. Эта проклятая штуковина имеет привычку зажевывать большие порции.
– Эй, здесь же мои заметки! – запротестовал Гил.
– Не могу поверить, что все это завертелось. Никто из нас не поверил бы, – простонала она.
– Никто из нас… что?
– Речь не о тебе. О Ладлоу. Он говорил, что от Маккалума дурно пахнет, но даже не представлял себе… Впрочем, не имеет значения, – отрубила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47