две низенькие самодельные кровати без полога, покрытые старой, облупившейся клеенкой, некрашеный узкий столик, несколько протертых до дыр засаленных тюфячков, обломок зеркала на жертвеннике да два-три деревянных чемодана вместо шкафа — вот и вся обстановка. На левой, мужской половине сидел, скрестив ноги, крепко скроенный молодой мужчина и потягивал трубку, у железной печурки возилась худенькая женщина в дешевом далембовом дэли. Они оба без особого энтузиазма выслушали слова пришедшего о новом субургане.
— Давать-то, наверное, добровольное дело? Или нет? — неожиданно грубо спросил молодой хозяин.
— Конечно, добровольное.
— А если мы ничего не дадим, тогда что?
— Можно и не давать. Насильно вас никто не может заставить. Не имеют права.
— Да у нас и нет ничего. А в таком случае бурхан не одарит нас своею милостью. Ну и не надо. Так проживем.
— Сандаг, Сандаг! — послышалось снаружи.
— Идите сюда, — позвал хозяин, и старуха неуверенно переступила порог юрты.
— Помоги мне, сынок, пока жива буду, не забуду твоей добродетели. Кроме тебя, сынок, не к кому обратиться за помощью.
— Что случилось, бабушка? Да вы не волнуйтесь, садитесь сюда, — пригласила молодуха.
— Субурган возводят, сыночек. А мне совсем нечего возложить на длань господню. Стыд падет на мода седую голову, я и без того несчастная грешница с тяжелой судьбой. Дай мне что-нибудь, сынок, век не забуду.
— Мать, ведь никто не заставляет нас давать подаяние на этот субурган, а вы пороги обиваете, милостыню выпрашиваете. Пусть дает, кто хочет, а нас с вами это не касается, мать. Мы только-только на ноги становимся, у нас и самих-то нет ничего.
— Если бы я знала, что ты мне откажешь в этом, я бы не пошла к тебе, — обиделась старуха.
— Не сердись, мать, спроси-ка лучше вот у этого человека, — он указал на Балдана, — он сам говорит, что подаяние на субурган добровольное, а ведь он лучше всех знает, потому что сам собирает пожертвования. Из монастыря он.
— Совершенно верно, бабуля, — вступился Балдан. — Зачем влезать в долги только для того, чтобы внести свои жалкие крохи? За таких, как вы, сполна пожертвовал Лувсан.
— Интересно, что отдал наш богач, сынок? — прошамкала старуха. А когда Балдан подробно перечислил щедрые воздаяния Тувсана, всплеснула руками.
— Господи! Всю (жизнь мы гнули спину на этого жмота и модура. И если сложить вместе все, что мы подучили от него многолетний тяжкий труд, то не наберется и половины того, о он возложил на субурган. Как странно устроен мер, в кото-м мы живем; Этот проклятый богач не знает, что такое ходить с протянутой рукой, потому и сам редко оставляет что-нибудь на ладони у других. В прошлом году он до полусмерти избил моего внучонка только за то, что ребенок осмелился взять у него с тарелки кусочек засохшего арула, Надо же, такой жадный и вдруг раскошелился, расщедрился. Наверное, стал задумываться над тем, что за все его грехи ему выпадет по судьбе плохое, несчастливое перерождение. Вот и хочет задобрить бурхана. По мне, так пусть переродится после смерти, став собакой!
Еще долго старуха ругала и срамила краснолицего Лувсана, и тем не менее потребуй сейчас у нее Балдан подать воздаяние на субурган, она пошла бы к тому же Лувсану и стала бы лизать ему нога за кусок голубого хадага. Неодолимо было ее желание высказать своим подаянием глубокую веру в бурхана.
— Если ваша семья много лет работала на Лувсана, то вы, бабушка, с чистым сердцем можете считать, что в его щедром воздаянии есть и ваша доля, — старался успокоить бедную старуху Балдан.
— Вот и хорошо, вот и слава бурхану, если это так. Ну я пойду.
Не успела старуха сделать и десятка шагов, как ее окликнул Лувсан. Она неуверенно подошла к нему, и на нее пахнуло отвратительным запахом винного перегара и дешевого китайского одеколона.
— На тебя сзади посмотришь, будто двадцатипятилетняя молодица! — Лувсан громко захохотал. — Что там так долго делает этот человек? — Он кивнул в сторону юрты, откуда только что вышла старуха. — Что он говорит, а?
— А что ему говорить? Подаяние на субурган собирает с аилов. Да с нас нечего взять, — она вздохнула и собралась было идти дальше.
— Погоди.. Как же ты, так ничего и не подала на священный и всесильный, субурган? Разве можно? Это грех великий, и внукам твоим его не искупить. — Лувсан порылся за пазухой, вытащил пухлый кошелек, извлек из него один тугрик и протянул старухе.
— На, хоть тугрик возложи. Истинная добродетель счета не любит. Бери! А куда идешь-то?
— К овцам.
— Тогда зайди.к нам, у нас лежат две. вымоченные ягнячьи шкурки. Возьми их. Все равно делать будет нечего на пастбище. Чем сидеть без дела, разомни-ка их хорошенько, чтобы не задубели.
Старуха привыкла к тому, что за полученные от богатеев крохи приходилось делать тяжелую и нудную работу. Поэтому и теперь, взяв тугрик, она воздала хвалы краснолицему, пожелав ему долгих лет и благополучия, и вернулась в юрту, где все еще сидел Балдан. Но он наотрез отказался принять от нее этот тугрик. -Купите себе что-нибудь. Ведь мы яге с вами договорились. Только не надо было говорить Лувсану.
Старуха забрала ягнячьи шкурки и побрела к холмам, по склонам которых разбрелось овечье стадо.
— Эта женщина одинока? — спросил Балдан у молодого хозяина, когда за старухой закрылась дверь.
— Одинокая. Вот уж несколько лет, как ее старик помер. Он тоже у богатого Лувсана в услужении был. Табуны пас. Зимой в горах его застигла пурга, он и замерз. После его смерти старухе нечем было себя кормить, и ей волей-неволей пришлось идти на поклон к Лувсану. Теперь пасет у него овец.
— Неужели ему не стыдно заставлять пасти скот такого старого человека? Ведь она же еле ноги передвигает.
— Ну, это все отживающий мир...
— Это понятно. А все же почему вы отказываетесь от пожертвований на субурган?
— Почему не вносим пожертвования? Если захотели бы, обязательно внесли. Мы уж не такие нищие, как эта старуха. Но мы, можно сказать, не верующие почти. А что?
— Да так, ничего. Просто интересуюсь. Значит, вы неверующие? Странно мне слышать от вас эти слова. В здешних краях неверующий человек — большая редкость.
—Ну, когда есть время, то и я молюсь другой раз. Если есть время, почему не помолиться бурхану? Не стану от вас скрывать. Однако не верю, что возведение субургана принесет нам пользу. Жизнь наша не стоит на месте, она улучшается. И мы не собираемся возвращаться к старому.
Послышался скрип арбы, сопровождаемый дружным лаем хо-тонских собак.
- Ну. мне пора. — Балдан встал со скамеечки, на которой сидел. Никто не удерживал непрошеного гостя, хозяин молча посасывал трубку и даже не встал, чтобы проводить Балдана.
Измученные за день волы еле тащились. Рядом, держась рукой за арбу, шел Гомпил. Полы его дэли были заткнуты за пояс, по лицу грязными ручейками стекал пот. Заслышав лай собак, вышел из юрты и Лувсан. Подойдя к Гомпилу почти одновременно с Балданом, помог распрячь волов.
— Зайдите в мой дом, — наклонился он к Балдану, — смотрите, как обессилел на солнцепеке ваш сподвижник. Отдохнете немного, праведники. Куда вам спешить? Хотите — ночуйте у меия, а завтра поутру отправитесь в соседние хотоны, что в долинах» там есть состоятельные люди, с золотишком.
Привязав буйволов в тени под навесом, собиратели подаяний пошли к Лувсану. Он усадил их на почетное место и крикнул жене:
— Эй, есть у тебя там чем освежиться? Неси все сюда. Не видишь, как изнурены эти люди, усердствующие ради нас, грешников? Подавай все самое лучшее!
— Несу, несу, — отозвалась жена. — Что пить будете для начала: горячий чай или холодный хярам?
— Подавай чай со сливками и пенками.
После того как гости пригубили чаю, жена поставила перед ними кувшин с подогретой молочной водкой и три серебряные пиалы редкой чеканки, принесла кое-что закусить. Лувсан никогда не упускал случая опрокинуть пиалуншу-другую. Язык его тотчас развязался. Заметив, с каким интересом Балдан разглядывал серебряный узор на пиале, Лувсан не преминул похвастаться: — Это все из наследства покойных матушки с батюшкой. Я ведь совсем не то, что эти негодные попрошайки, у меня еще много скота, есть и золото, и деньги.» Ради бурхана, ради возведения священного субургана я готов еще прибавить к тому, что уже дал, пусть только мои грехи очистятся, пусть мое последующее перерождение будет счастливым, как и это... Новой власти ничего не дам.
— Вы действительно родились иод звездой, указанной вам
святой десницей бурхана. для защиты нашей веры. Такому человеку, как вы, бурхан все простит и ниспошлет много милостей.
— Вообще-то я очень нужный человек для монастырских лам, они мне тоже важную работу поручают...
— Простите, уважаемый хозяин, нам пора двигаться. Почтенный хамба-лама повелел работать не покладая рук, чтобы все сборы закончить как можно скорее. Не смеем его ослушаться.
— Ночуйте у меня! Если запоздаете с ночлегом, нигде поблизости не найдете ни одного приличного аила. А то, не приведи бурхан, застанет вас ночь в хотоне, где живет один сумасшедший партиец Цултэм, Он вашего брата не уважает, мягко говоря. Цултэм и покойный Сэд сбивали с толку здешних аратов. Но бурхан недавно избавил Сэда от этой хлопотливой работы. Если Цултэм не перестанет смущать народ, бурхан и его не пожалеет, живо повернет лицом к нирване. А то в последнее время он стал что-то слишком активным. Мы с ним вообще никогда не были друзьями. Да и что может быть общего между нами: я послушник бурхана, а он член партии. Ха-ха-ха! Так что лучше ночуйте у меня, а?
— Благодарствуем за добрые слова. Но надо выполнять свою работу. Спасибо за чай и обед, за большую поддержку наших лам.
Балдан и Гомпил неторопливым шагом двинулись в путь. Отъехав на значительное расстояние от этого хотона, они стали делиться впечатлениями.
— Да, Лувсан — наш непримиримый враг, коварный и опасный. Он полон ненависти к народной власти. Людей не называет иначе, как нищие, попрошайки, оборванцы. Вот такие дела, Гомпил.
— Такие люди хуже недобитой змеи. Их надо вырывать с корнем из нашей жизни,
Начальник отдела контрразведки управления госбезопасности, ознакомившись с оперативными материалами, вызвал двух сотрудников:
- Что же получается, товарищи? — Он был явно недоволен работой своих подчиненных. - Оставив на свободе хубилгана Довчина, вы обязаны прежде всего смотреть за ним в оба, иначе мы дадим возможность некоторым элементам скрыться и уйти от ответственности. За одну ночь сгорели зимовка аила старейшего революционера, магазин, здание новой школы. Куда вы смотрите? Как могли допустить такое?
Сотрудники — два молодых парня — стояли с опущенными головами, не зная, что сказать в оправдание.
-Вот товарищ Пурэвжав работает прекрасно. Целую банду
государственных преступников раскрыл и успешно идет по следу их сообщников. А вы? Как вы ему помогаете? — распекал он молодых ребят.
— Виноваты, товарищ майор, недоглядели. Впредь постараемся работать более оперативно.
— Из худона поступили сведения о том, что антиреволюционные недобитки повсюду поднимают головы и, используя отсталость аратов и их большую приверженность к религии, не останавливаются ни перед чем, чтобы вызвать недовольство народной властью. Уже есть первые жертвы этой грязной кампании, преступниками втянуто в заговор немало простых, наиболее отсталых аратов, которые становятся слепым орудием в руках бандитов. Ваша задача — спасти заблудших. Второе: в Улан-Баторе у хубилгана много соучастников. Усилить наблюдения и ежедневно докладывать лично мне. Третье: разъяснять народу политику нашей партии и правительства, направленную на неуклонное повышение жизненного и культурного уровня населения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Давать-то, наверное, добровольное дело? Или нет? — неожиданно грубо спросил молодой хозяин.
— Конечно, добровольное.
— А если мы ничего не дадим, тогда что?
— Можно и не давать. Насильно вас никто не может заставить. Не имеют права.
— Да у нас и нет ничего. А в таком случае бурхан не одарит нас своею милостью. Ну и не надо. Так проживем.
— Сандаг, Сандаг! — послышалось снаружи.
— Идите сюда, — позвал хозяин, и старуха неуверенно переступила порог юрты.
— Помоги мне, сынок, пока жива буду, не забуду твоей добродетели. Кроме тебя, сынок, не к кому обратиться за помощью.
— Что случилось, бабушка? Да вы не волнуйтесь, садитесь сюда, — пригласила молодуха.
— Субурган возводят, сыночек. А мне совсем нечего возложить на длань господню. Стыд падет на мода седую голову, я и без того несчастная грешница с тяжелой судьбой. Дай мне что-нибудь, сынок, век не забуду.
— Мать, ведь никто не заставляет нас давать подаяние на этот субурган, а вы пороги обиваете, милостыню выпрашиваете. Пусть дает, кто хочет, а нас с вами это не касается, мать. Мы только-только на ноги становимся, у нас и самих-то нет ничего.
— Если бы я знала, что ты мне откажешь в этом, я бы не пошла к тебе, — обиделась старуха.
— Не сердись, мать, спроси-ка лучше вот у этого человека, — он указал на Балдана, — он сам говорит, что подаяние на субурган добровольное, а ведь он лучше всех знает, потому что сам собирает пожертвования. Из монастыря он.
— Совершенно верно, бабуля, — вступился Балдан. — Зачем влезать в долги только для того, чтобы внести свои жалкие крохи? За таких, как вы, сполна пожертвовал Лувсан.
— Интересно, что отдал наш богач, сынок? — прошамкала старуха. А когда Балдан подробно перечислил щедрые воздаяния Тувсана, всплеснула руками.
— Господи! Всю (жизнь мы гнули спину на этого жмота и модура. И если сложить вместе все, что мы подучили от него многолетний тяжкий труд, то не наберется и половины того, о он возложил на субурган. Как странно устроен мер, в кото-м мы живем; Этот проклятый богач не знает, что такое ходить с протянутой рукой, потому и сам редко оставляет что-нибудь на ладони у других. В прошлом году он до полусмерти избил моего внучонка только за то, что ребенок осмелился взять у него с тарелки кусочек засохшего арула, Надо же, такой жадный и вдруг раскошелился, расщедрился. Наверное, стал задумываться над тем, что за все его грехи ему выпадет по судьбе плохое, несчастливое перерождение. Вот и хочет задобрить бурхана. По мне, так пусть переродится после смерти, став собакой!
Еще долго старуха ругала и срамила краснолицего Лувсана, и тем не менее потребуй сейчас у нее Балдан подать воздаяние на субурган, она пошла бы к тому же Лувсану и стала бы лизать ему нога за кусок голубого хадага. Неодолимо было ее желание высказать своим подаянием глубокую веру в бурхана.
— Если ваша семья много лет работала на Лувсана, то вы, бабушка, с чистым сердцем можете считать, что в его щедром воздаянии есть и ваша доля, — старался успокоить бедную старуху Балдан.
— Вот и хорошо, вот и слава бурхану, если это так. Ну я пойду.
Не успела старуха сделать и десятка шагов, как ее окликнул Лувсан. Она неуверенно подошла к нему, и на нее пахнуло отвратительным запахом винного перегара и дешевого китайского одеколона.
— На тебя сзади посмотришь, будто двадцатипятилетняя молодица! — Лувсан громко захохотал. — Что там так долго делает этот человек? — Он кивнул в сторону юрты, откуда только что вышла старуха. — Что он говорит, а?
— А что ему говорить? Подаяние на субурган собирает с аилов. Да с нас нечего взять, — она вздохнула и собралась было идти дальше.
— Погоди.. Как же ты, так ничего и не подала на священный и всесильный, субурган? Разве можно? Это грех великий, и внукам твоим его не искупить. — Лувсан порылся за пазухой, вытащил пухлый кошелек, извлек из него один тугрик и протянул старухе.
— На, хоть тугрик возложи. Истинная добродетель счета не любит. Бери! А куда идешь-то?
— К овцам.
— Тогда зайди.к нам, у нас лежат две. вымоченные ягнячьи шкурки. Возьми их. Все равно делать будет нечего на пастбище. Чем сидеть без дела, разомни-ка их хорошенько, чтобы не задубели.
Старуха привыкла к тому, что за полученные от богатеев крохи приходилось делать тяжелую и нудную работу. Поэтому и теперь, взяв тугрик, она воздала хвалы краснолицему, пожелав ему долгих лет и благополучия, и вернулась в юрту, где все еще сидел Балдан. Но он наотрез отказался принять от нее этот тугрик. -Купите себе что-нибудь. Ведь мы яге с вами договорились. Только не надо было говорить Лувсану.
Старуха забрала ягнячьи шкурки и побрела к холмам, по склонам которых разбрелось овечье стадо.
— Эта женщина одинока? — спросил Балдан у молодого хозяина, когда за старухой закрылась дверь.
— Одинокая. Вот уж несколько лет, как ее старик помер. Он тоже у богатого Лувсана в услужении был. Табуны пас. Зимой в горах его застигла пурга, он и замерз. После его смерти старухе нечем было себя кормить, и ей волей-неволей пришлось идти на поклон к Лувсану. Теперь пасет у него овец.
— Неужели ему не стыдно заставлять пасти скот такого старого человека? Ведь она же еле ноги передвигает.
— Ну, это все отживающий мир...
— Это понятно. А все же почему вы отказываетесь от пожертвований на субурган?
— Почему не вносим пожертвования? Если захотели бы, обязательно внесли. Мы уж не такие нищие, как эта старуха. Но мы, можно сказать, не верующие почти. А что?
— Да так, ничего. Просто интересуюсь. Значит, вы неверующие? Странно мне слышать от вас эти слова. В здешних краях неверующий человек — большая редкость.
—Ну, когда есть время, то и я молюсь другой раз. Если есть время, почему не помолиться бурхану? Не стану от вас скрывать. Однако не верю, что возведение субургана принесет нам пользу. Жизнь наша не стоит на месте, она улучшается. И мы не собираемся возвращаться к старому.
Послышался скрип арбы, сопровождаемый дружным лаем хо-тонских собак.
- Ну. мне пора. — Балдан встал со скамеечки, на которой сидел. Никто не удерживал непрошеного гостя, хозяин молча посасывал трубку и даже не встал, чтобы проводить Балдана.
Измученные за день волы еле тащились. Рядом, держась рукой за арбу, шел Гомпил. Полы его дэли были заткнуты за пояс, по лицу грязными ручейками стекал пот. Заслышав лай собак, вышел из юрты и Лувсан. Подойдя к Гомпилу почти одновременно с Балданом, помог распрячь волов.
— Зайдите в мой дом, — наклонился он к Балдану, — смотрите, как обессилел на солнцепеке ваш сподвижник. Отдохнете немного, праведники. Куда вам спешить? Хотите — ночуйте у меия, а завтра поутру отправитесь в соседние хотоны, что в долинах» там есть состоятельные люди, с золотишком.
Привязав буйволов в тени под навесом, собиратели подаяний пошли к Лувсану. Он усадил их на почетное место и крикнул жене:
— Эй, есть у тебя там чем освежиться? Неси все сюда. Не видишь, как изнурены эти люди, усердствующие ради нас, грешников? Подавай все самое лучшее!
— Несу, несу, — отозвалась жена. — Что пить будете для начала: горячий чай или холодный хярам?
— Подавай чай со сливками и пенками.
После того как гости пригубили чаю, жена поставила перед ними кувшин с подогретой молочной водкой и три серебряные пиалы редкой чеканки, принесла кое-что закусить. Лувсан никогда не упускал случая опрокинуть пиалуншу-другую. Язык его тотчас развязался. Заметив, с каким интересом Балдан разглядывал серебряный узор на пиале, Лувсан не преминул похвастаться: — Это все из наследства покойных матушки с батюшкой. Я ведь совсем не то, что эти негодные попрошайки, у меня еще много скота, есть и золото, и деньги.» Ради бурхана, ради возведения священного субургана я готов еще прибавить к тому, что уже дал, пусть только мои грехи очистятся, пусть мое последующее перерождение будет счастливым, как и это... Новой власти ничего не дам.
— Вы действительно родились иод звездой, указанной вам
святой десницей бурхана. для защиты нашей веры. Такому человеку, как вы, бурхан все простит и ниспошлет много милостей.
— Вообще-то я очень нужный человек для монастырских лам, они мне тоже важную работу поручают...
— Простите, уважаемый хозяин, нам пора двигаться. Почтенный хамба-лама повелел работать не покладая рук, чтобы все сборы закончить как можно скорее. Не смеем его ослушаться.
— Ночуйте у меня! Если запоздаете с ночлегом, нигде поблизости не найдете ни одного приличного аила. А то, не приведи бурхан, застанет вас ночь в хотоне, где живет один сумасшедший партиец Цултэм, Он вашего брата не уважает, мягко говоря. Цултэм и покойный Сэд сбивали с толку здешних аратов. Но бурхан недавно избавил Сэда от этой хлопотливой работы. Если Цултэм не перестанет смущать народ, бурхан и его не пожалеет, живо повернет лицом к нирване. А то в последнее время он стал что-то слишком активным. Мы с ним вообще никогда не были друзьями. Да и что может быть общего между нами: я послушник бурхана, а он член партии. Ха-ха-ха! Так что лучше ночуйте у меня, а?
— Благодарствуем за добрые слова. Но надо выполнять свою работу. Спасибо за чай и обед, за большую поддержку наших лам.
Балдан и Гомпил неторопливым шагом двинулись в путь. Отъехав на значительное расстояние от этого хотона, они стали делиться впечатлениями.
— Да, Лувсан — наш непримиримый враг, коварный и опасный. Он полон ненависти к народной власти. Людей не называет иначе, как нищие, попрошайки, оборванцы. Вот такие дела, Гомпил.
— Такие люди хуже недобитой змеи. Их надо вырывать с корнем из нашей жизни,
Начальник отдела контрразведки управления госбезопасности, ознакомившись с оперативными материалами, вызвал двух сотрудников:
- Что же получается, товарищи? — Он был явно недоволен работой своих подчиненных. - Оставив на свободе хубилгана Довчина, вы обязаны прежде всего смотреть за ним в оба, иначе мы дадим возможность некоторым элементам скрыться и уйти от ответственности. За одну ночь сгорели зимовка аила старейшего революционера, магазин, здание новой школы. Куда вы смотрите? Как могли допустить такое?
Сотрудники — два молодых парня — стояли с опущенными головами, не зная, что сказать в оправдание.
-Вот товарищ Пурэвжав работает прекрасно. Целую банду
государственных преступников раскрыл и успешно идет по следу их сообщников. А вы? Как вы ему помогаете? — распекал он молодых ребят.
— Виноваты, товарищ майор, недоглядели. Впредь постараемся работать более оперативно.
— Из худона поступили сведения о том, что антиреволюционные недобитки повсюду поднимают головы и, используя отсталость аратов и их большую приверженность к религии, не останавливаются ни перед чем, чтобы вызвать недовольство народной властью. Уже есть первые жертвы этой грязной кампании, преступниками втянуто в заговор немало простых, наиболее отсталых аратов, которые становятся слепым орудием в руках бандитов. Ваша задача — спасти заблудших. Второе: в Улан-Баторе у хубилгана много соучастников. Усилить наблюдения и ежедневно докладывать лично мне. Третье: разъяснять народу политику нашей партии и правительства, направленную на неуклонное повышение жизненного и культурного уровня населения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22