После обмена приветствиями настоятель радушно предложил Балдану разделить с ним утреннюю трапезу.
— Очень рад, что вы пожаловали как раз к чаю. Это хорошая примета. Довольны ли вы жильем? Хорошо ли вас кормят? Если вам чего-нибудь не хватает, прошу говорить откровенно. Маш долг — обеспечить вас всем необходимым.
— Дражайший и высокочтимый хамба-лама, благодаря вашим неустанным заботам я ни в чем не нуждаюсь. Ваше приглашение позавтракать с вами я расцениваю как благословение бурхана. Но я пришел к вам не за этим. Меня очень тревожит один вопрос. Он не дает мне покоя даже ночью.
— Что же это за вопрос такой? Кто, как не вы, творящий на земле благо ради грешной толпы, должен почивать спокойным крепким сном? Слушаю вас, дорогой Балдан! Я готов помочь вам, если потребуется моя помощь.
—Наставник! Я высоко ценю вашу мудрость. Но как я могу спокойно снать, когда наше дело движется медленнее, чем плот по течению реки. Что же, мы так и будем сидеть у моря, ожидая погоды?
— Ваше нетерпение похвально. Но великие дела быстро не вершатся. Вы же знаете, что мы не сидим без дела, мы действуем. Между прочим, сегодня вечером ко мне пожалует на ужин один очень интересный человек. Вас я тоже приглашаю. Надеюсь, у вас появится новое представление о нашей работе.
Вечером Балдан пришел к настоятелю чуть раньше назначенного времени. Незнакомого гостя еще не было. Юрта хамбы была убрана, как обычно, и ничто не говорило о том, что он ждал гостей, если не считать со вкусом накрытого стола, хорошего вина на нем. Широким жестом руки настоятель пригласил Балдана на левую, почетную половину юрты.
— Человек, которого я жду, провел в наших краях несколько лет. Он знает здесь каждую песчинку и каждого человека в лицо. На этот раз мы с вами будем лишь слушателями, а рассказчиком будет он.
В знак согласия Балдан кивнул головой.
— Не перебивайте его. Наберитесь терпения слушать долго.
— Не извольте беспокоиться, почтенный хамба-лама. Я не имею привычки перебивать говорящего. Это дурной тон.
— Безусловно. Я верю, что посланцы Страны восходящего солнца хорошо воспитаны. Кстати, имя этого человека Буянт, Это умнейший и опытнейший наш коллега. Надеюсь, что слова, которые мы здесь услышим, будут выше всяких похвал.
— Простите меня, наставник, — улыбнулся Балдан, — человек вообще-то устроен странно. Часто наделенные недюжинным умом люди совершают непростительные ошибки, подобно глупцам. И в результате, казалось бы, ничего не значащей мелочи проваливают великое дело.
— Согласен, и так бывает. А вот, кажется, и Буянт, Действительно, чуть слышно прозвучал серебряный колокольчик над входной дверью, и в юрту вошел высокий, атлетического сложения китаец. На сильно загоревшем, полном лице выделялись черные брови. После церемонных приветствий настоятель обратился к китайцу, указывая глазами на Балдана:
— Теперь вашу работу в монастыре будет продолжать посланец Инокузи. Сюда его прислал хубилган-лама, — понизив голос, пояснил хамба.
За ужином беседа не клеилась. Балдан чувствовал, что китаец осторожничает и боится говорить при нем о деле. И. рискнул начать нужный разговор первым.
— Господин Буянт, надеюсь, вы простите меня, если я доставлю вам некоторое беспокойство, но я имею поручение от господина Инокузи проверить вашу работу от начала до конца, а затем по своему усмотрению решить вашу дальнейшую судьбу. Не кажется ли вам, что десять лет почти без всяких вестей, — Балдан делал ударение на каждом слове,— даже глун-цу покажутся более чем подозрительными. Чем оправдаетесь? Удар попал в цель. Недоверие китайца сменилось замешательством, а затем и явным испугом.
— Я рад приветствовать вас, господин. Если бы я знал о вашем пребывании здесь, то, клянусь, не преминул бы встретиться с вами, — Буянт говорил по-монгольски удивительно чи-сто и правильно, как ни Один другой китаец. — Хубилган и хам-
боа-лама могут быть моими поручителями и удостоверить результаты моей работы. Видите ли, границу переходить стало чрезвычайно опасно. К тому же у меня не было надежного человека, которому я мог бы доверить с таким трудом добытые и столь ценные сведения. Поэтому я никого, кроме ламы Дамдин-Очира, Не посылал в Харбин.
— Чем же вы здесь занимались столько лет?
Буянт вспыхнул, в глазах появились злые искорки и тотчас счезли. Он отлично умел держать себя в руках.
— Поджоги сомоиских магазинов, школ, уничтожение революционных агитаторов и партийных руководителей, в том числе Готова, — дело моих рук. Все сработано чисто. Мною же состав-йены подробнейшие карты почти всей восточной части страны с указанием важных объектов, собраны Другие секретные сведения. Все результаты своей работы я Должен лично доставить в Харбин.
Балдан, как и следовало ожидать, «высоко оценил» деятельность Буянта и обещал послать шифровку в Харбин господину Инокузи перед его отъездом.
За массивной дубовой дверью, через которую не проникала звуки, в большом кабинете с мягкой мебелью восседал в непринужденной позе в низком удобном кресле господин Инокузи — сухощавый японец с узкими злыми глазками и сильно выдающейся вперед нижней челюстью. На носу у него поблескивало пенсне в золотой оправе, от которой спускалась тоненькая золотая цепочка.
Его мысли были всецело заняты недавно прибывшим из Халха-Монголии ламой Дамдин-Очиром. «Бурятский лама Дондог, бежавший от революции, — хоть и большой пройдоха, но для нас не находка, а главное, у него нет и гроша за душой. Я не ошибусь, если сделаю ставку на халха-монгола Дамдин-Очира.
Со временем благодаря нашим усилиям его влияние на многочисленное ламство Монголии может стать почти неограниченным. А если выйдет что-нибудь такое... такое, — Инокузи щелкнул пальцами, - мы всегда можем сослаться на письмо Дамдин-Очира с просьбой о помощи. Надо с ним встретиться. Что это за человек? Если он мне понравится, можно будет организовать спектакль возведения его на ханский престол. Конечно, не время еще мечтать о престоле в масштабах всей Халхасии, для начала достаточно будет пожаловать ему титул хана и в вотчину определить восточную область со ставкой в Баргутской кумирне. Через этого новоявленного богд-хана, так сказать, нашего крестника, мы сможем вершить большие дела в Монголии. Интересно, что положит мне на руку этот лама? В зависимости от этого я и решу вопрос, пожаловать титул хана ему или кому-то другому. Но титул богд-хана может пожаловать лишь святой Банчин- богдо, иначе Дамдин-Очир на это не пойдет», — вслух размышлял Инокузи, посасывая крепкую сигару и любуясь дорогам перстнем на правой руке.
Инокузи подошел к большому окну, отдернул тяжелый занавес и посмотрел вдаль. «Какой я мудрый! Какой дальновидный!» — превозносил он свои заслуги, восхищаясь своими замыслами и самодовольно потирая руки. Он еще немного походил по кабинету взад-вперед, сел в кожаное кресло за огромный письменный стол и стал ждать. Через несколько минут в точно назначенный час в кабинет господина Инокузи вошел в сопровождении бурята Дондога широколицый, с выдающимися скулами халха-монгол, по великолепию одежды которого можно было догадаться о его принадлежности к очень высокому духовному сану.
— Личный посол хубилгана Довчина — Дамдин-Очир, — представил его бурят и в нижайшем поклоне обеими руками протянул господину Инокузи японский перевод письма от хубилгана.
— Очень хорошо. Сердечно рад видеть здесь посланника хал-хасского ламства. Эту встречу почту лично для себя за большое счастье. Надеюсь, что наша сегодняшняя встреча откроет новую, удивительную страницу в истории японо-монгольских отношений, — произнося эти слова высокомерным тоном, Инокузи встал из-за стола, чтобы придать своей речи еще больший вес. Но тут он вдруг увидел, как Дамдин-Очир вытащил из-за пазухи небесно-голубой из тончайшего шелка хадаг, а на нем — яркого солнечного цвета ембу из чистого золота. Инокузи вдруг замолчал, уставившись на золотой слиток, лихорадочно сглотнул слюну и
дрожащими руками зачем-то поправил галстук. Дамдин-Очир при виде замешательства господина Инокузи встал со своего места, широким жестом развернул хадаг, положил на него золотой ембу и двумя руками в величественной позе, преисполненной достоинства, преподнес японцу.
- Великий покровитель из Страны восходящего солнца, защитник нашей религии и спаситель лам Халха-Монголии, вкусивших много горестей и обид! Как знак нашего обоюдного расположения друг к другу и символ удачи в нашем священном деле покорно прошу принять этот скромный подарок!
На лице Инокузи расплылась улыбка, он гораздо быстрее, чем того требовали правила хорошего тона, поспешил принять «скромный» дар. На лице молодого секретаря господина Инокузи. приглашенного для стенографирования беседы, выступили капли рота, глаза выражали откровенную зависть. От высокомерного вида господина Инокузи не осталось и следа. Он поминутно улыбался, пытаясь завести непринужденный разговор, даже голос его изменился, стал мягче и ровнее, что не укрылось от внимания Дамдин-Очира. «Этот человек очень любит дорогие подарки. Это нам на руку. У нас в Халха-Монголии кое-что имеется. Значит, Дондог не наврал. Япошки падки на деньги. Если мы будем поча-ще показывать им наше золото, а аратов усмирять учением бур-хана, то непременно достигнем желаемого», — думал Дамдин-Очир, не спуская глаз с господина Инокузи.
Японец задал несколько вопросов, связанных с внутренним положением Монголии, и внимательно выслушивал ответы, нервно покусывая тонкие губы.
— С кем из наших людей вы были связаны у себя на родине?
— С Буянтом. Это человек действия, от него нам была большая помощь. В ближайшее время сам сюда пожалует. Хотел кое-кто послать со мной, но передумал и решил все везти сам.
Инокузи достал из сейфа большую фотокарточку и положил на стол перед Дамдин-Очиром.
— Да, он самый. Только здесь слишком молод. Сейчас он несколько изменился: располнел на нашей жирной баранине и до-черна загорел под монгольским солнцем.
Поскольку познания Дондога в японском языке были весьма скудными, переводил он большей частью только то, что мог кое-как перевести. Дамдин-Очир, помня предупреждение Дондога, говорил мало и только о деле.
— Буянт опытный разведчик. Мы сами ждем его со дня на день. Но нас сейчас беспокоит совсем другое.
— Что же именно?
— Большие перемены в сознании ваших аратов — вот что. Наша разведка работает четко. И на этот факт мы глаза не закрываем.
— Вы правы. Буянт неоднократно напоминал мне, что борьба за умы и сердца людей — дело самое сложное. Но в нашей стране подавляющее большинство населения — верующие, на их религиозном фанатизме мы и строим свою работу. Имеем уже немало приверженцев.
— Это похвально. Дондог одинаково старался угодить и монголу и японцу.
— Господин Инокузи, осмелюсь сказать, что Дамдин-Очир — один из самых мудрых и влиятельных сановников у себя на родине, — поспешил вставить словечко бурят и взглянул на монгольского ламу. Тот спокойно сидел, положив руки на стол и поигрывая небольшой табакеркой для нюхательного табака из драгоценного камня.
— Уважаемый господин мой, я хотел, чтобы письмо, мною привезенное, было незамедлительно передано японскому правительству, а о его содержании доложено Баичин-богду. Я должен вернуться в назначенный срок с ответом.
— Ваше желание будет достойнейшим образом выполнено. Можете положиться на меня. Благословенный лама Халхасии, вы сами в скором времени сможете предстать пред светлейшие очи Банчин-богда и лично обсудить с ним вопросы, касающиеся судьбы верующих монголов.
— Благодарю бурхана за ваши речи, — взволнованным голосом промолвил Дамдин-Очир, не смевший и мечтать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Очень рад, что вы пожаловали как раз к чаю. Это хорошая примета. Довольны ли вы жильем? Хорошо ли вас кормят? Если вам чего-нибудь не хватает, прошу говорить откровенно. Маш долг — обеспечить вас всем необходимым.
— Дражайший и высокочтимый хамба-лама, благодаря вашим неустанным заботам я ни в чем не нуждаюсь. Ваше приглашение позавтракать с вами я расцениваю как благословение бурхана. Но я пришел к вам не за этим. Меня очень тревожит один вопрос. Он не дает мне покоя даже ночью.
— Что же это за вопрос такой? Кто, как не вы, творящий на земле благо ради грешной толпы, должен почивать спокойным крепким сном? Слушаю вас, дорогой Балдан! Я готов помочь вам, если потребуется моя помощь.
—Наставник! Я высоко ценю вашу мудрость. Но как я могу спокойно снать, когда наше дело движется медленнее, чем плот по течению реки. Что же, мы так и будем сидеть у моря, ожидая погоды?
— Ваше нетерпение похвально. Но великие дела быстро не вершатся. Вы же знаете, что мы не сидим без дела, мы действуем. Между прочим, сегодня вечером ко мне пожалует на ужин один очень интересный человек. Вас я тоже приглашаю. Надеюсь, у вас появится новое представление о нашей работе.
Вечером Балдан пришел к настоятелю чуть раньше назначенного времени. Незнакомого гостя еще не было. Юрта хамбы была убрана, как обычно, и ничто не говорило о том, что он ждал гостей, если не считать со вкусом накрытого стола, хорошего вина на нем. Широким жестом руки настоятель пригласил Балдана на левую, почетную половину юрты.
— Человек, которого я жду, провел в наших краях несколько лет. Он знает здесь каждую песчинку и каждого человека в лицо. На этот раз мы с вами будем лишь слушателями, а рассказчиком будет он.
В знак согласия Балдан кивнул головой.
— Не перебивайте его. Наберитесь терпения слушать долго.
— Не извольте беспокоиться, почтенный хамба-лама. Я не имею привычки перебивать говорящего. Это дурной тон.
— Безусловно. Я верю, что посланцы Страны восходящего солнца хорошо воспитаны. Кстати, имя этого человека Буянт, Это умнейший и опытнейший наш коллега. Надеюсь, что слова, которые мы здесь услышим, будут выше всяких похвал.
— Простите меня, наставник, — улыбнулся Балдан, — человек вообще-то устроен странно. Часто наделенные недюжинным умом люди совершают непростительные ошибки, подобно глупцам. И в результате, казалось бы, ничего не значащей мелочи проваливают великое дело.
— Согласен, и так бывает. А вот, кажется, и Буянт, Действительно, чуть слышно прозвучал серебряный колокольчик над входной дверью, и в юрту вошел высокий, атлетического сложения китаец. На сильно загоревшем, полном лице выделялись черные брови. После церемонных приветствий настоятель обратился к китайцу, указывая глазами на Балдана:
— Теперь вашу работу в монастыре будет продолжать посланец Инокузи. Сюда его прислал хубилган-лама, — понизив голос, пояснил хамба.
За ужином беседа не клеилась. Балдан чувствовал, что китаец осторожничает и боится говорить при нем о деле. И. рискнул начать нужный разговор первым.
— Господин Буянт, надеюсь, вы простите меня, если я доставлю вам некоторое беспокойство, но я имею поручение от господина Инокузи проверить вашу работу от начала до конца, а затем по своему усмотрению решить вашу дальнейшую судьбу. Не кажется ли вам, что десять лет почти без всяких вестей, — Балдан делал ударение на каждом слове,— даже глун-цу покажутся более чем подозрительными. Чем оправдаетесь? Удар попал в цель. Недоверие китайца сменилось замешательством, а затем и явным испугом.
— Я рад приветствовать вас, господин. Если бы я знал о вашем пребывании здесь, то, клянусь, не преминул бы встретиться с вами, — Буянт говорил по-монгольски удивительно чи-сто и правильно, как ни Один другой китаец. — Хубилган и хам-
боа-лама могут быть моими поручителями и удостоверить результаты моей работы. Видите ли, границу переходить стало чрезвычайно опасно. К тому же у меня не было надежного человека, которому я мог бы доверить с таким трудом добытые и столь ценные сведения. Поэтому я никого, кроме ламы Дамдин-Очира, Не посылал в Харбин.
— Чем же вы здесь занимались столько лет?
Буянт вспыхнул, в глазах появились злые искорки и тотчас счезли. Он отлично умел держать себя в руках.
— Поджоги сомоиских магазинов, школ, уничтожение революционных агитаторов и партийных руководителей, в том числе Готова, — дело моих рук. Все сработано чисто. Мною же состав-йены подробнейшие карты почти всей восточной части страны с указанием важных объектов, собраны Другие секретные сведения. Все результаты своей работы я Должен лично доставить в Харбин.
Балдан, как и следовало ожидать, «высоко оценил» деятельность Буянта и обещал послать шифровку в Харбин господину Инокузи перед его отъездом.
За массивной дубовой дверью, через которую не проникала звуки, в большом кабинете с мягкой мебелью восседал в непринужденной позе в низком удобном кресле господин Инокузи — сухощавый японец с узкими злыми глазками и сильно выдающейся вперед нижней челюстью. На носу у него поблескивало пенсне в золотой оправе, от которой спускалась тоненькая золотая цепочка.
Его мысли были всецело заняты недавно прибывшим из Халха-Монголии ламой Дамдин-Очиром. «Бурятский лама Дондог, бежавший от революции, — хоть и большой пройдоха, но для нас не находка, а главное, у него нет и гроша за душой. Я не ошибусь, если сделаю ставку на халха-монгола Дамдин-Очира.
Со временем благодаря нашим усилиям его влияние на многочисленное ламство Монголии может стать почти неограниченным. А если выйдет что-нибудь такое... такое, — Инокузи щелкнул пальцами, - мы всегда можем сослаться на письмо Дамдин-Очира с просьбой о помощи. Надо с ним встретиться. Что это за человек? Если он мне понравится, можно будет организовать спектакль возведения его на ханский престол. Конечно, не время еще мечтать о престоле в масштабах всей Халхасии, для начала достаточно будет пожаловать ему титул хана и в вотчину определить восточную область со ставкой в Баргутской кумирне. Через этого новоявленного богд-хана, так сказать, нашего крестника, мы сможем вершить большие дела в Монголии. Интересно, что положит мне на руку этот лама? В зависимости от этого я и решу вопрос, пожаловать титул хана ему или кому-то другому. Но титул богд-хана может пожаловать лишь святой Банчин- богдо, иначе Дамдин-Очир на это не пойдет», — вслух размышлял Инокузи, посасывая крепкую сигару и любуясь дорогам перстнем на правой руке.
Инокузи подошел к большому окну, отдернул тяжелый занавес и посмотрел вдаль. «Какой я мудрый! Какой дальновидный!» — превозносил он свои заслуги, восхищаясь своими замыслами и самодовольно потирая руки. Он еще немного походил по кабинету взад-вперед, сел в кожаное кресло за огромный письменный стол и стал ждать. Через несколько минут в точно назначенный час в кабинет господина Инокузи вошел в сопровождении бурята Дондога широколицый, с выдающимися скулами халха-монгол, по великолепию одежды которого можно было догадаться о его принадлежности к очень высокому духовному сану.
— Личный посол хубилгана Довчина — Дамдин-Очир, — представил его бурят и в нижайшем поклоне обеими руками протянул господину Инокузи японский перевод письма от хубилгана.
— Очень хорошо. Сердечно рад видеть здесь посланника хал-хасского ламства. Эту встречу почту лично для себя за большое счастье. Надеюсь, что наша сегодняшняя встреча откроет новую, удивительную страницу в истории японо-монгольских отношений, — произнося эти слова высокомерным тоном, Инокузи встал из-за стола, чтобы придать своей речи еще больший вес. Но тут он вдруг увидел, как Дамдин-Очир вытащил из-за пазухи небесно-голубой из тончайшего шелка хадаг, а на нем — яркого солнечного цвета ембу из чистого золота. Инокузи вдруг замолчал, уставившись на золотой слиток, лихорадочно сглотнул слюну и
дрожащими руками зачем-то поправил галстук. Дамдин-Очир при виде замешательства господина Инокузи встал со своего места, широким жестом развернул хадаг, положил на него золотой ембу и двумя руками в величественной позе, преисполненной достоинства, преподнес японцу.
- Великий покровитель из Страны восходящего солнца, защитник нашей религии и спаситель лам Халха-Монголии, вкусивших много горестей и обид! Как знак нашего обоюдного расположения друг к другу и символ удачи в нашем священном деле покорно прошу принять этот скромный подарок!
На лице Инокузи расплылась улыбка, он гораздо быстрее, чем того требовали правила хорошего тона, поспешил принять «скромный» дар. На лице молодого секретаря господина Инокузи. приглашенного для стенографирования беседы, выступили капли рота, глаза выражали откровенную зависть. От высокомерного вида господина Инокузи не осталось и следа. Он поминутно улыбался, пытаясь завести непринужденный разговор, даже голос его изменился, стал мягче и ровнее, что не укрылось от внимания Дамдин-Очира. «Этот человек очень любит дорогие подарки. Это нам на руку. У нас в Халха-Монголии кое-что имеется. Значит, Дондог не наврал. Япошки падки на деньги. Если мы будем поча-ще показывать им наше золото, а аратов усмирять учением бур-хана, то непременно достигнем желаемого», — думал Дамдин-Очир, не спуская глаз с господина Инокузи.
Японец задал несколько вопросов, связанных с внутренним положением Монголии, и внимательно выслушивал ответы, нервно покусывая тонкие губы.
— С кем из наших людей вы были связаны у себя на родине?
— С Буянтом. Это человек действия, от него нам была большая помощь. В ближайшее время сам сюда пожалует. Хотел кое-кто послать со мной, но передумал и решил все везти сам.
Инокузи достал из сейфа большую фотокарточку и положил на стол перед Дамдин-Очиром.
— Да, он самый. Только здесь слишком молод. Сейчас он несколько изменился: располнел на нашей жирной баранине и до-черна загорел под монгольским солнцем.
Поскольку познания Дондога в японском языке были весьма скудными, переводил он большей частью только то, что мог кое-как перевести. Дамдин-Очир, помня предупреждение Дондога, говорил мало и только о деле.
— Буянт опытный разведчик. Мы сами ждем его со дня на день. Но нас сейчас беспокоит совсем другое.
— Что же именно?
— Большие перемены в сознании ваших аратов — вот что. Наша разведка работает четко. И на этот факт мы глаза не закрываем.
— Вы правы. Буянт неоднократно напоминал мне, что борьба за умы и сердца людей — дело самое сложное. Но в нашей стране подавляющее большинство населения — верующие, на их религиозном фанатизме мы и строим свою работу. Имеем уже немало приверженцев.
— Это похвально. Дондог одинаково старался угодить и монголу и японцу.
— Господин Инокузи, осмелюсь сказать, что Дамдин-Очир — один из самых мудрых и влиятельных сановников у себя на родине, — поспешил вставить словечко бурят и взглянул на монгольского ламу. Тот спокойно сидел, положив руки на стол и поигрывая небольшой табакеркой для нюхательного табака из драгоценного камня.
— Уважаемый господин мой, я хотел, чтобы письмо, мною привезенное, было незамедлительно передано японскому правительству, а о его содержании доложено Баичин-богду. Я должен вернуться в назначенный срок с ответом.
— Ваше желание будет достойнейшим образом выполнено. Можете положиться на меня. Благословенный лама Халхасии, вы сами в скором времени сможете предстать пред светлейшие очи Банчин-богда и лично обсудить с ним вопросы, касающиеся судьбы верующих монголов.
— Благодарю бурхана за ваши речи, — взволнованным голосом промолвил Дамдин-Очир, не смевший и мечтать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22