В этом опирайтесь на активистов.
— А где же их взять, этих активистов? — недоверчиво спросил один из присутствовавших.
— Как где взять? — Майор рассердился. — Да они повсюду, вы только пошире откройте глаза. Этих активистов не только среди аратов много, но если захотите, то и среди монастырских лам найдете! — Он побарабанил пальцами по столу и уже более спокойным тоном продолжал: — Убийца Сэда обнаружен: бывший богач и торговец лошадьми Лувсан. Все улики налицо. Будем брать.
— Товарищ Пурэвжав просил оставить его на время, а также айджи Дамирана.
— Наш товарищ Пурэвжав — отличный разведчик, можно казать, гордость нашего отдела, — и, рассмеявшись, майор, правил: — Японские хозяева тоже хвалят его, высоко оценивая а службу.
Это сравнение майора, сказанное в шутку, вызвало всеобщее оживление и смех.
— Товарищ майор, пошлите меня к нему помощником, —-попросил один из молодых сотрудников.
— У него помощников хватает, мы об этом заранее побеспокоились. Вопрос вот в чем: японцы требуют отложить обряд освящения места под закладку субургана до осени будущего года. Как думаете, почему они вдруг изменили свое решение?
— Видимо, им время нужно для чего-то, — предположил один из сотрудников.
— Возможно, на церемонию закладки субургана ожидают новоиспеченного халхасского хана и каноника, ламу Дамдин-Очира, — предположил другой.
— Может, и так. Посмотрим. А пока вплотную займитесь
хубилганом Довчином, выявляйте всех, кто как-либо с ним связан. И сразу же с докладом ко мне. У меня все. Вы свободны. А я свяжусь с Пурзвжавом.
Почти одновременно Балдан получил сообщение от майора госбезопасности и задание от господина Инокузи. Японец торопил Балдана, приказывал немедленно приступить к диверсионно-террористжческим актам в воинских частях у восточной границы. Он повелевал отравлять колодцы и питьевые источники, поджигать и взрывать склады с оружием и продовольствием, уничтожать, военачальников; для этих актов обещал послать все необходимое. По совету хана Дамдин-Очира к этой работе должен быть привлечен тайджи Дамиран как лицо особо надежное и осведомленное.
Даже для Балдана, привыкшего к непоследовательности лам, подобный приказ был полной неожиданностью. Прежде чем передать приказ Инокузи хамба-ламе, он решил посоветоваться с Гомпилом, тем более что им никто не мешал обстоятельно обсуждать наболевшие вопросы во время поездок по дальним аилам.
Медленно катилась арба, тарахтя деревянными колесами но каменистой дороге. Так же неторопливо шла беседа двух сборщиков подаяний.
— Этот Цултэм просто молодец. Огонь парень! Из их хотона никто ничего не дал, сразу видно, что Цултэм постарался, его работа. Здорово он нас встретил, — рассмеялся Гомпил.
—Да, прямо так и сказал в глаза, мол, нечего грабить, убирайтесь, пока целы. Ох, молодец! Вот если бы в каждом хотоне были такие активисты, как Цултэм, то ламам здесь было бы нечего делать. На таких, как он, нам и надо опираться. Но он так сразу нам не поверит, уж очень ненавидит монастырских лам.
— Послушай, Гомпил, я хочу попытаться убедить настоятеля в необходимости перевода тебя на другую работу.
— На какую?
Мне Нужно, чтобы тебя тоже, как и меня, назначили казначеем. Будешь собирать и учитывать ценности, пожертвованные на субурган.
— А справлюсь я?
— Безусловно. Нам предстоят дальние поездки, а если я буду слишком часто брать с собой водовоза, то это кое-кому может броситься в гЛаза.
— Ну что же, я не возражаю.
Вечером, когда скрылся за горы раскаленный солнечный шар и ночная прохлада опустилась на землю, Балдан вышел из своей пристройки во двор подышать свежим воздухом. Иногда его вдруг охватывала жгучая тоска по дому, по жене и детям. Вот и сейчас нежной грустью захлестнуло сердце. Он сел на большой
камень, еще не отдавший земле дневное тепло, обхватил руками колени и закрыл глаза. И сразу, будто наяву, увидел свой дом. «Милая, добрая, родная, — обращался он в мыслях к жене, — как ты там одна управляешься с малышами? Неужели я не увижу тебя до осени будущего года? Перед отъездом мы даже не простились как следует. Не сердись на меня, дорогая. Я знаю, что тебе трудно, но уверен, что родина, пославшая меня сюда, тебя не оставит, и эта уверенность придает мне силы. — Балдан открыл глаза, и ему показалось, что упала звезда. — Это к счастью», — он встал, походил еще немного по двору и вернулся в пристройку. Пользуясь отсталостью и невежеством, монастырских лам, не имевших никакого понятия о передатчиках и сравнительно недавно узнавших радио, он передавал донесения в Центр и сообщения японцам прямо из своей каморки.
Вот и сейчас, дождавшись условленного часа, Балдан поставил на стол передатчик и набрал код. Услышав позывные, передал шифровку: «Задание получил. Приступаю к операции. Прошу господина Инокузи довести это до сведения халхаеского хана Дамдин-Очира. Перехожу на прием». В ответ услышал: «Вас поняли. Ждите ответа завтра в это те время». Спрятав передатчик, лег в постель и начал размышлять о том, как бы получше выведать тайные замыслы хамбы, которые этот хитрец тщательно скрывает от всех. Наделенный незаурядным умом и умением в
любых ситуациях сохранять хладнокровие, хамба-лама за броней высокомерия отлично умеет скрывать свои чувства и в то же время знает абсолютно все про своих послушников, будто по гла-
зам читает их мысли. Поэтому нет ничего удивительного в том,
что невежественные араты, фанатично верующие в бурхана, бла гоговеют перед хамба-ламой.
Около полудня, окончив, свои дела, Балдан пошел с докладом к настоятелю. Хамба сидел, скрестив ноги, на коврике возле юрты и грелся на солнце. Глаза его были прикрыты, он заученным движением открывал крышечку табакерки, маленькой лопаткой насыпал нюхательный табак на указательный палец и смачно заряжал им нос. Через некоторое время эти движения повторялись. «У перерожденца все табакерки из нефрита с золотыми коронками, а у этого — из черного агата, и даже лопатка золотая. Откуда только берут?» Балдан кашлянул, в кулак, желая привлечь внимание хамбы. Тот сразу открыл глаза и улыбнулся, как всегда.
— А-а, это вы, дорогой Балдан? Давненько не баловали меня хорошими новостями.
— Приветствую вас, достойный отец наш, — с поклоном отвечал Балдан. Присев на корточки возле хамбы, он изложил вкратце приказ японцев.
— Не кажется ли вам, что японские господа слишком любят
требовать? Этот Инокузи, наверное, плохо представляет себе, каково нам исполнять его приказы. Вот хотя бы возьмите, к примеру, хубилгана Довчина. Засадил людей за решетку и теперь трясется, что его самого заметут с часу на час. Если перерожденец, наша путеводная звезда, до сих пор не может наладить связи с другими монастырями, где, я уверен, живет немало наших единомышленников, то что же можем сделать мы, живущие на отшибе? Требование японцев отсрочить более чем на год обряд освящения места для закладки субургана мне, между нами говоря, крайне неприятно. Но приказ нужно выполнять. Кстати, чем они аргументируют эту отсрочку? — Не могу знать, достойный отец.
— Если зайдет вопрос о военной помощи, передайте, что в отношении дродовольствия, фуража, подвод и верховых коней все остается так же, как и было договорено раньше, эту сторону дела мы берем на себя. Передайте, что мы постараемся использовать все доступные нам средства для выполнения действий, направленных на ослабление пограничных частей. Но прежде я должен подумать, кого привлечь к этому делу. Самым надежным я считаю Дамирана, но он уже стар. Лувсан — тот совсем спился, руки трясутся, как таратайка на каменистой дороге. А Доной годен лишь для поджога магазинов. Д подумаю. Есть у меня на примете кое-кто, но об этом поговорим после...
— Отче, советую обратить особое внимание на водовоза Гомпила. Он может нам пригодиться. За веру готов сгореть в огне. К тому же не глуп, хорошо знает здешние места и людей.
— Я тоже приглядываюсь к нему, но пока понять не могу, что за человек. Не обжечься бы.
— Почтенный хамба-лама, нам не хватает молодых, решительных людей. Если бы они были, наша работа, я уверен, завертелась бы совсем по-иному. А?
— Попытайтесь. Но начните с самого малого.
— Не вам меня учить, отче, не в обиду будь сказано.Распорядитесь лучше, высокочтимый настоятель, перевести его из водовозов в младшие казначеи. Будем вместе собирать подаяния, и у меня будет возможность его испытать.
— Я подумаю... Ну, хорошо, я согласен. Только не спешите. Этот Гомпил мне что-то не нравится... Значит, в Харбин и в Хай-лар передайте, что в ближайшее время мы с хубилгаиом Довчи-ыом скоординируем наши усилия в решительной борьбе против новой власти и расширим масштабы своих действий в худоне, в кратчайший срок подберем надежных людей и усилим. наблюдения за пограничной зоной, о чем будем регулярно докладывать в шифровках. Кроме того, наладим подрывную деятельность внутри войсковых частей с целью увеличения количества дезертиров. А всякого, кто станет нам поперек дороги, будем убирать, — кичливо заявил хамба Содов, любивший производить впечатление на собеседников...
...Прошел год с того дня, как Балдан в качестве главного казначея поселился в монастыре Святого Лузава. За это время его авторитет и влияние на лам заметно возросли, появились и новые сподвижники. Однако со стороны настоятеля всегда чувствовалась едва уловимая настороженность и глубоко скрытая неприязнь.
Несколько месяцев назад органы народной милиции привлекли к уголовной ответственности местного богача Лувсана за убийство председателя Сэда. Но дело зашло в тупик отчасти из-за неопытности следователя, отчасти из-за наглого запирательства подсудимого и полного отрицания им своего участия в убийстве. Единственный живой свидетель этого ужасного преступления старик Доной скончался. Но еще не все было потеряно для, следствия. Нашлись люди, которые видели, как однажды за несколько дней до своей смерти старый Доной, покачиваясь точно пьяный, без шапки вышел из юрты настоятеля, пришёл домой и к вечеру слег. Он совершенно потерял аппетит и пребывал в состоянии тяжелого душевного угнетения; не выходил и никого не принимал у себя. Домашние, ухаживавшие за Доноем, не могли понять, что за странный недуг так неожиданно свалил с ног еще очень крепкого старика, который таял на глазах. Через несколько дней у него поднялась температура, он впал в беспамятство и бредил. Следователю, который вел дело, с большим трудом удалось расположить родных и близких Доноя и вызвать их на откровенность. Позднее они рассказали, как однажды старик бредил, громко выкрикивая слова и кому-то угрожая: «Нет, нет, только не я. Я не могу его убить. Не для убийства мы родились от своих матерей. Каюсь, ох, каюсь за свои прегрешения, господи! — В бреду он раздирал себе грудь руками, метался на подушках и все кричал: — Проклятые, любите ловить змей чужими руками! Принуждаете земляков убивать друг друга. Если это тебе так нравится, хамба, иди и сам убивай. А-а-а-а... я посмотрю... Проклятый убийца.,. Обманщик...» Когда он приходил в себя, горько плакал, сетуя на то, что видел страшный сон, и ругал хамба-ламу. «Добродетельный хамба, очисти мои грехи», - твердил он ослабевшим голосом, обливаясь слезами. Доной ни на что не жаловался, его родные не знали, чем ему помочь/Один лама, безуспешно лечивший его травами и притираниями, уверял, что в Доноя вселился шулмас, который «испортил» старика. Он пытался убедить аратов в том, что именно шулмас языком старого Доноя слал проклятия бурхану и наставникам-ламам. «Послушники бур-хана, отойдите подальше от этого порченого, иначе с вами Случится несчастье. Кто из вас будет слушать его бред, на того падут все грехи порченого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— А где же их взять, этих активистов? — недоверчиво спросил один из присутствовавших.
— Как где взять? — Майор рассердился. — Да они повсюду, вы только пошире откройте глаза. Этих активистов не только среди аратов много, но если захотите, то и среди монастырских лам найдете! — Он побарабанил пальцами по столу и уже более спокойным тоном продолжал: — Убийца Сэда обнаружен: бывший богач и торговец лошадьми Лувсан. Все улики налицо. Будем брать.
— Товарищ Пурэвжав просил оставить его на время, а также айджи Дамирана.
— Наш товарищ Пурэвжав — отличный разведчик, можно казать, гордость нашего отдела, — и, рассмеявшись, майор, правил: — Японские хозяева тоже хвалят его, высоко оценивая а службу.
Это сравнение майора, сказанное в шутку, вызвало всеобщее оживление и смех.
— Товарищ майор, пошлите меня к нему помощником, —-попросил один из молодых сотрудников.
— У него помощников хватает, мы об этом заранее побеспокоились. Вопрос вот в чем: японцы требуют отложить обряд освящения места под закладку субургана до осени будущего года. Как думаете, почему они вдруг изменили свое решение?
— Видимо, им время нужно для чего-то, — предположил один из сотрудников.
— Возможно, на церемонию закладки субургана ожидают новоиспеченного халхасского хана и каноника, ламу Дамдин-Очира, — предположил другой.
— Может, и так. Посмотрим. А пока вплотную займитесь
хубилганом Довчином, выявляйте всех, кто как-либо с ним связан. И сразу же с докладом ко мне. У меня все. Вы свободны. А я свяжусь с Пурзвжавом.
Почти одновременно Балдан получил сообщение от майора госбезопасности и задание от господина Инокузи. Японец торопил Балдана, приказывал немедленно приступить к диверсионно-террористжческим актам в воинских частях у восточной границы. Он повелевал отравлять колодцы и питьевые источники, поджигать и взрывать склады с оружием и продовольствием, уничтожать, военачальников; для этих актов обещал послать все необходимое. По совету хана Дамдин-Очира к этой работе должен быть привлечен тайджи Дамиран как лицо особо надежное и осведомленное.
Даже для Балдана, привыкшего к непоследовательности лам, подобный приказ был полной неожиданностью. Прежде чем передать приказ Инокузи хамба-ламе, он решил посоветоваться с Гомпилом, тем более что им никто не мешал обстоятельно обсуждать наболевшие вопросы во время поездок по дальним аилам.
Медленно катилась арба, тарахтя деревянными колесами но каменистой дороге. Так же неторопливо шла беседа двух сборщиков подаяний.
— Этот Цултэм просто молодец. Огонь парень! Из их хотона никто ничего не дал, сразу видно, что Цултэм постарался, его работа. Здорово он нас встретил, — рассмеялся Гомпил.
—Да, прямо так и сказал в глаза, мол, нечего грабить, убирайтесь, пока целы. Ох, молодец! Вот если бы в каждом хотоне были такие активисты, как Цултэм, то ламам здесь было бы нечего делать. На таких, как он, нам и надо опираться. Но он так сразу нам не поверит, уж очень ненавидит монастырских лам.
— Послушай, Гомпил, я хочу попытаться убедить настоятеля в необходимости перевода тебя на другую работу.
— На какую?
Мне Нужно, чтобы тебя тоже, как и меня, назначили казначеем. Будешь собирать и учитывать ценности, пожертвованные на субурган.
— А справлюсь я?
— Безусловно. Нам предстоят дальние поездки, а если я буду слишком часто брать с собой водовоза, то это кое-кому может броситься в гЛаза.
— Ну что же, я не возражаю.
Вечером, когда скрылся за горы раскаленный солнечный шар и ночная прохлада опустилась на землю, Балдан вышел из своей пристройки во двор подышать свежим воздухом. Иногда его вдруг охватывала жгучая тоска по дому, по жене и детям. Вот и сейчас нежной грустью захлестнуло сердце. Он сел на большой
камень, еще не отдавший земле дневное тепло, обхватил руками колени и закрыл глаза. И сразу, будто наяву, увидел свой дом. «Милая, добрая, родная, — обращался он в мыслях к жене, — как ты там одна управляешься с малышами? Неужели я не увижу тебя до осени будущего года? Перед отъездом мы даже не простились как следует. Не сердись на меня, дорогая. Я знаю, что тебе трудно, но уверен, что родина, пославшая меня сюда, тебя не оставит, и эта уверенность придает мне силы. — Балдан открыл глаза, и ему показалось, что упала звезда. — Это к счастью», — он встал, походил еще немного по двору и вернулся в пристройку. Пользуясь отсталостью и невежеством, монастырских лам, не имевших никакого понятия о передатчиках и сравнительно недавно узнавших радио, он передавал донесения в Центр и сообщения японцам прямо из своей каморки.
Вот и сейчас, дождавшись условленного часа, Балдан поставил на стол передатчик и набрал код. Услышав позывные, передал шифровку: «Задание получил. Приступаю к операции. Прошу господина Инокузи довести это до сведения халхаеского хана Дамдин-Очира. Перехожу на прием». В ответ услышал: «Вас поняли. Ждите ответа завтра в это те время». Спрятав передатчик, лег в постель и начал размышлять о том, как бы получше выведать тайные замыслы хамбы, которые этот хитрец тщательно скрывает от всех. Наделенный незаурядным умом и умением в
любых ситуациях сохранять хладнокровие, хамба-лама за броней высокомерия отлично умеет скрывать свои чувства и в то же время знает абсолютно все про своих послушников, будто по гла-
зам читает их мысли. Поэтому нет ничего удивительного в том,
что невежественные араты, фанатично верующие в бурхана, бла гоговеют перед хамба-ламой.
Около полудня, окончив, свои дела, Балдан пошел с докладом к настоятелю. Хамба сидел, скрестив ноги, на коврике возле юрты и грелся на солнце. Глаза его были прикрыты, он заученным движением открывал крышечку табакерки, маленькой лопаткой насыпал нюхательный табак на указательный палец и смачно заряжал им нос. Через некоторое время эти движения повторялись. «У перерожденца все табакерки из нефрита с золотыми коронками, а у этого — из черного агата, и даже лопатка золотая. Откуда только берут?» Балдан кашлянул, в кулак, желая привлечь внимание хамбы. Тот сразу открыл глаза и улыбнулся, как всегда.
— А-а, это вы, дорогой Балдан? Давненько не баловали меня хорошими новостями.
— Приветствую вас, достойный отец наш, — с поклоном отвечал Балдан. Присев на корточки возле хамбы, он изложил вкратце приказ японцев.
— Не кажется ли вам, что японские господа слишком любят
требовать? Этот Инокузи, наверное, плохо представляет себе, каково нам исполнять его приказы. Вот хотя бы возьмите, к примеру, хубилгана Довчина. Засадил людей за решетку и теперь трясется, что его самого заметут с часу на час. Если перерожденец, наша путеводная звезда, до сих пор не может наладить связи с другими монастырями, где, я уверен, живет немало наших единомышленников, то что же можем сделать мы, живущие на отшибе? Требование японцев отсрочить более чем на год обряд освящения места для закладки субургана мне, между нами говоря, крайне неприятно. Но приказ нужно выполнять. Кстати, чем они аргументируют эту отсрочку? — Не могу знать, достойный отец.
— Если зайдет вопрос о военной помощи, передайте, что в отношении дродовольствия, фуража, подвод и верховых коней все остается так же, как и было договорено раньше, эту сторону дела мы берем на себя. Передайте, что мы постараемся использовать все доступные нам средства для выполнения действий, направленных на ослабление пограничных частей. Но прежде я должен подумать, кого привлечь к этому делу. Самым надежным я считаю Дамирана, но он уже стар. Лувсан — тот совсем спился, руки трясутся, как таратайка на каменистой дороге. А Доной годен лишь для поджога магазинов. Д подумаю. Есть у меня на примете кое-кто, но об этом поговорим после...
— Отче, советую обратить особое внимание на водовоза Гомпила. Он может нам пригодиться. За веру готов сгореть в огне. К тому же не глуп, хорошо знает здешние места и людей.
— Я тоже приглядываюсь к нему, но пока понять не могу, что за человек. Не обжечься бы.
— Почтенный хамба-лама, нам не хватает молодых, решительных людей. Если бы они были, наша работа, я уверен, завертелась бы совсем по-иному. А?
— Попытайтесь. Но начните с самого малого.
— Не вам меня учить, отче, не в обиду будь сказано.Распорядитесь лучше, высокочтимый настоятель, перевести его из водовозов в младшие казначеи. Будем вместе собирать подаяния, и у меня будет возможность его испытать.
— Я подумаю... Ну, хорошо, я согласен. Только не спешите. Этот Гомпил мне что-то не нравится... Значит, в Харбин и в Хай-лар передайте, что в ближайшее время мы с хубилгаиом Довчи-ыом скоординируем наши усилия в решительной борьбе против новой власти и расширим масштабы своих действий в худоне, в кратчайший срок подберем надежных людей и усилим. наблюдения за пограничной зоной, о чем будем регулярно докладывать в шифровках. Кроме того, наладим подрывную деятельность внутри войсковых частей с целью увеличения количества дезертиров. А всякого, кто станет нам поперек дороги, будем убирать, — кичливо заявил хамба Содов, любивший производить впечатление на собеседников...
...Прошел год с того дня, как Балдан в качестве главного казначея поселился в монастыре Святого Лузава. За это время его авторитет и влияние на лам заметно возросли, появились и новые сподвижники. Однако со стороны настоятеля всегда чувствовалась едва уловимая настороженность и глубоко скрытая неприязнь.
Несколько месяцев назад органы народной милиции привлекли к уголовной ответственности местного богача Лувсана за убийство председателя Сэда. Но дело зашло в тупик отчасти из-за неопытности следователя, отчасти из-за наглого запирательства подсудимого и полного отрицания им своего участия в убийстве. Единственный живой свидетель этого ужасного преступления старик Доной скончался. Но еще не все было потеряно для, следствия. Нашлись люди, которые видели, как однажды за несколько дней до своей смерти старый Доной, покачиваясь точно пьяный, без шапки вышел из юрты настоятеля, пришёл домой и к вечеру слег. Он совершенно потерял аппетит и пребывал в состоянии тяжелого душевного угнетения; не выходил и никого не принимал у себя. Домашние, ухаживавшие за Доноем, не могли понять, что за странный недуг так неожиданно свалил с ног еще очень крепкого старика, который таял на глазах. Через несколько дней у него поднялась температура, он впал в беспамятство и бредил. Следователю, который вел дело, с большим трудом удалось расположить родных и близких Доноя и вызвать их на откровенность. Позднее они рассказали, как однажды старик бредил, громко выкрикивая слова и кому-то угрожая: «Нет, нет, только не я. Я не могу его убить. Не для убийства мы родились от своих матерей. Каюсь, ох, каюсь за свои прегрешения, господи! — В бреду он раздирал себе грудь руками, метался на подушках и все кричал: — Проклятые, любите ловить змей чужими руками! Принуждаете земляков убивать друг друга. Если это тебе так нравится, хамба, иди и сам убивай. А-а-а-а... я посмотрю... Проклятый убийца.,. Обманщик...» Когда он приходил в себя, горько плакал, сетуя на то, что видел страшный сон, и ругал хамба-ламу. «Добродетельный хамба, очисти мои грехи», - твердил он ослабевшим голосом, обливаясь слезами. Доной ни на что не жаловался, его родные не знали, чем ему помочь/Один лама, безуспешно лечивший его травами и притираниями, уверял, что в Доноя вселился шулмас, который «испортил» старика. Он пытался убедить аратов в том, что именно шулмас языком старого Доноя слал проклятия бурхану и наставникам-ламам. «Послушники бур-хана, отойдите подальше от этого порченого, иначе с вами Случится несчастье. Кто из вас будет слушать его бред, на того падут все грехи порченого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22