Давайте перейдем к делу, ради которого я просил хамба-ламу послать вас
ко мне.
— Выполню любое ваше поручение, — с готовностью подхватил Лодон. — Во мне не сомневайтесь. Я перед жертвенником клялся бороться против новой власти и от клятвы не отступлюсь
ни на волосок. До самой смерти останусь ее непримиримым врагом. Сначала хамба хотел поручить переброску Буянта через границу этому кургузому недоростку Дамирану-тайджи. Но я упросил настоятеля доверить это важное дело мне.
— Молодец, Лодон, вы далеко пойдете.
— Тот, кто в нашем бренном мире переродился, став человеком, должен посвятить еебя осуществлению благородных порывов, если он не хочет в последующем перерождении попасть в горящий ад.
— Вполне согласен с вами. — Многословие этого ничтожества начинало выводить Балдана из себя. — На этот раз прошу никуда не отлучаться от дома. Вы получите другое важное задание. Постарайтесь, во-первых, завербовать водовоза Гомпила. Используйте любые средства, не гнушайтесь ничем. Он.малый не промах и нам может оказать большую услугу. Он возит воду всем аилам ', всех знает, ему верят, с его мнением считаются. Поняли? А Буянта господин Инокузи поручил лично мне доставить к границе целым и невредимым. Далее, прямо в Харбин его поведет надежный человек. Кроме хамба-ламы и вас, Лодон, никто этого не знает и знать не должен. Поняли? У степных людей чутье острое, они за тридевять земель чуют, откуда потянуло жареным мясом. Сейчас отправляйтесь к настоятелю, а после полудня доставьте сюда коня и провизию. Идите... Да, за Сэдом наблюдайте получше. Ясно?
— Все будет исполнено. - Лодон, уходя, низко поклонился два раза, оставаясь в каждом поклоне по нескольку минут. Нарочитая чопорность лам всегда раздражала Балдана. И теперь, выпроводив наконец Лодона, он вздохнул с огромным облегчением. С другой стороны, оторванность монгольского ламства от внешнего мира, его отсталость и невежество были сейчас, как никогда, на руку Балдану. Закрыв покрепче дверь и опустив*"оконную занавеску, Балдан достал ящик с передатчиком, поставил на стол, стер пыль. Вдруг охватило страшное волнение: ему никогда прежде не приходилось передавать шифровки за границу. «А вдруг сорвется? Вдруг японцы не примут этого Балдана? Нет, я должен, должен довести дело до конца. Во имя родины». И Балдан начал выстукивать ключом... Он сумел передать все, что наметил. На запрос, как быть с «изменившим присяге» Бу-янтом, ответ не заставил себя ждать: «Убрать немедленно». Балдан получил новое задание: докладывать раз в неделю в условленное время о внутреннем положении Монголии, о трудностях, с которыми приходится сталкиваться новой власти, о деятельности заговорщиков. Окончив сеанс связи, Балдан ликовал-«Клюнули, гады! Теперь весь клубок будет распутан до последнего узелка».
В одном из низких глинобитных домиков, выстроившихся в ряд в просторном хашане бывшего коммерсанта Шушмы, собралось за столом человек десять китайцев и монголов. Повар Шушмы и его слуга — два пожилых китайца — то и дело появлялись с подносами, уставленными закусками и вином. За столом на по-четном месте восседал хубилган Довчин, говорил почти он один. Другие слушали, льстиво улыбались и без устали кивали головами, как игрушечные китайские божки.
— Послушники бурхана! Наше время настало. С прибытием мудрого посланника Страны восходящего солнца мы воспрянули духом и гордо подняли головы. Каждый из нас обязан показать, на что он способен. Нас всех объединяет кровная клятва, принесенная каждым из нас на жертвеннике. Наш час пришел! С Пунцагом пойдет группа к складу с оружием. Как раз в самый надом преподнесем свой подарок новой власти. Пунцаг, бурхан воздаст за вашу доблесть, сын мой. Если склад будет сожжен, это станет каплей нашей помощи японским войскам, которые скоро поспешат к нам на помощь. Послушники бурхана! Не пугайтесь опасности. Ваши дела и поступки заслуживают высокой награды бурхана. Победивший и все миновавший великий и всемогущий Будда пошлет вашему роду счастливую судьбу до третьего колена.
Рябой банщик и темнолицый монашек, сидевшие за столом по левую сторону от Довчина, тоже изъявили желание войти в группу Пунцага; видимо, им не терпелось заполучить из рук бурхана счастливую звезду до третьего колена.
Пунцаг понимал, что ждет его в случае провала. Он сидел, не шевелясь и не притрагиваясь к кубку с вином. Желая воодушевить, его, хубилган обратился к сидящим за столом с высокопарной речью:
— Пунцаг — единственный среди нас человек, готовый принести себя в жертву бурхану. Он доказал это делом, повернув бывшего моего послушника Чойнхора лицом к нирване. Именно ему по велению бурхана я и поручаю теперь возглавить опасное, но благородное и святое дело, открывающее нам путь к спасению. — Прошептав заклинание, Довчин отпил из кубка вина, окинул всех сидящих тяжелым взглядом и продолжал: — Если мы теперь будем оказывать милосердие таким, как Самдан, бывший секретарем ревсомольской ячейки в дамской артели, то потом сами же станем рвать волосы на своей голове. Повелеваю каждому из вас перед началом празднования яадома повернуть лицом к нирване по одному-два наиболее ярых партийных вы-' скочек. И чтобы все было гладко! Засыпавшийся согласно обету отойдет в страну спокойствия сам, без посторонней помощи. Далее. Вырезать всех поголовно, уличенных в поношении и посрамлении нашей религий и ламства. Эту операцию проводить исклю-
чительно от имени революционной власти. Далее. От имени народно-революционной власти и правительства врываться в аилы, хватать у аратов с домашних жертвенников статуэтки бурханов, топтать их на глазах у хозяев и швырять в огонь. Этим вы вызовете гнев и ненависть аратов к новой власти... Что уставились? Ничего страшного. Потом замолите этот грех перед бурханом. Бурхан простит любой грех, принятый во имя осуществления великой цели. — Довчин кончил говорить, сложил ладони и начал читать заклинания, закатив глаза и раскачиваясь взад-вперед.
Шушма, и половины не понявший из того, что говорил хубап-ган, принялся на все лады расхваливать перерожденца, повернувшись к Пунцагу, но так, чтобы хубилган мог слышать его слова:
— Ай, перерожденец, ай, мудрейший из лам! Его волшебный, необъятный ум может предвидеть события нескольких последующих лет!
Пунцаг ничего не ответил на громкий шепот Шушмы. Он сидел молча, погруженный в свои мысли, и ел глазами Довчина. Темнолицый монашек, забитый и какой-то пришибленный, за весь вечер не вымолвил за столом ни единого слова. В душе он боготворил хубилгана, считая его самым великим человеком, и в то же время страшно боялся даже его взгляда.
Все снова выпили немного вина и поели горячей пищи. Дов-чин поманил рукой Шушму и посадил его возле себя.
— Вам поручаю в ближайшие дни сжечь ламскую артель — рассадник всякой нечисти. Привлеките в помощники своих людей, вы знаете кого. Пунцага не трогайте. У него задание особое. К тому же он сам работает в этой артели. Пунцаг, а вы будете делать вид, что спасаете имущество артели. Все понятно, я надеюсь? Разработайте план действия и доложите мне.
Когда сумерки сгустились, заговорщики поодиночке вышли из хашаяа Шушмы.
Ровно в полночь к высокому, из толстых лиственничных бревен частоколу, окружавшему дом и двор Буянта, подъехали два всадника. Один остался снаружи, держа под уздцы лошадей, другой открыл увесистый замок и вошел в хашан. Полсуток прошло с той минуты, как Гомпил один остался караулить Буянта. В домике горела керосиновая лампа, из-за двери доносился терпкий запах китайской пищи. Открыв дверь, Балдан увидел Гомпила с наганом в одной руке и с засохшим манту в другой. Рядом на табурете стояла наполовину опорожненная миска с какой-то едой. Буянт, как ни странно, не только не оказал ни малейшего сопротивления Гомпилу, а будто желая облегчить ему «дежурство», сразу же завалился на лежанку и весь день храпел. . ¦¦¦..'",, -
— Я уж совсем вас заждался!
Балдан поманил рукой Гомпила, отвел в угол и шепнул:
— На улице возле ворот нас ждет с лошадьми местный инспектор госбезопасности. Я с ним отправлю китайца. Ванчиндорж доставит его в центр аймака, а оттуда в Улан-Батор. Возвращайся домой, а завтра, как обычно, приступай к работе. Если спросят, где был, скажи, что помогал Балдану собирать пожертвования на возведение субургана. У меня в пристройке как раз лежат еще не учтенные несколько золотых и серебряных слитков, снаряжение для лошадей и оружие. Понял? И еще скажи хамбе, что скотоводы будто очень приветствуют возведение субургана. А Ванчиндоржа я провожу сам.
Балдан подошел к Буянту. По вздрагивающим векам и напряженному выражению лица сразу понял, что тот только притворялся спящим. Он, конечно, следил за каждым движением ненавистных ему людей, напрягая слух, чтобы уловить хоть одно слово из их разговора.
— Разрешите побеспокоить. Поторопитесь встать, — потребовал Балдан.
— Ваша воля, — покорно ответил Буянт и нехотя поднялся. — Куда повезете?
, Балдан, не ответив, молча указал на дверь. Правая рука не выпускала в кармане наган.
— Гомпил, развяжите ему руки, пусть оденется теплее. Ночи стоят холодные.
Буянт потер затекшие кисти рук, скинул ватник и надел короткополый дэли на мерлушке. Быстрым шагом вышел из хаша-на и сел на одну из лошадей. Весь вид его, казалось, говорил о покорности судьбе. «Хорошо, что они везут меня ночью. Если бы это было днем, араты забили бы меня насмерть камнями: я сделал немало, чтобы заслужить их ненависть. Неужели это конец? Нет, господа, точку на мне ставить еще рано. Провожатый — человек зеленый, обмануть его будет нетрудно. В общем, хорошо, что сейчас ночь». — Буянт закрыл глаза и замурлыкал сквозь стиснутые зубы что-то заунывное.
— Послушайте, мое дело кончено. Развяжите мне руки. Даю слово, не убегу. При малейшей попытке к бегству прошу стрелять в меня.
Ванчиндорж подъехал к Балдану.
— Китаец, наверное, совсем закоченел. Давай развяжем. Нас двое, не убежит.
— Развязывай.
Когда Буянту развязали руки, он заметно повеселел, стал разговорчив, начал даже шутить.
— Знаете, я здесь почти десять лет проторчал. Если рассказывать о том, что я успел сделать по заданию японской разведки, то и дня и ночи не хватит. Да здесь и не место, и не время
для подобных рассказов. Но посудите сами, разве это не кощунство судьбы, не игра случая?! За все время я так и не передал своим хозяевам ни одного особо ценного материала. Хотел сам их доставить, денег за них мне обещали много. И вот конец...
— Почему вы, китаец, поступили на службу к японцам в разведывательное управление? — поинтересовался Балдан.
— Что я могу сказать? Я был беден. А все бедные прежде всего думают о своем желудке. Я, как и большинство моих соотечественников, — раб желудка своего. На что только не толкает людей голод.
Балдана подобными разговорами не разжалобить...
До рассвета ехали молча тихой рысью. Кони устали, утомились и всадники. Страшно хотелось спать, отяжелевшие веки сами опускались на глаза. Буянт раскачивался в седле, словно пьяный, делая вид, что спит. «Хитрюга. Почти сутки прохрапел на лежанке у себя дома. А теперь ждет удобного момента. Ну, жди». — Балдан изо всех сил старался преодолеть дремоту, то привставая на стременах, то насвистывая какую-нибудь мелодию.
— Друг, сон меня одолевает со страшной силой. Смотри за этим типом в оба, — шепнул он Ванчиидоржу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
ко мне.
— Выполню любое ваше поручение, — с готовностью подхватил Лодон. — Во мне не сомневайтесь. Я перед жертвенником клялся бороться против новой власти и от клятвы не отступлюсь
ни на волосок. До самой смерти останусь ее непримиримым врагом. Сначала хамба хотел поручить переброску Буянта через границу этому кургузому недоростку Дамирану-тайджи. Но я упросил настоятеля доверить это важное дело мне.
— Молодец, Лодон, вы далеко пойдете.
— Тот, кто в нашем бренном мире переродился, став человеком, должен посвятить еебя осуществлению благородных порывов, если он не хочет в последующем перерождении попасть в горящий ад.
— Вполне согласен с вами. — Многословие этого ничтожества начинало выводить Балдана из себя. — На этот раз прошу никуда не отлучаться от дома. Вы получите другое важное задание. Постарайтесь, во-первых, завербовать водовоза Гомпила. Используйте любые средства, не гнушайтесь ничем. Он.малый не промах и нам может оказать большую услугу. Он возит воду всем аилам ', всех знает, ему верят, с его мнением считаются. Поняли? А Буянта господин Инокузи поручил лично мне доставить к границе целым и невредимым. Далее, прямо в Харбин его поведет надежный человек. Кроме хамба-ламы и вас, Лодон, никто этого не знает и знать не должен. Поняли? У степных людей чутье острое, они за тридевять земель чуют, откуда потянуло жареным мясом. Сейчас отправляйтесь к настоятелю, а после полудня доставьте сюда коня и провизию. Идите... Да, за Сэдом наблюдайте получше. Ясно?
— Все будет исполнено. - Лодон, уходя, низко поклонился два раза, оставаясь в каждом поклоне по нескольку минут. Нарочитая чопорность лам всегда раздражала Балдана. И теперь, выпроводив наконец Лодона, он вздохнул с огромным облегчением. С другой стороны, оторванность монгольского ламства от внешнего мира, его отсталость и невежество были сейчас, как никогда, на руку Балдану. Закрыв покрепче дверь и опустив*"оконную занавеску, Балдан достал ящик с передатчиком, поставил на стол, стер пыль. Вдруг охватило страшное волнение: ему никогда прежде не приходилось передавать шифровки за границу. «А вдруг сорвется? Вдруг японцы не примут этого Балдана? Нет, я должен, должен довести дело до конца. Во имя родины». И Балдан начал выстукивать ключом... Он сумел передать все, что наметил. На запрос, как быть с «изменившим присяге» Бу-янтом, ответ не заставил себя ждать: «Убрать немедленно». Балдан получил новое задание: докладывать раз в неделю в условленное время о внутреннем положении Монголии, о трудностях, с которыми приходится сталкиваться новой власти, о деятельности заговорщиков. Окончив сеанс связи, Балдан ликовал-«Клюнули, гады! Теперь весь клубок будет распутан до последнего узелка».
В одном из низких глинобитных домиков, выстроившихся в ряд в просторном хашане бывшего коммерсанта Шушмы, собралось за столом человек десять китайцев и монголов. Повар Шушмы и его слуга — два пожилых китайца — то и дело появлялись с подносами, уставленными закусками и вином. За столом на по-четном месте восседал хубилган Довчин, говорил почти он один. Другие слушали, льстиво улыбались и без устали кивали головами, как игрушечные китайские божки.
— Послушники бурхана! Наше время настало. С прибытием мудрого посланника Страны восходящего солнца мы воспрянули духом и гордо подняли головы. Каждый из нас обязан показать, на что он способен. Нас всех объединяет кровная клятва, принесенная каждым из нас на жертвеннике. Наш час пришел! С Пунцагом пойдет группа к складу с оружием. Как раз в самый надом преподнесем свой подарок новой власти. Пунцаг, бурхан воздаст за вашу доблесть, сын мой. Если склад будет сожжен, это станет каплей нашей помощи японским войскам, которые скоро поспешат к нам на помощь. Послушники бурхана! Не пугайтесь опасности. Ваши дела и поступки заслуживают высокой награды бурхана. Победивший и все миновавший великий и всемогущий Будда пошлет вашему роду счастливую судьбу до третьего колена.
Рябой банщик и темнолицый монашек, сидевшие за столом по левую сторону от Довчина, тоже изъявили желание войти в группу Пунцага; видимо, им не терпелось заполучить из рук бурхана счастливую звезду до третьего колена.
Пунцаг понимал, что ждет его в случае провала. Он сидел, не шевелясь и не притрагиваясь к кубку с вином. Желая воодушевить, его, хубилган обратился к сидящим за столом с высокопарной речью:
— Пунцаг — единственный среди нас человек, готовый принести себя в жертву бурхану. Он доказал это делом, повернув бывшего моего послушника Чойнхора лицом к нирване. Именно ему по велению бурхана я и поручаю теперь возглавить опасное, но благородное и святое дело, открывающее нам путь к спасению. — Прошептав заклинание, Довчин отпил из кубка вина, окинул всех сидящих тяжелым взглядом и продолжал: — Если мы теперь будем оказывать милосердие таким, как Самдан, бывший секретарем ревсомольской ячейки в дамской артели, то потом сами же станем рвать волосы на своей голове. Повелеваю каждому из вас перед началом празднования яадома повернуть лицом к нирване по одному-два наиболее ярых партийных вы-' скочек. И чтобы все было гладко! Засыпавшийся согласно обету отойдет в страну спокойствия сам, без посторонней помощи. Далее. Вырезать всех поголовно, уличенных в поношении и посрамлении нашей религий и ламства. Эту операцию проводить исклю-
чительно от имени революционной власти. Далее. От имени народно-революционной власти и правительства врываться в аилы, хватать у аратов с домашних жертвенников статуэтки бурханов, топтать их на глазах у хозяев и швырять в огонь. Этим вы вызовете гнев и ненависть аратов к новой власти... Что уставились? Ничего страшного. Потом замолите этот грех перед бурханом. Бурхан простит любой грех, принятый во имя осуществления великой цели. — Довчин кончил говорить, сложил ладони и начал читать заклинания, закатив глаза и раскачиваясь взад-вперед.
Шушма, и половины не понявший из того, что говорил хубап-ган, принялся на все лады расхваливать перерожденца, повернувшись к Пунцагу, но так, чтобы хубилган мог слышать его слова:
— Ай, перерожденец, ай, мудрейший из лам! Его волшебный, необъятный ум может предвидеть события нескольких последующих лет!
Пунцаг ничего не ответил на громкий шепот Шушмы. Он сидел молча, погруженный в свои мысли, и ел глазами Довчина. Темнолицый монашек, забитый и какой-то пришибленный, за весь вечер не вымолвил за столом ни единого слова. В душе он боготворил хубилгана, считая его самым великим человеком, и в то же время страшно боялся даже его взгляда.
Все снова выпили немного вина и поели горячей пищи. Дов-чин поманил рукой Шушму и посадил его возле себя.
— Вам поручаю в ближайшие дни сжечь ламскую артель — рассадник всякой нечисти. Привлеките в помощники своих людей, вы знаете кого. Пунцага не трогайте. У него задание особое. К тому же он сам работает в этой артели. Пунцаг, а вы будете делать вид, что спасаете имущество артели. Все понятно, я надеюсь? Разработайте план действия и доложите мне.
Когда сумерки сгустились, заговорщики поодиночке вышли из хашаяа Шушмы.
Ровно в полночь к высокому, из толстых лиственничных бревен частоколу, окружавшему дом и двор Буянта, подъехали два всадника. Один остался снаружи, держа под уздцы лошадей, другой открыл увесистый замок и вошел в хашан. Полсуток прошло с той минуты, как Гомпил один остался караулить Буянта. В домике горела керосиновая лампа, из-за двери доносился терпкий запах китайской пищи. Открыв дверь, Балдан увидел Гомпила с наганом в одной руке и с засохшим манту в другой. Рядом на табурете стояла наполовину опорожненная миска с какой-то едой. Буянт, как ни странно, не только не оказал ни малейшего сопротивления Гомпилу, а будто желая облегчить ему «дежурство», сразу же завалился на лежанку и весь день храпел. . ¦¦¦..'",, -
— Я уж совсем вас заждался!
Балдан поманил рукой Гомпила, отвел в угол и шепнул:
— На улице возле ворот нас ждет с лошадьми местный инспектор госбезопасности. Я с ним отправлю китайца. Ванчиндорж доставит его в центр аймака, а оттуда в Улан-Батор. Возвращайся домой, а завтра, как обычно, приступай к работе. Если спросят, где был, скажи, что помогал Балдану собирать пожертвования на возведение субургана. У меня в пристройке как раз лежат еще не учтенные несколько золотых и серебряных слитков, снаряжение для лошадей и оружие. Понял? И еще скажи хамбе, что скотоводы будто очень приветствуют возведение субургана. А Ванчиндоржа я провожу сам.
Балдан подошел к Буянту. По вздрагивающим векам и напряженному выражению лица сразу понял, что тот только притворялся спящим. Он, конечно, следил за каждым движением ненавистных ему людей, напрягая слух, чтобы уловить хоть одно слово из их разговора.
— Разрешите побеспокоить. Поторопитесь встать, — потребовал Балдан.
— Ваша воля, — покорно ответил Буянт и нехотя поднялся. — Куда повезете?
, Балдан, не ответив, молча указал на дверь. Правая рука не выпускала в кармане наган.
— Гомпил, развяжите ему руки, пусть оденется теплее. Ночи стоят холодные.
Буянт потер затекшие кисти рук, скинул ватник и надел короткополый дэли на мерлушке. Быстрым шагом вышел из хаша-на и сел на одну из лошадей. Весь вид его, казалось, говорил о покорности судьбе. «Хорошо, что они везут меня ночью. Если бы это было днем, араты забили бы меня насмерть камнями: я сделал немало, чтобы заслужить их ненависть. Неужели это конец? Нет, господа, точку на мне ставить еще рано. Провожатый — человек зеленый, обмануть его будет нетрудно. В общем, хорошо, что сейчас ночь». — Буянт закрыл глаза и замурлыкал сквозь стиснутые зубы что-то заунывное.
— Послушайте, мое дело кончено. Развяжите мне руки. Даю слово, не убегу. При малейшей попытке к бегству прошу стрелять в меня.
Ванчиндорж подъехал к Балдану.
— Китаец, наверное, совсем закоченел. Давай развяжем. Нас двое, не убежит.
— Развязывай.
Когда Буянту развязали руки, он заметно повеселел, стал разговорчив, начал даже шутить.
— Знаете, я здесь почти десять лет проторчал. Если рассказывать о том, что я успел сделать по заданию японской разведки, то и дня и ночи не хватит. Да здесь и не место, и не время
для подобных рассказов. Но посудите сами, разве это не кощунство судьбы, не игра случая?! За все время я так и не передал своим хозяевам ни одного особо ценного материала. Хотел сам их доставить, денег за них мне обещали много. И вот конец...
— Почему вы, китаец, поступили на службу к японцам в разведывательное управление? — поинтересовался Балдан.
— Что я могу сказать? Я был беден. А все бедные прежде всего думают о своем желудке. Я, как и большинство моих соотечественников, — раб желудка своего. На что только не толкает людей голод.
Балдана подобными разговорами не разжалобить...
До рассвета ехали молча тихой рысью. Кони устали, утомились и всадники. Страшно хотелось спать, отяжелевшие веки сами опускались на глаза. Буянт раскачивался в седле, словно пьяный, делая вид, что спит. «Хитрюга. Почти сутки прохрапел на лежанке у себя дома. А теперь ждет удобного момента. Ну, жди». — Балдан изо всех сил старался преодолеть дремоту, то привставая на стременах, то насвистывая какую-нибудь мелодию.
— Друг, сон меня одолевает со страшной силой. Смотри за этим типом в оба, — шепнул он Ванчиидоржу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22