Это недалеко от
Кельна. Мой "фольксваген" на ходу, если не возражаешь, послезавтра можно
тронуться.
Ганс-Юрген Зикс ходил по кабинету, размахивая сигарой. Такая уж у
него была привычка - обдумывая что-нибудь важное, мерить кабинет наискось
неторопливыми шагами и вдыхать ароматный сигарный дым: все знали, если в
кабинете господина Зикса накуренно, хозяин принимает важное решение.
Визит швейцарского журналиста насторожил Зикса. К местным газетчикам
уже давно привык. Им охотно давал интервью и вообще поддерживал контакты с
газетами, рассчитывая, что упоминание в прессе его имени будет
способствовать популяризации фирмы готовой одежды Ганса-Юргена Зикса, а
без рекламы во второй половине двадцатого века тяжело продать и стакан
газированной воды.
Господин Зикс ничем не выказывал своей заинтересованности: продержал
швейцарского журналиста с полчаса в приемной и встретил сухо, всем видом
подчеркивая, что он человек деловой и не тратит время на пустословие. Но
уже первые вопросы юноши, который назвался Карлом Хагеном, обеспокоили
владельца фирмы и даже взволновали его - господину Гансу-Юргену Зиксу
пришлось сделать усилие, чтобы отвечать ровно, доброжелательно и под конец
улыбнуться и пожать журналисту руку.
Сейчас Зикс вспоминал все детали разговора - он на самом деле был
важным и мог иметь совсем неожиданные последствия.
Журналиста интересовала совсем не фирма, не ее продукция и связи, он
расспрашивал о старшем брате Ганса-Юргена - бывшем группенфюрере СС
Рудольфе Зиксе. Конечно, наглеца можно было сразу выставить из кабинета,
господин Зикс и хотел так сделать, но осторожность, как всегда, взяла верх
(ну чего бы добился, выбросив журналиста?), и он вступил в игру,
предложенную господином Хагеном: отвечал недомолвками на недомолвки, сам
задавал неожиданные вопросы, старался вызвать журналиста на откровенность.
Дело в том, что они с Рудольфом ждали из Южной Америки людей от
обергруппенфюрера СС Либана, и появление швейцарского журналиста
(возможно, и не журналиста) казалось очень и очень подозрительным.
Сейчас хозяин кабинета обновлял в памяти подробнейшие детали
разговора.
Тот пройдоха с корреспондентским удостоверением знал, что Рудольф
Зикс живет недалеко от города в имении и, как человек душевнобольной, не
имеет никаких контактов с внешним миром. Собственно, такие сведения он мог
получить даже у портье отеля, где остановился - ни для кого ни секрет,
когда-то в этом небольшом городе судьбу группенфюрера СС обсуждали на всех
перекрестках, но со временем забыли: даже левые журналисты, которые в свое
время пытались опровергнуть заключение врачей, давно уже угомонились
(прошло ведь столько лет!), - и вдруг этот визитер из Швейцарии накануне
прибытия людей Либана...
Непрошенный гость пытался убедить его, что начал писать книгу то ли
по истории национал-социализма в Германии, то ли о бывших деятелях СС и
что в связи с этим ему крайне необходимо увидеть господина Рудольфа Зикса,
одного из высокопоставленных эсэсовских генералов, которые живут и поныне.
Другой на месте Ганса-Юргена Зикса поверил бы корреспонденту, однако
у него был большой жизненный опыт, и он знал: настоящий проныра всегда
обеспечит себе тыл и придумает такую версию, что и комар носа не подточит.
"Однако ж, - вполне резонно заметил Ганс-Юрген, - знает ли господин
журналист, что Рудольф Зикс - человек больной, и контакты с ним разрешены
только врачам да обслуживающему персоналу?!"
Журналист ответил, что он в курсе дела, более того, знает, что
группенфюрер иногда вспоминает много интересного, и, в конце концов, можно
обратиться к врачебной помощи.
"Нет, - решительно встал Ганс-Юрген Зикс. - Я не могу дать разрешения
на разговор с братом, ибо всякие воспоминания отрицательно влияют на его и
без того расстроенную психику".
Гость откланялся. Он держался почтительно, но это еще больше
насторожило господина Зикса.
Ганс-Юрген стал размышлять, что он потеряет, если пресса пронюхает о
контактах их фирмы с людьми Либана?
Во-первых, они разнесут это по всему свету, что может повредить
деловой репутации фирмы "Ганс-Юрген Зикс и Кo". Во-вторых, Рудольф и эти
южноамериканцы будут обсуждать проблемы возвращения в Федеративную
Республику Германии некоторых эмигрантов и их детей, что в конечном итоге
способствовало бы активизации деятельности существующих и созданию новых
реваншистских организаций. В-третьих, этот пункт, очевидно, следовало бы
передвинуть на передний план, согласно предварительной договоренности
именно через фирму "Ганс-Юрген Зикс и Кo" в Западную Германию будут
переправляться капиталы для финансирования этих организаций - эсэсовцы
успели положить значительные суммы на счета южноамериканских банков.
Одни только проценты от этих операций разожгли аппетит хозяина фирмы,
а он знал, что не ограничится одними процентами.
Итак, любая гласность могла привести к непоправимым моральным -
Ганс-Юрген лицемерил даже в мыслях, ставя это на первое место, - и
материальным потерям. Ведь и реваншистские организации, и новая партия фон
Таддена, которую они поддерживали, - основа "четвертого рейха". А
"четвертый рейх" необходимо будет одеть в мундиры, и Ганс-Юрген Зикс
абсолютно не сомневался, что право на это получит фирма, которая
способствовала утверждению этого рейха. Здесь уже пахло такими суммами,
что и проценты с южноамериканских капиталов, и сверхпроценты казались
мелкой разменной монетой!
Зикс позвонил секретарше и распорядился позвать Роршейдта.
Лишь переступив порог кабинета, Генрих Роршейдт понял, что его ждет
какое-то важное поручение: резкий запах сигары ударил в нос, и Генрих с
удовольствием втянул воздух - так замирает на мгновение гончая, почуяв
запах дичи.
- В наш город приехал швейцарский журналист Карл Хаген... - начал
Зикс.
- Это тип, который только что морочил вам голову? - перебил Роршейдт:
он выполнял самые деликатные поручения хозяина и позволял себе некоторую
фамильярность.
- Да. - Зикс внимательно смотрел на подручного, хотя созерцание его
внешности никому не могло принести удовольствия: деформированный от
многочисленных драк нос, толстые губы и пронзительно хитрые глаза под
приплюснутым лбом. У Роршейдта была сила первобытного человека, звериная
выдержка, он был неприхотливым, но самое главное - служил всю войну верно
брату, сейчас ему, Гансу-Юргену Зиксу. - Этого журналиста... - Зикс
выдержал паузу. Не потому, что ему тяжело было произнести следующие слова
или вдруг совесть заговорила в нем, просто, давая такое распоряжение,
невольно становишься соучастником, а всегда неприятно знать, что тебя
может ждать вечная каторга.
К счастью, Генрих помог ему.
- Убрать? - спросил, словно речь шла о чем-то совсем обычном.
- Только тихо... - поморщился Зикс. - Не нужно шума!
- Попробуем сегодня вечером.
- Он остановился в отеле "Кинг".
Генрих переступил с ноги на ногу.
- Все?
Зикс махнул рукой.
Хорошо, что Генриху ничего не нужно объяснять: сказал и забыл - как и
раньше, ощущаешь себя порядочным человеком, который только в силу
определенных обстоятельств немного согрешил...
Гюнтер предпочел ресторан с музыкальным автоматом, а у Карла заболела
голова от оглушительной музыки, и он решил погулять по городу. Еще днем
заметил: сразу за центральной городской площадью с неизменной ратушей
начинался парк - сквозь зелень поблескивала вода, там был пруд или даже
озеро.
Вначале парк напоминал все парки мира: газоны и клумбы, скамейки.
Карл прошел мимо двух или трех пар влюбленных на скамейках - все, как и
полагается в таких местах, но незаметно аллея превратилась в тропинку,
которая извивалась между густых кустов, запахло свежестью, и слева за
редкими деревьями открылось озеро.
Карлу хотелось посидеть на берегу. Солнце заходило, и на воде
пролегла кровавая дорожка. Карл шел прямо к ней. Не мог оторвать взгляда
от блестящей дрожащей полоски, казалось, сейчас и само солнце коснется
воды, нырнет и погаснет. Перепрыгнул канаву и остановился недалеко от
берега, оперся о ствол толстой вербы. Да, сегодняшний день, первый их день
в Загене, складывался неудачно, хотя все могло быть и гораздо хуже.
Швейцар, который принес их вещи в номер, на вопрос, знает ли он Зикса,
лишь усмехнулся: "Здесь каждый второй работает на господина Зикса".
Но когда Гюнтер стал осторожно разузнавать, что он знает о бывшем
группенфюрере СС, швейцар ничего не рассказал.
Неподалеку от отеля они увидели бензоколонку и решили заправиться.
Заправившись, поехали в имение Зиксов и убедились, что попасть туда
невозможно (настоящая тюремная стена с колючей проволокой и битым
стеклом). Гюнтер заметил, что группенфюрер живет в обычных условиях -
именно так отгораживались когда-то таинственные эсэсовские объекты.
Потом - посещение швейцарским журналистом господина Ганса-Юргена
Зикса, и круг замкнулся.
Солнце уже село, и красная дорожка растворилась в воде, а Карл стоял
и думал, как им попасть за ограду. И ничего не мог придумать. Уже собрался
возвращаться, но из-за кустов вышли двое и переградили ему дорогу.
Один спросил Карла:
- Это вы поставили машину у парковых ворот? Мы не можем заехать...
- Нет, я без машины...
- Не ври! - грозно произнес другой. - Я сам видел, как ты подъезжал.
- Однако вы ошибаетесь...
Первый, вдруг шагнув вперед, ударил Карла в подбородок.
- Вы что! - возмущенно крикнул юноша, поднял руки, чтобы защититься,
но неизвестный нанес второй удар в солнечное сплетение. Карл задохнулся,
но все же сам ударил мужчину коленом в пах. Тот только ойкнул и упал. Карл
попробовал проскользнуть мимо него, но перед ним вырос другой - высокий, с
длинными обезьяньими руками.
- Что вам нужно? - закричал Карл пронзительно. - Спасите!
- Молчи, падлюка!.. - зашипел высокий.
Карл попятился от него, но натолкнулся на второго. Тот схватил его
сзади за руки, и в это мгновение высокий подскочил к нему: резкая боль
пронзила Карла, он хотел вздохнуть и не мог, осел на землю, прикрыв руками
лицо, и потерял сознание.
- Здорово ты его! - бросил Роршейдт высокому. - Сейчас нужно этого
прощелыгу...
Вдруг где-то совсем близко заревела автомобильная сирена.
- Петер, сюда! - заорал кто-то в кустах. - Кто-то зовет на помощь!
Роршейдт зло выругался. Нагнулся и подхватил Карла под руки.
- Ну ты что?.. - взглянул на высокого. Тот понял и взял Карла за
ноги. Пригнувшись, они побежали к берегу, зашли по пояс в воду и бросили
тело в камыш.
- Если ты его на добил, - прошептал Роршейдт, - все равно ему конец!
...Каммхубель поставил свой "опель" у берега и забросил удочки.
Сидел, глядя на неподвижные поплавки, рыба не клевала, но, честно говоря,
он не надеялся на улов, просто любил сидеть над озером перед заходом
солнца, выкурить сигарету, смотреть на спокойную воду и ни о чем не
думать. Точнее, мысли в такие минуты были ленивые и спокойные, какие-то
затяжные - вода успокаивала, и все вокруг казалось таким прекрасным -
лучше не могло быть на свете. Ну что можно сравнить с золотисто-красной
дорожкой на воде и мягким шелестом камыша?
Кто-то пробирался в кустах, и Каммхубель недовольно поморщился:
бывает, какой-нибудь незнакомец остановится за плечами, чуть ли не дышит в
спину, уставится на поплавки да еще пытается завязать разговор и не знает,
что ты залез в камыши именно для того, чтобы отдохнуть и от людей, и от
разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Кельна. Мой "фольксваген" на ходу, если не возражаешь, послезавтра можно
тронуться.
Ганс-Юрген Зикс ходил по кабинету, размахивая сигарой. Такая уж у
него была привычка - обдумывая что-нибудь важное, мерить кабинет наискось
неторопливыми шагами и вдыхать ароматный сигарный дым: все знали, если в
кабинете господина Зикса накуренно, хозяин принимает важное решение.
Визит швейцарского журналиста насторожил Зикса. К местным газетчикам
уже давно привык. Им охотно давал интервью и вообще поддерживал контакты с
газетами, рассчитывая, что упоминание в прессе его имени будет
способствовать популяризации фирмы готовой одежды Ганса-Юргена Зикса, а
без рекламы во второй половине двадцатого века тяжело продать и стакан
газированной воды.
Господин Зикс ничем не выказывал своей заинтересованности: продержал
швейцарского журналиста с полчаса в приемной и встретил сухо, всем видом
подчеркивая, что он человек деловой и не тратит время на пустословие. Но
уже первые вопросы юноши, который назвался Карлом Хагеном, обеспокоили
владельца фирмы и даже взволновали его - господину Гансу-Юргену Зиксу
пришлось сделать усилие, чтобы отвечать ровно, доброжелательно и под конец
улыбнуться и пожать журналисту руку.
Сейчас Зикс вспоминал все детали разговора - он на самом деле был
важным и мог иметь совсем неожиданные последствия.
Журналиста интересовала совсем не фирма, не ее продукция и связи, он
расспрашивал о старшем брате Ганса-Юргена - бывшем группенфюрере СС
Рудольфе Зиксе. Конечно, наглеца можно было сразу выставить из кабинета,
господин Зикс и хотел так сделать, но осторожность, как всегда, взяла верх
(ну чего бы добился, выбросив журналиста?), и он вступил в игру,
предложенную господином Хагеном: отвечал недомолвками на недомолвки, сам
задавал неожиданные вопросы, старался вызвать журналиста на откровенность.
Дело в том, что они с Рудольфом ждали из Южной Америки людей от
обергруппенфюрера СС Либана, и появление швейцарского журналиста
(возможно, и не журналиста) казалось очень и очень подозрительным.
Сейчас хозяин кабинета обновлял в памяти подробнейшие детали
разговора.
Тот пройдоха с корреспондентским удостоверением знал, что Рудольф
Зикс живет недалеко от города в имении и, как человек душевнобольной, не
имеет никаких контактов с внешним миром. Собственно, такие сведения он мог
получить даже у портье отеля, где остановился - ни для кого ни секрет,
когда-то в этом небольшом городе судьбу группенфюрера СС обсуждали на всех
перекрестках, но со временем забыли: даже левые журналисты, которые в свое
время пытались опровергнуть заключение врачей, давно уже угомонились
(прошло ведь столько лет!), - и вдруг этот визитер из Швейцарии накануне
прибытия людей Либана...
Непрошенный гость пытался убедить его, что начал писать книгу то ли
по истории национал-социализма в Германии, то ли о бывших деятелях СС и
что в связи с этим ему крайне необходимо увидеть господина Рудольфа Зикса,
одного из высокопоставленных эсэсовских генералов, которые живут и поныне.
Другой на месте Ганса-Юргена Зикса поверил бы корреспонденту, однако
у него был большой жизненный опыт, и он знал: настоящий проныра всегда
обеспечит себе тыл и придумает такую версию, что и комар носа не подточит.
"Однако ж, - вполне резонно заметил Ганс-Юрген, - знает ли господин
журналист, что Рудольф Зикс - человек больной, и контакты с ним разрешены
только врачам да обслуживающему персоналу?!"
Журналист ответил, что он в курсе дела, более того, знает, что
группенфюрер иногда вспоминает много интересного, и, в конце концов, можно
обратиться к врачебной помощи.
"Нет, - решительно встал Ганс-Юрген Зикс. - Я не могу дать разрешения
на разговор с братом, ибо всякие воспоминания отрицательно влияют на его и
без того расстроенную психику".
Гость откланялся. Он держался почтительно, но это еще больше
насторожило господина Зикса.
Ганс-Юрген стал размышлять, что он потеряет, если пресса пронюхает о
контактах их фирмы с людьми Либана?
Во-первых, они разнесут это по всему свету, что может повредить
деловой репутации фирмы "Ганс-Юрген Зикс и Кo". Во-вторых, Рудольф и эти
южноамериканцы будут обсуждать проблемы возвращения в Федеративную
Республику Германии некоторых эмигрантов и их детей, что в конечном итоге
способствовало бы активизации деятельности существующих и созданию новых
реваншистских организаций. В-третьих, этот пункт, очевидно, следовало бы
передвинуть на передний план, согласно предварительной договоренности
именно через фирму "Ганс-Юрген Зикс и Кo" в Западную Германию будут
переправляться капиталы для финансирования этих организаций - эсэсовцы
успели положить значительные суммы на счета южноамериканских банков.
Одни только проценты от этих операций разожгли аппетит хозяина фирмы,
а он знал, что не ограничится одними процентами.
Итак, любая гласность могла привести к непоправимым моральным -
Ганс-Юрген лицемерил даже в мыслях, ставя это на первое место, - и
материальным потерям. Ведь и реваншистские организации, и новая партия фон
Таддена, которую они поддерживали, - основа "четвертого рейха". А
"четвертый рейх" необходимо будет одеть в мундиры, и Ганс-Юрген Зикс
абсолютно не сомневался, что право на это получит фирма, которая
способствовала утверждению этого рейха. Здесь уже пахло такими суммами,
что и проценты с южноамериканских капиталов, и сверхпроценты казались
мелкой разменной монетой!
Зикс позвонил секретарше и распорядился позвать Роршейдта.
Лишь переступив порог кабинета, Генрих Роршейдт понял, что его ждет
какое-то важное поручение: резкий запах сигары ударил в нос, и Генрих с
удовольствием втянул воздух - так замирает на мгновение гончая, почуяв
запах дичи.
- В наш город приехал швейцарский журналист Карл Хаген... - начал
Зикс.
- Это тип, который только что морочил вам голову? - перебил Роршейдт:
он выполнял самые деликатные поручения хозяина и позволял себе некоторую
фамильярность.
- Да. - Зикс внимательно смотрел на подручного, хотя созерцание его
внешности никому не могло принести удовольствия: деформированный от
многочисленных драк нос, толстые губы и пронзительно хитрые глаза под
приплюснутым лбом. У Роршейдта была сила первобытного человека, звериная
выдержка, он был неприхотливым, но самое главное - служил всю войну верно
брату, сейчас ему, Гансу-Юргену Зиксу. - Этого журналиста... - Зикс
выдержал паузу. Не потому, что ему тяжело было произнести следующие слова
или вдруг совесть заговорила в нем, просто, давая такое распоряжение,
невольно становишься соучастником, а всегда неприятно знать, что тебя
может ждать вечная каторга.
К счастью, Генрих помог ему.
- Убрать? - спросил, словно речь шла о чем-то совсем обычном.
- Только тихо... - поморщился Зикс. - Не нужно шума!
- Попробуем сегодня вечером.
- Он остановился в отеле "Кинг".
Генрих переступил с ноги на ногу.
- Все?
Зикс махнул рукой.
Хорошо, что Генриху ничего не нужно объяснять: сказал и забыл - как и
раньше, ощущаешь себя порядочным человеком, который только в силу
определенных обстоятельств немного согрешил...
Гюнтер предпочел ресторан с музыкальным автоматом, а у Карла заболела
голова от оглушительной музыки, и он решил погулять по городу. Еще днем
заметил: сразу за центральной городской площадью с неизменной ратушей
начинался парк - сквозь зелень поблескивала вода, там был пруд или даже
озеро.
Вначале парк напоминал все парки мира: газоны и клумбы, скамейки.
Карл прошел мимо двух или трех пар влюбленных на скамейках - все, как и
полагается в таких местах, но незаметно аллея превратилась в тропинку,
которая извивалась между густых кустов, запахло свежестью, и слева за
редкими деревьями открылось озеро.
Карлу хотелось посидеть на берегу. Солнце заходило, и на воде
пролегла кровавая дорожка. Карл шел прямо к ней. Не мог оторвать взгляда
от блестящей дрожащей полоски, казалось, сейчас и само солнце коснется
воды, нырнет и погаснет. Перепрыгнул канаву и остановился недалеко от
берега, оперся о ствол толстой вербы. Да, сегодняшний день, первый их день
в Загене, складывался неудачно, хотя все могло быть и гораздо хуже.
Швейцар, который принес их вещи в номер, на вопрос, знает ли он Зикса,
лишь усмехнулся: "Здесь каждый второй работает на господина Зикса".
Но когда Гюнтер стал осторожно разузнавать, что он знает о бывшем
группенфюрере СС, швейцар ничего не рассказал.
Неподалеку от отеля они увидели бензоколонку и решили заправиться.
Заправившись, поехали в имение Зиксов и убедились, что попасть туда
невозможно (настоящая тюремная стена с колючей проволокой и битым
стеклом). Гюнтер заметил, что группенфюрер живет в обычных условиях -
именно так отгораживались когда-то таинственные эсэсовские объекты.
Потом - посещение швейцарским журналистом господина Ганса-Юргена
Зикса, и круг замкнулся.
Солнце уже село, и красная дорожка растворилась в воде, а Карл стоял
и думал, как им попасть за ограду. И ничего не мог придумать. Уже собрался
возвращаться, но из-за кустов вышли двое и переградили ему дорогу.
Один спросил Карла:
- Это вы поставили машину у парковых ворот? Мы не можем заехать...
- Нет, я без машины...
- Не ври! - грозно произнес другой. - Я сам видел, как ты подъезжал.
- Однако вы ошибаетесь...
Первый, вдруг шагнув вперед, ударил Карла в подбородок.
- Вы что! - возмущенно крикнул юноша, поднял руки, чтобы защититься,
но неизвестный нанес второй удар в солнечное сплетение. Карл задохнулся,
но все же сам ударил мужчину коленом в пах. Тот только ойкнул и упал. Карл
попробовал проскользнуть мимо него, но перед ним вырос другой - высокий, с
длинными обезьяньими руками.
- Что вам нужно? - закричал Карл пронзительно. - Спасите!
- Молчи, падлюка!.. - зашипел высокий.
Карл попятился от него, но натолкнулся на второго. Тот схватил его
сзади за руки, и в это мгновение высокий подскочил к нему: резкая боль
пронзила Карла, он хотел вздохнуть и не мог, осел на землю, прикрыв руками
лицо, и потерял сознание.
- Здорово ты его! - бросил Роршейдт высокому. - Сейчас нужно этого
прощелыгу...
Вдруг где-то совсем близко заревела автомобильная сирена.
- Петер, сюда! - заорал кто-то в кустах. - Кто-то зовет на помощь!
Роршейдт зло выругался. Нагнулся и подхватил Карла под руки.
- Ну ты что?.. - взглянул на высокого. Тот понял и взял Карла за
ноги. Пригнувшись, они побежали к берегу, зашли по пояс в воду и бросили
тело в камыш.
- Если ты его на добил, - прошептал Роршейдт, - все равно ему конец!
...Каммхубель поставил свой "опель" у берега и забросил удочки.
Сидел, глядя на неподвижные поплавки, рыба не клевала, но, честно говоря,
он не надеялся на улов, просто любил сидеть над озером перед заходом
солнца, выкурить сигарету, смотреть на спокойную воду и ни о чем не
думать. Точнее, мысли в такие минуты были ленивые и спокойные, какие-то
затяжные - вода успокаивала, и все вокруг казалось таким прекрасным -
лучше не могло быть на свете. Ну что можно сравнить с золотисто-красной
дорожкой на воде и мягким шелестом камыша?
Кто-то пробирался в кустах, и Каммхубель недовольно поморщился:
бывает, какой-нибудь незнакомец остановится за плечами, чуть ли не дышит в
спину, уставится на поплавки да еще пытается завязать разговор и не знает,
что ты залез в камыши именно для того, чтобы отдохнуть и от людей, и от
разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16