“Открыть огонь!” или “Право руля”.
Я быстро выхожу и направляюсь к своей машине.
Глава 6
Приближается полдень, и в почтовом отделении на улице Ла Боэси целая толпа народу. Окошко “До востребования” осаждают особо рьяно.
Там полно молоденьких работниц с озабоченными минами, несколько неверных жен и сумасшедших юнцов. Все обуреваемые жаждой получить корреспонденцию. Эти жалкие образчики рода людского нуждаются в еженедельных пылких клятвах. Это помогает им жить. Так они меньше чувствуют одиночество. А где-то есть еще одна угорелая кошка (или кот), посылающая им привет! О них где-то думают… Они не одиноки. В общем, дурь собачья!
Вечная комедия, в которой каждый нуждается, чтобы верить в себя!
Стадо мыслящих свиней с огнем, горящим в заднице. Они внушают мне жалость… Готов купить пузырек красных чернил, чтобы подписаться под этими словами вместо крови, а то она слишком светлая! Впрочем, у большинства мужиков в жилах как раз и текут красные чернила!
Я бегу подальше от этого хвоста жалких недоумков к окошку “Оплата писем”. Если бы сотрудница из “Оплаты” могла мне помочь, я был бы у нее в неоплатном долгу. Что вы сказали? Неудачный каламбур? Спасибо, я и сам заметил. Видимо, профессиональная деформация.
Малютка просто очаровательна. У нее голубые глаза, миленькая мордашка и восхитительный рот, украшенный заячьей губой.
Я без слов протягиваю ей мой конверт. Она его берет, взвешивает на руке и кладет на весы.
— Письмо или образец?
— Письмо!
Она сверяется с табличкой весов и цен. А пока я открою вам окошко моих мыслей. Я пришел сюда из-за детали, которая наверняка ускользнула от вашего внимания по причине слабоватого развития ваших мозговых клеточек: письмо с бомбой было надлежащим образом оплачено. Вывод: отправитель его взвешивал… Поняли? Ну и хорошо.
— Семьдесят пять франков, — сообщает малютка. Она начинает отделять от блока марки, но я ее останавливаю:
— Подождите…
Она поднимает на меня свои глаза небесного цвета, такие прекрасные, что один из них внимательно следит за другим благодаря конвертирующему страбизму.
— Да?
Я предъявляю ей мое удостоверение. Она берет его, подносит к носу и читает: “Полиция”.
— Мадемуазель, вы работали вчера на этом месте?
— Да, а что?
— Внимательно посмотрите на конверт, на который собирались наклеить марки. Он вам ничего не напоминает?
Мой вопрос сбивает ее с толку. Она внимательно смотрит на меня, потом на письмо.
— Что?.. — в испуге бормочет она.
— Послушайте, мне известно, что через ваши руки ежедневно проходят сотни писем и бандеролей… Однако, возможно, вы запоминаете некоторые, чей вид, вес или форма показались вам.., необычными?
На сей раз просекла. Она берет мой конверт, крутит в своих хорошеньких ручках, усеянных волосатыми бородавками, потом читает надпись и грациозным движением шеи с эллептическим зобом поворачивает ко мне сияющее лицо:
— Ну да, я его помню: фамилия перед именем… Так редко делают, когда пишут даме…
— Вы помните человека, который принес это письмо?
— Да, прекрасно помню. Это была дама… И ржет, аж сгибается пополам!
— Почему вы смеетесь?
— Я не смею вам сказать…
Если бы я мог себе позволить, то заставил бы ее сожрать все марки вместе с весами.
— Послушайте, лапочка, я уже взрослый мальчик, и моя мама мне все рассказала, так что рожайте!
— Эта самая особа…
— Ну?!
Это что, лизальщица зада марок хочет довести меня до инфаркта?
Давно я не испытывал такого напряжения, клянусь!
— Я ее знаю.
Мое изумление так велико, что вы бы успели сварить яйцо всмятку прежде, чем я прихожу в себя.
— Вы ее знаете?
— Да. То есть чисто визуально… Она работает на тротуаре в районе церкви Сент-Мадлен.
И личико юной красавицы заливается краской вокруг огромного родимого пятна бордового цвета, украшающего ее правую щеку.
Я говорю себе, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Тут какое-то совпадение.
— Вы уверены в том, что говорите?
— Да. Я даже припоминаю одну деталь… Не знаю, заинтересует ли она вас…
— Я вам это скажу, когда узнаю, что это за деталь.
— Женщина, о которой я вам говорю, попросила меня не очень сильно шлепать штемпелем по конверту, потому что в нем лежало что-то хрупкое!
Вот теперь, ребята, я получил веское подтверждение Правдивости ее слов!
— Вы говорите, что эта достойная особа работает на тротуаре в районе Мадлен?
— Да, на улице Сэз… Я вижу ее там каждый день в полдень, потому что обедаю с моим женихом в баре по соседству.
— Вы можете позвать директора? Она его зовет своим козлиным голосом с приятными блеющими интонациями, перекрывая шум. Тот является. Холодный, корректный.
— В чем дело?
Она показывает на меня:
— Этот месье из полиции; он хочет с вами поговорить. Я достаю удостоверение. Его надо всегда держать под рукой, если хочешь поразить своих сограждан.
— Мне на полчаса нужна ваша служащая, чтобы получить от нее крайне важные свидетельские показания. Вы можете ее заменить на это время?
— Разумеется, господин комиссар.
— Спасибо. Мадемуазель, прошу вас надеть пальто и следовать за мной…
Она не заставляет повторять еще раз. Во всей этой истории она видит только возможность смыться, хоть ненадолго, с работы и произвести впечатление на подруг.
Через восемь секунд она выскакивает в зал в миленьком бежевом пальто, латаном и перелатаном.
Ноги у нее красиво изгибаются радугой, что еще больше усиливает ее хромоту.
Когда она выходит, какой-то молодой невежа с силой отпускает дверь, и она хлопает юную красавицу по горбу. Я испепеляю этого придурка убийственным взглядом.
Мы медленно едем по улице Сэз, как такси, ищущее пассажиров. Я выезжаю на бульвары и разворачиваюсь, чтобы снова проехать по этой улице, которая, как все в Париже, имеет одностороннее движение.
Мадемуазель выпяливает зенки, высматривая путану, которую мы ищем. Я притормаживаю перед каждой из этих дам, но моя спутница отрицательно качает головой.
— Ее здесь нет, — говорит она наконец.
Это наполняет меня грустью, и, согласитесь, есть от чего. Для очистки совести мы делаем еще три заезда, и в тот момент, когда я уже собираюсь уезжать, малышка издает радостный крик:
— Вот она!
Она показывает на девицу, сложенную, как богиня, которая выходит из гостиницы, закутанная в синюю лису. Ее сопровождает старый лопухпровинциал. Наверняка тот, кого она только что удовлетворила.
Я проезжаю мимо девицы, не сбавляя скорости — Вы уверены? — настаиваю я.
— Да, да! Я готова поклясться, что это она. Вздох, вырывающийся из моей груди, мог бы наполнить воздухом одноместную спасательную шлюпку.
— Держите, моя милая, вот вам десять “колов”. Съешьте пирожное и возвращайтесь на базу на такси. Прощу прошения, но теперь мой черед играть.
Она немного разочарована. Я высаживаю ее перед кондитерской и говорю, что завтра мы увидимся снова.
После этого спешу вернуться на улицу Сэз. Путанка ходит по тротуару мелкими шажками из-за узкой юбки и каблуков-шпилек. Я смотрю на нее, стараясь придать своему взгляду максимум похотливости. Она, чуть наклонив голову, отвечает мне обворожительной улыбкой.
Как раз в этот момент от тротуара отъезжает фургончик, и я спешу поставить мою тачку на его место.
Она с восторгом следит за моим маневром. Эта красивая черноволосая куколка с такой фигуркой — хоть сейчас на выставку.
Останавливаюсь рядом с ней.
— Скажите, красавица, сколько стоят ваши прелести? Она улыбается.
— Ради такого красавца, как вы, я готова на любые безумства…
Пятьдесят франков, и вам гарантированы незабываемые ощущения!
— Я не привык так швырять деньги на девчонок… Ты сделаешь мне скидку, очаровательница?
— Пошли, мы договоримся…
Она идет в соседний отельчик. Я следую за ней, вовсе не чувствуя гордости за себя.
Плачу за номер и открываю дверь.
Комната чистая, довольно большая, обставлена современной мебелью.
Я иду закрыть окно и задернуть шторы.
— А ты маленький распутник, — оценивает шлюха. — Ты любишь темноту…
— Это у меня наследственное: мой отец был фотографом.
— Плюс ко всему ты еще и остроумен!
— Что, заметно?
Она награждает меня последней улыбкой, потом спрашивает с тревожной любезностью:
— Как насчет небольшого подарка мне, зайчик? Я достаю из лопатника пять “косых” и стыдливо кладу их на стол. Она хватает их и убирает в свою сумочку, а затем приступает к раздеванию. Ее стриптиз длится рекордно короткое время. Наконец она остается голой, как платан в январе, и делает несколько танцевальных движений, желая показать мне свои прелести.
— Ты сложена, как “феррари”! — восклицаю я, чтобы доставить ей удовольствие. — Слушай, твои груди своей формой напоминают мне купол Отеля Инвалидов!
— А пощупай, какие они упругие!
Я воздерживаюсь. Она действительно великолепно сложена, но сейчас не время для игр, запрещенных святой Мартой.
Девица удаляется в сторону ванной. Пока она возится с кранами, хватаю ее шмотки и прячу их в шкаф. Поворот ключа, и я убираю его к себе в карман.
— Что ты делаешь? — спрашивает девица из ванной. Сидя на краю кровати, я отвечаю:
— Жду тебя…
И это чистая правда, ребята, я ее жду…
С большим нетерпением!
Глава 7
Мисс Улица Сэз возвращается в костюме Евы.
— Как, дорогой, — щебечет она, — ты не приготовился?
— Я готов, — уверяю я. — Сверхготов! Не хватает только пуговицы на “молнии” моих брюк.
Она смеется и подходит одарить меня фирменной лаской.
Я беру ее за запястье, мягко и нежно, и, глаза в глаза, спрашиваю:
— Скажи, знойная красавица, кто тебе велел отправить вчера некий синий конверт?
Это производит на нее такое же впечатление, как поцелуй в губы от асфальтоукладчика. В ее глазах появляются кровавые ниточки, а лицо, наоборот, становится белым словно мел.
Она с трудом выговаривает:
— Ты это о чем?
Я в десятитысячный раз достаю мое удостоверение. Слово “полиция”, написанное крупными буквами, заставляет ее рот искривится.
— Так ты легаш! — говорит она тоном, ясно показывающим, сколь мало уважения она питает к людям моей профессии.
— Как видишь. Но речь не об этом… Я задал тебе вопрос и хочу получить на него ответ.
Она вскакивает, охваченная яростью.
— Что за хренота! С меня довольно. Я не имею с мусорами ничего общего, кроме тех, что из полиции нравов… Я зарегистрирована, прошла медосмотр, так что пошел ты!.. Забирай свои бабки, а я ухожу!
Она ищет свои тряпки, но не находит и останавливается, ошарашенная.
— Мои шмотки! — требует она.
— Я отдам их тебе после того, как ты мне ответишь, королева моего сердца!
— Если ты не отдашь их мне немедленно, я позову на помощь…
— Валяй! — отвечаю я с улыбкой. — Явятся архангелы, я прикажу тебя задержать и доставлю в мой кабинет. А уж там ты заговоришь, обещаю! Я поднялся с тобой сюда только потому, что спешу и не имею времени устраивать тебе представление под названием “Поиски пятого угла”…
Она секунду размышляет, потом решительной походкой идет к двери и берется за ручку.
Я хватаю ее за руку.
— Стоп!
Подтянув ее к себе за лапку, я отвешиваю ей пару оплеух по морде, чтобы вернуть ей краски.
Она качается от силы ударов, а ее моргалы наполняются слезами.
Развивая свое превосходство, я толкаю ее на кровать. Она пытается подняться, но я ее укладываю прямым в челюсть. Ее зубы производят звук падающих фишек домино. Она валится навзничь и замирает.
Я быстро срываю со штор шнурки, чтобы сделать из них веревки для Мисс Сладострастие. Когда она возвращается из страны грез, то может шевелить только пальцами, веками и мозгами, гоняя в них мрачные мысли.
От ее взгляда, брошенного на меня, мог бы случиться выкидыш у тигрицы. Но я видел и не такое, а потому даже глазом не моргнул.
— Теперь я тебя слушаю. Хочу честно предупредить, что, если через три минуты ты не сообщишь нужную мне информацию, с тобой произойдет такое, что переходит все границы воображения…
Вместо того чтобы взяться за ум, эта массажистка простаты обзывает меня легавой сукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Я быстро выхожу и направляюсь к своей машине.
Глава 6
Приближается полдень, и в почтовом отделении на улице Ла Боэси целая толпа народу. Окошко “До востребования” осаждают особо рьяно.
Там полно молоденьких работниц с озабоченными минами, несколько неверных жен и сумасшедших юнцов. Все обуреваемые жаждой получить корреспонденцию. Эти жалкие образчики рода людского нуждаются в еженедельных пылких клятвах. Это помогает им жить. Так они меньше чувствуют одиночество. А где-то есть еще одна угорелая кошка (или кот), посылающая им привет! О них где-то думают… Они не одиноки. В общем, дурь собачья!
Вечная комедия, в которой каждый нуждается, чтобы верить в себя!
Стадо мыслящих свиней с огнем, горящим в заднице. Они внушают мне жалость… Готов купить пузырек красных чернил, чтобы подписаться под этими словами вместо крови, а то она слишком светлая! Впрочем, у большинства мужиков в жилах как раз и текут красные чернила!
Я бегу подальше от этого хвоста жалких недоумков к окошку “Оплата писем”. Если бы сотрудница из “Оплаты” могла мне помочь, я был бы у нее в неоплатном долгу. Что вы сказали? Неудачный каламбур? Спасибо, я и сам заметил. Видимо, профессиональная деформация.
Малютка просто очаровательна. У нее голубые глаза, миленькая мордашка и восхитительный рот, украшенный заячьей губой.
Я без слов протягиваю ей мой конверт. Она его берет, взвешивает на руке и кладет на весы.
— Письмо или образец?
— Письмо!
Она сверяется с табличкой весов и цен. А пока я открою вам окошко моих мыслей. Я пришел сюда из-за детали, которая наверняка ускользнула от вашего внимания по причине слабоватого развития ваших мозговых клеточек: письмо с бомбой было надлежащим образом оплачено. Вывод: отправитель его взвешивал… Поняли? Ну и хорошо.
— Семьдесят пять франков, — сообщает малютка. Она начинает отделять от блока марки, но я ее останавливаю:
— Подождите…
Она поднимает на меня свои глаза небесного цвета, такие прекрасные, что один из них внимательно следит за другим благодаря конвертирующему страбизму.
— Да?
Я предъявляю ей мое удостоверение. Она берет его, подносит к носу и читает: “Полиция”.
— Мадемуазель, вы работали вчера на этом месте?
— Да, а что?
— Внимательно посмотрите на конверт, на который собирались наклеить марки. Он вам ничего не напоминает?
Мой вопрос сбивает ее с толку. Она внимательно смотрит на меня, потом на письмо.
— Что?.. — в испуге бормочет она.
— Послушайте, мне известно, что через ваши руки ежедневно проходят сотни писем и бандеролей… Однако, возможно, вы запоминаете некоторые, чей вид, вес или форма показались вам.., необычными?
На сей раз просекла. Она берет мой конверт, крутит в своих хорошеньких ручках, усеянных волосатыми бородавками, потом читает надпись и грациозным движением шеи с эллептическим зобом поворачивает ко мне сияющее лицо:
— Ну да, я его помню: фамилия перед именем… Так редко делают, когда пишут даме…
— Вы помните человека, который принес это письмо?
— Да, прекрасно помню. Это была дама… И ржет, аж сгибается пополам!
— Почему вы смеетесь?
— Я не смею вам сказать…
Если бы я мог себе позволить, то заставил бы ее сожрать все марки вместе с весами.
— Послушайте, лапочка, я уже взрослый мальчик, и моя мама мне все рассказала, так что рожайте!
— Эта самая особа…
— Ну?!
Это что, лизальщица зада марок хочет довести меня до инфаркта?
Давно я не испытывал такого напряжения, клянусь!
— Я ее знаю.
Мое изумление так велико, что вы бы успели сварить яйцо всмятку прежде, чем я прихожу в себя.
— Вы ее знаете?
— Да. То есть чисто визуально… Она работает на тротуаре в районе церкви Сент-Мадлен.
И личико юной красавицы заливается краской вокруг огромного родимого пятна бордового цвета, украшающего ее правую щеку.
Я говорю себе, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Тут какое-то совпадение.
— Вы уверены в том, что говорите?
— Да. Я даже припоминаю одну деталь… Не знаю, заинтересует ли она вас…
— Я вам это скажу, когда узнаю, что это за деталь.
— Женщина, о которой я вам говорю, попросила меня не очень сильно шлепать штемпелем по конверту, потому что в нем лежало что-то хрупкое!
Вот теперь, ребята, я получил веское подтверждение Правдивости ее слов!
— Вы говорите, что эта достойная особа работает на тротуаре в районе Мадлен?
— Да, на улице Сэз… Я вижу ее там каждый день в полдень, потому что обедаю с моим женихом в баре по соседству.
— Вы можете позвать директора? Она его зовет своим козлиным голосом с приятными блеющими интонациями, перекрывая шум. Тот является. Холодный, корректный.
— В чем дело?
Она показывает на меня:
— Этот месье из полиции; он хочет с вами поговорить. Я достаю удостоверение. Его надо всегда держать под рукой, если хочешь поразить своих сограждан.
— Мне на полчаса нужна ваша служащая, чтобы получить от нее крайне важные свидетельские показания. Вы можете ее заменить на это время?
— Разумеется, господин комиссар.
— Спасибо. Мадемуазель, прошу вас надеть пальто и следовать за мной…
Она не заставляет повторять еще раз. Во всей этой истории она видит только возможность смыться, хоть ненадолго, с работы и произвести впечатление на подруг.
Через восемь секунд она выскакивает в зал в миленьком бежевом пальто, латаном и перелатаном.
Ноги у нее красиво изгибаются радугой, что еще больше усиливает ее хромоту.
Когда она выходит, какой-то молодой невежа с силой отпускает дверь, и она хлопает юную красавицу по горбу. Я испепеляю этого придурка убийственным взглядом.
Мы медленно едем по улице Сэз, как такси, ищущее пассажиров. Я выезжаю на бульвары и разворачиваюсь, чтобы снова проехать по этой улице, которая, как все в Париже, имеет одностороннее движение.
Мадемуазель выпяливает зенки, высматривая путану, которую мы ищем. Я притормаживаю перед каждой из этих дам, но моя спутница отрицательно качает головой.
— Ее здесь нет, — говорит она наконец.
Это наполняет меня грустью, и, согласитесь, есть от чего. Для очистки совести мы делаем еще три заезда, и в тот момент, когда я уже собираюсь уезжать, малышка издает радостный крик:
— Вот она!
Она показывает на девицу, сложенную, как богиня, которая выходит из гостиницы, закутанная в синюю лису. Ее сопровождает старый лопухпровинциал. Наверняка тот, кого она только что удовлетворила.
Я проезжаю мимо девицы, не сбавляя скорости — Вы уверены? — настаиваю я.
— Да, да! Я готова поклясться, что это она. Вздох, вырывающийся из моей груди, мог бы наполнить воздухом одноместную спасательную шлюпку.
— Держите, моя милая, вот вам десять “колов”. Съешьте пирожное и возвращайтесь на базу на такси. Прощу прошения, но теперь мой черед играть.
Она немного разочарована. Я высаживаю ее перед кондитерской и говорю, что завтра мы увидимся снова.
После этого спешу вернуться на улицу Сэз. Путанка ходит по тротуару мелкими шажками из-за узкой юбки и каблуков-шпилек. Я смотрю на нее, стараясь придать своему взгляду максимум похотливости. Она, чуть наклонив голову, отвечает мне обворожительной улыбкой.
Как раз в этот момент от тротуара отъезжает фургончик, и я спешу поставить мою тачку на его место.
Она с восторгом следит за моим маневром. Эта красивая черноволосая куколка с такой фигуркой — хоть сейчас на выставку.
Останавливаюсь рядом с ней.
— Скажите, красавица, сколько стоят ваши прелести? Она улыбается.
— Ради такого красавца, как вы, я готова на любые безумства…
Пятьдесят франков, и вам гарантированы незабываемые ощущения!
— Я не привык так швырять деньги на девчонок… Ты сделаешь мне скидку, очаровательница?
— Пошли, мы договоримся…
Она идет в соседний отельчик. Я следую за ней, вовсе не чувствуя гордости за себя.
Плачу за номер и открываю дверь.
Комната чистая, довольно большая, обставлена современной мебелью.
Я иду закрыть окно и задернуть шторы.
— А ты маленький распутник, — оценивает шлюха. — Ты любишь темноту…
— Это у меня наследственное: мой отец был фотографом.
— Плюс ко всему ты еще и остроумен!
— Что, заметно?
Она награждает меня последней улыбкой, потом спрашивает с тревожной любезностью:
— Как насчет небольшого подарка мне, зайчик? Я достаю из лопатника пять “косых” и стыдливо кладу их на стол. Она хватает их и убирает в свою сумочку, а затем приступает к раздеванию. Ее стриптиз длится рекордно короткое время. Наконец она остается голой, как платан в январе, и делает несколько танцевальных движений, желая показать мне свои прелести.
— Ты сложена, как “феррари”! — восклицаю я, чтобы доставить ей удовольствие. — Слушай, твои груди своей формой напоминают мне купол Отеля Инвалидов!
— А пощупай, какие они упругие!
Я воздерживаюсь. Она действительно великолепно сложена, но сейчас не время для игр, запрещенных святой Мартой.
Девица удаляется в сторону ванной. Пока она возится с кранами, хватаю ее шмотки и прячу их в шкаф. Поворот ключа, и я убираю его к себе в карман.
— Что ты делаешь? — спрашивает девица из ванной. Сидя на краю кровати, я отвечаю:
— Жду тебя…
И это чистая правда, ребята, я ее жду…
С большим нетерпением!
Глава 7
Мисс Улица Сэз возвращается в костюме Евы.
— Как, дорогой, — щебечет она, — ты не приготовился?
— Я готов, — уверяю я. — Сверхготов! Не хватает только пуговицы на “молнии” моих брюк.
Она смеется и подходит одарить меня фирменной лаской.
Я беру ее за запястье, мягко и нежно, и, глаза в глаза, спрашиваю:
— Скажи, знойная красавица, кто тебе велел отправить вчера некий синий конверт?
Это производит на нее такое же впечатление, как поцелуй в губы от асфальтоукладчика. В ее глазах появляются кровавые ниточки, а лицо, наоборот, становится белым словно мел.
Она с трудом выговаривает:
— Ты это о чем?
Я в десятитысячный раз достаю мое удостоверение. Слово “полиция”, написанное крупными буквами, заставляет ее рот искривится.
— Так ты легаш! — говорит она тоном, ясно показывающим, сколь мало уважения она питает к людям моей профессии.
— Как видишь. Но речь не об этом… Я задал тебе вопрос и хочу получить на него ответ.
Она вскакивает, охваченная яростью.
— Что за хренота! С меня довольно. Я не имею с мусорами ничего общего, кроме тех, что из полиции нравов… Я зарегистрирована, прошла медосмотр, так что пошел ты!.. Забирай свои бабки, а я ухожу!
Она ищет свои тряпки, но не находит и останавливается, ошарашенная.
— Мои шмотки! — требует она.
— Я отдам их тебе после того, как ты мне ответишь, королева моего сердца!
— Если ты не отдашь их мне немедленно, я позову на помощь…
— Валяй! — отвечаю я с улыбкой. — Явятся архангелы, я прикажу тебя задержать и доставлю в мой кабинет. А уж там ты заговоришь, обещаю! Я поднялся с тобой сюда только потому, что спешу и не имею времени устраивать тебе представление под названием “Поиски пятого угла”…
Она секунду размышляет, потом решительной походкой идет к двери и берется за ручку.
Я хватаю ее за руку.
— Стоп!
Подтянув ее к себе за лапку, я отвешиваю ей пару оплеух по морде, чтобы вернуть ей краски.
Она качается от силы ударов, а ее моргалы наполняются слезами.
Развивая свое превосходство, я толкаю ее на кровать. Она пытается подняться, но я ее укладываю прямым в челюсть. Ее зубы производят звук падающих фишек домино. Она валится навзничь и замирает.
Я быстро срываю со штор шнурки, чтобы сделать из них веревки для Мисс Сладострастие. Когда она возвращается из страны грез, то может шевелить только пальцами, веками и мозгами, гоняя в них мрачные мысли.
От ее взгляда, брошенного на меня, мог бы случиться выкидыш у тигрицы. Но я видел и не такое, а потому даже глазом не моргнул.
— Теперь я тебя слушаю. Хочу честно предупредить, что, если через три минуты ты не сообщишь нужную мне информацию, с тобой произойдет такое, что переходит все границы воображения…
Вместо того чтобы взяться за ум, эта массажистка простаты обзывает меня легавой сукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16