Да, сукой. И кого? Меня, Сан-Антонио! Человека, заменяющего отсутствующих мужей и падающих от усталости бриджистов.
Я даю ей выпустить пар. Надо выпустить из шины воздух, прежде чем вынимать камеру. Когда она сорвала себе глотку, я иду к биде, наполняю этот сосуд водой, закручиваю кран и отправляюсь за упрямой девочкой.
Я вам уже говорил, что рядом со мной Геракл — доходяга-дистрофик?
Взвалив ее одним движением на плечо, иду в туалет, не обращая внимания на ее вопли и попытки вырваться. Жильцы гостиницы, услышав этот гам, должно быть, думают, что я получаю удовольствие по полной программе! Небось все припали к замочной скважине, надеясь увидеть, что это за телка так громко зовет свою мамочку. По звукам они зачисляют ее в путаны экстракласса!
Они наверняка хотели бы получить ее в следующий свой приход в это местечко. Труженицы тротуара редко выкладываются на работе на полную катушку. В наше время профессиональная добросовестность становится редким явлением! Стоит им только получить ваши бабки, как сразу:
«Поторопись, дорогой, я жду моего бухгалтера!»
Я кладу брюнетку на кафельный пол, приподнимаю верхнюю часть ее тела и окунаю ее головой в воды биде. Этот брат унитаза впервые видит лицо! Малышка делает “буль-буль”, напоминая водолаза, у которого появилась дырка в шлеме.
Я поднимаю ее голову. Обладательница синей лисы вся красная и задыхается.
— Ну, девочка, начнешь колоться или продолжим? Она пытается перевести дыхание и, вдохнув несколько кубиков кислорода, бормочет:
— Падла!
Назвать падлой меня, Сан-Антонио! Самого крутого полицейского Франции!
Она получает право на более продолжительное погружение. Когда я вынимаю ее из вазы, так радушно принявшей ее, мне становится страшно, потому что она потеряла сознание.
А вдруг у нее было слабое сердце и она отбросила копыта? Хорош я буду!
Я быстренько делаю ей искусственное дыхание. Она выплевывает воду и открывает моргалы.
— Как себя чувствуешь, Венера ты моя подводная?
Я понимаю, что на этот раз она расколется. Она держалась сколько могла, но теперь заговорит.
Поскольку она щелкает зубами, я отношу ее на кровать и накрываю одеялом.
— Начинай, красавица, я жду. Она шепчет:
— Письмо мне велел отправить Джо Падовани.
— Джо Турок?
— Да…
Я в удивлении чешу нос. Падовани родился не в Стамбуле, как можно подумать из-за его кликухи, а в Бастии, как и все парни, разгуливающие по Парижу с машинкой для выдачи пропуска на тот свет под левой подмышкой. Турком его зовут за необыкновенную силу. Он разрывает пополам колоду карт из пятидесяти двух листов и поднимает зубами столик в бистро.
Я с ним никогда не встречался, но рожу и послужной список знаю по картотеке. Это не какая-то там мелкая сошка… Наркотики, сутенерство, вооруженное ограбление — биография, напоминающая страницу криминальной хроники. Он также участвовал в разборках между бандами, но еще ни разу не влезал в то, что мы называем крупным делом.
То, что его имя всплыло в данном случае, меня несколько озадачивает.
Пока я размышляю, девица немного приходит в себя… Она тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание.
Выглядит она по-настоящему жалко. Ее вид разорвал бы сердце даже судебного исполнителя, если бы у судебных исполнителей было сердце.
— Еще один момент, сладкая моя: ты знала, что лежит в конверте?
Она икает с невинным видом.
— Я — нет… Джо мне просто велел обращаться с ним поосторожнее и предупредить на почте, что в нем хрупкий предмет!
Вот сволочи! Разумеется, малышка Тротуар не знала о содержимом конверта. Ее парень не счел нужным ее информировать. Он послал на почту ее, потому что боялся, что адская машина рванет в тот момент, когда на письмо будут ставить штемпель… Вот трусы! Храбрятся только потому, что ходят с пушками, но бросаться в воду спасать утопающего не станут. И отговорка известна: они не умеют плавать!
Я смотрю на прекрасную брюнетку. После купания она немного поблекла.
— Ты работаешь на Падовани?
— А вам-то что?
— Ты что, принимаешь меня за английскую королеву?
— А если да?..
В ней что-то происходит. Просыпается то, что должно было проснуться уже давно: любопытство. До сих пор у нее не было времени задавать вопросы, все шло слишком быстро… Она шла от сюрприза к сюрпризу; от тревоги к испугу… Но теперь она спрашивает себя, что значит мое поведение.
— Так, значит, ты не в курсе того, чем занимается твой мужик?
— Он не трепло…
— Ты слышала о найденной на рынке отрезанной голове?
Она становится зеленой, как салат, и бормочет:
— Это брехня!
— Что ты говоришь! А тебе известно, что лежало в конверте, с которым надо осторожно обращаться? Бомба, моя дорогая… И эта штуковина убила хорошую девушку, которая в своей жизни не обидела даже мухи. Я думаю, что твоему Падовани придется за это заплатить… Где можно найти этого джентльмена?
Снова молчание. Какой неразговорчивый экземпляр!
— Хочешь повторения сеанса в биде? Я знаю, что у тебя хорошая дыхалка, но все-таки… В любом случае, заговоришь ты или нет, я возьму его еще до вечера… Ну так что?
Она опускает голову.
— Я не стукачка, — заявляет она. — Он мой мужик, а сдавать своего мужика непорядочно!
— Замечательно…
Я достаю из кармана пару складных ножниц, которыми стригу себе ногти, беру большую прядь волос путаны и начисто ее срезаю. Отрезанную прядку прилепляю ей на ГРУДЬ.
— Для начала я сделаю тебе короткую стрижку, а если не заговоришь и тогда, твоя голова станет голой, как у Юла Бриннера!
Женщины все одинаковы: как бы они ни любили своих мужиков, а собственная красота им дороже!
Вот и эта воет, будто с нее сдирают кожу:
— Нет! Нет!
— Где живет Джо?
Она снова колеблется. Я хватаю следующую прядку ее косм, отрезаю покороче и прилепляю отрезанные волосы себе под нос.
— Ну как, похож я на Тараса Бульбу? Это переполняет чашу.
— Вы найдете его в “Баре Друзей” на улице Ламарк!
— Когда его можно там застать?
— Он приходит около часа…
— Ты обычно присоединяешься к нему там?
— Только вечером.
— Ладно… Надеюсь, ты не лепишь мне горбатого, а, воинственная девственница? Если да, я лишу тебя не только ботвы, а сниму весь скальп… У меня есть дружок индеец. Большой спец по этому делу.
Тут я влепляю ей парочку прямых в челюсть, усыпляющих ее на некоторое время.
Выйдя из номера, спускаюсь к дежурному администратору. Там стоит старый лакей, опирающийся на щетку в ожидании прихода своей смерти.
Он останавливает на мне восхищенный взгляд.
— Вы умеете получить за свои деньги полную программу! — говорит он.
Это заставляет меня вспомнить, что я забыл взять свои бабки.
— Можно позвонить?
— Пятьдесят сантимов!
Пока я набираю номер своего кабинета, лакей пытается подтолкнуть меня к исповеди.
— Ах, какая прелесть эта Мари-Жанна, — говорит он. — Я слышу в ее адрес одни только комплименты… Она милая, послушная…
— Это верно, — соглашаюсь я. — Надо только найти к ней подход!
На том конце снимают трубку. Узнаю блеющее “алло” Пинюша.
— А, это ты, — произносит он. — Есть что-нибудь новенькое?
— Немного…
Я советую ему прислать пару парней, способных устоять перед щедро выставленными прелестями Мари-Жанны, чтобы забрать ее из гостиницы.
— Пусть не забудут взять ее сумочку, — прошу я. — В нее вложена часть моего капитала.
— Что делать с девицей?
— Одеть, потому что она голая, как статуя, и засунуть в секретную камеру. Потом ты вскочишь в тачку и в темпе полетишь за Берюрье, который должен мариноваться на улице Ланкри. Опять-таки не теряя времени, вы оба поедете в “Бар Друзей”, где буду ждать я… Ведите себя так, будто мы не знакомы. Понял?
— Понял!
Я кладу трубку. Мойщик раковин выглядит совершенно одуревшим.
Я меряю его взглядом.
— Что происходит? — спрашивает он.
— Заглохни, шестерка!
— Но, месье!
— Закрой хлебало, сказал. Будешь возникать, я сломаю твою щетку, а поскольку только она и поддерживает тебя в вертикальном положении, ты шлепнешься на пол, как коровье дерьмо!
Бросаю взгляд на часы. Они мне говорят: полдень. Самое время поехать повидать Турка.
Глава 8
"Бар Друзей” не отличается от других заведений того же типа. Это типично парижская забегаловка со стойкой, несколькими мраморными столиками и стеклянной клеткой, в которой очкастая дама продает табачные изделия, лотерейные билеты и блеклые почтовые открытки, прославляющие Эйфелеву башню.
Когда я захожу в данное питейной заведение, народишко пьет у стойки свой аперитив, обсуждая будущие налоги. Налоги — это то, что больше всего занимает людей в нашей стране в наше время.
По утрам, пожимая пятерню приятеля, каждый спрашивает, что нового в этой области придумал министр финансов. Он, как вы помните, малый изобретательный!
Его конек — налоги! Чем больше он выдумывает, тем сильнее худеет чулок со сбережениями француза.
Осматриваю выпивох, но Турка не видать. Меня охватывает тревога. А вдруг этот достойный господин сделал ноги? Может, он подхватил коклюш и врач порекомендовал ему сменить климат?
Покупаю первый на сегодня выпуск “Франс суар”, но о деле там пока ничего нет. Чтобы убить время, читаю "газетку, потягивая скотч.
Проходит четверть часа. Клиенты отваливают домой есть антрекот.
Скоро остаются только две молоденькие продавщицы, которые жуют сандвичи в глубине зала. Я ощущаю, как по ногам у меня начинают бегать мурашки. Только бы эта падла Турок не прослышал о моем приходе…
Мои тикалки показывают час десять… Заказываю второй скотч, и тут являются звезды Службы, то бишь Пинюш и Берю… Два добрых черта!
Как мы и договаривались, они делают вид, что не знают меня, садятся на два столика дальше, заказывают беленького с сиропом и просят принести им доску для “421”.
Через минуту кабачок превращается в заповедник азартных игр. Прямо Монте-Карло какое-то! Они начинают орать друг на друга, как два грибника, одновременно увидевших огромный белый. Пинюш уверяет, что Берюрье смухлевал, а тот, отвергая это обвинение, требует дисквалифицировать своего противника, потому что он сделал лишний ход.
Бармен, увлеченный спором, подходит с намерением призвать стороны к примирению. В этот момент входит человек, увидеть которого я уже и не надеялся, — Джо Падовани, он же Турок. Ошибиться нельзя, я узнаю его приветливую физию. Когда смотришь на нее, то не сомневаешься, что человек произошел от обезьяны. Кроме того, понимаешь, что некоторые так и остановились на полпути.
Он маленький, но жутко широкий. Огромные мускулы натягивают костюмчик цвета бордо, который ему сумел пошить его портной. Его голова имеет точно квадратную форму. Волосы коротко острижены, огромные кустистые брови, нос, украшенный несколькими шрамами, кривой рот и странные глаза, светлые и холодные.
Он подходит к стойке, заказывает большой стакан красного и выпивает его со сверхзвуковой скоростью.
Я принимаю решение. Подойдя к нему, я кричу:
— Да это ж старина Падовани! Как дела, Турок? Он резко оборачивается и меряет меня холодным взглядом.
— Я вас не знаю! — заявляет он.
Он уверен в себе. У этого малого безупречная память, и если он решил кого-то не узнавать, то упорствовать бесполезно.
— Ничего страшного, — отвечаю. — Сейчас познакомимся.
Я достаю стальные браслеты и пытаюсь надеть их на него. Обычно эту операцию я провожу за четыре секунды, но сегодня меня ждет кровавое поражение. Турок отступает на шаг и выбрасывает ногу мне в низ живота.
Этот тип все делает основательно. Я чувствую жуткую боль в ушибленном месте и падаю на колени.
Мои игроки в “421” делают прыжок к Падовани. Пинюш поспевает первым, как раз вовремя, чтобы попробовать хук в челюсть, от которого отлетает в другой конец бара, к даме, продающей сигареты… Настает черед Берю. Он отвешивает удар в пузо Турка. Но — увы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Я даю ей выпустить пар. Надо выпустить из шины воздух, прежде чем вынимать камеру. Когда она сорвала себе глотку, я иду к биде, наполняю этот сосуд водой, закручиваю кран и отправляюсь за упрямой девочкой.
Я вам уже говорил, что рядом со мной Геракл — доходяга-дистрофик?
Взвалив ее одним движением на плечо, иду в туалет, не обращая внимания на ее вопли и попытки вырваться. Жильцы гостиницы, услышав этот гам, должно быть, думают, что я получаю удовольствие по полной программе! Небось все припали к замочной скважине, надеясь увидеть, что это за телка так громко зовет свою мамочку. По звукам они зачисляют ее в путаны экстракласса!
Они наверняка хотели бы получить ее в следующий свой приход в это местечко. Труженицы тротуара редко выкладываются на работе на полную катушку. В наше время профессиональная добросовестность становится редким явлением! Стоит им только получить ваши бабки, как сразу:
«Поторопись, дорогой, я жду моего бухгалтера!»
Я кладу брюнетку на кафельный пол, приподнимаю верхнюю часть ее тела и окунаю ее головой в воды биде. Этот брат унитаза впервые видит лицо! Малышка делает “буль-буль”, напоминая водолаза, у которого появилась дырка в шлеме.
Я поднимаю ее голову. Обладательница синей лисы вся красная и задыхается.
— Ну, девочка, начнешь колоться или продолжим? Она пытается перевести дыхание и, вдохнув несколько кубиков кислорода, бормочет:
— Падла!
Назвать падлой меня, Сан-Антонио! Самого крутого полицейского Франции!
Она получает право на более продолжительное погружение. Когда я вынимаю ее из вазы, так радушно принявшей ее, мне становится страшно, потому что она потеряла сознание.
А вдруг у нее было слабое сердце и она отбросила копыта? Хорош я буду!
Я быстренько делаю ей искусственное дыхание. Она выплевывает воду и открывает моргалы.
— Как себя чувствуешь, Венера ты моя подводная?
Я понимаю, что на этот раз она расколется. Она держалась сколько могла, но теперь заговорит.
Поскольку она щелкает зубами, я отношу ее на кровать и накрываю одеялом.
— Начинай, красавица, я жду. Она шепчет:
— Письмо мне велел отправить Джо Падовани.
— Джо Турок?
— Да…
Я в удивлении чешу нос. Падовани родился не в Стамбуле, как можно подумать из-за его кликухи, а в Бастии, как и все парни, разгуливающие по Парижу с машинкой для выдачи пропуска на тот свет под левой подмышкой. Турком его зовут за необыкновенную силу. Он разрывает пополам колоду карт из пятидесяти двух листов и поднимает зубами столик в бистро.
Я с ним никогда не встречался, но рожу и послужной список знаю по картотеке. Это не какая-то там мелкая сошка… Наркотики, сутенерство, вооруженное ограбление — биография, напоминающая страницу криминальной хроники. Он также участвовал в разборках между бандами, но еще ни разу не влезал в то, что мы называем крупным делом.
То, что его имя всплыло в данном случае, меня несколько озадачивает.
Пока я размышляю, девица немного приходит в себя… Она тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание.
Выглядит она по-настоящему жалко. Ее вид разорвал бы сердце даже судебного исполнителя, если бы у судебных исполнителей было сердце.
— Еще один момент, сладкая моя: ты знала, что лежит в конверте?
Она икает с невинным видом.
— Я — нет… Джо мне просто велел обращаться с ним поосторожнее и предупредить на почте, что в нем хрупкий предмет!
Вот сволочи! Разумеется, малышка Тротуар не знала о содержимом конверта. Ее парень не счел нужным ее информировать. Он послал на почту ее, потому что боялся, что адская машина рванет в тот момент, когда на письмо будут ставить штемпель… Вот трусы! Храбрятся только потому, что ходят с пушками, но бросаться в воду спасать утопающего не станут. И отговорка известна: они не умеют плавать!
Я смотрю на прекрасную брюнетку. После купания она немного поблекла.
— Ты работаешь на Падовани?
— А вам-то что?
— Ты что, принимаешь меня за английскую королеву?
— А если да?..
В ней что-то происходит. Просыпается то, что должно было проснуться уже давно: любопытство. До сих пор у нее не было времени задавать вопросы, все шло слишком быстро… Она шла от сюрприза к сюрпризу; от тревоги к испугу… Но теперь она спрашивает себя, что значит мое поведение.
— Так, значит, ты не в курсе того, чем занимается твой мужик?
— Он не трепло…
— Ты слышала о найденной на рынке отрезанной голове?
Она становится зеленой, как салат, и бормочет:
— Это брехня!
— Что ты говоришь! А тебе известно, что лежало в конверте, с которым надо осторожно обращаться? Бомба, моя дорогая… И эта штуковина убила хорошую девушку, которая в своей жизни не обидела даже мухи. Я думаю, что твоему Падовани придется за это заплатить… Где можно найти этого джентльмена?
Снова молчание. Какой неразговорчивый экземпляр!
— Хочешь повторения сеанса в биде? Я знаю, что у тебя хорошая дыхалка, но все-таки… В любом случае, заговоришь ты или нет, я возьму его еще до вечера… Ну так что?
Она опускает голову.
— Я не стукачка, — заявляет она. — Он мой мужик, а сдавать своего мужика непорядочно!
— Замечательно…
Я достаю из кармана пару складных ножниц, которыми стригу себе ногти, беру большую прядь волос путаны и начисто ее срезаю. Отрезанную прядку прилепляю ей на ГРУДЬ.
— Для начала я сделаю тебе короткую стрижку, а если не заговоришь и тогда, твоя голова станет голой, как у Юла Бриннера!
Женщины все одинаковы: как бы они ни любили своих мужиков, а собственная красота им дороже!
Вот и эта воет, будто с нее сдирают кожу:
— Нет! Нет!
— Где живет Джо?
Она снова колеблется. Я хватаю следующую прядку ее косм, отрезаю покороче и прилепляю отрезанные волосы себе под нос.
— Ну как, похож я на Тараса Бульбу? Это переполняет чашу.
— Вы найдете его в “Баре Друзей” на улице Ламарк!
— Когда его можно там застать?
— Он приходит около часа…
— Ты обычно присоединяешься к нему там?
— Только вечером.
— Ладно… Надеюсь, ты не лепишь мне горбатого, а, воинственная девственница? Если да, я лишу тебя не только ботвы, а сниму весь скальп… У меня есть дружок индеец. Большой спец по этому делу.
Тут я влепляю ей парочку прямых в челюсть, усыпляющих ее на некоторое время.
Выйдя из номера, спускаюсь к дежурному администратору. Там стоит старый лакей, опирающийся на щетку в ожидании прихода своей смерти.
Он останавливает на мне восхищенный взгляд.
— Вы умеете получить за свои деньги полную программу! — говорит он.
Это заставляет меня вспомнить, что я забыл взять свои бабки.
— Можно позвонить?
— Пятьдесят сантимов!
Пока я набираю номер своего кабинета, лакей пытается подтолкнуть меня к исповеди.
— Ах, какая прелесть эта Мари-Жанна, — говорит он. — Я слышу в ее адрес одни только комплименты… Она милая, послушная…
— Это верно, — соглашаюсь я. — Надо только найти к ней подход!
На том конце снимают трубку. Узнаю блеющее “алло” Пинюша.
— А, это ты, — произносит он. — Есть что-нибудь новенькое?
— Немного…
Я советую ему прислать пару парней, способных устоять перед щедро выставленными прелестями Мари-Жанны, чтобы забрать ее из гостиницы.
— Пусть не забудут взять ее сумочку, — прошу я. — В нее вложена часть моего капитала.
— Что делать с девицей?
— Одеть, потому что она голая, как статуя, и засунуть в секретную камеру. Потом ты вскочишь в тачку и в темпе полетишь за Берюрье, который должен мариноваться на улице Ланкри. Опять-таки не теряя времени, вы оба поедете в “Бар Друзей”, где буду ждать я… Ведите себя так, будто мы не знакомы. Понял?
— Понял!
Я кладу трубку. Мойщик раковин выглядит совершенно одуревшим.
Я меряю его взглядом.
— Что происходит? — спрашивает он.
— Заглохни, шестерка!
— Но, месье!
— Закрой хлебало, сказал. Будешь возникать, я сломаю твою щетку, а поскольку только она и поддерживает тебя в вертикальном положении, ты шлепнешься на пол, как коровье дерьмо!
Бросаю взгляд на часы. Они мне говорят: полдень. Самое время поехать повидать Турка.
Глава 8
"Бар Друзей” не отличается от других заведений того же типа. Это типично парижская забегаловка со стойкой, несколькими мраморными столиками и стеклянной клеткой, в которой очкастая дама продает табачные изделия, лотерейные билеты и блеклые почтовые открытки, прославляющие Эйфелеву башню.
Когда я захожу в данное питейной заведение, народишко пьет у стойки свой аперитив, обсуждая будущие налоги. Налоги — это то, что больше всего занимает людей в нашей стране в наше время.
По утрам, пожимая пятерню приятеля, каждый спрашивает, что нового в этой области придумал министр финансов. Он, как вы помните, малый изобретательный!
Его конек — налоги! Чем больше он выдумывает, тем сильнее худеет чулок со сбережениями француза.
Осматриваю выпивох, но Турка не видать. Меня охватывает тревога. А вдруг этот достойный господин сделал ноги? Может, он подхватил коклюш и врач порекомендовал ему сменить климат?
Покупаю первый на сегодня выпуск “Франс суар”, но о деле там пока ничего нет. Чтобы убить время, читаю "газетку, потягивая скотч.
Проходит четверть часа. Клиенты отваливают домой есть антрекот.
Скоро остаются только две молоденькие продавщицы, которые жуют сандвичи в глубине зала. Я ощущаю, как по ногам у меня начинают бегать мурашки. Только бы эта падла Турок не прослышал о моем приходе…
Мои тикалки показывают час десять… Заказываю второй скотч, и тут являются звезды Службы, то бишь Пинюш и Берю… Два добрых черта!
Как мы и договаривались, они делают вид, что не знают меня, садятся на два столика дальше, заказывают беленького с сиропом и просят принести им доску для “421”.
Через минуту кабачок превращается в заповедник азартных игр. Прямо Монте-Карло какое-то! Они начинают орать друг на друга, как два грибника, одновременно увидевших огромный белый. Пинюш уверяет, что Берюрье смухлевал, а тот, отвергая это обвинение, требует дисквалифицировать своего противника, потому что он сделал лишний ход.
Бармен, увлеченный спором, подходит с намерением призвать стороны к примирению. В этот момент входит человек, увидеть которого я уже и не надеялся, — Джо Падовани, он же Турок. Ошибиться нельзя, я узнаю его приветливую физию. Когда смотришь на нее, то не сомневаешься, что человек произошел от обезьяны. Кроме того, понимаешь, что некоторые так и остановились на полпути.
Он маленький, но жутко широкий. Огромные мускулы натягивают костюмчик цвета бордо, который ему сумел пошить его портной. Его голова имеет точно квадратную форму. Волосы коротко острижены, огромные кустистые брови, нос, украшенный несколькими шрамами, кривой рот и странные глаза, светлые и холодные.
Он подходит к стойке, заказывает большой стакан красного и выпивает его со сверхзвуковой скоростью.
Я принимаю решение. Подойдя к нему, я кричу:
— Да это ж старина Падовани! Как дела, Турок? Он резко оборачивается и меряет меня холодным взглядом.
— Я вас не знаю! — заявляет он.
Он уверен в себе. У этого малого безупречная память, и если он решил кого-то не узнавать, то упорствовать бесполезно.
— Ничего страшного, — отвечаю. — Сейчас познакомимся.
Я достаю стальные браслеты и пытаюсь надеть их на него. Обычно эту операцию я провожу за четыре секунды, но сегодня меня ждет кровавое поражение. Турок отступает на шаг и выбрасывает ногу мне в низ живота.
Этот тип все делает основательно. Я чувствую жуткую боль в ушибленном месте и падаю на колени.
Мои игроки в “421” делают прыжок к Падовани. Пинюш поспевает первым, как раз вовремя, чтобы попробовать хук в челюсть, от которого отлетает в другой конец бара, к даме, продающей сигареты… Настает черед Берю. Он отвешивает удар в пузо Турка. Но — увы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16