У Йонкера большую часть времени Мегрэ провел в его кабинете; обошел с хозяином дом сверху донизу; кульминацией всего визита, несомненно, был разговор в ателье на третьем этаже. И все-таки не это главное! А что же?
Комната с рисунками на стенах и с незастланной железной кроватью! Вот что!
…Фривольный портрет Миреллы Йонкер, нарисованный на стене, казалось бы, кое-как, несколькими небрежными взмахами кисти, был настолько выразителен и полон жизни, что Мегрэ, как ни старался, уже не мог себе ее иначе представить.
Но кто же осмелился изобразить хозяйку дома в таком виде? Женщина? Вряд ли! Безумец? Пожалуй. Рисунки шизофреников, которые доводилось видеть комиссару, нередко отличались такой же выразительностью и силой воображения.
В той комнате кто-то жил и совсем недавно — это факт! Иначе полы не стали бы мыть за несколько часов до его прихода, а стены давно бы побелили!
Мегрэ неторопливо поднялся по широкой лестнице Дворца правосудия. Как часто бывало, он не прошел к себе в кабинет, а заглянул сначала в комнату инспекторов. На столах горели лампы, ребята корпели над бумагами — ни дать ни взять ученики вечерней школы. Он не подошел ни к кому, никого не окликнул, но сразу почувствовал себя в привычной деловой обстановке. И в комнате никто не поднял голо
— Жанвье здесь?
— Иду, шеф.
Мегрэ некоторое время молча раскладывал на столе свои прокуренные трубки, потом бросил:
— Ну давай рассказывай. Сначала о Лоньоне…
— Я звонил в Биша минут десять назад… Старшая медсестра уже рычит на меня… «Пока никаких изменений, — говорит, — и до завтрашнего утра не трудитесь звонить…» Его еще не вывели из комы — он, правда, открывает иногда глаза, но не понимает, где он и что с ним…
— Экс-жениха Маринетты ты разыскал?
— А как же! Застал его на работе. Он пришел в ужас, узнав, что я из полиции. «А вдруг, — говорит, — отцу доложат?» Отец, кажется, человек серьезный, перед ним все там на задних лапках ходят… Этот Жан-Клод молодой хлыщ, папенькин сынок, рыхлый и трусоватый… «Лучше, — говорит, выйдем на улицу», а перед секретаршей разыграл комедию, выдавая меня за клиента…
Парень страшно боится отца и еще больше — всего, что может осложнить ему жизнь. Он с ходу стал исповедаться мне в своих грехах… Я сказал ему, что Маринетта неожиданно исчезла из дому, а нам совершенно необходимы ее показания…
«Помогите ее разыскать, — говорю, — ведь вы у ней в женихах ходили больше года, помолвлены были с ней».
«Ну, какой я жених! Вы преувеличиваете!»
«Скорей наоборот, если учесть, что вы два-три раза в неделю у нее ночевали».
Тут он совсем расстроился.
«Ах, так вы и об этом знаете, — говорит, — но если она ждет ребенка, то я тут ни при чем. Мы разошлись более девяти месяцев тому назад…»
Чувствуете, шеф, что это за фрукт! Спросил я его, как и где они проводили выходные дни:
«Были ли у вас свои любимые места?»
Он мямлит что-то.
«Машина у вас своя?» — спрашиваю.
«Конечно».
«Так куда же вы уезжали по субботам: к морю или за город?»
«За город, — отвечает, — в окрестности. В разные места. Останавливались в сельских гостиницах, поближе к воде. Маринетта увлекалась плаванием и греблей… Она не любила дорогих отелей и модных курортов, не терпела светского блеска, было в ней что-то плебейское, знаете ли!»
Под конец я выудил из него с полдюжины адресов тех загородных гостиниц, где они чаще всего бывали. Это «Оберж дю Клу» в Курселе, «Шэ Мелани» в Сен-Фаржо, между Мелуном и Корбсом, и «Феликс и Фелисия» в Помпонне, на берегу Марны, недалеко от Лани…
По словам Жан-Клода, она особенно любила это местечко, хотя там и гостиницы-то нет, а лишь захудалый деревенский трактир, где сдают при случае две комнатушки без водопровода…
— Ты сам съездил, проверил все это? — спросил Мегрэ.
— Нет, решил остаться здесь, чтобы все новые сведения шли ко мне. Хотел было обзвонить тамошние полицейские участки, но побоялся, что по телефону не сумею им толком объяснить что к чему и они только спугнут нашу девицу.
— И что же ты надумал?
— Направил людей по каждому адресу — Лурти, Жамина, Лагрюма…
— И всех — на машинах?
— Да, — Жанвье сразу сник.
— Вот почему Люка сказал мне, что машины в разгоне.
— Виноват, шеф.
— Нет, нет, решение правильное. Сведения уже поступили?
— Только из трактира «Оберж дю Клу». Там ничего… Остальные, по моим расчетам, должны вот-вот позвонить…
Мегрэ долго раскуривал трубку, словно забыв об инспекторе.
— Я вам больше не нужен?
— Пока нет. Но никуда не уезжай, не предупредив меня. Скажи Люка, чтобы тоже не отлучался…
Комиссар чувствовал, что надо спешить. С тех пор как он вышел из дома голландца, где провел несколько часов, ощущение неясной тревоги не покидало его. Он был уже совершенно уверен, что над кем-то из людей, причастных к этому делу, нависла смертельная угроза. Но над кем?
Йонкер сделал все, чтобы замести следы. Мегрэ подумал, что в доме голландца можно было принять на веру лишь полотна великих мастеров, все остальное — сплошная ложь.
— Соедините меня с бюро регистрации иностранцев…
Не прошло и десяти минут, как ему сообщили, что девичья фамилия мадам Йонкер — Майян и по паспорту зовут ее не Миреллой, а Марселиной.
— Соедините меня, пожалуйста, с уголовной полицией Ниццы… Если можно сразу с комиссаром Бастиани…
Не в силах больше ждать, Мегрэ решил действовать наудачу, во всех возможных направлениях.
— Это вы, Бастиани? Как дела, старина? Какая там у вас погода? Здесь три дня шел дождь, только сегодня после полудня немного распогодилось…
Послушайте, нужно, чтобы ваши люди порылись немного в архивах… Если не найдете у себя, покопайтесь в суде… Речь идет о некоей Марселине Майян.
Родилась она в Ницце, вероятнее всего, где-то в старых кварталах, неподалеку от церкви святого Репарата…
Теперь ей тридцать четыре года. Ее первый муж — англичанин по фамилии Мьюир — владелец завода шарикоподшипников в Манчестере. С ним она некоторое время жила в Лондоне, потом разошлась и там же в Лондоне вышла замуж во второй раз за богатого голландца Норриса Йонкера. Сейчас проживает в Париже.
Да… Я буду у себя в кабинете… Видимо, всю ночь… Так что звоните…
Минут пять он, казалось, дремал за столом, потом его рука снова потянулась к телефонной трубке.
— Дайте мне Лондон вне всякой очереди! Вызовите Скотланд-Ярд… Попрошу соединить с инспектором Пайком… простите, бога ради, со старшим инспектором Пайком.
Со Скотланд-Ярдом его соединили через три минуты, но пока там разыскивали Пайка, прошло добрых десять. Еще несколько минут Мегрэ на ломаном английском языке поздравлял коллегу с повышением, а тот — на ломаном французском сердечно благодарил.
— Майян… Говорю по буквам: Морис, Андре… Майян… Мьюир… — Мегрэ передал по буквам и эту фамилию.
— О, это имя мне знакомо, — отозвался мистер Пайк. — Сэр Герберт Мьюир из Манчестера? Да. Три года назад ее величество пожаловала ему титул сэра.
— Второй ее муж — Норрис Йонкер… — и Мегрэ снова передал по буквам, не забыв добавить о том, что голландец, дослужился в английской армии до полковника.
— Возможно, что между двумя замужествами она жила и с другими. Ведь после развода некоторое время она оставалась в Лондоне и вряд ли была там одинока…
Мегрэ не преминул и здесь подчеркнуть, что речь идет о покушении на инспектора полиции, на что мистер Пайк торжественно заявил:
— У нас виновного повесили бы, будь то мужчина или женщина. Покушение на полицейского карается у нас смертной казнью.
Как и Бастиани, Пайк обещал позвонить. Мегрэ заглянул к инспекторам — в огромной комнате осталось всего четыре человека. Жанвье поднялся ему навстречу.
— Шеф, звонили из трактира «Шэ Мелани», что у Сен-Фаржо. Ее там нет. И в «Смелом петушке», как я и предполагал, ее нет. В «Танцующей сороке» тоже.
Остается одна Марна.
Мегрэ уже собирался идти в свой кабинет, как в комнату влетел запыхавшийся Шинкье.
— Комиссар здесь? — спросил он и в тот же момент увидел его. — Есть новости, шеф! Я не стал звонить вам, решил сам подскочить…
— Пройдемте ко мне, — сказал Мегрэ.
— В приемной ждет свидетель. Я прихватил его на всякий случай — может быть, поговорите с ним.
— Сначала садитесь и расскажите, в чем дело…
— На авеню Жюно в самом конце улицы стоит большой жилой дом. Мы заходили туда еще до обеда, опросили консьержку и нескольких квартирантов, которые оказались у себя. В основном это были женщины — мужчины уже ушли на работу.
Около часа назад один из наших снова зашел в этот дом и как раз говорил с консьержкой, когда некий Ланжерон пришел к ней за почтой. Он торговый агент — ходит по квартирам и предлагает пылесосы. Его-то я и привез с собой. Такой замухрышка безобидный. Из тех коммивояжеров, которых обычно выставляют за дверь, не успевают они рот открыть…
Вот что служилось вчера. С шести до восьми вечера это время люди обычно уже дома — Ланжерон бегал по квартирам и продал два пылесоса. На радостях он выпил аперитив в пивной на площади Клиши, а потом зашел в маленький ресторанчик на углу улицы Коленкур…
Было без малого десять, когда он поднимался по авеню Жюно, держа в руке пылесос-образец. Около дома голландца стояла роскошная английская машина желтый «ягуар». Ланжерону бросилась в глаза наклейка с красными буквами «ТТ» рядом с номером.
Ланжерон был в нескольких шагах от дома, когда двери особняка открылись…
— А он уверен, что открылась дверь имени в доме Йонкера?
— На авеню Жюно он знает каждый дом как свои пять пальцев. Еще бы, он всем там пытался всучить свои пылесосы… Но слушайте дальше. Двое мужчин вывели оттуда третьего, поддерживая его под руку. Тот был, что называется, в доску пьян и, как видно, уже не мог стоять на ногах…
Заметив Ланжерона, эти двое, чуть ли не на руках тащившие третьего к машине, попятились было назад, к двери, но потом один из них стал понукать пьяного: «Давай, давай! Пошевеливайся, скотина! Стыдно так напиваться!»
— Дотащили они его до машины?
— Постойте, это еще не все. Во-первых, этот мой продавец пылесосов утверждает, что у говорившего был сильный английский акцент. И потом на пьяном не было ни носков, ни ботинок, его босые ноги волочились по земле. Те двое усадили его на заднее сиденье, один сел рядом с ним, другой — за руль, и машина рывком тронулась с места. Ну что, позвать вам Ланжерона?
Мегрэ покачал головой: теперь он был уже совершенно уверен, что нельзя терять ни минуты.
— Нет, лучше опросите его еще раз и запишите показания. Постарайтесь ничего не упустить, любая мелочь может сыграть решающую роль!
— А что мне делать потом?
— Конечно, зайдете ко мне.
Комиссар снял трубку и быстро набрал номер.
— Отдел регистрации автомашин. Побыстрей, пожалуйста!
Желтый «ягуар»! Англичане редко красят свои машины в яркие цвета. Буквы «ТТ» рядом с номером означали, что машина принадлежит иностранцу, приехавшему в страну ненадолго и поэтому освобожденному от уплаты таможней пошлины.
— Кто там у вас занимается машинами иностранцев? Рорив? Нет его? Все уже ушли? Как это все, а ты? Ничего не поделаешь, дорогой, придется тебя потревожить. Сходи-ка в кабинет Рорива и поройся у него в бумагах, может, найдешь, что мне нужно. А еще лучше позвони ему и попроси сейчас же прийти на работу. Что? Он обедает? Ничего, потом пообедает! Теперь слушай дальше: я ищу «ягуар», желтый «ягуар» — понял? Машину еще вчера видели в Париже, она у вас зарегистрирована, судя по значку «ТТ» рядом с номером. Нет! Номера я не знаю. Ты, брат, слишком много хочешь! Но думаю, что в Париже не на каждом углу увидишь желтый «ягуар».
В общем узнавай, где и как хочешь, и позвони мне потом на Кэ-дез-Орфевр.
Мне нужно имя владельца, его адрес, дата въезда во Францию. Ну пока!
Извинись за меня перед Роривом, если придется его побеспокоить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15