Боюсь, что вы мне очень скоро понадобитесь.
Тут Мегрэ услышал шаги в коридоре, потом в соседней комнате открыли дверь, захлопнули ее снова, и за стеной зазвучал молодой женский голос.
(Этот вечер остряки управления окрестили потом «часами открытых дверей».) — Жанвье, зайди ко мне. Я выйду на минутку, а ты составь компанию мосье Голлану. Предложи ему перекусить — вот пиво, бутерброды. Ведь мы сорвали ему ужин…
…Несколько инспекторов, которых Мегрэ на всякий случай задержал на работе, и сам герой дня Лагрюм украдкой поглядывали на очаровательную девушку в синем костюме, которая, в свою очередь, смотрела на них во все глаза.
— Вы комиссар Мегрэ, да? Я видела вашу фотографию в газетах. Он умер?
Скажите мне сразу…
— Нет, нет, мадемуазель Ожье. Он тяжело ранен, но врачи надеются его спасти.
— Это он рассказал вам обо мне?
— Нет, говорить он еще не может и не заговорит раньше чем через два-три дня. Пройдемте ко мне, мадемуазель.
Он провел ее в небольшую комнату в конце коридора и плотно прикрыл за собой дверь.
— Надеюсь, вы понимаете, что дорога каждая минута. Поэтому обо всех подробностях расскажете потом. А сейчас я задам вам лишь несколько вопросов.
Это вы сообщили инспектору Лоньону, что в доме напротив не все ладно?
— Нет. Я ничего не замечала. Видела только, что в ателье у них часто горел свет по вечерам.
— Как и где вы познакомились с Лоньоном?
— Инспектор остановил меня как-то на улице по дороге домой. Сказал, что знает, где я живу и что ему очень нужно провести два-три вечера в моей квартире, последить кое за кем из окна. Он тут же показал мне полицейский значок и служебное удостоверение. Я ему не сразу поверила: чуть было не позвонила в полицейский участок.
— И что же вы решили?
— Мне стало его жаль. У него был такой несчастный вид. Он сказал, что ему всю жизнь не везло, но что теперь он напал на крупное дело и все может измениться, если я ему помогу.
— Он сказал вам какое?
— Потом сказал.
— Вы остались с ним дома в первый вечер?
— Да, мы вместе постояли в темноте у окна. Занавески в ателье напротив не сходятся, и время от времени мы видели в полосе света человека с палитрой и кистью в руках.
— Во всем белом? С чалмой из полотенца на голове?
— Да. Я еще засмеялась и сказала, что он похож на привидение.
— Вы видели, как он рисовал?
— Один раз. В тот вечер он поставил мольберт как раз напротив того места у окна, где расходились занавеси, и рисовал прямо как одержимый.
— Что значит «как одержимый»?
— Не скажу точно почему, но мне показалось, что он безумец…
— Кого-нибудь еще вы видели в ателье?
— Да, женщину.
— Высокую брюнетку?
— Нет, нет, не мадам Йонкер. Ее бы я узнала.
— А самого Йонкера вы видели?
— В ателье нет. Один раз я заметила там какого-то лысого мужчину средних лет.
— Что же произошло вчера вечером?
— Легла я рано, как обычно. Я очень устаю на работе и отсыпаюсь, когда могу. У нас в салоне часто работают допоздна, особенно если в городе готовятся к какому-нибудь балу или приему.
— Лоньон сидел в гостиной?
— Да. К тому времени мы уже подружились. Но не подумайте, что он пытался ухаживать. Он только говорил со мной ласково, по-отечески и все хотел меня как-то отблагодарить: то плитку шоколада принесет, то букетик фиалок.
— В десять часов вы уже спали?
— Я была в постели, но еще не заснула. Читала журнал. Лоньон постучал ко мне и сказал, что есть новости: только что какие-то двое увезли того художника в белом, да так быстро, что сам он не успел и отойти от окна.
Инспектор был очень взволнован. «Пожалуй, останусь еще ненадолго, — говорит.
— Может быть, один из них и вернется».
Потом он снова уселся в кресле у окна, а я уснула. Разбудили меня выстрелы, выглянула я на улицу и увидела на тротуаре распростертое тело. Я начала второпях одеваться. Тут ко мне поднялась консьержка и рассказала, что случилось.
— Почему же вы убежали?
— Я подумала, что, если гангстеры знают, кто он и что делал в моей квартире, они доберутся и до меня. В ту минуту я и сама еще не знала, куда идти и что делать.
— Вы взяли такси?
— Нет, спустилась к площади Клиши и зашла в ночное кафе. Только долго там не высидишь — туда по ночам девицы со всего Монмартра идут на огонек. Вот и стали они на меня пялиться. Тут я вспомнила об одной загородной гостинице, где я в свое время бывала не раз с одним моим другом…
— С Жан-Клодом?
— Он вам все выложил?
— Мадемуазель, не сердитесь и поймите меня правильно! Потом вы расскажете обо всех ваших приключениях, и я с превеликим удовольствием вас послушаю. Но сейчас надо спешить. Сделайте одолжение, подождите меня в комнате инспекторов, я сейчас вас туда провожу. Жанвье тем временем запишет ваши показания.
— А Лоньон не ошибся? Он действительно напал на след?
— Лоньон знает свое дело и редко ошибается. Он сказал вам правду — ему и впрямь всю жизнь не везло. У самой цели кто-нибудь всегда перебегал ему дорогу. А теперь и того хуже: беднягу подстрелили, когда он мог уже праздновать победу.
Комиссар провел Маринетту к инспекторам и вернулся в свой кабинет, где его ждал Жанвье.
— Иди к себе, — сказал он ему, — запишешь показания мадемуазель.
Голлан вскочил как ужаленный.
— Вы и ее привезли сюда?
— Успокойтесь, мосье Голлан, это другая, совсем другая. Была бы ваша — я сказал бы: «допросишь эту особу». Вот так-то. Кстати, вы все еще не вспомнили, кто такой Хобсон по кличке Лысый Стэн?
— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.
— Воля ваша. Садитесь. Сейчас у меня будет телефонный разговор, и вам, пожалуй, стоит его послушать. Соедините меня, пожалуйста, с господином Норрисом Йонкером с авеню Жюно.
Господин Йонкер? Говорит Мегрэ. С тех пор как мы расстались, я нашел ответы на многие из тех вопросов, которые вам задавал, — правильные ответы, учтите!
Сейчас, например, в моем кабинете сидит мосье Голлан. Он недоволен, что его побеспокоили, и все еще не знает, где его машина. Да, желтый «ягуар».
Тот самый, который стоял вчера у вашего подъезда и в котором вчера же в десять часов вечера двое неизвестных увезли вашего квартиранта.
Вот именно, вашего квартиранта. Как говорят, в довольно жалком виде: на ногах — ни носков, ни ботинок…
Слушайте меня внимательно, господин Йонкер. Я имею все основания немедленно или самое позднее завтра утром арестовать вас за незаконные торговые операция. Какие? Вы знаете сами какие. На всякий случай ставлю вас в известность, что ваш дом под наблюдением полиции. Вам все понятно? Так вот, попрошу вас явиться сюда как можно скорее вместе с мадам Йонкер. Мы продолжим нашу сегодняшнюю беседу. Если ваша супруга откажется ехать, скажите ей, что нам о ней решительно все известно. Не исключено, что, кроме мосье Голлана, она встретит у нас и некоего Хобсона — он же Лысый Стэн.
Помолчите пока, господин Йонкер! Говорить будете потом и, поверьте, очень скоро. Вы уже замешаны в деле о подлогах; это, конечно, неприятно, но соучастие в убийстве куда хуже, не правда ли?
Думаю, что вы не знали о задуманном покушении на инспектора Лоньона, возможно, не знал об этом и мосье Голлан. Но боюсь, что сейчас в эти минуты готовится еще одно преступление, прямым соучастником которого вы рискуете стать! Речь идет о человеке, которого вы держали у себя взаперти. Вы еще спрашиваете, где он! Это вы мне скажите, кто и куда его увез. Нет! Не когда подъедете, а сейчас по телефону, немедленно, слышите, господин Йонкер!
До его слуха донесся женский шепот. Видно, Мирелла шептала что-то мужу на ухо. Что она там ему советует?
— Клянусь вам, господин Мегрэ…
— Повторяю, время не терпит!
Вскоре в трубке снова раздался голос Йонкера:
— Улица де Берри, 27-бис, Марио де Лючиа. Он и увез Фредерико…
— Фредерико — это художник, работавший в вашем ателье?
— Да. Фредерико Палестри.
— Так жду вас, господин Йонкер. Не забудьте — вместе с женой!
И, даже не взглянув на американского искусствоведа, Мегрэ снова снял трубку.
— Соедините меня с комиссариатом восемнадцатого района. Алло! Кто у телефона? Дюбуа? Возьмите с собой трех-четырех человек. Да, не меньше — это опасный тип. Поедете на улицу де Берри, 27-бис, подниметесь в квартиру Марио де Лючиа. Если он дома, что вполне возможно, берите его. Да, именно сейчас же — до утра ждать нельзя!..
В его квартире находится человек по имени Фредерико Палестри. Его незаконно лишили свободы. Доставите ко мне обоих как можно скорее. Да, вот еще что! У Марио де Лючиа должен быть маузер калибра 7,63. Если он спрятал пистолет — обыщите квартиру.
Мегрэ повернулся к Эду Голлану.
— Видите, дорогой мосье Голлан, зря вы возмущались. Правда, мне пришлось здорово попотеть, прежде чем я докопался до сути. По части картин, что подлинных, что поддельных, я, признаться, профан и до сих пор понятия не имел, как торгуют предметами искусства. К тому же ваш друг Йонкер настоящий джентльмен и умеет держать себя в руках.
Опять затрещал телефон. Мегрэ схватил трубку.
— Слушаю! Алло! Люка? Где ты? В отеле «Турнель»? Понятно! Он там? Ужинает в соседнем бистро? Да, можно его брать! Нет, нет, один не ходи. Позвони в районный комиссариат — пусть подошлют двух инспекторов. Как зачем? А если «пушка» — то эта у него? Если именно он маузером балуется? Навряд ли, конечно, мокрые дела не по его части. Но чем черт не шутит. Хватит с нас бедняги Лоньона…
Он вышел в коридор и приоткрыл дверь в комнату инспекторов.
— Ребята, принесите кто-нибудь пивка похолодней.
Вернувшись к себе, комиссар снова сел за стол и начал набивать трубку.
— Ну-с, мосье Голлан. Будем надеяться, что вашего художника еще не успели прикончить. Имя Марио де Лючиа ничего мне не говорит, но, возможно, он проходил в архивах — свяжемся с итальянской полицией. Впрочем, через несколько минут и так все узнаем. Признайтесь, что вам тоже не терпится.
— Я буду говорить только в присутствии моего адвоката метра Спэнглера.
— Жаль, конечно, что вы, человек известный и уважаемый, впутались в такое дело. Надеюсь, что метр Спэнглер найдет веские доводы в вашу защиту.
Пиво еще не успели принести, когда раздался телефонный звонок.
— Да. Дюбуа?
Некоторое время он молча слушал.
— Хорошо! Спасибо. Ты тут ни при чем. Немедленно сообщи обо всем в прокуратуру. Я сам попозже туда подъеду.
Мегрэ встал и пошел к двери, не обратив внимания на вопросительный взгляд американца. Тот побледнел.
— Что случилось? Клянусь вам, что, если…
— Сидите и помалкивайте.
Он взглянул в соседнюю комнату, где Жанвье отстукивал на машинке показания Маринетты, и сделал ему знак выйти в коридор.
— Осечка, шеф?
— Подробностей пока не знаю, но художника нашли повешенным на цепочке от бачка в ванной комнате. Его там держали взаперти. Марио де Лючиа исчез.
Поройся в архиве — может, найдешь на него что-нибудь. Но сначала дай тревогу по всем вокзалам, аэропортам, пограничным пунктам…
— А что делать с Маринеттой?
— Пусть подождет.
Тут комиссар увидел на лестнице чету Йонкеров. Следом за ними, приотстав немного, поднимался полицейский из восемнадцатого района.
— Мадам Йонкер, попрошу вас подождать меня здесь, — сказал Мегрэ, открывая дверь в инспекторскую.
Маринетта подняла голову. Она давно знала йонкершу в лицо и теперь, оказавшись с ней в одной комнате, с любопытством на нее смотрела. Мирелла, в свою очередь, окинула девушку оценивающим взглядом.
— А вы, господин Йонкер, следуйте за мной. Он провел его в небольшой кабинет, где до этого беседовал с Маринеттой.
— Прошу садиться.
— Вы нашли его?
— Да.
— Он жив?
Голландец был мертвенно бледен. От его самоуверенности не осталось и следа. За несколько часов он буквально одряхлел.
— Лючиа убил его?
— Его нашли повешенным в ванной.
— Я всегда говорил, что добром это не кончится.
— Кому говорили?
— Жене… И другим… Но главным образом ей, Мирелле…
— Что вы о ней знаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Тут Мегрэ услышал шаги в коридоре, потом в соседней комнате открыли дверь, захлопнули ее снова, и за стеной зазвучал молодой женский голос.
(Этот вечер остряки управления окрестили потом «часами открытых дверей».) — Жанвье, зайди ко мне. Я выйду на минутку, а ты составь компанию мосье Голлану. Предложи ему перекусить — вот пиво, бутерброды. Ведь мы сорвали ему ужин…
…Несколько инспекторов, которых Мегрэ на всякий случай задержал на работе, и сам герой дня Лагрюм украдкой поглядывали на очаровательную девушку в синем костюме, которая, в свою очередь, смотрела на них во все глаза.
— Вы комиссар Мегрэ, да? Я видела вашу фотографию в газетах. Он умер?
Скажите мне сразу…
— Нет, нет, мадемуазель Ожье. Он тяжело ранен, но врачи надеются его спасти.
— Это он рассказал вам обо мне?
— Нет, говорить он еще не может и не заговорит раньше чем через два-три дня. Пройдемте ко мне, мадемуазель.
Он провел ее в небольшую комнату в конце коридора и плотно прикрыл за собой дверь.
— Надеюсь, вы понимаете, что дорога каждая минута. Поэтому обо всех подробностях расскажете потом. А сейчас я задам вам лишь несколько вопросов.
Это вы сообщили инспектору Лоньону, что в доме напротив не все ладно?
— Нет. Я ничего не замечала. Видела только, что в ателье у них часто горел свет по вечерам.
— Как и где вы познакомились с Лоньоном?
— Инспектор остановил меня как-то на улице по дороге домой. Сказал, что знает, где я живу и что ему очень нужно провести два-три вечера в моей квартире, последить кое за кем из окна. Он тут же показал мне полицейский значок и служебное удостоверение. Я ему не сразу поверила: чуть было не позвонила в полицейский участок.
— И что же вы решили?
— Мне стало его жаль. У него был такой несчастный вид. Он сказал, что ему всю жизнь не везло, но что теперь он напал на крупное дело и все может измениться, если я ему помогу.
— Он сказал вам какое?
— Потом сказал.
— Вы остались с ним дома в первый вечер?
— Да, мы вместе постояли в темноте у окна. Занавески в ателье напротив не сходятся, и время от времени мы видели в полосе света человека с палитрой и кистью в руках.
— Во всем белом? С чалмой из полотенца на голове?
— Да. Я еще засмеялась и сказала, что он похож на привидение.
— Вы видели, как он рисовал?
— Один раз. В тот вечер он поставил мольберт как раз напротив того места у окна, где расходились занавеси, и рисовал прямо как одержимый.
— Что значит «как одержимый»?
— Не скажу точно почему, но мне показалось, что он безумец…
— Кого-нибудь еще вы видели в ателье?
— Да, женщину.
— Высокую брюнетку?
— Нет, нет, не мадам Йонкер. Ее бы я узнала.
— А самого Йонкера вы видели?
— В ателье нет. Один раз я заметила там какого-то лысого мужчину средних лет.
— Что же произошло вчера вечером?
— Легла я рано, как обычно. Я очень устаю на работе и отсыпаюсь, когда могу. У нас в салоне часто работают допоздна, особенно если в городе готовятся к какому-нибудь балу или приему.
— Лоньон сидел в гостиной?
— Да. К тому времени мы уже подружились. Но не подумайте, что он пытался ухаживать. Он только говорил со мной ласково, по-отечески и все хотел меня как-то отблагодарить: то плитку шоколада принесет, то букетик фиалок.
— В десять часов вы уже спали?
— Я была в постели, но еще не заснула. Читала журнал. Лоньон постучал ко мне и сказал, что есть новости: только что какие-то двое увезли того художника в белом, да так быстро, что сам он не успел и отойти от окна.
Инспектор был очень взволнован. «Пожалуй, останусь еще ненадолго, — говорит.
— Может быть, один из них и вернется».
Потом он снова уселся в кресле у окна, а я уснула. Разбудили меня выстрелы, выглянула я на улицу и увидела на тротуаре распростертое тело. Я начала второпях одеваться. Тут ко мне поднялась консьержка и рассказала, что случилось.
— Почему же вы убежали?
— Я подумала, что, если гангстеры знают, кто он и что делал в моей квартире, они доберутся и до меня. В ту минуту я и сама еще не знала, куда идти и что делать.
— Вы взяли такси?
— Нет, спустилась к площади Клиши и зашла в ночное кафе. Только долго там не высидишь — туда по ночам девицы со всего Монмартра идут на огонек. Вот и стали они на меня пялиться. Тут я вспомнила об одной загородной гостинице, где я в свое время бывала не раз с одним моим другом…
— С Жан-Клодом?
— Он вам все выложил?
— Мадемуазель, не сердитесь и поймите меня правильно! Потом вы расскажете обо всех ваших приключениях, и я с превеликим удовольствием вас послушаю. Но сейчас надо спешить. Сделайте одолжение, подождите меня в комнате инспекторов, я сейчас вас туда провожу. Жанвье тем временем запишет ваши показания.
— А Лоньон не ошибся? Он действительно напал на след?
— Лоньон знает свое дело и редко ошибается. Он сказал вам правду — ему и впрямь всю жизнь не везло. У самой цели кто-нибудь всегда перебегал ему дорогу. А теперь и того хуже: беднягу подстрелили, когда он мог уже праздновать победу.
Комиссар провел Маринетту к инспекторам и вернулся в свой кабинет, где его ждал Жанвье.
— Иди к себе, — сказал он ему, — запишешь показания мадемуазель.
Голлан вскочил как ужаленный.
— Вы и ее привезли сюда?
— Успокойтесь, мосье Голлан, это другая, совсем другая. Была бы ваша — я сказал бы: «допросишь эту особу». Вот так-то. Кстати, вы все еще не вспомнили, кто такой Хобсон по кличке Лысый Стэн?
— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.
— Воля ваша. Садитесь. Сейчас у меня будет телефонный разговор, и вам, пожалуй, стоит его послушать. Соедините меня, пожалуйста, с господином Норрисом Йонкером с авеню Жюно.
Господин Йонкер? Говорит Мегрэ. С тех пор как мы расстались, я нашел ответы на многие из тех вопросов, которые вам задавал, — правильные ответы, учтите!
Сейчас, например, в моем кабинете сидит мосье Голлан. Он недоволен, что его побеспокоили, и все еще не знает, где его машина. Да, желтый «ягуар».
Тот самый, который стоял вчера у вашего подъезда и в котором вчера же в десять часов вечера двое неизвестных увезли вашего квартиранта.
Вот именно, вашего квартиранта. Как говорят, в довольно жалком виде: на ногах — ни носков, ни ботинок…
Слушайте меня внимательно, господин Йонкер. Я имею все основания немедленно или самое позднее завтра утром арестовать вас за незаконные торговые операция. Какие? Вы знаете сами какие. На всякий случай ставлю вас в известность, что ваш дом под наблюдением полиции. Вам все понятно? Так вот, попрошу вас явиться сюда как можно скорее вместе с мадам Йонкер. Мы продолжим нашу сегодняшнюю беседу. Если ваша супруга откажется ехать, скажите ей, что нам о ней решительно все известно. Не исключено, что, кроме мосье Голлана, она встретит у нас и некоего Хобсона — он же Лысый Стэн.
Помолчите пока, господин Йонкер! Говорить будете потом и, поверьте, очень скоро. Вы уже замешаны в деле о подлогах; это, конечно, неприятно, но соучастие в убийстве куда хуже, не правда ли?
Думаю, что вы не знали о задуманном покушении на инспектора Лоньона, возможно, не знал об этом и мосье Голлан. Но боюсь, что сейчас в эти минуты готовится еще одно преступление, прямым соучастником которого вы рискуете стать! Речь идет о человеке, которого вы держали у себя взаперти. Вы еще спрашиваете, где он! Это вы мне скажите, кто и куда его увез. Нет! Не когда подъедете, а сейчас по телефону, немедленно, слышите, господин Йонкер!
До его слуха донесся женский шепот. Видно, Мирелла шептала что-то мужу на ухо. Что она там ему советует?
— Клянусь вам, господин Мегрэ…
— Повторяю, время не терпит!
Вскоре в трубке снова раздался голос Йонкера:
— Улица де Берри, 27-бис, Марио де Лючиа. Он и увез Фредерико…
— Фредерико — это художник, работавший в вашем ателье?
— Да. Фредерико Палестри.
— Так жду вас, господин Йонкер. Не забудьте — вместе с женой!
И, даже не взглянув на американского искусствоведа, Мегрэ снова снял трубку.
— Соедините меня с комиссариатом восемнадцатого района. Алло! Кто у телефона? Дюбуа? Возьмите с собой трех-четырех человек. Да, не меньше — это опасный тип. Поедете на улицу де Берри, 27-бис, подниметесь в квартиру Марио де Лючиа. Если он дома, что вполне возможно, берите его. Да, именно сейчас же — до утра ждать нельзя!..
В его квартире находится человек по имени Фредерико Палестри. Его незаконно лишили свободы. Доставите ко мне обоих как можно скорее. Да, вот еще что! У Марио де Лючиа должен быть маузер калибра 7,63. Если он спрятал пистолет — обыщите квартиру.
Мегрэ повернулся к Эду Голлану.
— Видите, дорогой мосье Голлан, зря вы возмущались. Правда, мне пришлось здорово попотеть, прежде чем я докопался до сути. По части картин, что подлинных, что поддельных, я, признаться, профан и до сих пор понятия не имел, как торгуют предметами искусства. К тому же ваш друг Йонкер настоящий джентльмен и умеет держать себя в руках.
Опять затрещал телефон. Мегрэ схватил трубку.
— Слушаю! Алло! Люка? Где ты? В отеле «Турнель»? Понятно! Он там? Ужинает в соседнем бистро? Да, можно его брать! Нет, нет, один не ходи. Позвони в районный комиссариат — пусть подошлют двух инспекторов. Как зачем? А если «пушка» — то эта у него? Если именно он маузером балуется? Навряд ли, конечно, мокрые дела не по его части. Но чем черт не шутит. Хватит с нас бедняги Лоньона…
Он вышел в коридор и приоткрыл дверь в комнату инспекторов.
— Ребята, принесите кто-нибудь пивка похолодней.
Вернувшись к себе, комиссар снова сел за стол и начал набивать трубку.
— Ну-с, мосье Голлан. Будем надеяться, что вашего художника еще не успели прикончить. Имя Марио де Лючиа ничего мне не говорит, но, возможно, он проходил в архивах — свяжемся с итальянской полицией. Впрочем, через несколько минут и так все узнаем. Признайтесь, что вам тоже не терпится.
— Я буду говорить только в присутствии моего адвоката метра Спэнглера.
— Жаль, конечно, что вы, человек известный и уважаемый, впутались в такое дело. Надеюсь, что метр Спэнглер найдет веские доводы в вашу защиту.
Пиво еще не успели принести, когда раздался телефонный звонок.
— Да. Дюбуа?
Некоторое время он молча слушал.
— Хорошо! Спасибо. Ты тут ни при чем. Немедленно сообщи обо всем в прокуратуру. Я сам попозже туда подъеду.
Мегрэ встал и пошел к двери, не обратив внимания на вопросительный взгляд американца. Тот побледнел.
— Что случилось? Клянусь вам, что, если…
— Сидите и помалкивайте.
Он взглянул в соседнюю комнату, где Жанвье отстукивал на машинке показания Маринетты, и сделал ему знак выйти в коридор.
— Осечка, шеф?
— Подробностей пока не знаю, но художника нашли повешенным на цепочке от бачка в ванной комнате. Его там держали взаперти. Марио де Лючиа исчез.
Поройся в архиве — может, найдешь на него что-нибудь. Но сначала дай тревогу по всем вокзалам, аэропортам, пограничным пунктам…
— А что делать с Маринеттой?
— Пусть подождет.
Тут комиссар увидел на лестнице чету Йонкеров. Следом за ними, приотстав немного, поднимался полицейский из восемнадцатого района.
— Мадам Йонкер, попрошу вас подождать меня здесь, — сказал Мегрэ, открывая дверь в инспекторскую.
Маринетта подняла голову. Она давно знала йонкершу в лицо и теперь, оказавшись с ней в одной комнате, с любопытством на нее смотрела. Мирелла, в свою очередь, окинула девушку оценивающим взглядом.
— А вы, господин Йонкер, следуйте за мной. Он провел его в небольшой кабинет, где до этого беседовал с Маринеттой.
— Прошу садиться.
— Вы нашли его?
— Да.
— Он жив?
Голландец был мертвенно бледен. От его самоуверенности не осталось и следа. За несколько часов он буквально одряхлел.
— Лючиа убил его?
— Его нашли повешенным в ванной.
— Я всегда говорил, что добром это не кончится.
— Кому говорили?
— Жене… И другим… Но главным образом ей, Мирелле…
— Что вы о ней знаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15