— Тогда мне не понадобится быть более точным. Я не намерен доказывать, что это красиво, но такое поведение свойственно людям. Журналисты — те не понимают и при каждом нашем любовном приключении пишут про любовь с первого взгляда. Жан! Принесите мою чековую книжку…
Ему оставалось только надеть смокинг; сделав это, ван Мелен взглянул на свои ручные часы.
— Вчера вечером они пообедали в городе, потом вместе зашли выпить по бокалу в какое-то кабаре, я не спросил в какое. Случилось так, что они встретили Марко в обществе толстой блондинки, голландки из высшего общества. Они только поздоровались издалека. Марко танцевал со своей спутницей. Луиза нервничала и, когда вернулась в «Георг Пятый» с Дэвидом, сказала ему в лифте, что хочет еще бутылку шампанского.
— Она много пьет?
— Слишком много. Дэвид тоже пил слишком много, но только по вечерам. Они поболтали о чем-то, сидя каждый перед своей бутылкой, потому что Дэвид пил только шотландское виски, и я предполагаю, что под конец разговор уже становился бессвязным. Луиза после того, как выпьет несколько бокалов, часто начинает чувствовать комплекс вины и обвинять себя во всех грехах нашего мира. Как она сказала мне сегодня в двенадцать дня, она заявила Дэвиду, что недостаточно хороша для него, что презирает себя за то, что она всего лишь сексуально озабоченная самка, но не может не побежать за Марко, чтобы попросить его взять ее обратно.
— А что ответил Уорд?
— Ничего. Я даже не уверен, что он ее понял. Вот почему я спросил у вас, есть ли доказательства того, что кто-то удерживал его в ванне. До полуночи или до часа ночи он держался, потому что начинал пить только в пять вечера. Но к двум часам у него начинало мутиться в голове, и меня много раз посещала мысль, что с ним может произойти несчастный случай, когда он принимает ванну. Я даже посоветовал ему всегда иметь рядом лакея, но он терпеть не мог быть во власти у кого-либо. По этой же причине он требовал, чтобы Арнольд жил в другом отеле. Я спрашиваю себя, не было ли это у него своего рода стыдливостью.
Теперь я сказал почти все. Луиза разделась, надела халат и, возможно, выпила глоток виски, поскольку бутылка шампанского была уже пуста. В этот момент она подумала, что причинила боль Дэвиду, и захотела пойти попросить у него прощения. Это совершенно в ее характере, поверьте мне, я ведь ее знаю. Луиза вышла в коридор. Она мне поклялась, что обнаружила дверь полуоткрытой. Она вошла… В ванной увидела, вы сами знаете что, и вместо того, чтобы позвать кого-нибудь, побежала к себе в номер и бросилась на кровать. Луиза говорит, что тогда действительно хотела умереть, и это вполне возможно. Она наглоталась снотворных таблеток, которые принимала еще в мое время, особенно после того, как вьпьет…
— Сколько было таблеток?
— Догадываюсь, о чем вы думаете. Возможно, вы правы. Она желала умереть, потому что смерть улаживала все, но была бы не прочь и остаться в живых, так? Было достаточно одного намерения — оно давало тот же результат. В любом случае она вовремя позвонила. Поставьте себя на ее место… Все это для нее было каким-то кошмаром, где действительность и плоды воображения перемешались так, что уже нельзя было отличить одно от другого.
В клинике, когда она пришла в сознание, ее подхватила и понесла жестокая действительность. Первая мысль Луизы была позвонить Марко, и она набрала его номер…
Никто не ответил. Тогда она позвонила в гостиницу на улице Понтье, где он иногда ночует, когда у него любовные свидания. Там его тоже не оказалось. Тогда она вспомнила обо мне и бессвязно сказала, что погибла, что Дэвид лежит мертвый, а сама она едва не умерла и жалеет, что не мертва тоже. Она стала умолять меня сейчас же примчаться к ней.
Я ответил, что это невозможно. После напрасной попытки добиться от Луизы подробностей случившегося, я посоветовал ей поехать в Орли и сесть там в самолет на Ниццу…
Это все, Мегрэ. Я послал ее в Лозанну, где она привыкла жить, не для того, чтобы укрыть от полиции, а для того, чтобы избавить от налета журналистов и просто любопытных людей, от всех осложнений, Которые не могут не начаться с минуты на минуту.
Вы говорите мне, что Дэвид был убит, и я вам верю.
А я заверяю вас, что убила его не Луиза, но я совершенно не представляю, кто мог это сделать. А теперь… — Он наконец надел смокинг. — Если меня будут спрашивать, я в «Спортинге»… — сказал он секретарю.
— Как быть, если спросят из Нью-Йорка?
— Скажите, что я подумал и отвечаю «нет».
— Хорошо, месье…
— Вы пойдете со мной, Мегрэ?
Они вместе сели в лифт. Когда он опустился на первый этаж, их ждал неприятный сюрприз: вспышка фотоаппарата прямо в глаза.
— Я должен был догадаться… — проворчал ван Мелен и бросился к выходу, оттолкнув по дороге стоявшего рядом с фотокорреспондентом маленького толстяка, который пытался встать у него на пути.
— Комиссар Мегрэ? — Коротышка оказался обозревателем одной выходившей на Берегу газеты. — Можно побеседовать с вами одну минуту?
Консьерж наблюдал за ними издалека и хмурил брови.
— Мы бы могли сесть где-нибудь в углу…
Мегрэ был достаточно опытным человеком, чтобы понять: прятаться не имеет смысла, потому что тогда ему припишут слова, которых он не говорил.
— Я полагаю, что не могу угостить вас бокалом чего-нибудь в баре? — продолжал журналист.
— Я только что выпил один бокал.
— У Йозефа ван Мелена?
— Да.
— Правда ли, что сегодня днем графиня Пальмиери была на Берегу?
— Правда.
Комиссар сел в огромное кожаное кресло, а репортер с блокнотом в руке устроился на краю стула напротив него.
— Я полагаю, что она подозреваемая номер один?
— Почему?
— Так нам передали по телефону из Парижа.
Видимо, кто-то поднял на ноги прессу — кто-то из «Георга Пятого» или из аэропорта. Может быть, один из инспекторов в Орли был в сговоре с людьми из какой-нибудь газеты?
— Вы упустили ее?
— Если быть точным, когда я прилетел в Ниццу, графиня уже снова улетела.
— В Лозанну, я это знаю. — Пресса не теряла времени зря. — Я только что позвонил в «Лозанна-Палас». Она приехала туда на такси из Женевы. Выглядела совершенно обессиленной. Отказалась отвечать на вопросы репортеров, которые ее ждали, и сразу же поднялась в свой номер. — Журналист, похоже, чувствовал удовольствие от того, что сообщает мало кому известную информацию самому комиссару Мегрэ. — Она заказала себе наверх бутылку шампанского, потом вызвала врача, и его приезда ждут с минуты на минуту. Считаете ли вы, что она убила полковника?
— Я думаю не так быстро, как вы и ваша журналистская братия.
— Вы отправитесь в Лозанну?
— Возможно.
— Полетите туда самолетом завтра утром? Известно ли вам, что третья жена полковника живет в Лозанне и что они с графиней Пальмиери терпеть не могут друг друга?
— Этого я не знал.
Странное интервью: новости сообщал не он, а репортер.
— В случае, если она виновна, я думаю, вы не имели бы права ее арестовать?
— Без документа о ее выдаче Франции — нет.
— Я полагаю, чтобы получить этот документ, необходимо предоставить формальные доказательства вины?
— Послушайте, мой друг, мне кажется, что вы сейчас экспромтом сочиняете свою статью. Так вот, я вам не советую писать ее в таком тоне. Речь ни об аресте, ни о выдаче не идет.
— Графиня не под подозрением?
— Об этом я ничего не знаю.
— То есть…
На этот раз Мегрэ рассердился.
— Нет! — воскликнул он так громко, что консьерж подскочил на месте. Это был почти крик. — Я ничего вам не сказал по той причине, что ничего не знаю, и, если вы припишете мне двусмысленности вроде тех, которые только что произнесли, вы обо мне услышите!
— Но…
— Совершенно ничего! — отрезал Мегрэ, вставая, и направился в бар. Он был так зол, что сам не заметил, как потребовал: — Мартини…
Бармен, видимо, узнал Мегрэ по фотографиям, потому что смотрел на него с любопытством. Два или три посетителя, сидевшие на высоких табуретах, повернулись и стали разглядывать комиссара. Несмотря на принятые консьержем меры предосторожности, все уже знали, что Мегрэ здесь.
— Где тут телефонные кабинки?
— Слева в коридоре…
Хмурый и готовый ворчать по поводу и без повода, Мегрэ заперся в первой с края кабинке.
— Пожалуйста, соедините меня с Парижем. Дантон 4420.
Телефонные линии не были перегружены, и он ждал всего пять минут, которые провел, вышагивая туда и обратно по коридору. Сигнал, вызывавший его, зазвенел раньше намеченного срока.
— Это уголовная полиция? Соедините меня с кабинетом инспекторов. Говорит Мегрэ… Алло! Люка еще на месте?
Мегрэ догадывался, что у трудяги Люка тоже был суматошный день и тот не мог уйти спать рано.
— Это вы, шеф?
— Да, я. Я в Монте-Карло… Есть новости?
— Вы, конечно, знаете, что, несмотря на все наши предосторожности, прессе уже все известно?
— Да, знаю.
— Третий выпуск «Франс-суар» вышел с большой статьей об этом на первой странице. В четыре дня прилетели из Лондона английские журналисты, и одновременно с ними — господин Филпс, что-то вроде адвоката или нотариуса…
— Солиситор…
— Да, именно так. Он очень хотел встретиться с самим главным шефом. Они заперлись вместе и оставались наедине больше часа. Когда Филпс вышел, на него налетели, стали брать интервью, фотографировать, так он ударил зонтом одного фотографа, едва не разбив его фотоаппарат…
— Это все?
— Здесь ходят слухи, что маленькая графиня, любовница Уорда, могла совершить это преступление, и утверждают, будто вы лично идете по ее следу. Мне звонил некто Джон Арнольд. Похоже, он в ярости…
— Еще что-нибудь есть?
— Журналисты заполонили «Георг Пятый», там вызвали свою охрану и приказали ей выставить их на улицу.
— Как Лапуэнт?
— Он здесь. И хочет с вами поговорить. Передать ему трубку?
Зазвучал голос Лапуэнта:
— Алло, шеф, вы слышите? Я сходил в американскую больницу в Нейи, как было решено. Расспросил медсестру, телефонистку и дежурную приемного покоя. Уходя, графиня Пальмиери оставила этой дежурной письмо и попросила отправить его по почте. Письмо было адресовано графу Марко Пальмиери, улица Этуаль. Поскольку в больнице я не узнал ничего интересного, я пошел по этому адресу. Это меблированные комнаты в довольно элегантном стиле. Я расспросил управляющую, с которой вначале никак не мог найти общего языка… Похоже, граф Пальмиери прошлой ночью не спал дома, что с ним бывает достаточно часто. Он вернулся к себе сегодня утром около одиннадцати; вид у него в это время был озабоченный, и он даже не заглянул в комнату консьержки посмотреть, нет ли ему писем. Меньше чем через полчаса он снова вышел из дому с маленьким чемоданом в руке.
С тех пор о нем ничего не знают.
Мегрэ молчал, потому что сказать было нечего, и чувствовал, что Лапуэнта там, на другом конце провода, его молчание сбивает с толку.
— Что мне делать? Продолжать его искать?
— Ищи, если хочешь…
Этот ответ был словно нарочно придуман для того, чтобы еще больше дезориентировать Лапуэнта.
— Вы не верите?..
Что ему совсем недавно сказал ван Мелен? Каждый человек способен убить, если имеет для этого достаточно сильный интерес. Страсть… Может ли она быть причиной преступления, если Луиза почти три года была женой другого и больше года любовницей полковника? И разве она не собиралась покинуть полковника как раз для того, чтобы вернуться к первому мужу?
Интерес? Какую выгоду мог получить Пальмиери от смерти Уорда?
Мегрэ почти пал духом, что с ним часто бывало в начале расследования. Всегда наступал момент, когда участники событий казались нереальными, а их поступки — лишенными логики и связи между собой.
В такое время Мегрэ был угрюмым, раздражительным и более грузным, чем обычно. Казалось, он даже становился толще. Молодой Лапуэнт, хотя и пришел в его команду позже всех, уже знал комиссара настолько, что даже по голосу в телефонной трубке понял, что происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20