— Жанвье рядом?
— Да.
— Передай ему трубку.
Жанвье было нечего сообщить. Он продежурил на улице Вано до полуночи, пока его не сменил Торранс.
— Бланш Ламот вернулась домой около одиннадцати одна, пешком. Поднялась к себе, и через полчаса свет в ее окнах погас.
— Никого с улицы Соссэ поблизости не было?
— Никого. Я могу сосчитать по пальцам всех, кто возвращался из кино или театра.
У Торранса дежурство было еще спокойнее. За всю ночь по улице Вано прошло всего семь человек.
— Свет в ее квартире зажегся в шесть утра. Она рано встает, видимо, чтобы управиться по хозяйству. Вышла она из дому в десять минут девятого и направилась на бульвар Сен-Жермен.
Мегрэ вернулся к стойке, допил перно, и так как оно было очень легкое, выпил еще стаканчик, пока набивал трубку.
Мегрэ вернулся в дом на бульваре Пастера: Лапуэнт звонил уже в третью квартиру, и он тоже принялся за работу.
Опрос людей — иногда очень долгое дело. В этот час в доме были только женщины, занимавшиеся хозяйством. Первым их движением было захлопнуть дверь: они принимали Мегрэ и Лапуэнта за коммивояжеров или за страховых агентов. При слове «полиция» все они вздрагивали.
Им задавали вопросы, но думали они совсем о другом: о супе, стоящем на плите, о ребенке, который играет на полу, о том, что надо бы выключить пылесос, а то он работает вхолостую. Некоторые были смущены, что их застали одетыми по-домашнему, и машинально поправляли волосы.
— Постарайтесь вспомнить утро вторника…
— Вторника, да…
— Не приходилось ли вам в то утро, примерно между десятью и двенадцатью, открывать дверь?
Первой из тех, кого опрашивал Мегрэ, во вторник утром вообще не было дома: она ходила в больницу к сестре, которой сделали операцию. Вторая — молодая женщина с ребенком на руках — без конца путала вторник и среду.
— Я была дома. Я всегда дома по утрам. За покупками я хожу во второй половине дня, когда возвращается муж.
— Вы открывали дверь?
Приходилось терпеливо, методично заставлять их вспоминать, что было во вторник утром. Задай им Мегрэ или Лапуэнт вопрос прямо: «Видели ли вы на лестнице или в лифте постороннего человека, который поднимался на пятый этаж?..» — они тут же ответили бы отрицательно, не дав себе даже труда подумать.
На четвертом этаже Мегрэ нагнал Лапуэнта, так как в его квартирах на третьем никого не оказалось дома.
За дверью каждой квартиры шла своя особая жизнь, как бы выключенная из жизни дома и города. На каждом этаже был свой запах, в каждой квартире свои обои, но жильцы были примерно одинаковые: работящие, честные люди, которые всегда немножко побаиваются полиции.
Мегрэ вступил в неравный бой с глухой старухой, которая не впускала его в квартиру и заставляла повторять каждый вопрос по нескольку раз. Одновременно он прислушивался к разговору Лапуэнта в квартире напротив.
— Почему вы требуете, — кричала старуха, — чтобы я открыла вам дверь? Эта ведьма консьержка, небось, обвиняет меня в том, что я подсматриваю за соседями?
— Да нет, мадам. Вас ни в чем не обвиняют.
— Тогда почему полиция приходит ко мне и допрашивает?
— Мы пытаемся установить личность одного человека…
— Какого человека?
— Человека, которого мы не знаем, но которого ищем.
— Кого вы ищете?
— Одного человека.
— А что он сделал?
Комиссар предпринял новую попытку втолковать ей, но в это время дверь напротив открылась. Лапуэнт сделал знак, что у него есть новости, и Мегрэ сразу оставил в покое раздосадованную старуху.
— Познакомьтесь с мадам Годри, патрон. Ее муж работает в банке на Итальянском бульваре. Сыну пять лет.
Мегрэ увидел малыша, который стоял позади матери, держась обеими ручонками за юбку.
— Она иногда посылает мальчика в ближайшую лавку, но только в такую, которая находится на этой стороне бульвара.
— Я не позволяю ему переходить улицу одному. Когда он выходит, я всегда оставляю дверь приоткрытой. И вот во вторник…
— Вы услышали, что кто-то поднимается по лестнице?
— Да. Я ждала Боба. Сначала я подумала, что это он. Большинство пользуется лифтом, но я ему еще не разрешаю.
— А я умею! — заявил мальчуган. — Я уже поднимался в нем.
— И был наказан за это. Короче, я выглянула как раз в тот момент, когда какой-то мужчина шел по площадке, направляясь на пятый этаж.
— В котором часу это было?
— Что-то около половины одиннадцатого. Я только что поставила на огонь рагу.
— Он заговорил с вами?
— Нет. Сначала я увидела только его спину. На нем было бежевое легкое пальто, кажется, из габардина, я не очень присматривалась. Он был широкоплечий, с довольно толстой шеей.
Она бросила взгляд на шею Мегрэ.
— Моих размеров?
Она запнулась, покраснела.
— Не совсем. Он немного моложе. Лет сорока, я думаю. Я увидела его лицо, когда он дошел до поворота лестницы. Он тоже бросил на меня взгляд и, казалось, был недоволен, что я смотрю на него.
— Он остановился на пятом этаже?
— Да.
— Позвонил в какую-нибудь дверь?
— Нет. Вошел в квартиру господина Пуана, хотя ему понадобилось некоторое время, чтобы открыть дверь.
— Как если бы он пробовал разные ключи?
— Мне трудно сказать, но, скорее, это производило впечатление, что он не очень привык к замку.
— Вы видели его, когда он уходил?
— Нет, он спустился на лифте.
— Через какое примерно время?
— Минут через десять.
— Вы все это время были на площадке?
— Нет. Но Боб все никак не возвращался, и дверь была приоткрыта. Я услышала, как лифт поднялся, остановился на пятом этаже, а потом спустился вниз.
— Кроме того, что он полный, вы могли бы что-нибудь еще сказать о нем?
— Это очень трудно. Я только заметила, что у него хороший цвет лица, как у человека, который любит поесть.
— Очки?
— Кажется, нет. Точно, нет.
— Он курил трубку, сигарету?
— Нет… Подождите… Я почти уверена, что он курил сигару. Мне это бросилось в глаза, так как мой деверь…
Все, включая и сигару, соответствовало приметам, которые хозяин бара на улице Жакоб сообщил о человеке, уведшем Пикмаля. Приметы эти могли подходить и к неизвестному, который на улице Вано залез в квартиру к мадемуазель Бланш.
Через несколько минут Мегрэ и Лапуэнт были уже на улице.
— Куда поедем?
— Подбрось меня на набережную. А сам поезжай на улицу Вано и улицу Жакоб. Проверь, не курил ли тот человек сигару.
Когда Мегрэ вернулся к себе в кабинет, Люка уже раздобыл фото, на котором Пикмаль, к сожалению, стоял во втором ряду, но снимок был достаточно четким, чтобы специалисты смогли сделать то, что нужно.
Мегрэ явился к начальнику Уголовной полиции, где провел около получаса, вводя его в курс событий.
— Это мне больше нравится! — выдохнул шеф, кома комиссар кончил свой рассказ.
— И мне тоже.
— Я совсем успокоюсь, когда мы узнаем — если вообще узнаем, — кто этот тип.
Оба думали об одном и том же, но предпочли не говорить об этом. Не исключено, что человек, на след которого они трижды натыкались, — их коллега с улицы Соссэ.
У Мегрэ там были приятели, особенно один, по фамилии Катру; он даже крестил его сына. Но обратиться к нему Мегрэ не решался. Если Катру что-нибудь знает, Мегрэ рискует поставить его в неловкое положение.
Фотография Пикмаля появится в вечерних газетах. И так ли уж это будет забавно, если человек, которого разыскивает Уголовная полиция, находится в Сюртэ?
Они ведь могут тут же «изъять его из обращения», так как он слишком много знает. Возможно, его доставили на улицу Соссэ и пытаются из него что-то вытянуть.
Газеты скоро сообщат, что этим делом занялась Уголовная полиция, в частности Мегрэ.
Сюртэ может, и никто ее в этом не упрекнет, через несколько часов после такого сообщения объявить, что задержала Пикмаля.
— Но вы точно уверены, — настаивал шеф, — что Пуан не виляет и ничего от вас не скрывает?
— Могу поклясться в этом.
— А те, кто его окружает?
— Мне кажется, тоже. Я интересовался каждым из них. Разумеется, я не все знаю про их жизнь, но то, что мне известно, заставляет думать, что преступника надо искать в другом месте. Письмо, которое я показывал вам…
— Маскулен?
— Вне всякого сомнения, он замешан в этой истории. Доказательством служит письмо.
— Что вы собираетесь предпринять?
— Возможно, мне это ничего не даст, но у меня почему-то появилось желание посмотреть на него вблизи. Для этого мне достаточно пойти позавтракать на Площадь Победы в «Камбалу», где, говорят, он обосновался.
— Будьте осторожны.
— Постараюсь.
Мегрэ зашел к инспекторам, чтобы дать кое-какие указания. Лапуэнт только что вернулся.
— Ну, как насчет сигар?
— Удивительно, что такую деталь заметила женщина. Хозяин бистро не смог сказать, что курил тот человек: трубку, сигару или сигарету, хотя он и провел у стойки более четверти часа. Но все-таки хозяин больше склоняется к сигаре. А консьержка в доме мадемуазель Бланш весьма категорична.
— Он курил сигару?
— Нет. Сигарету. Даже бросил окурок на лестницу и раздавил каблуком.
В час дня Мегрэ вошел в известный ресторан на площади Победы. В груди он чувствовал какой-то неприятный холодок: мериться силами с Маскуленом по меньшей мере неблагоразумно.
Против Маскулена у него не было никаких улик, кроме записки, которой депутат мог дать сотню правдоподобных объяснений. Кроме того, здесь Маскулен на своей территории. Мегрэ же был случайным человеком, и метрдотель только глянул на него, но не сдвинулся с места, чтобы им заняться.
— У вас найдется свободный столик?
— На сколько персон?
— Я один.
Большинство столов было занято. Раздавался приглушенный ровный гул голосов, которому аккомпанировал и звон вилок и бокалов. Метрдотель осмотрелся вокруг и подошел к небольшому столику, загнанному в угол у дверного тамбура. Были свободны еще три стола, но, заговори комиссар о них, ему бы явно ответили, что они уже заказаны. И это могло быть правдой.
По сигналу метрдотеля гардеробщица подошла к Мегрэ и взяла у него шляпу и пальто. Ждать, пока примут заказ, пришлось долго, так что у Мегрэ было время оглядеть зал.
Этот ресторан посещали важные особы, и за завтраком здесь можно было встретить только мужчин: финансистов, известных адвокатов, журналистов, политических деятелей; все они принадлежали примерно к одному кругу и издали обменивались приветствиями.
Кое-кто узнал комиссара, и, видимо, за некоторыми столами шепотом обсуждали его появление.
Жозеф Маскулен сидел за столиком в правом углу в обществе мэтра Пинара, адвоката, почти так же знаменитого, как и депутат, из-за неистовства, с которым он произносил защитительные речи.
Третий их сотрапезник сидел спиной к Мегрэ. Это был, по-видимому, немолодой человек, узкоплечий, с редкими седыми волосами, зачесанными на лысину. Только когда тот повернулся в профиль, Мегрэ узнал Совгрена, шурина и компаньона Нику. Комиссар видел его фото в газетах.
Маскулен, поглощавший в это время антрекот, уже успел заметить Мегрэ и не спускал с него пристального взгляда, словно в зале не было ничего более интересного. Сначала в его глазах было только любопытство, затем в них загорелся иронический огонек, а сейчас он, похоже, с интересом ожидал, что дальше будет делать комиссар.
Мегрэ составил наконец меню, заказал маленькую бутылку пуйи и, попыхивая трубкой, тоже воззрился на депутата. Разница между ними заключалась в том, что взгляд Мегрэ — как обычно в таких случаях — казался отсутствующим и ничего не выражающим. Можно было подумать, что человек, на которого он смотрит, ему так же безразличен, как белая стена, и мысли его заняты только дьеппской камбалой, которую он заказал.
Комиссар в общем-то очень мало знал о Нику и его фирме. Ходили слухи, что у Совгрена до того, как лет двенадцать назад его сестра вышла замуж за Нику, не было ни гроша: единственное, что он имел, это имя. Сейчас у него была контора на авеню Республики, недалеко от конторы Нику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20