В ту же секунду женщина в черном глянула на него, потом на первую страницу газеты и снова на него.
— Полагаю, что должна разрешить вам подняться, Господин Мегрэ. Второй этаж налево.
— Он давно живет здесь?
— В декабре будет одиннадцать лет.
— Его секретарь живет с ним? Она хихикнула.
— Конечно, нет.
У Мегрэ создалось впечатление, что она поняла его.
— Они часто работают до позднего вечера?
— Часто. Почти всегда. Мне кажется, что господин Маскулен самый занятой человек в Париже. Сколько времени надо, чтобы только ответить на письма, которые он получает.
Мегрэ чуть было не показал ей фотографию Бенуа и не спросил, видела ли она его, но вовремя удержался. Она, безусловно, расскажет об этом Маскулену, а Мегрэ предпочитал пока не раскрывать свои карты.
— Вы связаны с его квартирой отдельным телефоном?
— Откуда вы знаете?
Об этом нетрудно было догадаться: на стене, кроме обычного аппарата, висел еще один, без диска.
Значит, она предупредит его о приходе Мегрэ, как только они с Лапуэнтом выйдут на лестницу. Но это не имеет значения. Он мог бы и помешать ей, оставив в привратницкой Лапуэнта.
На звонок откликнулись не сразу; чуть погодя дверь открыл сам Маскулен и даже не дал себе труда разыграть удивление при виде Мегрэ.
— Я так и предполагал, что вы придете сами и именно сюда. Входите.
В прихожей кипы газет, журналов, отчетов о парламентских заседаниях загромождали весь пол. В следующей комнате, которая служила гостиной и выглядела ничуть не привлекательней, чем приемная зубного врача, была та же картина. Маскулена, по-видимому, не интересовали ни роскошь, ни комфорт.
— Вы, вероятно, хотите взглянуть на мой кабинет?
В его иронии, в манере как бы предвосхищать намерения собеседника было что-то оскорбительное, но комиссар сохранял спокойствие.
Он ограничился колкостью:
— Вы, видимо, путаете меня с вашей поклонницей, которая пришла к вам за автографом.
— Сюда, пожалуйста.
Маскулен распахнул обитую кожей дверь, и они очутились в просторном кабинете с двумя окнами, выходящими на улицу. Две стены были полностью заставлены полками с бумагами. Кроме бумаг, там стояли книги по юриспруденции, как у любого адвоката, и на полу лежали кипы газет и папок — как в каком-нибудь министерстве.
— Знакомьтесь, мой секретарь Рене Фальк.
Ему было не больше двадцати пяти. Хрупкий блондин, с капризным, каким-то детским выражением лица.
— Очень приятно, — пробормотал он, смотря на Мегрэ так же, как Бланш в первую их встречу.
Как и она, он, должно быть, был фанатично предан своему патрону и в каждом чужом видел врага.
— Документ при вас? Надеюсь, в нескольких экземплярах?
— В трех. Два из них я попрошу вас подписать, поскольку вы выразили такое желание, а третий — для вашего архива; впрочем, можете использовать его по вашему усмотрению.
Маскулен взял документы, один экземпляр протянул секретарю, который начал читать одновременно с ним. Сев за стол и взяв перо, Маскулен стал править — тут добавлял запятую, там зачеркивал слово, всякий раз обращаясь к Лапуэнту:
— Надеюсь, вы не обидитесь?
Дойдя до конца, он подписал, перенес правку в другую копию и тоже подписал.
Мегрэ протянул руку, но Маскулен не отдал ему листки. Правку в третий экземпляр он вносить не стал.
— Все верно? — спросил он у секретаря.
— Полагаю, что да.
— Давайте тогда на машину.
Маскулен бросил на комиссара насмешливый взгляд.
— Какие только меры предосторожности не приходится принимать человеку, у которого столько врагов, сколько у меня. Особенно, если множество людей заинтересовано в том, чтобы кое-какие документы не увидели света.
Фальк вошел, не закрыв за собой дверь, в узкую комнату, не то бывшую кухню, не то ванную, где на белом деревянном столе стояла фотокопировальная машина.
Секретарь нажал на кнопки. Машина негромко зажужжала, а он закладывал в нее один за другим машинописные листы и одновременно с ними листы специальной бумаги. Мегрэ, который был знаком с такими аппаратами, но почти никогда не встречал их у частных лиц, следил за операцией с кажущимся безразличием.
— Великолепное изобретение, не правда ли? — произнес Маскулен все с той же ехидной улыбкой. — Можно оспаривать текст, перепечатанный на машинке, но вот против копии, сделанной на такой машинке, не поспоришь.
На лице Мегрэ появилась легкая улыбка. Депутат заметил ее.
— О чем вы думаете?
— Задаю себе вопрос, не нашлось ли среди людей, у которых оказался отчет Калама, человека, догадавшегося скопировать его на такой машине?
Маскулен дал возможность Мегрэ увидеть этот аппарат, конечно же, не по недосмотру. — Фальк мог уйти на минутку с документами так, чтобы, комиссар не догадался, что он делает с ними в соседней комнате.
Последний лист копии выполз из щели, и секретарь разложил их, еще влажные, на столе.
— А ведь неплохую шутку я сыграю с теми, кто заинтересован в том, чтобы замять это дело, не правда ли? — ухмыльнулся Маскулен.
Мегрэ молча смотрел на него, отсутствующим и вместе с тем тяжелым взглядом.
— Неплохую, — подтвердил он, и трудно было догадаться, что от этих слов у него по спине пробежали мурашки.
Глава 8
Поездка в Сен-Пер
Когда они доехали, до бульвара Сен-Жермен, часы показывали половину седьмого, и во дворе министерства было пусто. Пройдя через двор и уже подойдя к двери здания, Мегрэ и Лапуэнт услышали сзади голос:
— Эй, вы! Куда идете?
Сторож не видел, как они пришли. Они остановились, повернулись к нему. Прихрамывая, он подошел к ним, бросил взгляд на значок, который показал Мегрэ, а потом на его лицо и пробормотал:
— Извините. Я только что видел ваше фото.
— Очень хорошо. Раз уж вы здесь, скажите, пожалуйста… — у Мегрэ уже начало входить в привычку вытаскивать из бумажника фотографию, — …вам приходилось видеть это лицо?
Сторож, боясь совершить еще один промах, надел очки с толстыми стеклами в стальной оправе и стал внимательно изучать фото. Он не говорил ни да, ни нет. Казалось, он хочет, чтобы опять не попасть впросак, спросить, о ком идет речь, но не решается.
— Он сейчас немного постарше, верно?
— На несколько лет.
— У него двухместный черный автомобиль старой модели?
— Возможно.
— Тогда я, наверно, именно его ругал за то, что он поставил свой автомобиль во дворе на стоянке для министерских машин.
— Когда это было?
— Не помню точно дня. Где-то в начале недели.
— Он не назвал свою фамилию?
— Нет, пожал плечами и поставил машину на другом конце двора.
— Он поднялся по главной лестнице?
— Да.
— Попытайтесь, пока мы будем наверху, вспомнить день.
Дежурный еще находился на своем посту — я читал газеты. Мегрэ и ему показал фотографию. Тот покачал головой.
— Когда он мог приходить?
— В начале недели.
— Меня здесь не было. Я брал отпуск на четыре дня: у меня умерла жена. Спросите лучше Жозефа. Он будет здесь на будущей неделе. Доложить о вас господину министру?
Через минуту Огюст Пуан сам открыл им дверь своего кабинета. Он выглядел усталым, но спокойным. Не набросился на Мегрэ и Лапуэнта с вопросами. Бланш и Флери тоже находились в кабинете. На маленьком столике стоял портативный приемник, очевидно, принадлежащий министру, и все трое внимательно слушали какую-то передачу.
»…заседание было коротким и посвящалось исключительно текущим делам, но в кулуарах весь день царило волнение. Циркулируют самые разнообразные слухи. Говорят, что в понедельник состоится сенсационный запрос в парламенте, но пока еще неизвестно…»
— Выключите! — сказал Пуан секретарше.
Флери направился к двери, но Мегрэ остановил его.
— Вы нам не помешаете, господин Флери. И вы, мадемуазель, тоже.
Пуан встревоженно посмотрел, не догадываясь, что собирается делать комиссар. В то же время у него было такое лицо, словно он настолько поглощен своими мыслями, что почти ничего не замечает. Могло показаться, что он мысленно составляет план кабинета: он посматривал то на стены, то на двери, то на окна.
— Вы разрешите, господин министр, задать несколько вопросов вашим сотрудникам?
Сначала Мегрэ обратился к Флери:
— Я полагаю, что в момент визита Пикмаля вы находились в своем кабинете?
— Но я не знал, что…
— Тогда, да. Но теперь знаете. Где вы были в это время?
Флери указал на приоткрытую двустворчатую дверь.
— Там — ваш кабинет?
— Да.
Комиссар подошел взглянуть.
— Вы были одни?
— Мне трудно сейчас ответить на этот вопрос. Я очень редко бываю подолгу один. Весь день посетители. Как правило, часть из них принимает господин министр — наиболее важных. Остальными занимаюсь я.
Мегрэ подошел и открыл дверь, которая вела из кабинета Флери в приемную.
— Посетители проходят через эту дверь?
— Как правило. За исключением тех, которых сначала принял господин министр, а потом по тем или иным причинам направил ко мне.
Зазвонил телефон. Пуан и Бланш посмотрели друг на друга. Затем она сняла трубку.
— Господина министра нет.
Она слушала с неподвижным взглядом. Виду нее был усталый.
— Все то же?
Она утвердительно кивнула.
— Он говорит, что его сын…
— Перестаньте.
Пуан повернулся к Мегрэ.
— Начиная с полудня беспрестанно звонит телефон. Несколько раз я сам брал трубку. Большинство говорит одно и то же: «Если ты не перестанешь скрывать подробности клерфонского дела, с тебя сдерут шкуру!» Бывают и варианты. Некоторые говорят вежливо. Иногда даже представляются. Это родители детей, которые погибли во время катастрофы. Одна женщина взволнованно прокричала в трубку: «Вы же не станете покрывать убийц! Если вы не уничтожили отчет Калама, обнародуйте его, чтобы вся Франция узнала…»
Под глазами у Пуана были темные круги, а кожа посерела, как обычно у людей, которые не спят по ночам.
— Только что мне звонил из Ла-Роша председатель комитета нашего избирательного округа, услышавший по радио мое заявление. Этот человек был близким другом моего отца и знает меня с детства. Он ни в чем меня не обвинял, но я чувствовал, что он сомневается.
«Здесь ничего не могут понять, сынок, — грустно сказал он мне. — Здесь знают твоих родителей и думали, что знают тебя. Даже если эти типы все сядут в тюрьму, ты все равно обязан сказать все, что тебе известно».
— Скоро вы это сможете сказать, — пообещал Мегрэ. Пуан вскинул голову и, боясь, что неправильно расслышал, недоверчиво спросил:
— Вы, правда, так думаете?
— Сейчас я уверен в этом.
Флери стоял, прислонясь к высокому столику на другом конце кабинета. Мегрэ протянул фотографию Бенуа министру. Тот посмотрел на нее, ничего не понимая.
— Кто это?
— Вы его не знаете?
— Его лицо мне ни о чем не говорит.
— Он не приходил к вам в последние дни?
— Если он приходил ко мне, его имя должно быть зарегистрировано в приемной.
— Не покажете ли вы мне вашу комнату, мадемуазель Бланш?
Флери издали не мог видеть фотографию, и Мегрэ отметил, что он грызет ногти; видно, эта дурная привычка сохранилась у него с детства.
Дверь в комнату секретарши, соседствующую с кабинетом Флери, была одностворчатой.
— Когда пришел Пикмаль и ваш патрон попросил вас оставить их вдвоем, вы ушли сюда? — Она кивнула головой.
— Вы закрыли за собой дверь? Опять кивок.
— Вы могли бы слышать то, что говорится в кабинете?
— Если бы я приложила ухо к двери и там говорили бы достаточно громко.
— Но вы этого не сделали?
— Нет.
— И никогда так не делали?
Она предпочла не отвечать. Возможно, она иногда и подслушивала, к примеру, когда Пуан принимал даму, которая ей казалась красивой или опасной.
— Вам знаком этот человек?
Она ожидала этого вопроса, так как успела бросить взгляд на фото, когда его рассматривал министр.
— Да.
— Где вы его видели?
Чтобы те двое не услышали, она ответила тихо:
— В соседнем кабинете.
И показала пальцем на перегородку, которая отделяла ее комнату от кабинета Флери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20