— Простите, не понял.
— Это карточная игра.
— Который был час?
— Около двух. Мы никогда не ложимся рано.
— Вы не видели и не слышали ничего особенного?
— Из-за мистраля ничего не было слышно.
— Сегодня вечером вы придете в «Ковчег»?
— Возможно.
— Благодарю вас.
На минуту Мегрэ и м-р Пайк остались одни, и комиссар посмотрел на коллегу своими большими сонными глазами. У него было такое ощущение, что все это несерьезно, что надо было совсем иначе браться за дело.
Например, он охотно потолкался бы на площади, на ярком солнце, покурил бы трубку, глядя на игроков в шары, которые начали долгую партию; он охотно побродил бы по гавани, посмотрел бы, как рыбаки чинят сети, познакомился бы со всеми Галли и Моренами, о которых упоминал Леша.
— Я полагаю, мистер Пайк, что у вас следствие ведется по всем правилам, не так ли?
— Бывает по-разному. Например, из-за преступления, которое было совершено два года назад возле Брайтона, один мой коллега больше двух месяцев жил в деревенской гостинице, проводя целые дни на рыбной ловле, и каждый вечер пил пиво с местными жителями.
Об этом-то как раз и мечтал Мегрэ, и отказался он от этого именно из-за м-ра Пайка!
Когда вошел Леша, видно было, что он не в духе.
— Майор не захотел прийти, — объявил инспектор. — Он бездельничает у себя в саду. Я сказал, что вы просите его зайти сюда. Майор ответил, что если вы хотите его видеть, то можете сами зайти к нему распить бутылку вина.
— Это его право.
— Кого вы теперь думаете допросить?
— Никого. Я хотел бы, чтобы вы позвонили в Йер.
Наверное, в «Ковчеге» есть телефон? Вызовите Жинетту из отеля «Пальмы». Передайте ей от моего имени, что я был бы рад, если бы она приехала поболтать со мной.
— А где я вас найду?
— Не знаю, право. Наверное, в гавани.
Мегрэ с Пайком медленно пересекли площадь; люди провожали их взглядами. Можно было подумать, что они глядят на комиссара с недоверием; на самом же деле они просто не знали, как подойти к знаменитому Мегрэ. А он, со своей стороны, чувствовал себя «чужаком», как здесь принято говорить. Но он понимал, что нужно совсем немного, чтобы у каждого из них развязался язык, может быть, даже слишком развязался.
— У вас не сложилось впечатления, мистер Пайк, что мы находимся где-то очень далеко? Смотрите! Там видна Франция, до нее двадцать минут на лодке, а обстановка здесь для меня такая непривычная, словно я попал в сердце Африки или Южной Америки.
Ребятишки бросали свои игры, чтобы поглазеть на них. Они дошли до «Гранд-отеля», откуда видна была гавань, и Леша уже догонял их.
— Я не смог дозвониться до Жинетты, — доложил инспектор. — Она уехала.
— Вернулась в Ниццу?
— Вероятно, нет, поскольку она сказала хозяину отеля, что приедет завтра утром и успеет на похороны.
Мол, шлюпки всех цветов, большая яхта «Северная звезда», загромождавшая гавань у острого выступа скал…
Люди глядели на приближавшийся к берегу катер.
— Это «Баклан», — проговорил Леша. — Значит, скоро пять часов.
Мальчишка, на фуражке которого было написано золотыми буквами «Гранд-отель», ожидал возможных клиентов, стоя возле тачки, предназначенной для багажа. Белое суденышко приближалось, рассекая воду, и Мегрэ скоро различил на носу ее женский силуэт.
— Наверное, Жинетта спешит встретиться с вами, — сказал инспектор. — Все в Йере уже, должно быть, знают, что вы здесь.
Любопытно было смотреть, как люди в лодке постепенно увеличивались, а контуры их прояснялись, словно на фотопленке. Особенно странно было узнать Жинетту в этой толстой, исполненной собственного достоинства женщине, одетой в шелка и размалеванной.
Но в конце концов, разве сам Мегрэ не был стройнее, когда познакомился с ней в пивной на площади Терн, и не испытывала ли она сейчас такое же разочарование, глядя на него с палубы «Баклана»?
Ей помогли сойти на берег. Кроме нее и Батиста, капитана, в лодке были только немой матрос и почтальон. Мальчишка в фуражке с галуном хотел взять ее багаж, но она сказала:
— В «Ноев ковчег»!
Жинетта направилась к Мегрэ и вдруг смутилась, возможно, из-за м-ра Пайка, с которым была не знакома.
— Мне сообщили, что вы здесь. Я подумала, может, вы захотите поговорить со мной. Бедный Марсель!..
Она не называла его Марселеном, как другие. Не разыгрывала глубокого горя. Это была теперь зрелая женщина, упитанная и спокойная, с чуть заметной, немного разочарованной улыбкой.
— Вы тоже остановились в «Ковчеге»?
Леша взял ее чемодан. Она, по-видимому, знала остров и шла уверенно, неторопливо, как женщина, страдающая одышкой или не привыкшая к свежему воздуху.
— Если верить газетам, он был убит потому, что говорил о вас. Вы этому верите?
Время от времени она с любопытством и тревогой поглядывала на м-ра Пайка.
— Можете говорить при нем. Это мой приятель, коллега из Англии, он приехал провести со мной несколько дней.
Она с очень светским видом слегка поклонилась человеку из Скотленд-Ярда и вздохнула, взглянув на пополневшую талию комиссара:
— А я изменилась, не правда ли?
Глава 4
Помолвка Жинетты
Забавно было видеть, как она вдруг застыдилась и оправила юбку, потому что лестница была крутая, а Мегрэ поднимался вслед за ней.
Она вошла в «Ковчег», как к себе домой, и спросила самым естественным тоном:
— Найдется для меня комната, Поль?
— Придется тебе занять маленькую, возле ванной.
Потом она повернулась к Мегрэ:
— Вы не хотите подняться на минутку, господин комиссар?
Эти слова прозвучали бы двусмысленно в том доме, которым она управляла в Ницце, но здесь в них не было ничего особенного. Однако она неправильно поняла колебания Мегрэ, который из-за какого-то кокетства продолжал вести дознание, ничего не скрывая от м-ра Пайка. На мгновение на губах ее появилась почти профессиональная улыбка.
— Я ведь не опасна, вы знаете.
Странная вещь! Инспектор Скотленд-Ярда заговорил по-английски, может быть, из деликатности. Он сказал французскому коллеге только одно слово:
— Please.
Первой по лестнице поднималась Жожо с чемоданом.
Юбка у нее была коротенькая, и из-под нее выглядывали розовые трусики, обтягивавшие маленький зад. Видимо, это и побудило Жинетту снова оправить платье.
В номере кроме кровати можно было сесть на стул с соломенным сиденьем — комната была маленькая, полутемная, со слуховым окном. Жинетта сняла шляпу, со вздохом облегчения опустилась на край кровати и тут же, сбросив туфли на очень высоких каблуках, растерла наболевшие пальцы ног.
— Вам неприятно, что я попросила вас подняться?
Внизу разговаривать невозможно, а идти куда-нибудь У меня не было сил. Посмотрите, как распухли у меня щиколотки. Можете закурить трубку, господин комиссар. — Жинетте было не по себе. Чувствовалось, что она говорит для того, чтобы выиграть время. — Вы не очень на меня сердитесь?
Хотя Мегрэ и понял, что она имеет в виду, он, тоже желая выиграть время, ответил:
— За что?
— Я прекрасно знаю, что вы были разочарованы.
А все же я не так уж тут виновата. Благодаря вам я провела в санатории самые счастливые годы своей жизни. Мне ни о чем не надо было заботиться. Там был врач, который немного напоминал вас: он очень хорошо ко мне относился. Приносил книги. Я целые дни читала. До того, как я попала туда, я была совсем необразованная. И когда я чего-нибудь не понимала, он объяснял. У вас нет сигареты? Ну, ничего. К тому же мне лучше не курить.
Я пробыла в санатории пять лет, и мне уже стало казаться, что я проведу там всю жизнь. Мне там понравилось. В противоположность другим, мне не хотелось уходить оттуда.
Когда мне объявили, что я выздоровела и могу уехать, клянусь вам, я скорее испугалась, чем обрадовалась. Оттуда, где мы жили, видна была долина, почти всегда скрытая легкой дымкой, а порой густыми облаками, и я боялась спускаться туда. Я хотела бы остаться в качестве сиделки, но у меня не было необходимых для этого знаний, а чтобы мыть полы или помогать на кухне, не хватало сил.
Что бы я стала делать там, внизу? Я привыкла есть три раза в день. И знала, что у Жюстины мне это будет обеспечено.
— Почему вы приехали сегодня? — спросил Мегрэ довольно холодным тоном.
— Разве я вам сейчас не сказала? Сначала я поехала в Йер. Мне не хотелось, чтобы на похоронах бедного Марселя никто не шел за гробом.
— Вы все еще любили его?
Она немного смутилась.
— Мне кажется, я его по-настоящему любила. Я много говорила с вами о нем, когда вы заботились обо мне после его ареста. Знаете, Марсель был неплохой человек. В сущности, даже наивный, я сказала бы, застенчивый. И как раз потому, что был застенчивый, хотел вести себя, как другие. Но только он перехватывал через край. Там, в горах, я все это поняла.
— И вы его разлюбили?
— Мои чувства к нему изменились. Я видела других людей. Могла сравнивать. Доктор помог мне понять.
— Вы были влюблены в этого доктора?
Она несколько нервно засмеялась.
— Я думаю, что в санатории все более или менее влюблены в своих врачей.
— Марселей вам писал?
— Иногда.
— Он надеялся, что вы опять будете жить вместе?
— Первое время, кажется, да. Потом он тоже изменился. Мы оба изменились, но по-разному. Он очень быстро постарел, почти сразу. Не знаю, видели ли вы его с тех пор. Прежде он хорошо одевался, следил за собой. Был гордый. А потом… с тех пор, как он случайно приехал на побережье…
— Это он устроил вас к Жюстине и Эмилю?
— Нет. Я знала Жюстину понаслышке. Я сама явилась к ней. Она взяла меня на испытательный срок как помощницу, потому что для другого я уже не годилась.
Там, в горах, мне сделали четыре операции, у меня все тело в рубцах.
— Я спросил вас, почему вы приехали сегодня.
Мегрэ неустанно возвращался к этому вопросу.
— Когда я узнала, что это дело ведете вы, я, конечно, подумала, что вы вспомните обо мне и велите меня разыскать. Это, разумеется, потребовало бы времени.
— Если я правильно понял, то с тех пор, как вы вышли из санатория, вы больше не общались с Марселем, но посылали ему деньги?
— Случалось. Я хотела, чтобы он мог иногда доставить себе какое-нибудь удовольствие. Он не показывал виду, но у него бывали трудные времена.
— Он вам это говорил?
— Говорил, что он неудачник, что всегда был неудачником, что не способен даже стать настоящим подлецом.
— Он говорил вам это в Ницце?
— Он никогда не приезжал ко мне в «Сирены». Знал, что это запрещено.
— Значит, здесь?
— Да.
— Вы часто бываете на Поркероле?
— Почти каждый месяц. Жюстина теперь слишком стара, чтобы самой проверять свои заведения, а господин Эмиль никогда не любил разъезжать.
— Вы ночуете здесь, в «Ковчеге»?
— Всегда.
— А почему Жюстина не предоставит вам комнату у себя? У нее же довольно большая вилла.
— Она никогда не позволяет женщинам ночевать под своей крышей.
Он понял, что затронул чувствительное место, но Жинетта все еще не поддавалась.
— Боится за сына? — пошутил он, раскуривая трубку.
— Это может показаться смешным, а между тем это правда. Она всегда заставляла его держаться за ее юбку; поэтому по характеру он и стал скорее похож на девицу, чем на мужчину. Она до сих пор обращается с ним, как с ребенком. Он шагу не смеет ступить без ее разрешения.
— А женщин он любит?
— Скорее боится. Я говорю, вообще. Знаете, у него нет к этому склонности. Здоровьем он никогда не отличался. Он все время лечится, принимает лекарства, читает медицинские книги.
— А еще почему, Жинетта?
— Что?
— Почему вы приехали сюда?
— Так я же вам сказала.
— Нет.
— Я подумала, что вы, наверное, заинтересуетесь господином Эмилем и его матерью.
— А точнее?
— Вы не такой, как другие полицейские, и все же…
Когда случается что-нибудь мерзкое, всегда подозревают людей определенной среды.
— И вы считали нужным мне сказать, что господин Эмиль не имеет отношения к смерти Марселя?
— Я хотела объяснить вам…
— Объяснить что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20