Тело его бесформенной грудой валялось у левого борта, куда откатилось во время последнего крена яхты. Голова безвольно болталась, я смутно различала во тьме лицо – не бледный овал, как прежде, а лишь половину... наверное, вторая половина потемнела от крови. Но потом «Алистер» оседлал очередную волну, и холодная соль, должно быть, резко привела Мэннинга в чувство: голова зашевелилась, приподнялась с палубы, рука с устрашающей уверенностью потянулась к сиденью, ища опоры, чтобы подтянуться...
Я рванула румпель и круто положила яхту на правый борт. Рука Годфри сорвалась, и он покатился по палубе. Теперь или никогда. Отпустив румпель, я сорвала с крючка у себя за спиной ракетницу, молясь, чтобы веревка оказалась достаточно длинной и я смогла дотянуться до своего противника, который тем временем уже крепко ухватился левой рукой за скамью, а правой вытаскивал что-то из кармана.
Подняв металлическую трубку, я ринулась вперед.
Слишком поздно: в руке у него сверкнул пистолет. Годфри что-то кричал – слова терялись в шуме ветра, скрипе рангоутов и треске гика. Но смысл их был совершенно ясен. Я выронила ракетницу и отпрыгнула назад за кормовое сиденье.
Бледная половина лица повернулась ко мне. Дуло пистолета поднялось.
Я отчаянно дернула висящий рядом спасательный круг. Он поддался с неожиданной легкостью, и я прижалась к нему, загораживаясь как щитом. Когда я схватилась за комингс и подтянулась наверх, рукоятки управления оказались как раз у меня под ногами. Пинком ноги открыв дроссельный клапан на всю мощь, я метнулась к ограждению.
«Алистер» с ревом рванулся вперед. Годфри отпустил сиденье, отер свободной рукой кровь с глаз, направил дуло пистолета вслед мне и нажал на курок.
Выстрела я не слышала, лишь видела, как тоненькая струйка дыма взвилась вверх и тотчас же развеялась по ветру. Я схватилась за живот, сложилась пополам и полетела вниз головой в море.
Легкие невыносимо болели. Я глотнула соленой воды и закашлялась, задыхаясь и сражаясь с массой черной воды, пока первобытный инстинкт не вывел меня обратно на поверхность. Глаза саднило и жгло. Кругом царила кромешная тьма. Мои руки молотили по воде, ноги брыкались, как при повешении, а потом я снова пошла вниз, вниз, вниз...
Холодная вода, сомкнувшаяся надо мной во второй раз, окончательно привела меня в чувство. Годфри. Выстрел, который не попал в меня, – еще бы, в тусклом полумраке и на борту дико пляшущей яхты! Спасательный круг, вырвавшийся из рук при падении: от собственных же моих неловких манипуляций с ракетницей веревка накрепко запуталась в крючках. Яхта, которую я послала на полной скорости вперед, подальше от этого места, хотя владелец без труда мог справиться с управлением и вернуться, чтобы убедиться наверняка...
Я сражалась с паникой, как сражалась с морем. Во второй раз мне удалось вынырнуть довольно легко, и теперь густая мгла не пугала, а обнадеживала. Я скинула туфли, и даже от потери этой, совсем небольшой, тяжести мне сразу стало гораздо легче. Я барахталась в воде, задыхаясь и пытаясь оглядеться как следует.
Тьма. Ничего, кроме тьмы, шума ветра и моря. Потом я услышала мотор – далеко ли, я разобрать не могла, но в паузах между порывами ветра казалось, что звук приближается. Ну конечно, Годфри просто обязан был вернуться и поглядеть, что там со мной. Я, правда, надеялась, что он подумает, будто я ранена или убита и не смогу выплыть, но вряд ли он стал бы рисковать. Он вполне мог оставаться здесь, бороздя море между мной и берегом, пока не найдет меня...
Огромная волна подхватила меня и подбросила вверх, и, вознесясь на ее гребень, я увидела его – он зажег бортовые огни, и «Алистер», уже без паруса, тихонько скользил на половинном ходу, рыская по волнам. Яхта была еще довольно далеко и двигалась в сторону, но она ведь могла и вернуться...
И что хуже, она находилась между мной и землей. Теперь я слабо различала и берег, черную массу, испещренную слабыми огоньками. Отсюда она казалась гораздо более далекой, чем с палубы «Алистера».
С полмили, сказал он. Мне в жизни не проплыть полмили, тем более в этом море. Вода была теплой, и держаться на плаву не составляло труда, а на мне не было ничего тяжелого и сковывающего, но как пловец я не достигала класса Спиро и вряд ли могла надеяться на его везение. Единственно, на что я могла отважиться, – это плыть прямиком к ближайшей земле, и если Годфри продолжит охоту, то непременно меня увидит.
Он повернул и теперь по широкой дуге возвращался обратно, все еще отрезая меня от берега. Вокруг пенились и опадали белые гребни волн. Я неслась ввысь на стеклянных холмах, вершины которых уходили к черному небу, а ночь кругом казалась сплошным водоворотом мокрых звезд. Пена залетала мне в глаза, в рот. Мое тело больше не было моим, оно стало каким-то незнакомым механизмом, холодным и плавучим. Я могла лишь держаться на поверхности, пытаясь двигаться в нужном направлении и позволяя морю нести меня.
Поднявшись на очередной гребень, я вдруг различила в воздухе явственный запах бензина и увидела свет всего в каких-то двухстах ярдах. Мотор работал на самом нижнем пределе и лишь слегка рокотал, яхта медленно кружила вокруг направленного вниз, в воду, луча. Мне даже показалось, что я вижу, как Годфри перегнулся за борт и что-то выудил – по всей вероятности, мою туфлю, оставшуюся на плаву из-за резиновой подошвы. Он мог принять это за доказательство того, что я утонула, хотя, с другой стороны, мог описывать вокруг этого места все более широкие круги, пока не наткнется на меня...
И тут невдалеке показался новый огонек, тусклее, чем «алистеровский», и расположенный выше над водой. Фонарь «Алистера» мгновенно погас. До меня донеслось постукивание чужого мотора, и новый свет приблизился. Прозвучал слабый оклик. То допотопное старое корыто из Кентромы приплыло взглянуть на странный луч.
Мотор «Алистера» взревел на полную мощь. Я слушала, как он постепенно удаляется, пока последний слабый отзвук мотора не потонул в шуме ветра.
Тогда я закричала.
У меня вышел лишь слабый, сдавленный звук, еле слышный вопль, унесенный ветром и затерявшийся среди криков чаек. Не знаю, быть может, лодка из Кентромы попыталась идти вслед «Алистеру», но я потеряла ее желтый огонек из виду задолго до того, как окончательно выбилась из сил, сдалась и сосредоточилась на том, чтобы плыть, а не просто держаться на воде.
Тогда-то я вдруг поняла, что море несет меня. Я была с подветренной стороны от гигантского изгиба Корфу, где Пантократор преграждает дорогу ветрам и защищает пролив. А огоньки Коулоуры остались далеко справа. Меня уносило на запад, причем гораздо быстрее, чем я могла бы плыть сама.
Это открытие подействовало, точно укол бензедрина. В голове у меня прояснилось. Ну конечно. Мы еще не добрались до того восточного потока, что утащил Спиро к албанскому побережью. И сегодня ветер дул с востока. Там, где находилась я, должно было пролегать сильное течение на юго-запад. Мэннинг ведь бросил тело Янни в проливе, а его прибило обратно к вилле Рота. Я, конечно, сомневалась, сумеет ли святой Спиридион доставить меня домой столь же аккуратно, но, по крайней мере, у меня появлялась надежда выжить, если я смогу продержаться на воде достаточно долго.
Так что я все плыла и молилась, и, хотя святой Спиридион смешивался в моих бессловесных мольбах с Посейдоном, Просперо и даже Максом, эти молитвы, несомненно, должны были рано или поздно попасть по назначению.
Двадцать минут в море, разыгравшемся не на шутку, всего лишь в сотне ярдов от скалистого берега, о который с ревом бились волны, – и я уже знала, что ничего не выйдет. То, что для Спиро было бы шансом на спасение, для меня не было никаким шансом вовсе. С подветренной стороны от утеса отходило от берега какое-то слабое течение, вероятно, всего лишь обратная волна от главного потока, принесшего меня сюда. Оно уводило от земли под острым углом и снова направлялось в открытое море. Я же, до сих пор находившая в себе силы держаться на поверхности и даже слегка скашивать на север от течения, больше не была способна бороться ни с какими волнами, если они катили не в нужную мне сторону. Руки у меня стали как набитые ватой валики, тело – как свинец, в каждой шедшей навстречу волне я наглатывалась воды, и даже самый небольшой гребень грозил потопить меня.
В конце концов так оно и вышло. Я снова набрала полную грудь воды и в панике начала беспорядочно барахтаться, пока не вырвалась на поверхность, широко раскрыв изъеденные солью глаза. Руки так устали, что еле-еле загребали воду, не в силах не только продвигать меня вперед, но хотя бы поддерживать на плаву. Шум бурунов звучал все глуше, словно они были совсем далеко или же звук доносился сквозь воду, заливавшую мне уши... Меня тащило назад, вниз, вниз, как мешок со свинцом или утопленника, который скоро затеряется среди прочего хлама и обломков, вынесенных морем на берег ясным утром...
Ясное утро уже наступило. Глупо бороться и бултыхаться во тьме, когда я могу просто уступить, вот так опускаться вниз, где через миг-другой, стоит мне протянуть ногу, она коснется песка, золотого песка, и будет полно воздуха, свежего воздуха, что несет радость и не ранит легкие... нет-нет, это всего лишь музыка и сон... как глупо с моей стороны так испугаться сна... Мне снилась тысяча подобных снов, где плывешь или летишь сквозь мглу. Через несколько секунд я проснусь, и будет сиять солнце, и рядом будет Макс...
И он оказался рядом. Он поднимал меня вверх. Он пихал и толкал меня все вверх и вверх, из кошмара и удушающей тьмы на воздух.
Я снова могла дышать. Я находилась на поверхности, куда меня вытолкнули с такой силой, что просто невероятно, чтобы она принадлежала обычному человеку. И пока я барахталась, откашливая море из горящих легких, тело моего спасителя изогнулось рядом со мной в плавном нырке, который полуприподнял, полубросил меня поперек течения, а потом, прежде чем море успело снова захватить меня и утащить прочь, меня толкнуло и швырнуло вперед, сильно и больно, прямо в белое клокотание и смятение бурунов, где я бултыхалась безвольно, точно тряпка на ветру.
Огромная волна приподняла меня, пронесла вперед, прокатилась над головой и выронила меня, совершенно беспомощную, среди белой пены. Я камнем пошла вниз, ударилась обо что-то и ничком опустилась на дно... распластавшись на песке пологого пляжа. Отхлынувшее море неслось мимо, но я уже впилась в землю пальцами, подобно крючьям удержавшими меня против тянущей силы волны. Море несколько секунд трепало меня и отхлынуло. Всхлипывая и задыхаясь, я ползла и тянулась вверх по склону, пока следующая волна, слабее первой, не накрыла меня и не откатилась, смыв борозду, оставшуюся от моего продвижения.
И вот я вползла по пенящейся отмели на твердый сухой берег.
Последнее, что смутно вспоминается: уже падая, я оглянулась на своего спасителя и увидела, как он выпрыгивает из волн, словно чтобы убедиться, что я в безопасности. Черное тело слегка фосфоресцировало, след сверкал на воде зеленым и белым. Полоска звездного света на миг выхватила изящный спинной плавник, вспыхнула на нем – и вот дельфин исчез, победно хлопнув хвостом, так что в скалах зазвенело эхо. А я растянулась на песке, едва ли в футе от кромки воды.
ГЛАВА 20
Хоть грозно море, но и милосердно.
Его напрасно проклинал я.
У. Шекспир. Буря. Акт V, сцена 1
Свет... Он висел высоко в небе, прямо у меня над головой.
И даже когда он постепенно превратился в лампу, стоявшую в окне домика почти на самой вершине утеса, то все равно казался таким же далеким, как луна в небе. Теперь я уже почти не помню, чего стоило мне вскарабкаться в своей мокрой леденящей одежде вверх по тропинке на каменистую кручу, но, надо полагать, мне еще крупно повезло, что там вообще оказалась тропа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Я рванула румпель и круто положила яхту на правый борт. Рука Годфри сорвалась, и он покатился по палубе. Теперь или никогда. Отпустив румпель, я сорвала с крючка у себя за спиной ракетницу, молясь, чтобы веревка оказалась достаточно длинной и я смогла дотянуться до своего противника, который тем временем уже крепко ухватился левой рукой за скамью, а правой вытаскивал что-то из кармана.
Подняв металлическую трубку, я ринулась вперед.
Слишком поздно: в руке у него сверкнул пистолет. Годфри что-то кричал – слова терялись в шуме ветра, скрипе рангоутов и треске гика. Но смысл их был совершенно ясен. Я выронила ракетницу и отпрыгнула назад за кормовое сиденье.
Бледная половина лица повернулась ко мне. Дуло пистолета поднялось.
Я отчаянно дернула висящий рядом спасательный круг. Он поддался с неожиданной легкостью, и я прижалась к нему, загораживаясь как щитом. Когда я схватилась за комингс и подтянулась наверх, рукоятки управления оказались как раз у меня под ногами. Пинком ноги открыв дроссельный клапан на всю мощь, я метнулась к ограждению.
«Алистер» с ревом рванулся вперед. Годфри отпустил сиденье, отер свободной рукой кровь с глаз, направил дуло пистолета вслед мне и нажал на курок.
Выстрела я не слышала, лишь видела, как тоненькая струйка дыма взвилась вверх и тотчас же развеялась по ветру. Я схватилась за живот, сложилась пополам и полетела вниз головой в море.
Легкие невыносимо болели. Я глотнула соленой воды и закашлялась, задыхаясь и сражаясь с массой черной воды, пока первобытный инстинкт не вывел меня обратно на поверхность. Глаза саднило и жгло. Кругом царила кромешная тьма. Мои руки молотили по воде, ноги брыкались, как при повешении, а потом я снова пошла вниз, вниз, вниз...
Холодная вода, сомкнувшаяся надо мной во второй раз, окончательно привела меня в чувство. Годфри. Выстрел, который не попал в меня, – еще бы, в тусклом полумраке и на борту дико пляшущей яхты! Спасательный круг, вырвавшийся из рук при падении: от собственных же моих неловких манипуляций с ракетницей веревка накрепко запуталась в крючках. Яхта, которую я послала на полной скорости вперед, подальше от этого места, хотя владелец без труда мог справиться с управлением и вернуться, чтобы убедиться наверняка...
Я сражалась с паникой, как сражалась с морем. Во второй раз мне удалось вынырнуть довольно легко, и теперь густая мгла не пугала, а обнадеживала. Я скинула туфли, и даже от потери этой, совсем небольшой, тяжести мне сразу стало гораздо легче. Я барахталась в воде, задыхаясь и пытаясь оглядеться как следует.
Тьма. Ничего, кроме тьмы, шума ветра и моря. Потом я услышала мотор – далеко ли, я разобрать не могла, но в паузах между порывами ветра казалось, что звук приближается. Ну конечно, Годфри просто обязан был вернуться и поглядеть, что там со мной. Я, правда, надеялась, что он подумает, будто я ранена или убита и не смогу выплыть, но вряд ли он стал бы рисковать. Он вполне мог оставаться здесь, бороздя море между мной и берегом, пока не найдет меня...
Огромная волна подхватила меня и подбросила вверх, и, вознесясь на ее гребень, я увидела его – он зажег бортовые огни, и «Алистер», уже без паруса, тихонько скользил на половинном ходу, рыская по волнам. Яхта была еще довольно далеко и двигалась в сторону, но она ведь могла и вернуться...
И что хуже, она находилась между мной и землей. Теперь я слабо различала и берег, черную массу, испещренную слабыми огоньками. Отсюда она казалась гораздо более далекой, чем с палубы «Алистера».
С полмили, сказал он. Мне в жизни не проплыть полмили, тем более в этом море. Вода была теплой, и держаться на плаву не составляло труда, а на мне не было ничего тяжелого и сковывающего, но как пловец я не достигала класса Спиро и вряд ли могла надеяться на его везение. Единственно, на что я могла отважиться, – это плыть прямиком к ближайшей земле, и если Годфри продолжит охоту, то непременно меня увидит.
Он повернул и теперь по широкой дуге возвращался обратно, все еще отрезая меня от берега. Вокруг пенились и опадали белые гребни волн. Я неслась ввысь на стеклянных холмах, вершины которых уходили к черному небу, а ночь кругом казалась сплошным водоворотом мокрых звезд. Пена залетала мне в глаза, в рот. Мое тело больше не было моим, оно стало каким-то незнакомым механизмом, холодным и плавучим. Я могла лишь держаться на поверхности, пытаясь двигаться в нужном направлении и позволяя морю нести меня.
Поднявшись на очередной гребень, я вдруг различила в воздухе явственный запах бензина и увидела свет всего в каких-то двухстах ярдах. Мотор работал на самом нижнем пределе и лишь слегка рокотал, яхта медленно кружила вокруг направленного вниз, в воду, луча. Мне даже показалось, что я вижу, как Годфри перегнулся за борт и что-то выудил – по всей вероятности, мою туфлю, оставшуюся на плаву из-за резиновой подошвы. Он мог принять это за доказательство того, что я утонула, хотя, с другой стороны, мог описывать вокруг этого места все более широкие круги, пока не наткнется на меня...
И тут невдалеке показался новый огонек, тусклее, чем «алистеровский», и расположенный выше над водой. Фонарь «Алистера» мгновенно погас. До меня донеслось постукивание чужого мотора, и новый свет приблизился. Прозвучал слабый оклик. То допотопное старое корыто из Кентромы приплыло взглянуть на странный луч.
Мотор «Алистера» взревел на полную мощь. Я слушала, как он постепенно удаляется, пока последний слабый отзвук мотора не потонул в шуме ветра.
Тогда я закричала.
У меня вышел лишь слабый, сдавленный звук, еле слышный вопль, унесенный ветром и затерявшийся среди криков чаек. Не знаю, быть может, лодка из Кентромы попыталась идти вслед «Алистеру», но я потеряла ее желтый огонек из виду задолго до того, как окончательно выбилась из сил, сдалась и сосредоточилась на том, чтобы плыть, а не просто держаться на воде.
Тогда-то я вдруг поняла, что море несет меня. Я была с подветренной стороны от гигантского изгиба Корфу, где Пантократор преграждает дорогу ветрам и защищает пролив. А огоньки Коулоуры остались далеко справа. Меня уносило на запад, причем гораздо быстрее, чем я могла бы плыть сама.
Это открытие подействовало, точно укол бензедрина. В голове у меня прояснилось. Ну конечно. Мы еще не добрались до того восточного потока, что утащил Спиро к албанскому побережью. И сегодня ветер дул с востока. Там, где находилась я, должно было пролегать сильное течение на юго-запад. Мэннинг ведь бросил тело Янни в проливе, а его прибило обратно к вилле Рота. Я, конечно, сомневалась, сумеет ли святой Спиридион доставить меня домой столь же аккуратно, но, по крайней мере, у меня появлялась надежда выжить, если я смогу продержаться на воде достаточно долго.
Так что я все плыла и молилась, и, хотя святой Спиридион смешивался в моих бессловесных мольбах с Посейдоном, Просперо и даже Максом, эти молитвы, несомненно, должны были рано или поздно попасть по назначению.
Двадцать минут в море, разыгравшемся не на шутку, всего лишь в сотне ярдов от скалистого берега, о который с ревом бились волны, – и я уже знала, что ничего не выйдет. То, что для Спиро было бы шансом на спасение, для меня не было никаким шансом вовсе. С подветренной стороны от утеса отходило от берега какое-то слабое течение, вероятно, всего лишь обратная волна от главного потока, принесшего меня сюда. Оно уводило от земли под острым углом и снова направлялось в открытое море. Я же, до сих пор находившая в себе силы держаться на поверхности и даже слегка скашивать на север от течения, больше не была способна бороться ни с какими волнами, если они катили не в нужную мне сторону. Руки у меня стали как набитые ватой валики, тело – как свинец, в каждой шедшей навстречу волне я наглатывалась воды, и даже самый небольшой гребень грозил потопить меня.
В конце концов так оно и вышло. Я снова набрала полную грудь воды и в панике начала беспорядочно барахтаться, пока не вырвалась на поверхность, широко раскрыв изъеденные солью глаза. Руки так устали, что еле-еле загребали воду, не в силах не только продвигать меня вперед, но хотя бы поддерживать на плаву. Шум бурунов звучал все глуше, словно они были совсем далеко или же звук доносился сквозь воду, заливавшую мне уши... Меня тащило назад, вниз, вниз, как мешок со свинцом или утопленника, который скоро затеряется среди прочего хлама и обломков, вынесенных морем на берег ясным утром...
Ясное утро уже наступило. Глупо бороться и бултыхаться во тьме, когда я могу просто уступить, вот так опускаться вниз, где через миг-другой, стоит мне протянуть ногу, она коснется песка, золотого песка, и будет полно воздуха, свежего воздуха, что несет радость и не ранит легкие... нет-нет, это всего лишь музыка и сон... как глупо с моей стороны так испугаться сна... Мне снилась тысяча подобных снов, где плывешь или летишь сквозь мглу. Через несколько секунд я проснусь, и будет сиять солнце, и рядом будет Макс...
И он оказался рядом. Он поднимал меня вверх. Он пихал и толкал меня все вверх и вверх, из кошмара и удушающей тьмы на воздух.
Я снова могла дышать. Я находилась на поверхности, куда меня вытолкнули с такой силой, что просто невероятно, чтобы она принадлежала обычному человеку. И пока я барахталась, откашливая море из горящих легких, тело моего спасителя изогнулось рядом со мной в плавном нырке, который полуприподнял, полубросил меня поперек течения, а потом, прежде чем море успело снова захватить меня и утащить прочь, меня толкнуло и швырнуло вперед, сильно и больно, прямо в белое клокотание и смятение бурунов, где я бултыхалась безвольно, точно тряпка на ветру.
Огромная волна приподняла меня, пронесла вперед, прокатилась над головой и выронила меня, совершенно беспомощную, среди белой пены. Я камнем пошла вниз, ударилась обо что-то и ничком опустилась на дно... распластавшись на песке пологого пляжа. Отхлынувшее море неслось мимо, но я уже впилась в землю пальцами, подобно крючьям удержавшими меня против тянущей силы волны. Море несколько секунд трепало меня и отхлынуло. Всхлипывая и задыхаясь, я ползла и тянулась вверх по склону, пока следующая волна, слабее первой, не накрыла меня и не откатилась, смыв борозду, оставшуюся от моего продвижения.
И вот я вползла по пенящейся отмели на твердый сухой берег.
Последнее, что смутно вспоминается: уже падая, я оглянулась на своего спасителя и увидела, как он выпрыгивает из волн, словно чтобы убедиться, что я в безопасности. Черное тело слегка фосфоресцировало, след сверкал на воде зеленым и белым. Полоска звездного света на миг выхватила изящный спинной плавник, вспыхнула на нем – и вот дельфин исчез, победно хлопнув хвостом, так что в скалах зазвенело эхо. А я растянулась на песке, едва ли в футе от кромки воды.
ГЛАВА 20
Хоть грозно море, но и милосердно.
Его напрасно проклинал я.
У. Шекспир. Буря. Акт V, сцена 1
Свет... Он висел высоко в небе, прямо у меня над головой.
И даже когда он постепенно превратился в лампу, стоявшую в окне домика почти на самой вершине утеса, то все равно казался таким же далеким, как луна в небе. Теперь я уже почти не помню, чего стоило мне вскарабкаться в своей мокрой леденящей одежде вверх по тропинке на каменистую кручу, но, надо полагать, мне еще крупно повезло, что там вообще оказалась тропа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50