У приятеля же Миранды вид, напротив, был такой, словно он уже давно знаком с этим греховным миром, но в высшей степени им доволен и успел насладиться немалым количеством плодов, кои сей мир мог ему предложить. Нет, отнюдь не святой с иконы. И, как заключила я, наверняка не старше девятнадцати.
Прекрасные глаза обегали меня с неприкрытым греческим одобрением.
– Вы, должно быть, мисс Уоринг?
– Ну да, – удивленно признала я и тут вдруг догадалась, с кем, надо думать, имею дело. – А ты... Адонис?
Хоть убейте, но мне не удалось выговорить это имя без того смущения, какое испытываешь, когда приходится называть своих соотечественников Венерой или Купидоном. И то, что в Греции каждый день можно столкнуться с Периклами, Аспазиями, Электрами или даже Алкивиадами, ничему не помогало. Уж слишком он был хорош собой.
Он усмехнулся. Зубы у него были белые-пребелые, а ресницы не меньше дюйма длиной.
– Что, немножко чересчур? В Греции мы произносим «Адони». – Сам он произнес это как «Атони». – Возможно, так вам будет легче говорить? Не так высокопарно?
– Не слишком ли много ты знаешь! – сказала я невольно, но совершенно естественно, а он в ответ засмеялся, но потом вдруг посерьезнел.
– Так, где ваша машина, мисс Уоринг?
– Внизу, у гавани. – Я с сомнением перевела взгляд с толчеи на улице на поникшую головку девушки. – Недалеко, но тут такое столпотворение.
– Можно обойти дворами.
Он показал на узкий проход в углу площади, где щербатая лестница уводила вверх, в тень между двумя высокими доками.
Я снова поглядела на притихшую девушку, пассивно ожидавшую возле нас.
– Она пойдет, – заверил Адони, что-то коротко бросил Миранде по-гречески, повернулся ко мне, кивнул и повел меня через площадь, а потом вверх по лестнице.
Миранда пошла следом, держась от нас примерно за шаг.
– С ее стороны было большой ошибкой приходить, – вполголоса сказал: он мне на ухо, – но уж больно она религиозна. Следовало бы ей подождать. Еще и недели не прошло, как он умер.
– А ты хорошо его знал?
– Он был моим другом.
Лицо юноши стало замкнутым, словно этим все сказано. Полагаю, так оно и было.
– Мне очень жаль, – сказала я.
Некоторое время мы шли молча. В переулках не было ни души, если не считать тощих кошек и певчих птиц в клетках на стенах. Тут и там, где, пробиваясь в брешь среди домов, поперек каменной мостовой протягивался поток ослепительного света, жарились на солнышке среди цветущих ноготков пыльные котята или выглядывала в темный дверной проем какая-нибудь дряхлая-предряхлая старуха. В жарком воздухе стоял густой аромат стряпни. Эхо наших шагов гулко отражалось от стен, а с главных улиц доносился смех и шум голосов, приглушенный и невнятный, точно рев реки в далеком ущелье. Вскоре переулок вывел нас на более широкую улицу, окончившуюся длинным пролетом плоских ступеней, спускавшихся вниз мимо небольшой церквушки прямо к портовой площади, где я оставила принадлежавший Фил маленький «фиат».
Здесь тоже было людно, но толпа состояла из разрозненных группок островитян, деловито снующих в поисках попутной машины или обеда. На нас никто не обращал внимания.
Адони, который, по всей видимости, прекрасно знал мою машину, решительно протолкнулся сквозь скопление народа и протянул ко мне руку за ключами.
Почти так же покорно, как Миранда (за все время она не произнесла ни единого слова), я протянула ключи, он открыл машину и усадил девушку на заднее сиденье. Миранда, по-прежнему не поднимая головы, забилась в угол. Я же, отчасти даже забавляясь в душе, гадала, не собирается ли этот самоуверенный молодой человек лично отвезти нас обеих домой – и что подумает по этому поводу Фил, – но он даже попытки такой не сделал. Захлопнул за мной дверцу водителя, а сам устроился рядом.
– Вы уже привыкли к нашему движению?
– О, да.
Если он хотел спросить, привыкла ли я ездить по правой стороне, то да, привыкла. Что же до движения, то в Греции нет ничего, заслуживающего это название; если за одну послеобеденную поездку мне встречался один грузовик и с полдюжины осликов, то на большее рассчитывать не приходилось. Но сегодня окрестности гавани были забиты машинами, и, возможно, именно по этой причине Адони молчал всю дорогу, пока мы выруливали в толпе и выезжали на северную дорогу. Наконец, после того как мы миновали подъем и крутой поворот, впереди показалась пустая дорога, уходящая вдаль между двумя высокими изгородями багряника и асфоделей. Местами она была вся изрыта промоинами, оставшимися после зимних дождей, так что мне приходилось вести автомобиль очень медленно, на третьей скорости, но все равно мотор так и тарахтел. Под прикрытием этого шума я тихонько спросила Адони:
– Миранда и ее мать смогут себя прокормить теперь, после смерти Спиро?
– О них найдется кому позаботиться.
Это было сказано совершенно буднично и с полнейшей уверенностью.
Я была удивлена, но и заинтригована. Если бы Годфри Мэннинг сделал какое-либо предложение подобного рода, то наверняка рассказал бы о нем Филлиде; да и кроме того, как бы щедро он ни захотел заплатить Марии сейчас, вряд ли он посчитал бы необходимым содержать ее всю оставшуюся жизнь. Но если, как и предполагала Филлида, содержал семью не кто иной, как Джулиан Гейл, то это могло означать, что ее слова о настоящем отце близнецов правдивы. И я была бы напрочь лишена всего человеческого, если бы мне до смерти не захотелось узнать, так ли это.
– Рада слышать, – осторожно начала подкрадываться я к интересующей меня теме. – Не знала, что у них есть еще какие-то родственники.
– Ну, – ответил Адони, – в общем-то, можно сказать, есть еще сэр Гейл, но я говорю не о нем или Максе. Я имел в виду, что сам за ними присмотрю.
– Ты?
Он кивнул, и я уловила взгляд, брошенный им через плечо на Миранду. Мне было видно ее в зеркало заднего вида: девушка не обращала на нашу тихую беседу по-английски никакого внимания, а кроме того, разговор все равно велся слишком быстро, так что она не успела бы уследить. Миранда тусклым взором глядела в окно, по всей видимости мысленно находясь за много миль отсюда. Нагнувшись вперед, Адони положил палец на кнопку радио – устройства, без которого, по-моему, не выезжает на дорогу ни одна греческая или итальянская машина.
– Вы позволите?
– Разумеется.
В машине тотчас же томно заголосил какой-то популярный певец.
– Я женюсь на ней, – тихо проговорил Адони. – Приданого нет, но это неважно. Спиро был моим другом, и у каждого есть свой долг. Он откладывал для нее деньги, но теперь, когда он умер, они должны остаться у его матери. Я их не возьму.
Я знала, что издавна в Греции по брачному соглашению за девушкой давали приданое и землю, а от юноши не требовалось ничего, кроме мужества и энергии, и это считалось хорошей сделкой, однако семьи с выводком дочерей разорялись в два счета, и Миранда, учитывая ее обстоятельства, едва ли могла надеяться на замужество. И вот сидевший рядом со мной неотразимый молодой человек преспокойно предлагал ей союз, на который охотно согласилось бы любое семейство, при том, что основной капитал вносил тоже он, а уж мужественность и энергия тут были вне всяких сомнений. Кроме того, он имел хорошую работу в стране, где найти место нелегко, и – если только я разбиралась в людях – ему не грозило ее потерять. Красавец Адони мог бы заключить самый выгодный брак и, разумеется, прекрасно это сознавал – ведь не дурак же он, – но, похоже, ощущал долг перед погибшим другом и намеревался выполнить его целиком и полностью, причем к общему удовольствию, и не в последнюю очередь к удовольствию Миранды. Вдобавок еще (прозаически подумала я) Лео, вероятно, сделает им неплохой свадебный подарок.
– Ну конечно, – добавил Адони, – может, сэр Гейл и даст за ней приданое, не знаю. Но это ничего не меняет, я ее все равно возьму. Ей я пока не говорил, но попозже, когда будет более подходящее время, скажу сэру Гейлу, и он все устроит.
– Я... ну да, само собой. Надеюсь, вы оба будете очень счастливы.
– Спасибо.
– Сэр Джулиан... – начала я, – он, значит, считает себя ответственным за них, да?
– Он крестил близнецов. – Адони покосился на меня. – По-моему, у вас в Англии это тоже есть, правда, но не совсем так же? Здесь, в Греции, крестный отец, roumbaros, играет в жизни ребенка очень большую роль, часто такую же, как и сам отец, и именно он заключает брачный контракт.
– Понимаю. – До чего же все оказалось просто! – Я слышала, что сэр Джулиан знаком с их семьей уже много лет и крестил близнецов, но не знала, что он... ну, наделен ответственностью. Должно быть, несчастный случай и для него был страшным ударом. – И я неловко добавила: – Как он?
– Ничего. Вы с ним уже встречались, мисс Уоринг?
– Нет. Я так поняла, он не хочет ни с кем общаться.
– Да, он не слишком-то много выходит, однако с прошлого лета начал сам принимать гостей. Но с Максом-то вы уже встречались, верно?
– Да.
В голосе Адони не слышалось и намека на то, что ему известно о той встрече, но поскольку он называл младшего Гейла Максом, без «мистера», то нетрудно было предположить, что они находятся в достаточно неформальных отношениях, чтобы Макс рассказал ему о произошедшем. Как бы там ни было, предо мной был тот самый сторожевой пес, сбрасывавший визитеров с утеса. Без сомнения, он знал о нашей встрече решительно все невозможно, даже получил соответствующие распоряжения на случай дальнейших вторжений мисс Люси Уоринг...
– Насколько понимаю, – тупо повторила я, – он тоже ни с кем не видится.
– Ну, как сказать, – жизнерадостно произнес Адони. Вытащив откуда-то из-под приборной доски тряпку, он принялся протирать стекло изнутри. – Да, не слишком много от этого толку, насекомые-то налипают снаружи. Мы уже близко, а не то, если хотите, остановимся, и я для вас вымою его как следует.
– Спасибо, не стоит беспокоиться.
Вот и все, чего я добилась. Миранда тем временем, похоже, начала возвращаться к жизни и зашевелилась. Заднее сиденье заскрипело. В зеркало мне было видно, что девушка откинула платок и смотрит в затылок Адони. Что-то в выражении ее лица, пусть еще и опухшего от слез, указывало на то, что я не ошиблась насчет вероятного успеха сватовства.
Я снова заговорила небрежным, бодрым тоном человека, переводящего разговор на нейтральную тему:
– А ты когда-нибудь охотишься, Адони?
Он засмеялся, ничуть не обманутый моей уловкой.
– Все еще разыскиваете вашего злоумышленника? Думаю, вы ошиблись: ни один грек не стал бы стрелять в дельфина. Я и сам моряк, все корфиоты моряки, а дельфин – вестник хорошей погоды. Даже выражение такое есть – «дельфинья погода», летний период, когда дельфины провожают шхуны. Нет, я стреляю только в людей.
– В людей?
– Шутка, – объяснил Адони. – Ну вот и приехали. Большое спасибо, что подбросили нас. Сейчас я отведу Миранду к матери, а потом обещал вернуться в Кастелло. Макс хочет во второй половине дня куда-то уйти. Вероятно, я скоро увижу вас там?
– Спасибо, но я... нет, сомневаюсь.
– Жаль. Пока вы тут, вам стоило бы посмотреть на апельсиновый сад – это что-то особенное. Вы слышали о карликовых деревьях? Они чудесны. – Быстрая очаровательная улыбка. – Был бы рад показать их вам.
– Может, как-нибудь.
– Надеюсь. Идем, Миранда.
Выжимая сцепление, я видела, как он вводит девушку в дверь дома ее матери с таким видом, будто уже стал тут хозяином. Подавив острую – и, надо думать, примитивную – зависть к женщине, которая могла вот так запросто отдать свои проблемы в чужие руки, чтобы их за нее хочешь, не хочешь, решили, я опустила свою независимую и эмансипированную ногу на педаль, и маленький фиат, подпрыгивая на ухабах, помчался к повороту на виллу Форли.
По крайней мере, раз Макса Гейла не будет дома, я смогу беспрепятственно наслаждаться послеобеденным купанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50