Мистер Эмерсон, конечно, имел в виду вас. Что ж, по крайней мере, с одной загадкой покончено.
– С одной? А есть и другие? – спросила она.
– Надеюсь, – весело вмешалась миссис Андерхилл.
Я удивленно взглянула на нее, а она поспешила продолжить:
– Столько прожить в замке со рвом, прямо как у Теннисона, и ни тени призрака, или тайного хода и прочего, чего можно было ожидать! Мисс Эшли, мы с Кэти так ждали, что вы расскажете о тайнах поместья, которые не упомянуты в книгах. Эти экскурсоводы довольно сильны в истории, но не могут знать всего.
Я поняла, что в присутствии дочери она не хочет говорить о пропавших вещах. Ну и правильно. Я рассмеялась:
– Простите, что не оправдала ваших надежд. Здесь мало таинственного, но есть потайная лестница – признаться, довольно скучное место, но в свое время ею пользовались. Это как бы тайник в тайнике – она идет из католического тайника в винные погреба.
Пока я говорила, в комнату вернулся мистер Андерхилл. Это снова был «воротила» бизнеса. С мистером Эмерсоном он закончил разговор, пока Джеймс еще не поднялся в классную, так что все это время говорил, по-видимому, с деловыми партнерами. Но мистер Андерхилл не стал об этом упоминать и добродушно сказал:
– Я так и знал, что все эти истории о католических священниках – правда.
– Вы покажете нам эту лестницу, Бриони?
Кэти так стремится ее увидеть, подумала я, хотя и слишком явно выражает тревогу – то ли она в самом деле боится «настоящих» Эшли, некогда владевших поместьем, то ли хочет задобрить девушку, у которой отбила Эмори. – Прямо сейчас, после обеда?
– Конечно, если хотите.
– Милая, – вмешалась мать, – может быть, мисс Эшли не хочется идти туда сразу.
– О, извините ради бога... – Раскаяние тоже было немного чрезмерным, как и нетерпение. – Совсем забыла. Что вы можете обо мне подумать!
– Все в порядке, – сказала я. – Очень мило с вашей стороны, но не беспокойтесь обо мне. После обеда я с радостью покажу вам лестницу.
– А за обедом расскажете нам, где она, – добавил Джеффри Андерхилл.
Итак, на время забыв про загадки и тайны, мы вошли в гостиную.
Э ШЛИ , 1835 ГОД
Он лежал на спине, глядя на темный квадрат зеркала на потолке. Рядом спала она, спокойно, как ребенок.
Первая их близость при свете свечи. Он вспомнил, как она сначала возражала, а он настаивал. Она уступила, как всегда и во всем, чего он хотел.
Странно, что эта уступчивость, даже покорность, привела его не к скуке и к последующему отвращению, как с другими, а к благодарности и в конце концов к любви.
Свеча слабо горела. Скоро, когда это не покажется таким тяжелым трудом, задует пламя. В комнате пахло горячим воском и лавандовой водой, которую она готовила каждым летом, чтобы ополаскивать волосы. Нужно открыть окно и впустить рассвет, но еще рано. Рассвет всегда приходит слишком рано.
ГЛАВА 10
Позвольте мне сначала сказать вам, что если собираетесь с ней только поиграть, то это будет очень бесчестно с вашей стороны. Синьора такая молоденькая; если вы хотите, как говорится, оплести ее, то это будет очень нехорошо с вашей стороны по отношению к такой благородной девице, будет очень неблагородным поступком.
У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт II, сцена 4
Обед был в сугубо американском стиле: тарелки салата с холодной курицей, сыр и фрукты, все вместе с хрустящими булочками, и кофе, который подали сразу. Если не считать кофе, который мне все-таки удалось выпить попозже, все было восхитительно и очень подходило для обеда в прекрасный теплый день. К тому же вода была со льдом – роскошь для Эшли. Рассматривая груду льда в хрустальном кувшине, я гадала, учитывая американское здравомыслие, за свой ли счет Андерхиллы установили холодильник. Наш старый за его долгую жизнь никогда не давал больше двенадцати маленьких кубиков зараз.
За обедом шла беседа ни о чем, и мне казалось, что мистер и миссис Андерхилл специально стараются поддерживать ее в таком ключе. Но потом, придя в гостиную за добавкой кофе, Кэти прямо вернулась к теме, которой они, очевидно, стремились избегать.
– Когда вы упомянули о загадках, Бриони, что вы имели в виду? Я полагаю, не старую лестницу: она для вас никакая не загадка.
Джеффри Андерхилл повернулся ко мне, а его жена закусила губу, но я успела подготовиться.
– Да нет, это касалось того, что мы с братом обнаружили в классной комнате.
Кэти взглянула на Джеймса, потом быстро на меня:
– В классной?
– Да. Вы когда-нибудь были там?
– Нет, не была! Единственная часть, где я была кроме наших комнат, – это комнаты для экскурсий. В самом деле, почему бы не сходить в классную? А что там такого?
– Воспоминания о прошлом – вот и все, – сказал Джеймс. – Семейство старых плюшевых бегемотиков и четыре поломанные парты с высохшими чернильницами. Очень символично, но...
– Да, наверное, – нетерпеливо перебила Кэти. – Но какие загадки?
– Бегемотики? – переспросила ее мать. – О чем это вы говорите?
Я рассмеялась:
– В классной комнате нет никаких тайн. Они снаружи. Мы обнаружили, что из окна открывается новый вид – на лабиринт.
– О, лабиринт! – Кэти с загоревшимися глазами возбужденно подалась вперед. – Если бы вы знали, как я интересуюсь лабиринтом! А, маленькая изящная крыша, что виднеется над изгородью... Что-то вроде летнего домика? Я все ходила вокруг этих чертовых изгородей и даже пару раз зашла внутрь, но не смогла пролезть через все это. Да если бы и сумела, все равно бы не выбралась обратно. Ой, а вы, наверное, знаете путь? Как вы думаете, вы смогли бы добраться до летнего домика и вернуться, не заблудившись?
– О, конечно. И мой брат тоже, если не забыл. А, близнец?
Я заметила в глазах Джеймса огонек. Он прекрасно понимал, что я не могу называть его «Эмори». Я всегда так делала и привыкла при необходимости пользоваться обращением, которое, раздражая всех, придумали эти двое.
– Не знаю, – сказал он. – Не хотелось бы проверять без тебя. Но это мы и хотели сообщить, правда? Теперь у нас есть карта.
– Карта? – переспросила Кэти.
Ее возбуждение, наигранное или нет, было явно чрезмерным, а слово «карта» эхом отозвалось у меня в уме: «Кошка, это кошка на полу. Карта. Письмо. В ручье». Но я пока отогнала эти воспоминания.
Джеймс объяснил:
– Да, карта. Эту тайну мы только что разгадали в классной. Оттуда мы заметили, что одно из старых деревьев у озера упало и сквозь просвет видно лабиринт. И только с высоты третьего этажа он почти целиком виден. Местами несколько нечетко, там, где он зарос, и было бы не так уж легко начертить план того, что видишь, но мы обнаружили, что планы развешаны по всему дому.
Для пущего эффекта Джеймс выдержал паузу. Кэти и Стефани в изумлении смотрели на него, но Джеффри Андерхилл, сдвинув брови не более чем на три секунды, сказал:
– Геральдический щит. Я уже думал об этом.
– Быстро же вы сообразили! – восхищенно заметил мой троюродный брат. – Да, не сразу поймешь, что это план, правда? – Он кивнул на резной камин: – Вон, видишь, Кэти? Это маловразумительное пятно вокруг нашего загадочного девиза и есть карта лабиринта.
– Боже мой, и правда!
Вскочив со стула, Кэти подбежала посмотреть поближе.
– Вы хотите сказать, что никто из вас не догадывался раньше? – спросил мистер Андерхилл.
– Понятия не имели, – сказала я. – Не было точки, с которой лабиринт виден сверху, разве что с крыши павильона, а туда залезать небезопасно уже много лет. А из сада, конечно же, очертания совсем не видны.
– А аэрофотосъемка? – предположил мистер Андерхилл. – Было бы интересно, если бы хоть половина услышанного мной об истории этого района оказалась правдой. Неужели с него никогда не снимали карту?
Хотя в его тоне слышался интерес, у меня было отчетливое ощущение, что беседой занята лишь половина его сознания. Он был погружен во что-то далекое от нас, в какую-то хмурую абстракцию. Я подумала, что это, наверное, нормальное отношение «воротилы» к застольной болтовне; за годы практики поняв, что такой болтовни не избежать, он участвует в ней, но как бы через затемненное стекло, фокусируя свои мысли на чем-то, находящемся на расстоянии нескольких световых лет от этой милой комнаты и от тех банальностей, которые говорятся здесь о лабиринте.
– Думаю, государственная топографическая служба снимала карту, – заметил Джеймс. – У нас есть их карты, но они не отражают реальных очертаний лабиринта, а фотографии я никогда не видел.
– В любом случае, – вмешалась я, – все там страшно заросло, и местами живая изгородь срослась верхушками с обеих сторон. С воздуха, наверное, это выглядит как непролазная чаща. Что действительно нужно – так это точный план, как на этом геральдическом щите, да еще мачете. Мистер Андерхилл, я хотела кое-что...
Он оторвался от своего кофе. Я ошиблась: его внимание – все, целиком – сосредоточилось в этой комнате. Явственно ощутив это, я замолкла.
– Да, мисс Эшли?
– Я хотела кое о чем спросить вас. Можно как-нибудь устроить, чтобы я ненадолго зашла в библиотеку? Я хочу просмотреть семейные книги в запертых секциях. Их скоро придется рассортировывать... Это ничего?
– Да, конечно, – сказал Джеффри Андерхилл. – Дом ваш, вы знаете это. Вам не требуется моего разрешения, чтобы пользоваться вашей частью дома. И этой частью, если нужно. Эмори говорил вам, что мы с ним собираемся чуть попозже поговорить о продлении найма? – Да, говорил.
– Ну а пока можете забыть о нашем присутствии. Ходите, куда хотите. Да, а как с ключами? Возьмете мой комплект?
– Нет, спасибо. – Я выудила связку из сумки. – Я могу взять у Роба.
– Хорошо. Тогда с экскурсантами не возникает никаких трудностей. – Он взял у меня ключи и положил на кофейный столик перед собой. – Стефани, ты не отнесешь их сегодня экскурсоводу?
– Не беспокойся, дорогой, отнесу, – пообещала она и тоже начала убеждать, что они будут рады пустить меня куда угодно и что все поместье в моем распоряжении.
Ее прервала Кэти, которая деловито изучала у камина план лабиринта:
– «Не трогай кошку...» Странный девиз, не правда ли? Эмори назвал его загадочным. Я бы сказала, высокомерный. Что он значит? Что это за кошка, которую посадили в лабиринт? Она больше смахивает на тигра!
– Тут история вот какая, – сказал Джеймс. – Это шотландская дикая кошка. О них существует много историй, но несомненно одно: их нельзя приручить, даже если оторвать от матери, пока они еще слепые и сосут молоко. И их лучше не трогать – в перчатках или без. – Боже! – воскликнула миссис Андерхилл.
– Немножко нелепо, – заметил ее муж. – Похоже, в этих краях долгое время носили бархатные перчатки.
– Да, – сказала Кэти. – Как шотландская дикая кошка могла попасть сюда, в центр Англии? И что значит «кроме как в перчатках»?
– Это значит «не трогай без перчаток», – ответила я. – Раньше так выражались. Девиз принадлежал – и, полагаю, по-прежнему принадлежит – шотландскому клану Чаттан. Один из Эшли женился на девушке по фамилии Мак-Комби из этого клана. Это была прекрасная девушка, и он был от нее без ума. Для нее он перестроил поместье, сам дом и построил павильон в лабиринте... Сам лабиринт тогда уже был; где-то есть гравюра восемнадцатого века с изображением посадок и небольшой классической беседки посередине, имитации римского храма. Уильям Эшли снес ее и построил павильон, который и стоит там по сей день. Наверное, новый он выглядел прелестно. Уильям построил его как летний домик для Джулии, он поднял его, чтобы она могла сидеть там и поверх изгородей смотреть на лабиринт.
– Наверное, потому он и поместил шотландскую кошку в середину лабиринта на гербе, – сказала Кэти.
– И он взял девиз ее семьи? – спросила миссис Андерхилл. – Как романтично! Но разве остальные Эшли не возражали? Ведь у них, конечно, был свой девиз?
– О, конечно. Но странно, что он был очень похож: «Тронь меня, кто посмеет», и на гербе было что-то вроде леопарда, поэтому, наверное, бедному Уильяму показалось естественным воспользоваться совпадением и везде понаставить герб Джулии вместо своего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– С одной? А есть и другие? – спросила она.
– Надеюсь, – весело вмешалась миссис Андерхилл.
Я удивленно взглянула на нее, а она поспешила продолжить:
– Столько прожить в замке со рвом, прямо как у Теннисона, и ни тени призрака, или тайного хода и прочего, чего можно было ожидать! Мисс Эшли, мы с Кэти так ждали, что вы расскажете о тайнах поместья, которые не упомянуты в книгах. Эти экскурсоводы довольно сильны в истории, но не могут знать всего.
Я поняла, что в присутствии дочери она не хочет говорить о пропавших вещах. Ну и правильно. Я рассмеялась:
– Простите, что не оправдала ваших надежд. Здесь мало таинственного, но есть потайная лестница – признаться, довольно скучное место, но в свое время ею пользовались. Это как бы тайник в тайнике – она идет из католического тайника в винные погреба.
Пока я говорила, в комнату вернулся мистер Андерхилл. Это снова был «воротила» бизнеса. С мистером Эмерсоном он закончил разговор, пока Джеймс еще не поднялся в классную, так что все это время говорил, по-видимому, с деловыми партнерами. Но мистер Андерхилл не стал об этом упоминать и добродушно сказал:
– Я так и знал, что все эти истории о католических священниках – правда.
– Вы покажете нам эту лестницу, Бриони?
Кэти так стремится ее увидеть, подумала я, хотя и слишком явно выражает тревогу – то ли она в самом деле боится «настоящих» Эшли, некогда владевших поместьем, то ли хочет задобрить девушку, у которой отбила Эмори. – Прямо сейчас, после обеда?
– Конечно, если хотите.
– Милая, – вмешалась мать, – может быть, мисс Эшли не хочется идти туда сразу.
– О, извините ради бога... – Раскаяние тоже было немного чрезмерным, как и нетерпение. – Совсем забыла. Что вы можете обо мне подумать!
– Все в порядке, – сказала я. – Очень мило с вашей стороны, но не беспокойтесь обо мне. После обеда я с радостью покажу вам лестницу.
– А за обедом расскажете нам, где она, – добавил Джеффри Андерхилл.
Итак, на время забыв про загадки и тайны, мы вошли в гостиную.
Э ШЛИ , 1835 ГОД
Он лежал на спине, глядя на темный квадрат зеркала на потолке. Рядом спала она, спокойно, как ребенок.
Первая их близость при свете свечи. Он вспомнил, как она сначала возражала, а он настаивал. Она уступила, как всегда и во всем, чего он хотел.
Странно, что эта уступчивость, даже покорность, привела его не к скуке и к последующему отвращению, как с другими, а к благодарности и в конце концов к любви.
Свеча слабо горела. Скоро, когда это не покажется таким тяжелым трудом, задует пламя. В комнате пахло горячим воском и лавандовой водой, которую она готовила каждым летом, чтобы ополаскивать волосы. Нужно открыть окно и впустить рассвет, но еще рано. Рассвет всегда приходит слишком рано.
ГЛАВА 10
Позвольте мне сначала сказать вам, что если собираетесь с ней только поиграть, то это будет очень бесчестно с вашей стороны. Синьора такая молоденькая; если вы хотите, как говорится, оплести ее, то это будет очень нехорошо с вашей стороны по отношению к такой благородной девице, будет очень неблагородным поступком.
У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт II, сцена 4
Обед был в сугубо американском стиле: тарелки салата с холодной курицей, сыр и фрукты, все вместе с хрустящими булочками, и кофе, который подали сразу. Если не считать кофе, который мне все-таки удалось выпить попозже, все было восхитительно и очень подходило для обеда в прекрасный теплый день. К тому же вода была со льдом – роскошь для Эшли. Рассматривая груду льда в хрустальном кувшине, я гадала, учитывая американское здравомыслие, за свой ли счет Андерхиллы установили холодильник. Наш старый за его долгую жизнь никогда не давал больше двенадцати маленьких кубиков зараз.
За обедом шла беседа ни о чем, и мне казалось, что мистер и миссис Андерхилл специально стараются поддерживать ее в таком ключе. Но потом, придя в гостиную за добавкой кофе, Кэти прямо вернулась к теме, которой они, очевидно, стремились избегать.
– Когда вы упомянули о загадках, Бриони, что вы имели в виду? Я полагаю, не старую лестницу: она для вас никакая не загадка.
Джеффри Андерхилл повернулся ко мне, а его жена закусила губу, но я успела подготовиться.
– Да нет, это касалось того, что мы с братом обнаружили в классной комнате.
Кэти взглянула на Джеймса, потом быстро на меня:
– В классной?
– Да. Вы когда-нибудь были там?
– Нет, не была! Единственная часть, где я была кроме наших комнат, – это комнаты для экскурсий. В самом деле, почему бы не сходить в классную? А что там такого?
– Воспоминания о прошлом – вот и все, – сказал Джеймс. – Семейство старых плюшевых бегемотиков и четыре поломанные парты с высохшими чернильницами. Очень символично, но...
– Да, наверное, – нетерпеливо перебила Кэти. – Но какие загадки?
– Бегемотики? – переспросила ее мать. – О чем это вы говорите?
Я рассмеялась:
– В классной комнате нет никаких тайн. Они снаружи. Мы обнаружили, что из окна открывается новый вид – на лабиринт.
– О, лабиринт! – Кэти с загоревшимися глазами возбужденно подалась вперед. – Если бы вы знали, как я интересуюсь лабиринтом! А, маленькая изящная крыша, что виднеется над изгородью... Что-то вроде летнего домика? Я все ходила вокруг этих чертовых изгородей и даже пару раз зашла внутрь, но не смогла пролезть через все это. Да если бы и сумела, все равно бы не выбралась обратно. Ой, а вы, наверное, знаете путь? Как вы думаете, вы смогли бы добраться до летнего домика и вернуться, не заблудившись?
– О, конечно. И мой брат тоже, если не забыл. А, близнец?
Я заметила в глазах Джеймса огонек. Он прекрасно понимал, что я не могу называть его «Эмори». Я всегда так делала и привыкла при необходимости пользоваться обращением, которое, раздражая всех, придумали эти двое.
– Не знаю, – сказал он. – Не хотелось бы проверять без тебя. Но это мы и хотели сообщить, правда? Теперь у нас есть карта.
– Карта? – переспросила Кэти.
Ее возбуждение, наигранное или нет, было явно чрезмерным, а слово «карта» эхом отозвалось у меня в уме: «Кошка, это кошка на полу. Карта. Письмо. В ручье». Но я пока отогнала эти воспоминания.
Джеймс объяснил:
– Да, карта. Эту тайну мы только что разгадали в классной. Оттуда мы заметили, что одно из старых деревьев у озера упало и сквозь просвет видно лабиринт. И только с высоты третьего этажа он почти целиком виден. Местами несколько нечетко, там, где он зарос, и было бы не так уж легко начертить план того, что видишь, но мы обнаружили, что планы развешаны по всему дому.
Для пущего эффекта Джеймс выдержал паузу. Кэти и Стефани в изумлении смотрели на него, но Джеффри Андерхилл, сдвинув брови не более чем на три секунды, сказал:
– Геральдический щит. Я уже думал об этом.
– Быстро же вы сообразили! – восхищенно заметил мой троюродный брат. – Да, не сразу поймешь, что это план, правда? – Он кивнул на резной камин: – Вон, видишь, Кэти? Это маловразумительное пятно вокруг нашего загадочного девиза и есть карта лабиринта.
– Боже мой, и правда!
Вскочив со стула, Кэти подбежала посмотреть поближе.
– Вы хотите сказать, что никто из вас не догадывался раньше? – спросил мистер Андерхилл.
– Понятия не имели, – сказала я. – Не было точки, с которой лабиринт виден сверху, разве что с крыши павильона, а туда залезать небезопасно уже много лет. А из сада, конечно же, очертания совсем не видны.
– А аэрофотосъемка? – предположил мистер Андерхилл. – Было бы интересно, если бы хоть половина услышанного мной об истории этого района оказалась правдой. Неужели с него никогда не снимали карту?
Хотя в его тоне слышался интерес, у меня было отчетливое ощущение, что беседой занята лишь половина его сознания. Он был погружен во что-то далекое от нас, в какую-то хмурую абстракцию. Я подумала, что это, наверное, нормальное отношение «воротилы» к застольной болтовне; за годы практики поняв, что такой болтовни не избежать, он участвует в ней, но как бы через затемненное стекло, фокусируя свои мысли на чем-то, находящемся на расстоянии нескольких световых лет от этой милой комнаты и от тех банальностей, которые говорятся здесь о лабиринте.
– Думаю, государственная топографическая служба снимала карту, – заметил Джеймс. – У нас есть их карты, но они не отражают реальных очертаний лабиринта, а фотографии я никогда не видел.
– В любом случае, – вмешалась я, – все там страшно заросло, и местами живая изгородь срослась верхушками с обеих сторон. С воздуха, наверное, это выглядит как непролазная чаща. Что действительно нужно – так это точный план, как на этом геральдическом щите, да еще мачете. Мистер Андерхилл, я хотела кое-что...
Он оторвался от своего кофе. Я ошиблась: его внимание – все, целиком – сосредоточилось в этой комнате. Явственно ощутив это, я замолкла.
– Да, мисс Эшли?
– Я хотела кое о чем спросить вас. Можно как-нибудь устроить, чтобы я ненадолго зашла в библиотеку? Я хочу просмотреть семейные книги в запертых секциях. Их скоро придется рассортировывать... Это ничего?
– Да, конечно, – сказал Джеффри Андерхилл. – Дом ваш, вы знаете это. Вам не требуется моего разрешения, чтобы пользоваться вашей частью дома. И этой частью, если нужно. Эмори говорил вам, что мы с ним собираемся чуть попозже поговорить о продлении найма? – Да, говорил.
– Ну а пока можете забыть о нашем присутствии. Ходите, куда хотите. Да, а как с ключами? Возьмете мой комплект?
– Нет, спасибо. – Я выудила связку из сумки. – Я могу взять у Роба.
– Хорошо. Тогда с экскурсантами не возникает никаких трудностей. – Он взял у меня ключи и положил на кофейный столик перед собой. – Стефани, ты не отнесешь их сегодня экскурсоводу?
– Не беспокойся, дорогой, отнесу, – пообещала она и тоже начала убеждать, что они будут рады пустить меня куда угодно и что все поместье в моем распоряжении.
Ее прервала Кэти, которая деловито изучала у камина план лабиринта:
– «Не трогай кошку...» Странный девиз, не правда ли? Эмори назвал его загадочным. Я бы сказала, высокомерный. Что он значит? Что это за кошка, которую посадили в лабиринт? Она больше смахивает на тигра!
– Тут история вот какая, – сказал Джеймс. – Это шотландская дикая кошка. О них существует много историй, но несомненно одно: их нельзя приручить, даже если оторвать от матери, пока они еще слепые и сосут молоко. И их лучше не трогать – в перчатках или без. – Боже! – воскликнула миссис Андерхилл.
– Немножко нелепо, – заметил ее муж. – Похоже, в этих краях долгое время носили бархатные перчатки.
– Да, – сказала Кэти. – Как шотландская дикая кошка могла попасть сюда, в центр Англии? И что значит «кроме как в перчатках»?
– Это значит «не трогай без перчаток», – ответила я. – Раньше так выражались. Девиз принадлежал – и, полагаю, по-прежнему принадлежит – шотландскому клану Чаттан. Один из Эшли женился на девушке по фамилии Мак-Комби из этого клана. Это была прекрасная девушка, и он был от нее без ума. Для нее он перестроил поместье, сам дом и построил павильон в лабиринте... Сам лабиринт тогда уже был; где-то есть гравюра восемнадцатого века с изображением посадок и небольшой классической беседки посередине, имитации римского храма. Уильям Эшли снес ее и построил павильон, который и стоит там по сей день. Наверное, новый он выглядел прелестно. Уильям построил его как летний домик для Джулии, он поднял его, чтобы она могла сидеть там и поверх изгородей смотреть на лабиринт.
– Наверное, потому он и поместил шотландскую кошку в середину лабиринта на гербе, – сказала Кэти.
– И он взял девиз ее семьи? – спросила миссис Андерхилл. – Как романтично! Но разве остальные Эшли не возражали? Ведь у них, конечно, был свой девиз?
– О, конечно. Но странно, что он был очень похож: «Тронь меня, кто посмеет», и на гербе было что-то вроде леопарда, поэтому, наверное, бедному Уильяму показалось естественным воспользоваться совпадением и везде понаставить герб Джулии вместо своего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42