Он не был сейчас ни самим собой, ни одним из своих других "я".
В обычной ситуации ему нужно было бы пройти ритуал превращения в Отца
Тома, а затем отправиться спать. Но Субботний кошмар прервал привычное
течение событий подобно тому, как внезапная лавина, обрушиваясь в реку,
останавливает ее воды. Происшедшее накануне, словно пройдясь по его душе
утюгом, бросило ее, кричащую, на новый путь, следовать которому у Отца
Тома не было ни малейшего желания. Кокон, оберегавший Зурвана, был
прострелен, и сквозь образовавшиеся отверстия проскакивали голоса и
мелькали лица и руки тех, других.
Они что-то бормотали ему, рассматривали и ощупывали его.
А началось все лишь после того, как ему - с гораздо большим трудом,
чем обычно, - удалось взять себя в руки, пройти необходимую метаморфозу
мысленной молитвы. (Не Боб Тингл ли высказывался подобным образом? Не
Уайту Реппу ли принадлежат метафоры вроде "пройтись утюгом" или
"прострелить кокон"? А может быть, это Чарли Ом подкинул мысль о том, что
его кто-то "ощупывает"? - словечко-то из его лексикона?)
Он отчетливо понимал, хоть и предпочел бы, чтобы этого не было вовсе,
что ветры недавнего прошлого продувают его насквозь, словно изодранный
парус, и фрагментарные черты личностей его коллег-двойников сочатся через
него, как молотый перец через ситечко.
"Прекратить! Прекратить это!" - мысленно вопил он.
Несмотря на то, что среди всех семи ролей - возможно, только за
исключением Джефа Кэрда, - он обладал личностью наиболее сильной, он не
мог сейчас сопротивляться всей их энергии, их проявлениям. Они - их
способности и возможности - принадлежали не ему, но всем своим
обладателям, надвигавшимся на него с разных сторон с их мыслями и
неотвратимыми приказами. Его голову словно постригали со всех сторон, и
сила Отца Тома утекала подобно тому, как исчезло могущество Самсона, "семь
кос головы" которого отрезали филистимляне, наученные его возлюбленной
красавицей Далилой; коварной и жизнерадостной парикмахершей Вельзевула.
- Прекратите это! - вопил Зурван. - Это опасно.
("Черт побери, это действительно очень опасно! - голос Кэрда звучал
издалека, но, казалось, что он приближается с каждым словом. - Да заткнись
ты, Тингл! Мы вот-вот умрем, а ты тут шутки шуткуешь!")
Зурван громко так, что голос его звенел по всей квартире, сказал:
- Именем света Божественного приказываю вам вернуться в ту темноту,
из которой вы пришли!
("Хрен тебе!" - невозмутимо отреагировал Чарли Ом.)
("Хоть бы улыбнулся, когда выражаешься, - заметил Уайт Репп. - Да ну
же, ребята. Вот сейчас развлечемся от души. Кажется, у нас тут скоро
линчевание маячит. Если мы не соберемся вместе, не объединим свои силы,
нас поодиночке непременно перевешают на суках. Вот и будем там болтаться
вместе с кислыми яблоками - не лучше, и не хуже. Наш брат в таком трудном
положении - словно на вертел нанизан. Заткнитесь все. Дадим ему
возможность спасти нашу шкуру. А уж потом устроим разбирательство, кто тут
из нас самая главная шишка. Это единственный способ...")
("Квартира Тони Хорн, - сказал Кэрд. - Быстрей туда! Это единственное
место, где мы будем в безопасности! По крайней мере, на какое-то время!")
- Тони Хорн? - вслух переспросил Зурван.
("Да, ты помнишь ее, не так ли?")
("Да, - сказал Джим Дунски, - если я могу вспомнить, то что тебе
мешает? Кэрду дали на это разрешение, ты забыл? Его... наш... друг
комиссар-генерал Энтони Хорн. Она сказала, что в случае опасности
позволяет воспользоваться этой возможностью. Сейчас как раз такой
случай!")
("Она - тоже иммер, - напомнил Боб Тингл. - Однажды иммер - всегда
Иммер. Это не каламбур. Она выдаст меня... я хотел сказать - нас".)
("До Вторника она ничего не узнает, - сказал Кэрд. - Давай, Зурван,
отправляйся! Держи хвост бубликом!")
Молчал только один Вилл Ишарашвили. Не оттого ли, что пока не знал,
что произошло? Или потому, что, будучи последним во всей цепочке, если,
конечно, считать, начиная со Вторника, он представлял и самое слабое ее
звено. Его голос не может прозвучать в общем хоре, пока он не проснется
завтра утром? А если так, ему уже никогда не суждено заговорить. И
проснуться ему уже не удастся. Так и умрет во сне.
Это обстоятельство еще более возмутило Зурвана. Если завтра он не
станет Ишарашвили, то кем же тогда он будет? Может ли он пребывать самим
собой, то есть Томом Зурваном? Ничего другого ему не оставалось. По
крайней мере, погибать он не собирался.
- О Господи, прости меня! - воскликнул он. - Я думаю только о себе! Я
отказался от братьев своих! Я - чудовище, я - Петр [библеизм; по преданию
евангелистов, апостол Петр непрестанно свидетельствует Христу свою любовь
и преданность, но по свершении тайной вечери Христос предрекает его
троекратное отречение "в эту ночь, прежде нежели пропоет петух"; в
дальнейшем Петр не только трижды отрекается от Христа, но и клянется, что
не знает Иисуса], предавший своего Учителя еще до того, как трижды пропел
петух!
("Петр! Петух! Ну и идиот же ты! - встрял Чарли Ом. - Перестань нести
это благочестивое дерьмо! Да и сообща пора действовать! Отправляйся
спасать наши задницы!")
("Я не стал бы говорить в таком тоне, - заметил Джеф Кэрд, - но
все-таки этот малыш прав. Прячься! Сейчас же! Иди в квартиру Хорн! Ради
Бога, быстрее, органики уже, наверно, стоят у дверей! Или иммеры того и
гляди нагрянут! Тебе надо избавиться от всего, что связывает нас! Иди!")
На какое-то время голоса смолкли, оставили Зурвана в покое. Влившись
в поток уличного движения и направляясь к каналу, он почувствовал себя
значительно увереннее. Никаких видимых причин на это вроде бы не было, но
и самообладание часто приходит не в результате какого-то богатого опыта, а
из врожденной веры в самого себя.
Ему предстояло настоящее сражение, чтобы сделать то, что, как
подсказывал здравый смысл, действительно следовало сделать. Глубокая
печаль и непреодолимое внутреннее несогласие одолевали Отца Тома, пока он
понуро расхаживал по квартире, собирая вещи, которые необходимо было
уложить в компактор и стоунер, прежде чем отправить в мусорные бачки.
Парик, борода и мантии - все это должно попасть именно туда. Как и кукла -
его двойник. Он подумал, не прихватить ли и куклу Ома, но потом решил, что
до следующей Субботы ее вряд ли кто-нибудь обнаружит. Отцепив с
куклы-двойника Чарли идентификационный знак, он отправился к его личному
шкафу и, достав оттуда одежду, облачился в нее. В ней он, конечно, будет
выделяться, поскольку никто из Воскресных жителей не носил жабо на груди
или юбку. Но тут уж ничего не поделаешь.
Необходимость обманывать своих последователей в вере доставляла
Зурвану настоящую боль. Отчасти именно этим и объяснялось его грустное
настроение, но все-таки это лучше, чем поколебать их веру. Да, так лучше,
снова и снова повторял он себе. Гораздо лучше. Его, правда, не покидала
мысль о том, скольким религиозным лидерам в прошлом уже приходилось
прибегать к подобному обману.
- Если бы я был только самим собой, только Отцом Томом, - бормотал
он, - я остался бы и принял на себя все последствия такого решения. Кровь
жертвенников - вот семена веры. Но дело касается не меня одного. К тому
же, если бы я был всего лишь Отцом Томом, разве угодил бы я в подобную
ужасную переделку.
И тем не менее, когда Отец Том, ударив посохом по стене, убедился в
том, что на экране высветилось прощальное послание, он почувствовал
слабость в ногах.
- Правильно ли поступаю я? - вскричал он. - Нет. Я предаю свою
паству, себя самого, Бога своего!
("Теосрань", - вставил Чарли Ом свое словообразование.)
("Ты всего лишь один из многих, - сказал Джеф Кэрд, а затем после
паузы добавил: - Возможно, найдется какое-то решение, выход из этой
ситуации".)
- И в чем этот выход?
("Пока еще не знаю".)
Повернувшись в дверях, Зурван произнес напоследок:
- Прощай, Отец Том.
("Этот парень порядком надоел, - послышался голос Чарли Ома. - Его
как-то и слишком много и маловато".)
("Прекрасное чувство драматической ситуации, ничего не скажешь, -
прокомментировал Уайт Репп. - Или это, скорее, мелодрама? Не уверен, что
он может отличить пафос от комичной напыщенности".)
("Эта пара из Трех Мушкетеров?" - спросил Боб Тингл.)
- Заткнитесь! - закричал Зурван, открывая дверь и вызывая несказанное
удивление двух болтающихся в холле бездельников.
Кто этот странно одетый сумасшедший? Интересно, что он делает в
квартире Отца Тома?
Зурван тоже удивился. Он никак не ожидал встретить кого-нибудь в
столь ранний час. Бормоча под нос что-то непонятное даже ему самому, он
хлопнул дверью. В 3:12 он вышел из здания и направился к Бульвару
Вуменвэй. Небо над головой оставалось безоблачным. Воздух был горячим, но
прохладнее, чем утром. Несколько велосипедистов и пешеходов двигались в
том же направлении, и это несколько успокоило Отца Тома: среди других он
был не так заметен. Он прошел мимо нескольких машин Государственного
Корпуса мусорщиков. А вот и автомобиль органиков. Поравнявшись с Отцом
Томом, он замедлил ход, но все-таки не остановился. Что бы он стал делать,
если бы полицейские остановились и пристали к нему с расспросами?
Отец Том пересек Вуменвэй и пошел в западном направлении но Бликер
Стрит. Он миновал дом Кэрда - обстоятельство, укрепившее в его душе
связанное с Кэрдом начало. По крайней мере, голос Кэрда звучал громче
остальных голосов.
("Я так любил тебя!" - воскликнул Кэрд.)
Зурван не знал, к кому обращены слова Кэрда, но печаль в его голосе
взволновала священника. Он ускорил, но потом снова замедлил шаг. Если
опять появятся органики, спешащий человек может привлечь и внимание.
Добравшись до улицы, протянувшейся вдоль канала; он повернул к
северу. Время от времени Отец Том поглядывал за ограждение набережной и,
наконец, увидев маленький реактивный ботик у причала, остановишься.
Спустившись к воде по ступенькам, он вернулся немного назад по узкому
проходу вдоль кромки канала к тому месту, где покачивался на воде ботик.
Скорее всего он принадлежал кому-то из обитателей дома на берегу канала.
Воскресные жители не беспокоили себя ранней рыбалкой. Отец Том влез в
лодку, отвязал веревку от причала, запустил двигателя и направился по
каналу на север. Он все же оставил позади около дюжины мелких лодчонок, в
которых сидели мужчины и женщины, увлеченные рыбалкой. Попалось и
несколько грузовых суденышек. Причалив к западному берегу канала у
Западной Одиннадцатой улицы, Зурван вылез на берег и оттолкнул лодку,
предоставив ей возможность свободно дрейфовать по течению. Еще одно
преступление.
Деревья вдоль улицы позволят ему скрыться от небесных глаз.
Наблюдатели не смогут определить, в какое здание он вошел. Пока не будут
просмотрены видеозаписи, его исчезновение под кронами деревьев не имеет
значения.
Отец Том вспомнил об Ишарашвили. Завтра его жена будет немало
удивлена тем, что муж не вышел поутру из цилиндра. Она посчитает, что
случилась неисправность в системе электропитания, откроет дверцу и
прикоснется к телу. Она удивится еще больше, ощутив вместо ожидаемой
холодной и жесткой ткани легкую пластиковую оболочку куклы.
Ее вопль отдавался внутри него.
Голос Ишарашвили тоже присутствовал, хотя он и звучал где-то вдалеке,
где-то за горизонтом его разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53