Затем она сделала шаг вперед, и я резко поднялся из-за стола.
– Не надо, ангел мой, оставайтесь, где стоите. Стоит вам войти, и все может произойти, я вас предупреждаю.
Я осушил свой стакан и направился к выходу. Когда я поравнялся с ней в дверях, она повторила вопрос.
– Я вас спросила, что вас волнует, – сказала она. – Отношения между Димитри и мной?
Я схватил ее обеими руками чуть повыше локтей и встряхнул.
– Хорошо, если это доставит вам хоть какое-то удовольствие. Меня волнует то, что разрывает меня на части. Признание, унизительное для человека моего более чем зрелого возраста. Признание, которое я сделал себе в тот самый момент, когда увидел вас впервые. Пренебрег всеми условностями.
Я выпустил ее из рук. Сара, постояв некоторое время, сняла очки и самодовольно взглянула на меня.
– Хорошо, – произнесла она. – Могу ли я выпить?
– Коль вы переступили черту, то я вас раздену.
Она подняла брови и, наклонив голову, сказала:
– Это действительно звучит заманчиво.
Мне оставалось сделать только одно. Я скользнул рукой по ровной глади живота и схватил ее между бедрами. Она даже не пыталась вырваться.
– Вот это манеры, – спокойно сказала она. – Ну прямо как у портовых грузчиков. Та же изысканность.
Ее слова подействовали на меня почти как короткий удар справа Генри Купера из фильмов периода его расцвета. Она похлопала меня по лицу, а затем поцеловала в губы.
– Но тем не менее мне понравилось, Сэвидж. Мне действительно это понравилось. Все же сорок третий год не плохой.
Она поднялась по лесенке и была уже довольно далеко, прежде чем я осознал случившееся. Выскочив на палубу, я увидел, что она уже прошла половину пирса. При сходе с него Сара остановилась и помахала мне рукой. Я ответил ей тем же, и она двинулась дальше.
* * *
Я принял душ, побрился, а потом заглянул в свой шкаф. Смотреть в нем особенно было не на что. Это и неудивительно, если вспомнить, в какой спешке мы бежали из Египта. Мне удалось все же найти белую чистую рубашку и довольно экзотически выглядевший турецкий шелковый шарф вместо галстука. Довершали описание моего костюма льняные брюки синего цвета и старый, но все еще сохранивший свой прежний вид двубортный блейзер с пуговицами в виде эмблемы королевского морского флота, который в свое время произвел на меня такое впечатление, что я выложил за него пятьдесят фунтов.
В зеркале я выглядел, как и положено мужчине моего возраста. Ничего не поделаешь, дело движется к закату, подумал я с горечью. Я поднялся на палубу в ожидании лодки, которую обещали прислать за мной.
Наверху, что было и неудивительно, Моргана все еще не было. Вина, выпитого на двести драхм, хватило бы, чтобы оно начало хлестать из ушей. А почему бы и нет? Что ему еще оставалось делать? Вечер начался с философских рассуждений.
Моторная лодка, присланная за мной, подъехала к нашему катеру в полном своем великолепии. Один член экипажа лодки был за штурвалом, второй держал наготове багор. Оба были одеты одинаково, в белые форменное брюки и синие свитера с надписью «Жар-птица» на груди. Все было выдержано в стиле моряков военного флота Ее Величества, которому Алеко, по всей видимости, отдавал предпочтение. Наверняка экипаж лодки перед отплытием получил от него соответствующий инструктаж. Я нахмурился. Что-то, особенно эти двое, выглядело настораживающим. Они не были простыми палубными матросами, в этом я был совершенно уверен.
Двое сильных, суровых мужчин. По внешнему виду их можно было принять за выходцев из южных горных районов Греции. С желтоватым оттенком лица и кудрявыми иссиня-черными волосами, они были достаточно похожими друг на друга, чтобы сойти за братьев. В их облике и движениях чувствовался высокий профессионализм. Казалось, им все было по плечу. Но профессионализм в каких делах?
Когда мы подплыли к «Жар-птице», один из них с багром в руках перегнулся передо мной через борт. Его свитер задрался вверх, обнажив на пояснице кобуру со «смит-и-вессоном» двухдюймового калибра.
Это уже было интересно. С одной стороны, Алеко был богатым человеком и нуждался в охране. С другой – шаткая политическая ситуация в стране. В это время в Греции всякое могло произойти, да и происходило довольно часто.
Мы подошли к лестнице, и я увидел капитана яхты, шедшего мне навстречу. Он был одет в форменный костюм, в котором было бы нестыдно появиться на мосту Кунардер.
После приветствия на хорошем английском он обратился ко мне:
– Мистер Сэвидж, мое имя Мелос. Прошу, пожалуйста, сюда.
Все вокруг меня блистало великолепием. Палуба была выдраена, перила блестели, а лестница в кают-компанию и коридоры внизу во всю ширину были выстланы коврами. Мы вошли в большую кают-компанию с барной стойкой, расположенной в противоположном конце. За ней никого не было. Мелос попросил меня немного подождать, отсалютовал и вышел.
Я зажег сигарету и огляделся вокруг. Все картины на стенах были репродукциями. Я достаточно хорошо в этом разбирался, а вот одна или две бронзовые статуэтки, как мне показалось, являлись подлинниками. Одна из них была особенно хороша. Маска человеческого лица с глазницами, устремленными в бесконечность.
– Нравится? – появившись в дверях, спросил Алеко.
Он был одет в белый смокинг, в котором выглядел необычайно красиво.
Я кивнул:
– Остров Родос, первый век, если я не ошибаюсь.
Он выразил свое удивление:
– Вы знаете, о чем говорите.
Я определенно его поразил.
– Ну, не всегда, – сказал я. – Несколько лет назад я занимался подводными археологическими поисками и многое видел из того, что было поднято с затонувших римских и греческих кораблей у побережья Турции, в частности.
Некоторое время мы вели интересный разговор о разных аспектах этой темы, в которой он прекрасно разбирался, но потом ему это наскучило.
Я с нетерпением ждал, когда появится Сара Гамильтон, чтобы вновь испытать волнующее меня чувство. Мне опять захотелось узнать о ней как можно больше. Как только Алеко замолк, я повернулся и увидел ее сидящей на высоком стуле у барной стойки.
На ней было простое, без излишеств, маленькое платье, характерное для ее гардероба. На этот раз из черного шелка, скроенное в стиле греческой туники классического периода, без рукавов, с прямым вырезом у шеи, в мягких складках, укороченное по последней моде. Тонкие в «паутинку» черные чулки и золотые сандалии на ногах завершали ее наряд.
Она и сама понимала, что в этом туалете со светло-золотистыми волосами, свободно падающими ей на плечи, выглядит просто неотразимо. Единственным предметом, наглядно свидетельствующим о роскоши, был кулон на серебряной цепочке. Сапфир был такого огромного размера, что его происхождение не вызывало никаких сомнений. Какое-то храмовое божество из индийской глубинки лишилось своего глаза, подумал я.
– Кто-нибудь собирается мне налить? – спросила она удивительно строго.
Алеко поднес ее руку к своим губам.
– Ты, как всегда, выглядишь потрясающе, – сказал он по-гречески и встал за барную стойку.
Она извлекла сигарету, и я протянул ей зажженную спичку. Сара крепко зажала мою руку, хотя та и не дрожала. На мгновение я почувствовал близость с ней – настоящую близость, совсем не поверхностную. Мы ощутили друг друга. Она откинула упавшие со лба волосы и посмотрела на меня. В ее глазах я увидел то, чего я никак не ожидал, – легкую печаль.
Я бы мог ее обнять и успокоить. Она явно нуждалась в этом, но Алеко с бледным и напряженным лицом, стоя за стойкой, в зеркало бара внимательно следил за нами. Он все прекрасно понимал, как выяснилось позже, и поэтому продолжал чинить мне препятствия.
Я перехватил его взгляд. Он улыбнулся и, пододвинув Саре высокий стакан, извлек из-под барной стойки бутылку «Джеймсона».
– Вы ведь это предпочитаете, мистер Сэвидж?
– Вы за мной следите, – беззаботно заметил я. – Почему?
– Джон Генри Сэвидж, – произнес он. – Родился на ферме неподалеку от Слайго в одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Гражданин Ирландии. В сорок третьем, скрыв свой возраст, поступил на службу в британский десантно-диверсионный отряд. В пятьдесят восьмом демобилизовался в звании капитана из-за невозможности, в связи с его ирландским гражданством, дальнейшего продвижения по службе. Все правильно?
Он сделал паузу, держа в одной руке бутылку виски, а в другой мой стакан.
– Я мог бы выбрать время и сам рассказать вам все это, – ответил я.
– Уверен, что рассказали бы. Но наверняка это был бы не объективный рассказ, вы могли умышленно утаить некоторые факты из своей биографии, которые пожелали бы скрыть. Скажем так, – добавил он, довольный собой.
Когда мой стакан наполнился наполовину, я поднял палец, дав понять Алеко, что мне достаточно, и взглянул на Сару Гамильтон, мрачно наблюдавшую за нами. Я понял, она прекрасно знает, как события будут развиваться дальше.
– Хорошо. Я согласен.
Алеко расплылся в довольной улыбке. Он отставил бутылку в сторону.
– Хотите знать, что написано в личном деле капитана Джона Генри Сэвиджа? Что там конкретно сказано?
– Ну, это узнать очень сложно, – сказал я. – Насколько я знаю, служащие военно-морского ведомства скрупулезно следуют актам официального закона о неразглашении государственной тайны.
– В сорок пятом на неделю раньше других вы переправились через Рейн. Под водой, естественно. Тогда вы были сержантом и за этот маленький подвиг были удостоены звания старшего лейтенанта и медали «За отвагу».
– Выпьем за то время. – Я поднял стакан и залпом наполовину опустошил содержимое. Я чувствовал в этом необходимость.
– Палестина, сорок седьмой год. Евреи создали очень эффективный отряд для проведения подводных диверсий.
– Об этом не надо. С некоторыми из них я вместе служил во время войны.
– В донесениях содержится упоминание о том, что в порту Яффа вы в самый последний момент сняли пару магнитных мин с киля эскадренного миноносца. Во всяком случае, так там говорится.
Неужели я это сделал? Сколько же мне тогда было? Двадцать один? Нет, тогда это был совсем другой Джек Сэвидж. Молодой честолюбивый юноша в сапогах, от которых еще не успела отвалиться ирландская грязь, страстно жаждущий поразить мир своими подвигами. Слава Богу, что его информация была неполной. Он упустил один важный факт моей биографии.
– Еще отлично показали себя в Корее, когда находились в службе безопасности. Отбыли срок в Омане.
– В тот год там взбунтовались племена.
Сара кашлянула, поперхнувшись напитком, Алеко снисходительно при этом улыбнулся.
– И, наконец, Кипр. Орден «За безупречную службу» в пятьдесят седьмом году. В то время уже появилось много диверсионных отрядов, включая Е.О.К.А. – Он снова взялся за бутылку и подлил мне виски. – А в пятьдесят восьмом вы уволились из армии и занялись подводными поисками.
Я повернулся к Саре:
– Ну вот, теперь вы все знаете. Информация обо мне до вас дошла. Я был героем.
– Я никогда в этом не сомневалась.
– Один из самых перспективных офицеров с уникальными организаторскими способностями, – вставил Алеко. – Это простое цитирование официальных записей в вашем послужном списке. А все же, почему человек с такой высокой репутацией решился уйти из армии?
Я вдруг почувствовал, что устал от этой игры, и решил дать ему это понять:
– Почему об этом спрашиваете, если сами все прекрасно знаете?
Он вскинул руку, как бы защищаясь:
– Хорошо, мистер Сэвидж. На коктейле в Никозии вы назвали некоего британского генерала «синезадым бабуином», недостойным называться ирландцем. Тот был родом, как я понимаю, из ваших мест, которые вы считаете спорной территорией. Вы также, насколько мне известно, добавили еще, что более чем симпатизируете Е.О.К.А. Я достаточно точно описал, что произошло тогда с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Не надо, ангел мой, оставайтесь, где стоите. Стоит вам войти, и все может произойти, я вас предупреждаю.
Я осушил свой стакан и направился к выходу. Когда я поравнялся с ней в дверях, она повторила вопрос.
– Я вас спросила, что вас волнует, – сказала она. – Отношения между Димитри и мной?
Я схватил ее обеими руками чуть повыше локтей и встряхнул.
– Хорошо, если это доставит вам хоть какое-то удовольствие. Меня волнует то, что разрывает меня на части. Признание, унизительное для человека моего более чем зрелого возраста. Признание, которое я сделал себе в тот самый момент, когда увидел вас впервые. Пренебрег всеми условностями.
Я выпустил ее из рук. Сара, постояв некоторое время, сняла очки и самодовольно взглянула на меня.
– Хорошо, – произнесла она. – Могу ли я выпить?
– Коль вы переступили черту, то я вас раздену.
Она подняла брови и, наклонив голову, сказала:
– Это действительно звучит заманчиво.
Мне оставалось сделать только одно. Я скользнул рукой по ровной глади живота и схватил ее между бедрами. Она даже не пыталась вырваться.
– Вот это манеры, – спокойно сказала она. – Ну прямо как у портовых грузчиков. Та же изысканность.
Ее слова подействовали на меня почти как короткий удар справа Генри Купера из фильмов периода его расцвета. Она похлопала меня по лицу, а затем поцеловала в губы.
– Но тем не менее мне понравилось, Сэвидж. Мне действительно это понравилось. Все же сорок третий год не плохой.
Она поднялась по лесенке и была уже довольно далеко, прежде чем я осознал случившееся. Выскочив на палубу, я увидел, что она уже прошла половину пирса. При сходе с него Сара остановилась и помахала мне рукой. Я ответил ей тем же, и она двинулась дальше.
* * *
Я принял душ, побрился, а потом заглянул в свой шкаф. Смотреть в нем особенно было не на что. Это и неудивительно, если вспомнить, в какой спешке мы бежали из Египта. Мне удалось все же найти белую чистую рубашку и довольно экзотически выглядевший турецкий шелковый шарф вместо галстука. Довершали описание моего костюма льняные брюки синего цвета и старый, но все еще сохранивший свой прежний вид двубортный блейзер с пуговицами в виде эмблемы королевского морского флота, который в свое время произвел на меня такое впечатление, что я выложил за него пятьдесят фунтов.
В зеркале я выглядел, как и положено мужчине моего возраста. Ничего не поделаешь, дело движется к закату, подумал я с горечью. Я поднялся на палубу в ожидании лодки, которую обещали прислать за мной.
Наверху, что было и неудивительно, Моргана все еще не было. Вина, выпитого на двести драхм, хватило бы, чтобы оно начало хлестать из ушей. А почему бы и нет? Что ему еще оставалось делать? Вечер начался с философских рассуждений.
Моторная лодка, присланная за мной, подъехала к нашему катеру в полном своем великолепии. Один член экипажа лодки был за штурвалом, второй держал наготове багор. Оба были одеты одинаково, в белые форменное брюки и синие свитера с надписью «Жар-птица» на груди. Все было выдержано в стиле моряков военного флота Ее Величества, которому Алеко, по всей видимости, отдавал предпочтение. Наверняка экипаж лодки перед отплытием получил от него соответствующий инструктаж. Я нахмурился. Что-то, особенно эти двое, выглядело настораживающим. Они не были простыми палубными матросами, в этом я был совершенно уверен.
Двое сильных, суровых мужчин. По внешнему виду их можно было принять за выходцев из южных горных районов Греции. С желтоватым оттенком лица и кудрявыми иссиня-черными волосами, они были достаточно похожими друг на друга, чтобы сойти за братьев. В их облике и движениях чувствовался высокий профессионализм. Казалось, им все было по плечу. Но профессионализм в каких делах?
Когда мы подплыли к «Жар-птице», один из них с багром в руках перегнулся передо мной через борт. Его свитер задрался вверх, обнажив на пояснице кобуру со «смит-и-вессоном» двухдюймового калибра.
Это уже было интересно. С одной стороны, Алеко был богатым человеком и нуждался в охране. С другой – шаткая политическая ситуация в стране. В это время в Греции всякое могло произойти, да и происходило довольно часто.
Мы подошли к лестнице, и я увидел капитана яхты, шедшего мне навстречу. Он был одет в форменный костюм, в котором было бы нестыдно появиться на мосту Кунардер.
После приветствия на хорошем английском он обратился ко мне:
– Мистер Сэвидж, мое имя Мелос. Прошу, пожалуйста, сюда.
Все вокруг меня блистало великолепием. Палуба была выдраена, перила блестели, а лестница в кают-компанию и коридоры внизу во всю ширину были выстланы коврами. Мы вошли в большую кают-компанию с барной стойкой, расположенной в противоположном конце. За ней никого не было. Мелос попросил меня немного подождать, отсалютовал и вышел.
Я зажег сигарету и огляделся вокруг. Все картины на стенах были репродукциями. Я достаточно хорошо в этом разбирался, а вот одна или две бронзовые статуэтки, как мне показалось, являлись подлинниками. Одна из них была особенно хороша. Маска человеческого лица с глазницами, устремленными в бесконечность.
– Нравится? – появившись в дверях, спросил Алеко.
Он был одет в белый смокинг, в котором выглядел необычайно красиво.
Я кивнул:
– Остров Родос, первый век, если я не ошибаюсь.
Он выразил свое удивление:
– Вы знаете, о чем говорите.
Я определенно его поразил.
– Ну, не всегда, – сказал я. – Несколько лет назад я занимался подводными археологическими поисками и многое видел из того, что было поднято с затонувших римских и греческих кораблей у побережья Турции, в частности.
Некоторое время мы вели интересный разговор о разных аспектах этой темы, в которой он прекрасно разбирался, но потом ему это наскучило.
Я с нетерпением ждал, когда появится Сара Гамильтон, чтобы вновь испытать волнующее меня чувство. Мне опять захотелось узнать о ней как можно больше. Как только Алеко замолк, я повернулся и увидел ее сидящей на высоком стуле у барной стойки.
На ней было простое, без излишеств, маленькое платье, характерное для ее гардероба. На этот раз из черного шелка, скроенное в стиле греческой туники классического периода, без рукавов, с прямым вырезом у шеи, в мягких складках, укороченное по последней моде. Тонкие в «паутинку» черные чулки и золотые сандалии на ногах завершали ее наряд.
Она и сама понимала, что в этом туалете со светло-золотистыми волосами, свободно падающими ей на плечи, выглядит просто неотразимо. Единственным предметом, наглядно свидетельствующим о роскоши, был кулон на серебряной цепочке. Сапфир был такого огромного размера, что его происхождение не вызывало никаких сомнений. Какое-то храмовое божество из индийской глубинки лишилось своего глаза, подумал я.
– Кто-нибудь собирается мне налить? – спросила она удивительно строго.
Алеко поднес ее руку к своим губам.
– Ты, как всегда, выглядишь потрясающе, – сказал он по-гречески и встал за барную стойку.
Она извлекла сигарету, и я протянул ей зажженную спичку. Сара крепко зажала мою руку, хотя та и не дрожала. На мгновение я почувствовал близость с ней – настоящую близость, совсем не поверхностную. Мы ощутили друг друга. Она откинула упавшие со лба волосы и посмотрела на меня. В ее глазах я увидел то, чего я никак не ожидал, – легкую печаль.
Я бы мог ее обнять и успокоить. Она явно нуждалась в этом, но Алеко с бледным и напряженным лицом, стоя за стойкой, в зеркало бара внимательно следил за нами. Он все прекрасно понимал, как выяснилось позже, и поэтому продолжал чинить мне препятствия.
Я перехватил его взгляд. Он улыбнулся и, пододвинув Саре высокий стакан, извлек из-под барной стойки бутылку «Джеймсона».
– Вы ведь это предпочитаете, мистер Сэвидж?
– Вы за мной следите, – беззаботно заметил я. – Почему?
– Джон Генри Сэвидж, – произнес он. – Родился на ферме неподалеку от Слайго в одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Гражданин Ирландии. В сорок третьем, скрыв свой возраст, поступил на службу в британский десантно-диверсионный отряд. В пятьдесят восьмом демобилизовался в звании капитана из-за невозможности, в связи с его ирландским гражданством, дальнейшего продвижения по службе. Все правильно?
Он сделал паузу, держа в одной руке бутылку виски, а в другой мой стакан.
– Я мог бы выбрать время и сам рассказать вам все это, – ответил я.
– Уверен, что рассказали бы. Но наверняка это был бы не объективный рассказ, вы могли умышленно утаить некоторые факты из своей биографии, которые пожелали бы скрыть. Скажем так, – добавил он, довольный собой.
Когда мой стакан наполнился наполовину, я поднял палец, дав понять Алеко, что мне достаточно, и взглянул на Сару Гамильтон, мрачно наблюдавшую за нами. Я понял, она прекрасно знает, как события будут развиваться дальше.
– Хорошо. Я согласен.
Алеко расплылся в довольной улыбке. Он отставил бутылку в сторону.
– Хотите знать, что написано в личном деле капитана Джона Генри Сэвиджа? Что там конкретно сказано?
– Ну, это узнать очень сложно, – сказал я. – Насколько я знаю, служащие военно-морского ведомства скрупулезно следуют актам официального закона о неразглашении государственной тайны.
– В сорок пятом на неделю раньше других вы переправились через Рейн. Под водой, естественно. Тогда вы были сержантом и за этот маленький подвиг были удостоены звания старшего лейтенанта и медали «За отвагу».
– Выпьем за то время. – Я поднял стакан и залпом наполовину опустошил содержимое. Я чувствовал в этом необходимость.
– Палестина, сорок седьмой год. Евреи создали очень эффективный отряд для проведения подводных диверсий.
– Об этом не надо. С некоторыми из них я вместе служил во время войны.
– В донесениях содержится упоминание о том, что в порту Яффа вы в самый последний момент сняли пару магнитных мин с киля эскадренного миноносца. Во всяком случае, так там говорится.
Неужели я это сделал? Сколько же мне тогда было? Двадцать один? Нет, тогда это был совсем другой Джек Сэвидж. Молодой честолюбивый юноша в сапогах, от которых еще не успела отвалиться ирландская грязь, страстно жаждущий поразить мир своими подвигами. Слава Богу, что его информация была неполной. Он упустил один важный факт моей биографии.
– Еще отлично показали себя в Корее, когда находились в службе безопасности. Отбыли срок в Омане.
– В тот год там взбунтовались племена.
Сара кашлянула, поперхнувшись напитком, Алеко снисходительно при этом улыбнулся.
– И, наконец, Кипр. Орден «За безупречную службу» в пятьдесят седьмом году. В то время уже появилось много диверсионных отрядов, включая Е.О.К.А. – Он снова взялся за бутылку и подлил мне виски. – А в пятьдесят восьмом вы уволились из армии и занялись подводными поисками.
Я повернулся к Саре:
– Ну вот, теперь вы все знаете. Информация обо мне до вас дошла. Я был героем.
– Я никогда в этом не сомневалась.
– Один из самых перспективных офицеров с уникальными организаторскими способностями, – вставил Алеко. – Это простое цитирование официальных записей в вашем послужном списке. А все же, почему человек с такой высокой репутацией решился уйти из армии?
Я вдруг почувствовал, что устал от этой игры, и решил дать ему это понять:
– Почему об этом спрашиваете, если сами все прекрасно знаете?
Он вскинул руку, как бы защищаясь:
– Хорошо, мистер Сэвидж. На коктейле в Никозии вы назвали некоего британского генерала «синезадым бабуином», недостойным называться ирландцем. Тот был родом, как я понимаю, из ваших мест, которые вы считаете спорной территорией. Вы также, насколько мне известно, добавили еще, что более чем симпатизируете Е.О.К.А. Я достаточно точно описал, что произошло тогда с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37