Они пришиты к каждой вещи обоих её сынишек. Это все, что вы нашли?
– Нет, есть ещё кое-что. Мы исследовали её ногти, то есть, точнее, то, что осталось под ногтями. И нашли следы масляной краски. На платье тоже обнаружены следы той же краски.
– Так она была художницей? – предположил Миллер.
– Наверняка сказать трудно. В наше время многие рисуют для развлечения. – Сказав это, Генри Вайд рассмеялся и угостил Миллера дружеским тумаком. – Вам не следовало служить в полиции, дружище. Вы слишком серьезно относитесь к жизни.
Грант все ещё не вставал из-за стола, когда Миллер снова заглянул к нему.
– Найдется у вас для меня минутка?
– Входите, – Грант откинулся в кресле и закурил. – Как идут дела?
– Очень медленно. Но я пришел поговорить о другом. Знаете ли вы человека по фамилии Вернон?
– Макс Вернон, приезжий из Лондона, скупивший у Фолкнера все казино и тотализатор? – Грант пожал плечами. – Я почти ничего о нем не знаю. Мне его представили на благотворительном обеде. По-видимому, он получил отличное воспитание.
– Точно, вплоть до итонского галстука, – при этих словах Миллеру захотелось громко расхохотаться. – Он пытается давить на Лазара.
– Неужели? – поразился Грант.
– К сожалению, это истинная правда, – продолжал Миллер.
– Мы с Лазаром сидели на скамеечке в сквере напротив его клуба, и тут появился Вернон в сопровождении двух телохранителей по имени Карвер и Страттон. Можете мне поверить, они не настроены были шутить. Вернону хочется войти в долю в клубе «Беркли». Естественно, он готов хорошо заплатить, и не потерпит никаких нарушений закона, но если Лазар не согласится, ему не перепадет ничего.
Грант совершенно преобразился и энергично нажал кнопку телефона.
– Немедленно свяжитесь с управлением уголовной полиции Лондона. Мне необходима исчерпывающая информация о некоем Максе Верноне и двух работающих на него мужчинах – Карвере и Страттоне. Как можно быстрее.
Закончив, он снова обратился к Миллеру.
– Что произошло потом?
– Да, собственно, ничего особенного. Вернон не сказал ничего компрометирующего. На первый взгляд, он просто хочет заключить с Лазаром вполне легальное деловое соглашение.
– А он знал, кто вы такой?
– Нет. Лазар меня ему представил.
Грант встал и подошел к окну.
– Эта история мне совсем не нравится.
– Но передо мной открылись новые перспективы, – заявил Миллер. – Я задаю себе вопрос, не присвоил ли себе Вернон заодно и созданную Фолкнером сеть девушек по вызову – «Кэл-гел-ринг».
– Да, завидная перспектива, – вздохнул Грант. – Беда никогда не приходит одна. Зайдите ко мне сегодня около трех, если удастся. До трех должен прийти ответ из Лондона.
Вернувшись в свой кабинет, Миллер застал там молодого сотрудника.
– Сержант, пока вы были у шефа, я принял для вас сообщение.
– От кого?
– От Джека Брэди. Он сказал, что звонит из католической церкви Уолтхемгейт. И спрашивает, сможете ли вы добраться туда как можно скорее.
– Ясно, – сказал Миллер. – Что еще?
– Да, он просил сообщить, что напал на след девушки.
В маленькой церкви царил полумрак. Свечи горели только у алтаря. Казалось, статуя Богоматери в боковом приделе слегка колышется. Ник Миллер в непривычной обстановке чувствовал себя скованно.
Он стоял и ждал, пока Джек Брэди молился, преклонив колена.
Перед алтарем, погруженный в молитву, стоял на коленях человек, с которым они собирались поговорить. Через несколько минут он встал и подошел к ним. Миллер заметил, что он очень стар. Седые волосы на свету отливали серебром. Брэди представил их друг другу.
– Пастор Райян, сержант Ник Миллер.
Старик с улыбкой пожал руку Миллеру. Рукопожатие оказалось, против ожидания, очень крепким.
– Мы с Джеком старые друзья, сержант. Пятнадцать лет подряд он руководил секцией бокса в нашем клубе. Пойдемте, сядем лучше на веранде. В это время года солнце показывается так редко… И зима была особенно суровой.
Брэди отворил дверь, пастор прошел вперед и сел на деревянную полированную скамью, откуда видно было старое, тихое кладбище, обсаженное кипарисами.
– Мне сказали, вы постараетесь помочь следствию.
Пастор кивнул.
– Могу я ещё раз взглянуть на фотографию?
Миллер протянул ему снимок. Пастор Райян долго молча его рассматривал и, глубоко вздохнув, произнес:
– Бедное дитя.
– Вы знали эту девушку?
– Она говорила, что её зовут Джоанна Мартин.
– Она так себя называла?
– Верно. Но я не думаю, что это её настоящее имя.
– Можно узнать, почему?
Пастор Райян слабо улыбнулся.
– Я не хуже вас знаю людей, сержант. Это особенность моей профессии. Образуется как бы инстинкт.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – ответил Миллер.
– Впервые она появилась в нашей церкви около трех месяцев назад. Мне сразу бросилось в глаза, что она отличается от других прихожан. Мы живем здесь будто на вокзале, сержант. Почти все дома сдаются здесь в наем, а квартиранты постоянно меняются. Сразу было заметно, что Ионна выросла в другом мире, где царит порядок. Здесь она попала в совершенно незнакомую среду.
– Вы знаете, у кого она жила?
– Она снимала комнату у миссис Килрой. Ее дом недалеко отсюда. Я уже дал адрес сержанту Брэди.
То, что он назвал Брэди так официально, придало другой оттенок всему разговору. Казалось, он уже готовится к следующему вопросу, который неминуемо будет задан.
– Я понимаю, пастор, в каком вы затруднительном положении, – сказал Миллер. – Девушка запуталась в противоречиях. Ситуация казалась ей безнадежной, иначе она не решилась бы покончить с собой. Имеете ли вы хоть какое-то представление, что привело её в такое отчаяние?
Брэди заволновался и даже переступил с ноги на ногу. Пастор отрицательно покачал головой.
– Я должен хранить тайну исповеди. Я не имею права рассказывать, что узнал на исповеди, о чем бы ни шла речь. Для меня не существует исключений. Вы это знаете, сержант.
– Разумеется, господин пастор, – согласился Миллер. – Не буду больше ничего у вас выпытывать. Вы и так нам очень помогли. Большое спасибо.
Пастор Райян встал и протянул руку.
– Если я смогу ещё чем-то помочь, всегда рад. Вы найдете меня здесь.
Брэди пошел вперед. Миллер последовал за ним, но внезапно задержался.
– Еще один вопрос. Если я не ошибаюсь, то для самоубийц есть ограничения при похоронах. Это верно?
– В данном случае – нет, – твердо ответил пастор Райян. – Тут много смягчающих обстоятельств. Я лично доложу епископу и могу с уверенностью сказать, что препятствий не будет.
Миллер улыбнулся.
– Это меня радует.
– Извините за нескромность, но мне кажется, вы лично заинтересованы в этой истории. Можно узнать, почему?
– Я сам вытащил её из воды, – пояснил Миллер. – Такое не забывается. В одном я твердо уверен: я не успокоюсь, пока не найду виновника её гибели.
Пастор Райян тяжело вздохнул.
– Большинство полагает, что священники отрезаны от светской жизни и живут как за стеклянной стеной. Но это не так. Мне за неделю приходится встречаться лицом к лицу со злом гораздо чаще, чем иному человеку за всю долгую жизнь. – И добавил с усталой улыбкой. – И все-таки я продолжаю верить в доброе начало, в то, что в любом человеке есть что-то хорошее.
– Мне бы очень хотелось разделить с вами вашу уверенность, – мрачно буркнул Миллер. – В самом деле, я бы очень этого хотел.
Он повернулся и поспешно ушел.
Миссис Килрой была несимпатичной вдовой с ярко-рыжими волосами и тонким ртом, который она так усердно красила яркой помадой, что тот казался кровавым пятном на её топорном лице.
– У меня приличный дом, – заявил она, провожая посетителей на второй этаж. – У меня не бывает никаких неприятностей.
– Не волнуйтесь, миссис Килрой, – успокоил её Брэди. – Нам просто нужно взглянуть на комнату, и это все. Потом зададим несколько вопросов.
Они прошли по длинному темному коридору. Линолеум был натерт до блеска, посередине лежала старая истертая дорожка. Дверь в конце коридора была заперта. Вынув из кармана передника большую связку ключей, миссис Килрой отперла дверь и вошла.
Комната оказалась огромной. Гарнитур красного дерева викторианских времен отливал темным медом. Единственное окно было наполовину закрыто шторой, поэтому шум транспорта звучал приглушенно, как нечто потустороннее. Тонкий солнечный лучик освежал выцветшие краски старого индийского ковра.
Мужчин поразила чистота в комнате. Всюду был порядок. Постельное белье снято. Одеяло аккуратно сложены на краю матраца. Зеркало на туалетном столике тщательно протерто.
Миллер проверил все выдвижные ящики, везде было пусто. Он обратился к хозяйке.
– Сегодня утром вы застали комнату в таком же виде?
– Да, – ответила миссис Килрой, – вчера вечером около девяти она спустилась ко мне и постучала в дверь.
– Она пришла с улицы?
– Не могу сказать. Но она предупредила, что сегодня уедет.
– И не объяснила, почему?
– Я и не спрашивала. Я только согласно контракту потребовала оплату вперед за неделю, если она уезжает раньше оговоренного срока.
– И она заплатила?
– Не моргнув глазом. Должна сказать, у нас никогда не было недоразумений с оплатой.
Во время беседы Брэди ещё раз обошел комнату, внимательно осматривая комоды и шкафы. Затем доложил, что все в идеальном порядке, абсолютно чисто.
– Следовательно, она забрала все свои вещи, – сказал Миллер и, обращаясь к миссис Килрой, спросил: – А вы видели, как она уходила?
– Я видела её в последний раз в половине десятого. Она сказала, что хочет сжечь всякие ненужные мелочи. Попросила разрешения сжечь вещи в подвале, в котле.
– А вы туда не спускались?
– В этом нет нужды. Котел нужно проверять через день.
– Так… – протянул Миллер, подошел к окну и раздвинул шторы. Вернемся ещё раз к тому моменту, когда вы виделись с ней вчера в последний раз. Она была взволнована или огорчена?
Миссис Килрой замотала головой.
– Нет, нет. Такая же, как обычно.
– Но ведь всего через три часа она свела счеты с жизнью.
– Да простит ей Господь! – В голосе миссис Килрой звучало истинное негодование. Она истово перекрестилась.
– Что ещё вы можете о ней рассказать? Нам известно, что она прожила у вас три месяца.
– Совершенно верно. Однажды она появилась у моих дверей с двумя чемоданами, а у меня как раз была свободная комната. Она согласилась внести плату за три месяца вперед, так как не имела никаких рекомендаций.
– И что вы подумали об этой девушке?
Миссис Килрой пожала плечами.
– Она отличалась от местных жителей. Слишком благородная. Я поставила себе за правило никогда не задавать лишних вопросов, потому что каждый должен заниматься своими делами и не вмешиваться в чужие. Но эта девушка наверняка могла бы рассказать немало интересного.
– Пастор Райян вовсе не уверен, что её действительно звали Джоанна Мартин.
– Меня это вовсе не удивляет.
– А как она зарабатывала на жизнь?
– С ней у меня не было проблем. Меня не касалось, чем она занимается. Я заметила только, что у неё стоял мольберт. Она часто рисовала. Однажды я спросила, учится ли она в академии, но она сказала, что рисование – её хобби.
– Часто ли она уходила из дома, например, по вечерам?
– Мне было безразлично, где она проводит ночь. У каждого жильца есть свой ключ.
И снова пожав плечами, она добавила:
– Меня тоже часто не бывает дома.
– Бывали у неё посетители?
– Если и бывали, то без моего ведома. Она была очень скрытной. Время от времени я замечала, что она ужасно выглядит – совсем как больная. Однажды пришлось даже помочь ей подняться по лестнице. Я хотела вызвать врача, но она сказала, что чувствует себя немного нездоровой. Когда я снова увидела её через несколько часов, она выглядела прекрасно.
«После инъекции героина», – подумал Миллер и вздохнул.
– Больше вам нечего нам сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Нет, есть ещё кое-что. Мы исследовали её ногти, то есть, точнее, то, что осталось под ногтями. И нашли следы масляной краски. На платье тоже обнаружены следы той же краски.
– Так она была художницей? – предположил Миллер.
– Наверняка сказать трудно. В наше время многие рисуют для развлечения. – Сказав это, Генри Вайд рассмеялся и угостил Миллера дружеским тумаком. – Вам не следовало служить в полиции, дружище. Вы слишком серьезно относитесь к жизни.
Грант все ещё не вставал из-за стола, когда Миллер снова заглянул к нему.
– Найдется у вас для меня минутка?
– Входите, – Грант откинулся в кресле и закурил. – Как идут дела?
– Очень медленно. Но я пришел поговорить о другом. Знаете ли вы человека по фамилии Вернон?
– Макс Вернон, приезжий из Лондона, скупивший у Фолкнера все казино и тотализатор? – Грант пожал плечами. – Я почти ничего о нем не знаю. Мне его представили на благотворительном обеде. По-видимому, он получил отличное воспитание.
– Точно, вплоть до итонского галстука, – при этих словах Миллеру захотелось громко расхохотаться. – Он пытается давить на Лазара.
– Неужели? – поразился Грант.
– К сожалению, это истинная правда, – продолжал Миллер.
– Мы с Лазаром сидели на скамеечке в сквере напротив его клуба, и тут появился Вернон в сопровождении двух телохранителей по имени Карвер и Страттон. Можете мне поверить, они не настроены были шутить. Вернону хочется войти в долю в клубе «Беркли». Естественно, он готов хорошо заплатить, и не потерпит никаких нарушений закона, но если Лазар не согласится, ему не перепадет ничего.
Грант совершенно преобразился и энергично нажал кнопку телефона.
– Немедленно свяжитесь с управлением уголовной полиции Лондона. Мне необходима исчерпывающая информация о некоем Максе Верноне и двух работающих на него мужчинах – Карвере и Страттоне. Как можно быстрее.
Закончив, он снова обратился к Миллеру.
– Что произошло потом?
– Да, собственно, ничего особенного. Вернон не сказал ничего компрометирующего. На первый взгляд, он просто хочет заключить с Лазаром вполне легальное деловое соглашение.
– А он знал, кто вы такой?
– Нет. Лазар меня ему представил.
Грант встал и подошел к окну.
– Эта история мне совсем не нравится.
– Но передо мной открылись новые перспективы, – заявил Миллер. – Я задаю себе вопрос, не присвоил ли себе Вернон заодно и созданную Фолкнером сеть девушек по вызову – «Кэл-гел-ринг».
– Да, завидная перспектива, – вздохнул Грант. – Беда никогда не приходит одна. Зайдите ко мне сегодня около трех, если удастся. До трех должен прийти ответ из Лондона.
Вернувшись в свой кабинет, Миллер застал там молодого сотрудника.
– Сержант, пока вы были у шефа, я принял для вас сообщение.
– От кого?
– От Джека Брэди. Он сказал, что звонит из католической церкви Уолтхемгейт. И спрашивает, сможете ли вы добраться туда как можно скорее.
– Ясно, – сказал Миллер. – Что еще?
– Да, он просил сообщить, что напал на след девушки.
В маленькой церкви царил полумрак. Свечи горели только у алтаря. Казалось, статуя Богоматери в боковом приделе слегка колышется. Ник Миллер в непривычной обстановке чувствовал себя скованно.
Он стоял и ждал, пока Джек Брэди молился, преклонив колена.
Перед алтарем, погруженный в молитву, стоял на коленях человек, с которым они собирались поговорить. Через несколько минут он встал и подошел к ним. Миллер заметил, что он очень стар. Седые волосы на свету отливали серебром. Брэди представил их друг другу.
– Пастор Райян, сержант Ник Миллер.
Старик с улыбкой пожал руку Миллеру. Рукопожатие оказалось, против ожидания, очень крепким.
– Мы с Джеком старые друзья, сержант. Пятнадцать лет подряд он руководил секцией бокса в нашем клубе. Пойдемте, сядем лучше на веранде. В это время года солнце показывается так редко… И зима была особенно суровой.
Брэди отворил дверь, пастор прошел вперед и сел на деревянную полированную скамью, откуда видно было старое, тихое кладбище, обсаженное кипарисами.
– Мне сказали, вы постараетесь помочь следствию.
Пастор кивнул.
– Могу я ещё раз взглянуть на фотографию?
Миллер протянул ему снимок. Пастор Райян долго молча его рассматривал и, глубоко вздохнув, произнес:
– Бедное дитя.
– Вы знали эту девушку?
– Она говорила, что её зовут Джоанна Мартин.
– Она так себя называла?
– Верно. Но я не думаю, что это её настоящее имя.
– Можно узнать, почему?
Пастор Райян слабо улыбнулся.
– Я не хуже вас знаю людей, сержант. Это особенность моей профессии. Образуется как бы инстинкт.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – ответил Миллер.
– Впервые она появилась в нашей церкви около трех месяцев назад. Мне сразу бросилось в глаза, что она отличается от других прихожан. Мы живем здесь будто на вокзале, сержант. Почти все дома сдаются здесь в наем, а квартиранты постоянно меняются. Сразу было заметно, что Ионна выросла в другом мире, где царит порядок. Здесь она попала в совершенно незнакомую среду.
– Вы знаете, у кого она жила?
– Она снимала комнату у миссис Килрой. Ее дом недалеко отсюда. Я уже дал адрес сержанту Брэди.
То, что он назвал Брэди так официально, придало другой оттенок всему разговору. Казалось, он уже готовится к следующему вопросу, который неминуемо будет задан.
– Я понимаю, пастор, в каком вы затруднительном положении, – сказал Миллер. – Девушка запуталась в противоречиях. Ситуация казалась ей безнадежной, иначе она не решилась бы покончить с собой. Имеете ли вы хоть какое-то представление, что привело её в такое отчаяние?
Брэди заволновался и даже переступил с ноги на ногу. Пастор отрицательно покачал головой.
– Я должен хранить тайну исповеди. Я не имею права рассказывать, что узнал на исповеди, о чем бы ни шла речь. Для меня не существует исключений. Вы это знаете, сержант.
– Разумеется, господин пастор, – согласился Миллер. – Не буду больше ничего у вас выпытывать. Вы и так нам очень помогли. Большое спасибо.
Пастор Райян встал и протянул руку.
– Если я смогу ещё чем-то помочь, всегда рад. Вы найдете меня здесь.
Брэди пошел вперед. Миллер последовал за ним, но внезапно задержался.
– Еще один вопрос. Если я не ошибаюсь, то для самоубийц есть ограничения при похоронах. Это верно?
– В данном случае – нет, – твердо ответил пастор Райян. – Тут много смягчающих обстоятельств. Я лично доложу епископу и могу с уверенностью сказать, что препятствий не будет.
Миллер улыбнулся.
– Это меня радует.
– Извините за нескромность, но мне кажется, вы лично заинтересованы в этой истории. Можно узнать, почему?
– Я сам вытащил её из воды, – пояснил Миллер. – Такое не забывается. В одном я твердо уверен: я не успокоюсь, пока не найду виновника её гибели.
Пастор Райян тяжело вздохнул.
– Большинство полагает, что священники отрезаны от светской жизни и живут как за стеклянной стеной. Но это не так. Мне за неделю приходится встречаться лицом к лицу со злом гораздо чаще, чем иному человеку за всю долгую жизнь. – И добавил с усталой улыбкой. – И все-таки я продолжаю верить в доброе начало, в то, что в любом человеке есть что-то хорошее.
– Мне бы очень хотелось разделить с вами вашу уверенность, – мрачно буркнул Миллер. – В самом деле, я бы очень этого хотел.
Он повернулся и поспешно ушел.
Миссис Килрой была несимпатичной вдовой с ярко-рыжими волосами и тонким ртом, который она так усердно красила яркой помадой, что тот казался кровавым пятном на её топорном лице.
– У меня приличный дом, – заявил она, провожая посетителей на второй этаж. – У меня не бывает никаких неприятностей.
– Не волнуйтесь, миссис Килрой, – успокоил её Брэди. – Нам просто нужно взглянуть на комнату, и это все. Потом зададим несколько вопросов.
Они прошли по длинному темному коридору. Линолеум был натерт до блеска, посередине лежала старая истертая дорожка. Дверь в конце коридора была заперта. Вынув из кармана передника большую связку ключей, миссис Килрой отперла дверь и вошла.
Комната оказалась огромной. Гарнитур красного дерева викторианских времен отливал темным медом. Единственное окно было наполовину закрыто шторой, поэтому шум транспорта звучал приглушенно, как нечто потустороннее. Тонкий солнечный лучик освежал выцветшие краски старого индийского ковра.
Мужчин поразила чистота в комнате. Всюду был порядок. Постельное белье снято. Одеяло аккуратно сложены на краю матраца. Зеркало на туалетном столике тщательно протерто.
Миллер проверил все выдвижные ящики, везде было пусто. Он обратился к хозяйке.
– Сегодня утром вы застали комнату в таком же виде?
– Да, – ответила миссис Килрой, – вчера вечером около девяти она спустилась ко мне и постучала в дверь.
– Она пришла с улицы?
– Не могу сказать. Но она предупредила, что сегодня уедет.
– И не объяснила, почему?
– Я и не спрашивала. Я только согласно контракту потребовала оплату вперед за неделю, если она уезжает раньше оговоренного срока.
– И она заплатила?
– Не моргнув глазом. Должна сказать, у нас никогда не было недоразумений с оплатой.
Во время беседы Брэди ещё раз обошел комнату, внимательно осматривая комоды и шкафы. Затем доложил, что все в идеальном порядке, абсолютно чисто.
– Следовательно, она забрала все свои вещи, – сказал Миллер и, обращаясь к миссис Килрой, спросил: – А вы видели, как она уходила?
– Я видела её в последний раз в половине десятого. Она сказала, что хочет сжечь всякие ненужные мелочи. Попросила разрешения сжечь вещи в подвале, в котле.
– А вы туда не спускались?
– В этом нет нужды. Котел нужно проверять через день.
– Так… – протянул Миллер, подошел к окну и раздвинул шторы. Вернемся ещё раз к тому моменту, когда вы виделись с ней вчера в последний раз. Она была взволнована или огорчена?
Миссис Килрой замотала головой.
– Нет, нет. Такая же, как обычно.
– Но ведь всего через три часа она свела счеты с жизнью.
– Да простит ей Господь! – В голосе миссис Килрой звучало истинное негодование. Она истово перекрестилась.
– Что ещё вы можете о ней рассказать? Нам известно, что она прожила у вас три месяца.
– Совершенно верно. Однажды она появилась у моих дверей с двумя чемоданами, а у меня как раз была свободная комната. Она согласилась внести плату за три месяца вперед, так как не имела никаких рекомендаций.
– И что вы подумали об этой девушке?
Миссис Килрой пожала плечами.
– Она отличалась от местных жителей. Слишком благородная. Я поставила себе за правило никогда не задавать лишних вопросов, потому что каждый должен заниматься своими делами и не вмешиваться в чужие. Но эта девушка наверняка могла бы рассказать немало интересного.
– Пастор Райян вовсе не уверен, что её действительно звали Джоанна Мартин.
– Меня это вовсе не удивляет.
– А как она зарабатывала на жизнь?
– С ней у меня не было проблем. Меня не касалось, чем она занимается. Я заметила только, что у неё стоял мольберт. Она часто рисовала. Однажды я спросила, учится ли она в академии, но она сказала, что рисование – её хобби.
– Часто ли она уходила из дома, например, по вечерам?
– Мне было безразлично, где она проводит ночь. У каждого жильца есть свой ключ.
И снова пожав плечами, она добавила:
– Меня тоже часто не бывает дома.
– Бывали у неё посетители?
– Если и бывали, то без моего ведома. Она была очень скрытной. Время от времени я замечала, что она ужасно выглядит – совсем как больная. Однажды пришлось даже помочь ей подняться по лестнице. Я хотела вызвать врача, но она сказала, что чувствует себя немного нездоровой. Когда я снова увидела её через несколько часов, она выглядела прекрасно.
«После инъекции героина», – подумал Миллер и вздохнул.
– Больше вам нечего нам сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21