К обработке необходимого Адаму общественного мнения приложили руку не
только дети, но и Сташек Бельский, которому было приятно думать, что он
присутствовал при находке чего-то необычайно ценного. В течение часа
бумаги из сундука постарели на несколько веков. В Народном Совете уже
заранее знали, что Адам Дудек совершает незабвенный поступок, за который
его придется морально вознаградить...

В помещении реставратора музея в Ливе сидел официальный заместитель
директора, искусствовед Михал Ольшевский. Учебу он закончил год назад, и
это была его первая должность. Ему было 25 лет, впереди была жизнь и
большие надежды на будущее.
Сидел он в комнате реставратора, поскольку в кабинете директора сидел
реставратор, de facto исполняющий административные обязанности. С той
минуты, когда директор ушел в двухлетний декретный отпуск, в музее
произошло небольшое смещение функций. Реставратор, как многоопытный
музейный работник, автоматически принял руководящие функции, а Михал
занялся упорядочиванием и реставрацией всего, кроме живописи.
Восстановлением живописи занимался настоящий реставратор, проявляющий
необычайные таланты в этом направлении.
Михал сидел за столом, смотрел на облака в весеннем небе и
представлял себе необыкновенные вещи. Мысленно перед ним являлись
многочисленные произведения искусства красоты абсолютно уникальной. Всю
свою жизнь он мечтал о работе среди забытых шедевров, о потрясающих
открытиях, о поиске и оценке древностей, которые еще не явились миру, о
находке исторических памятников и разностороннем их представлении. Он
мечтал о тесноте музейных залов, лоснящихся богатством эпох. Много лет он
страдал от страшных мук, встречаясь с невниманием и пренебрежением к
шедеврам, разбросанным по подвалам, сараям и чердакам не только жилых
домов, но и музеев. В нем кипела кровь, замирало сердце, он стискивал зубы
и всей душой желал изменить мир. Найти все, будь то великое произведение
искусства или какая-то мелочь, подновить, почистить, ухаживать и
показывать. Показывать кому ни попадя - детям и взрослым, иностранцам и
соотечественникам, интеллектуалам и безграмотным - всем, без различия
пола, возраста и положения. Информировать, рассказывать, будить любовь и
уважение к истории искусства. Обысторичить, окультурить, охудожествить
общество! Когтями выдирать памятники старины отовсюду, где они пропадают.
Выкупить, выпросить и даже украсть! Создать музей, которому Лувр и в
подметки не годится!
Другими словами, он был абсолютным неизлечимым маньяком, идеалистом и
энтузиастом своего дела.
Музей, в котором он работал, поразительно отличался от идеала. Он
содержал всего три достойных экспоната. Причем, в основном это было оружие
- самострелы от семнадцатого века и старше. Остальные предметы, по мнению
Михала, были слишком молодыми и малохудожественными. Самыми древними в
коллекции были алебарды, к которым он испытывал наибольшие симпатии. Давая
выход чувствам, он в большой тайне и без свидетелей чистил их, полировал и
даже точил, и всегда держал под рукой по крайней мере две из них.
В небе за окном показалась большая стая ворон и одновременно заурчал
мотор приближающейся машины. Автомобиль являлся предметом противно
современным, своим урчанием он спугнул с облаков волшебный образ шедевров.
Наполнившись обидой на действительность и в то же время какой-то отчаянной
жаждой деятельности, не выходя из состояния задумчивости, Михал поднялся с
кресла и рассеянно снял со стены алебарду.
Ручка была довольно тяжелой и неудобной. Михал крепко взялся за нее
посередине, мысленно представив, что должен вести борьбу за произведения
искусства. Зажегшись этой неясной мыслью о борьбе, он непроизвольно
замахнулся алебардой. Замах показался ему несоответствующим оружию,
пришлось замахнуться еще раз. Тоже плохо. Внезапно заинтересовавшись
фехтованием, он сделал несколько других движений и уже через минуту рубил
и рассекал воздух с таким воодушевлением, как будто его противник на
протяжении пятисот лет скрывал во влажном подвале беззащитные перед водой
шедевры.
Понятно, что именно в этот момент и появился Адам Дудек, который
привез машиной свой сундук. Музей был открыт, но пуст, он не знал, куда
пойти и поэтому постучал в ближайшую дверь слева. Не ожидая приглашения,
поскольку сундук весил порядочно, он нажал на ручку и открыл створку
двери.
Что-то со страшным свистом разрезало воздух перед самым его носом. Он
метнулся назад, ударился локтем о косяк, тяжесть вывалилась из рук и
грохнула о пол. Свистящее нечто мигнуло, блеснуло молнией и с огромной
силой вонзилось прямо в рассыпанное у ног содержимое сундука.
Неизвестно, кто из них испугался больше - смертельно удивленный Адам
или же Михал, которому вдруг стало очень жарко от мысли, что он чуть не
разрубил человека. В последний момент он успел изменить направление
смертоносного удара! От пережитого его охватила слабость. Он неподвижно
стоял, опершись об алебарду, вспомнив, что как раз недавно ее наточил...
Сундук упал боком, на лету крышка с распахнулась, бумаги разлетелись,
алебарда попала как раз в середину большого конверта, сломав три красные
печати. Адам увидел это и одеревенел окончательно. Оба надолго замерли,
уставившись в поломанные печати и не смея взглянуть друг на друга.
Адам пришел в себя первым, потому что вспомнил о Хане. Он
почувствовал, что должен что-то сделать и отворил двери пошире.
- Можно? - спросил он очень осторожно.
Михал тоже вышел из оцепенения. Он схватил алебарду и как можно
быстрее повесил ее на стену.
- Пожалуйста, пожалуйста, - пригласил он. - Сейчас я вам помогу... Вы
по какому-то делу?
Адам перешагнул через сундук, присел и запихал рассыпанные бумаги
обратно. Общими усилиями они водрузили железный ящик на стол. Михал
невольно залюбовался красивым, в стиле барокко орнаментом на крышке.
Немного злясь на себя, немного на гостя, он изо всех сил старался
выглядеть достойно, серьезно и элегантно, плохо слушая объяснения.
Содержание рассказа Адама начало до него доходить где-то посередине, он
откинул крышку, заглянул в сундук, посмотрел на бумаги и полностью
пропустил продолжение.
Скоро Адам понял, что молодой человек его вовсе не слушает. Он уныло
замолчал и смотрел, как этот помешанный директор вытягивает документы из
ящика, без видимого труда читает сложные завитушки, алчно тянется за
следующими, как постепенно загораются его щеки и краснеют уши, а глаза
начинают искриться подозрительным блеском. Он сильно испугался и уже начал
думать, не лучше ли махнуть на все рукой и поскорее сбежать.
Михал, не веря собственным глазам, просматривал документы. Постепенно
на него накатывала волна умиления, такая мощная, что ей необходимо было
дать выход. Он оторвался от захватывающего чтения, чтобы что-то сделать,
громко крикнуть, кувыркнуться, броситься вприсядку, но не сделал ничего,
потому как взгляд его упал на испуганного Адама, и он осознал, что здесь
находится свидетель. Адам показался ему ангелом, он немедленно простил ему
поимку во время дурачества с алебардой и для его развлечения готов был
выкатить даже пушечный ствол.
- Господи, откуда это у вас?! - выкрикнул он с радостным удивлением.
- Это же сокровище, настоящее сокровище!
- Я же вам говорю откуда, а вы совсем не слушаете, - ответил слегка
обидевшийся Адам.
- Ну почему, я вас слушаю, ей-богу! Повторите еще раз!
Адам терпеливо повторил весь рассказ о находке сундука. С
сумасшедшими он предпочитал не ссориться. На этот раз Михал слушал с
пристальным вниманием.
- Откуда это там взялось? - спросил он удивленно. - И каким чудом,
несмотря на войну, сохранилось?
- Там жил один нотариус, - объяснил Адам. - Еще довоенный. Перед
самой войной он начал строить себе дом, и, пока суть да дело, отец сдал
ему наш. Ну, он там и жил. Только жена у него была еврейка - как немцы
пришли, всех до последнего человека и схапали. То есть, не всех,
хлеборезка осталась, из-за этой хлеборезки дом и уцелел.
- Как это? Из-за какого хлеборезки?
- Да из-за кухарки. Была у них одна кухарка, она с самого начала
крутила с немцами. Фрицы оставили ей этот дом, всю войну она в нем жила,
гулянки им устраивала. Они к ней в гости ходили, еще и приплачивали. Девка
она была налитая, как репа, ничего не скажу, я ее с детства знал, только
вредная. Это она донесла на жену нотариуса. Но из-за нее, когда нотариуса
взяли, дом не спалили и не разграбили, он остался в полном порядке и
простоял всю войну. А кухарка куда-то подевалась и никто ее не жалел.
- Может, вы знаете, как звали нотариуса?
- Знаю. Вспомнил. Лагевка. Болеслав.
- Вы думаете, что это он спрятал?
- А кто еще? Тогда там больше никто не жил, мы угол у родственников
снимали, потому что нотариус хорошо платил. Отец дом поставил, а денег у
него не осталось. А нотариус, видать, чувствовал, что будет, и бумаги в
подвал спрятал, чтобы хоть их спасти.
- Когда вы это нашли?
- Позавчера. То есть одиннадцатого.
- Лагевка Болеслав... - повторил Михал и вновь почувствовал волнение.
Он заглянул в сундук. Лагевка Болеслав, вероятно, внук или правнук того
Лагевки, который сто лет назад составлял эти документы и подписи которого
здесь стоят. Позавчера, одиннадцатого... Значит, сегодня тринадцатое.
Тринадцать, какое прекрасное число...
Адам Дудек как раз подумал, что черт бы побрал это тринадцатое число,
всегда это пропащий день. Вот пожалуйста - попал на психа, который опять
ничего не слушает, а Адам как раз упомянул про справку. Он немного
запутался, потому как ему было необходимо что-нибудь посильнее, чем
справка, какая-нибудь благодарность или еще что...
До Михала вдруг дошло, что пришелец что-то лопочет, о чем-то просит.
Для него он готов был на все. Адам, вспотев от волнения, бормотал что-то
про Народный Совет, участок и право выкупа. Михал ничего не понимал, но
угодить хотел от всего сердца. Справка о дарении? Конечно, само собой
разумеется, официальная благодарность...
Он опять перестал обращать внимание на гостя, потому что взгляд его
упал на конверт со сломанными печатями. На нем было несколько надписей,
нечто вроде содержания, и первая из них гласила: "Завещание Ясновельможной
Пани Софии из Хмелевских Больницкой, писанное нотариусом Бартоломеем
Лагевкой в день 11 апреля 1901 года от Рождества Христова, в двадцать
пятую годовщину бегства из дома Ясновельможной Пани Катарины Больницкой".
Михал не был суеверным, но такое совпадение дат вызвало сердцебиение.
Он почувствовал, что окончательно теряет равновесие. Замечательный парень
принес эти чудесные вещи, но от замечательного парня надо наконец
избавиться, чтобы прочитать все спокойно. Он заметил там нечто
неправдоподобное и заболеет, если не займется этим немедленно!
Адам уже безнадежно отчаялся, когда музейный псих вдруг взорвался
дикой энергией. Он сорвался с места, выволок Адама из здания, вернулся за
какими-то печатями в кабинет директора, второй раз вернулся за бумагой,
третий раз - чтобы закрыть двери. Он тащил его за собой и кричал что-то
про Отдел Записи Актов Гражданского Состояния. Испуганный Адам упирался
изо всех сил, пока из хаотичных объяснений не понял, что машинистка в
ЗАГСе печатает лучше всех в воеводстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39