- Я ведь рассказывал тебе о Летиции с Майклом. Я их крепко подвел...
- Он заметил нетерпеливый жест Гордона и заторопился. - Но речь я веду о
другом. То есть, мне хотелось поделиться с тобой выводами, к которым я
пришел после того, что приключилось с Майклом. Так вот, мне кажется, что
событийность не обманешь. Это, конечно, не та вещь, о которой я умею
рассуждать, и все-таки... Я понял, что существует некий баланс между
амплитудой событий и частотой их повторения. Что-то вроде постоянного
интеграла. Мелкие события происходят часто, крупные - редко. Это очень
напоминает математическое уравнение. Можно ведь сформулировать и так: если
слишком долго ничего не происходит, значит следует ждать чего-то особенно
неприятного. Такова закономерность. Ее не перехитрить. Чем круче
натягивают тетиву, тем длительнее полет стрелы, но тем и сокрушительнее
удар. Оставаясь на одном месте, исключив всякое взаимодействие с миром, мы
крепко рискуем, так как отягощаем грядущие события. Может быть, я путано
объясняю, но отчего-то мне кажется, что все именно так и обстоит. - Виктор
покосился на одинокое облако, плывущее по небу. - Это можно сравнить с
зарядом, накапливающимся в тучах. Чем больше сопротивляемость диэлектрика,
тем более мощная рождается молния...
Гордон слушал его с напряженным вниманием. На этот раз он не спешил
отмахнуться или пренебрежительно скривиться.
- Вот, в сущности, и все, что я хотел сказать, - Виктор положил
"беретту" на ступеньку, взмокшую ладонь вытер о брючину.
- В нашем случае, - медленно проговорил Гордон, - город, видимо, и
являет собой тучу. Ага... Может быть, ты и прав. Однако не забывай:
впереди отнюдь не вечность - все, что от нас требуется, это пережить
несколько дней. А потом ты станешь таким же, как все.
- При условии, если молния не грянет раньше. Ты знаешь, мне думается,
что силу этого удара можно даже вычислить. Во всяком случае помощники
Борхеса наверняка это умеют.
- Но нам-то это зачем? - Сэм погладил ладонью ствол "ремингтона". -
По мне - так лучше обойтись без этих вычислений. Какой прок тебе в том,
что кто-то подскажет день твоей смерти? Вот уж ничего хорошего! - Сэм
передернул плечами.
- Зная, что нам грозит, мы могли бы и соответственно подготовиться.
- Я не Крез, и ты тоже, по-моему, не шах персидский. К тому, что мы
имеем, добавить нечего. Ну а если твоя молния шарахнет раньше, что ж... Во
всяком случае, мы встретим ее не с голыми руками. В доме полно оружия,
освещение, связь - все продублировано...
- Черт! - вырвалось у Виктора. Наклонив голову, он смахнул с волос
липкую кляксу. Высоко в небе, распластав крылья, парил нашкодивший коршун.
- Великолепно! - Гордон не сдержал усмешки. Виктор и сам был готов
прыснуть.
Одинокая птица плавно заходила на второй круг. Очевидно, она
пребывала в игривом настроении. Не дожидаясь повторения досадного
происшествия, донор бывший и донор настоящий поспешили укрыться под
крышей.

Общаться с Гордоном оказалось удивительно просто. Сам того не
заметив, Виктор успел поведать новому товарищу о прежней жизни в России, о
времени, проведенном в плену, о Майкле, о Летиции. Сэм не изображал из
себя слушателя, он им был. Не только рассказчиками славен свет - и
слушателями тоже. На рассказываемое Гордон реагировал с редким добродушием
- внимание его зарождалось не от глазированной вежливости, а от искреннего
участия. Умея держаться собственного мнения, он не заглушал чужого.
Неторопливый в суждениях, он многому не верил, но и не спешил с
опровержениями. Жизнь приучила Сэма к осторожности, однако и осторожность
его была странного свойства, подчас граничащая с неприкрытым наивом.
Простецкие рассуждения Сэма плохо вязались со словом "стратегия", порой
поражая неуклюжестью, но именно в этой неуклюжести угадывалась
крестьянская осмотрительная расторопность. Он не делал ничего не
подумавши, ступая по жизни лисьими шажочками путника, пересекающего топкое
болото. И даже ярость его к Рупперту вынашивалась кропотливо и бережно, со
временем обрастая очередными зловещими фактами. Перестраховщиком Гордона
Виктор вряд ли смог бы назвать. В нужный момент бывший донор действовал
стремительно, хотя к моментам этим он подбирался крадучись, неторопливо.
Осознав множественное их несходство, Виктор не ощутил, тем не менее,
разочарования. Напротив, близость этого уверенного в себе человека
наполнила его странным покоем. Чем-то он даже напоминал ему Летицию. И
Сэм, и девушка, должно быть, одинаково озадачивали Виктора своим
совершенно отличным от его собственного взглядом на жизнь. Угол зрения -
теперь он ясно понимал, что подразумевалось под этой метафорой. Летиция с
Сэмом глядели на окружающее под иным углом зрения. Но, размышляя иначе,
чувствуя иначе, они не отталкивали Виктора. Скорее, наоборот - разжигали
его любопытство. Мир, где все немножечко не так, где есть загадочное
отличие, не может быть неинтересным. И отсутствие любопытства знаменует
прежде всего собственную убогость. Убогость или усталость, ибо у всякого
человека лишь два пути при встрече с загадкой: пройти мимо, не обратив
внимания, или же, проникнувшись восхищением, задержаться, пытаясь понять,
и даже не понимая, любоваться. Виктор безусловно принадлежал к числу
последних. Сейчас он наконец-то нашел в себе мужество признать, что ни
Летицию, ни Сэма Гордона он не в состоянии понять в полной мере. Другое
дело - Майкл. Возможно, Майкл был частью его самого, и здесь вопросов не
возникало. Гордон совершенно не походил на Майкла, и немудрено, что в
беседе с ним - человеком, которого Виктор знал неполные двое суток, он так
разоткровенничался.
Вскоре Сэм Гордон знал всю его подноготную. Рассказ Виктора не
баловал последовательностью, изобилуя перескоками с первое на десятое, и
соответственным оказался отклик Сэма. Они сидели на кухне, уплетая
сэндвичи с кофе, и в перерывах между обжигающими глотками Сэм,
продолжающий мысленное переваривание вываленной на него информации,
изрекал вещи, которые, по его мнению, видимо, должны были снизить
внутреннее напряжение напарника, помочь ему наладить ход жизненных событий
в верном русле.
- Кто знает, наверное, нищета - это тоже полезно. Особенно если
недолго. Год, от силы два. Дальше тянуть опасно. Можно превратиться в
хроника и привыкнуть... А с другой стороны, попробуй привыкни! Кто в наше
время поощряет подобные привычки?..
Не вставая со стула, он ногой распахнул холодильник.
- На всякий случай запомни: еще один холодильник в правом крыле. Тут
и там пироги с вишней, пицца, всякая бутербродная лабуда. Кое-что есть в
погребке.
- Это там, где ты расположил подземный лаз?
- Точно, - Гордон кивнул. - Продуктов и воды - на месяц с лишним.
- Это, пожалуй, чересчур.
- Чересчур, не чересчур, а лишние запасы никогда не помешают. - Сэм
долил в кружки себе и Виктору из кофейника. - Сам видишь, готовился я
основательно. Было такое поганенькое желание, признаюсь, - сорвать куш и
утереть нос Рупперту.
- То логово, что ты соорудил в пустыне, тоже такое же шикарное?
- На логово денег уже не хватило, - Гордон покачал головой. - Минимум
воды, галеты с консервами и тряпье, чтобы укрыться. Честно говоря, не
хотел бы я оказаться там. Но карту все равно не теряй. Без нее это место
найти сложно.
Похлопав себя по животу, он отвалился на спинку стула.
- Ты говорил, что Летиция тоже в случае чего может помочь? Забавно.
Впервые слышу, что дамы помогают донорам.
- Она особенная дама, Сэм. Ввязаться в какую-нибудь авантюру - ей все
равно, что раскусить плитку шоколада. Самое чудовищное, что соображает она
быстрей любого мужика.
Гордон скептически улыбнулся.
- Женщины - хитрое племя, это всем известно, но чтобы так вот
запросто обставить любого мужика?
- Смейся, смейся! Посмотрю, что запоешь потом, когда я попрошу эту
даму продемонстрировать тебе какую-нибудь из обычных ее шуток.
Сэм не желал спорить. Вновь покачав всклокоченной головой,
дипломатично пробормотал:
- Странные существа - эти женщины. Без них тоска, но и с ними то же
самое. Один мой давний приятель говаривал, что женщина - это вроде стихии,
от которой следует держаться подальше. Вроде альпийских гор или лазурного
моря. Лишь на расстоянии мы мечтаем о них и видим во снах. Живущие в горах
и на море слепы от рождения, красота их привычный фон, а красота не должна
быть фоном. В привычном убивается прелесть. Один-единственный шторм можно
запомнить на всю жизнь, бывалые же мореходы редко рассказывают что-либо
занимательное.
Вновь улыбнувшись, Гордон умолк. От Виктора не укрылось то внимание,
с которым он прислушался к гулу очередной далекой машины. Глаза Сэма
скользнули к окну, перекинулись на дверь и вновь вернулись в исходную
позицию. "Проверившись", бывший донор вновь был готов продолжать беседу.
- Умный был дружок, верно? Мудрые вещи говорил, - он по-прежнему
избегал нравоучений, да и сама вдумчивая тональность его речи исключала
всякую возможность менторства.
- Почему "был"?
- Разве я не сказал? - брови Гордона чуть шевельнулись, словно он
досадовал на себя за подобную оплошность. - Он был когда-то моим
партнером, тем самым Горди-два...
Закончить фразу ему не удалось. В воздухе звонко треснуло, и оба
подпрыгнули, руками метнувшись к близкому оружию. По счастью, тревога
оказалась ложной. Треснуло стекло в оконной раме. Извилистая линия с
редкими лучиками перечертила его пополам. Они обменялись напряженными
взглядами.
- По-моему, это то самое, о чем ты говорил. - Гордон пальцами провел
по извилистому следу. - Жаль, если все оно так и окажется. Жаль...
- Оно растет, - мутно проговорил Виктор. "Беретта" уже лежала у него
на коленях.
- Осторожнее, чудак, - Гордон кивнул на автомат, глядящий стволом в
его сторону. - А с Летицией твоей я обязательно познакомлюсь. Только тогда
и поверю, что такие женщины существуют в природе.
- Конечно, поверишь. Куда ты денешься. - Виктор отложил автомат в
сторону. Трещина в оконном стекле встревожила его не на шутку.

Сэм Гордон, добродушный и медлительный паренек тридцати шести лет,
обладатель железных нервов и по-детски выгоревшей шевелюры, дремал
наверху, возле главной своей артиллерии - долговязого пулемета калибра
двенадцать миллиметров и новенького армейского гранатомета. Благословляя
Виктора на дежурство, он выразил надежду, что "оно" еще не подросло и уж
во всяком случае позволит им дожить до рассвета. Сэм пробовал шутить, и
Виктор, конечно же, поддакнул ему. Однако внутреннее предчувствие
нашептывало ему об ином. Пауки, мигающее освещение - все это было только
прелюдией. Главным сигналом стала трещина в стекле. Именно она заставила
его напружиниться, холодной пощечиной вновь вернула в действительность.
Подобно лакмусовой бумажке, она выявила скрытую агрессивность среды,
сорвала обманчивый покров с клетки с рычащим хищником. Каждая минута
растила мускулы мечущегося чудовища, пространство скручивалось резиновым
жгутом, напрягалось, со скрежетом раздвигая гуттаперчевые прутья. Хищник
вот-вот мог вырваться на волю - и тогда... Далее воображение Виктора
рисовало расползающуюся надвое землю. Из ширящейся пропасти вздымались
языки пламени, малиново-жаркое тесто магмы пожирало их дом, превращая в
потемневший шлак и огненную плазму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31