"Добравшись до места,
надо будет обязательно осмотреть крышу, - подумал он. - А уж тогда
соберусь с духом для оптимистических выводов..."

Погасить "точку" - в данном случае означало убить человека. Джо
Фармер справлялся с подобными заданиями и прежде. Более того, именно в
такого рода предприятиях он начинал чувствовать свою значимость, свое
очевидное превосходство над окружающими. Так, вероятно, происходит отбор в
сословие хирургов. Человек впечатлительный и импульсивный для точной и
холодной этой профессии не подойдет. Рука его дрогнет в решающий момент,
скальпель совершит роковую ошибку. Он не сможет всматриваться в
изможденное лицо больного сторонним взглядом, и сопереживание почти
наверняка повредит последнему. В операционной хирург обязан превращаться в
точную аналитическую машину, а на это способен далеко не каждый. В своем
деле Джо Фармер тоже слыл мастером. Он умело управлялся со взрывчаткой и
детонаторами, владел рукопашным боем, в совершенстве зная, что такое нож и
нунчаки. Кроме того он неплохо разбирался в радиоаппаратуре, мог работать
в качестве шифровальщика. Немудрено, что Борхес ухватился за него,
немедленно зачислив в штат. Рупперт таким обстоятельством, похоже, остался
не очень доволен, и потому Фармер с особым воодушевлением отправлялся на
эту операцию. Он здорово наследил в Южной Америке. Борхес снабдил его
документами и крышей над головой. От этого так просто не отмахиваются, и
он просто обязан был доказать, что Джо Фармер именно тот человек, которого
так часто не хватало им для выполнения щекотливых поручений.
Компактный экран монитора, расположенный справа от рычага
переключения скоростей, непрерывно корректировал его перемещения.
Обнаружить "жертву" оказалось проще простого. В ту секунду, когда точка на
экране сошлась с перекрещивающимися рисками, Фармер разглядел перед собой
зеленый "Шевроле". Они ехали на скорости около тридцати миль в час по
Хэйвенс-Авеню. Мужчина, управляющий "Шевроле", сидел, выставив локоть в
окно, и, кажется, курил.
"Профан и чайник! - с оттенком презрения решил Фармер. - Этот ничего
не заметит, даже если я буду висеть у него на хвосте битый час".
Он действовал по наитию. Обещание, данное Рупперту, следовало
держать, но он брякнул что-то про кольцо, а об этом не стоило, пожалуй,
говорить. Так или иначе, скрупулезность не входила в разряд его любимых
качеств. "Точку" велено было погасить - в этом и заключалась суть задания.
Все остальное по обстоятельствам.
Приближался мост. Дорога перед мостом разветвлялась надвое,
сворачивая на набережную, а далее уходя к Южным кварталам. Нажав на
подушечку клаксона, Фармер вытеснил машину, едущую бок о бок с "Шевроле".
Правой рукой взвел затвор тяжелого автоматического пистолета. Судя по
всему, намеченная жертва тоже намеревалась ехать по мосту, но Фармер
рассудил иначе. Метров за сорок, зафиксировав руль левой рукой, правую он
вскинул в раскрытое окно, целясь в висок мужчине. Два стремительных
выстрела, и рука его нырнула обратно. Мужчину швырнуло вправо, и, как
предполагал Фармер, заваливаясь на сиденье, убитый потянул за собой руль.
"Шевроле" вильнул в сторону и, промчавшись еще немного по набережной,
ударил по бетонному поребрику, опрокинувшись в бурые воды Брэгос-ривер.
Получилось даже лучше, чем ожидал Фармер. Впрочем, радости он не
выказывал. Он вел себя с солидностью профессионала, добротно исполнившего
порученное дело. Его беленький и чистенький автофургон достиг уже середины
моста, место катастрофы осталось далеко позади.

Что может ЗНАТЬ женщина о собственной груди? Что может СКАЗАТЬ
женщина о собственной груди?.. То есть, скажет-то она несомненно больше,
чем знает, но чтобы услышать полную соматическую характеристику загадочных
полусфер, нужно, конечно, обратиться к мужчине. Ибо только он знается с
этим феноменом с младенческих лет и до глубоких седин. В течение всей
жизни он изучает сей предмет с прилежанием первого ученика. Без оценок и
похвальных грамот, однако с завидным энтузиазмом. В юношеские годы женская
грудь становится подобием иконы, превращаясь в объект мучительных
вожделений. С течением времени детский платонизм обрастает практическим
опытом, и вот тогда мужчина, если он не полный идиот, переходит в сан
настоящего бакалавра по данному вопросу. Профиль и геометрия, объем соска,
цвет, упругость и пространственное расположение - любой из этих тем он
сумеет посвятить не менее часа пространственных разглагольствований.
Слушать его, разумеется, будут в такой же компании разглагольствующих
мужланов, но оттого отнюдь не померкнет красота высказываемых суждений, не
пропадет истина, которой столь напористо доискивались и доискиваются в
подобных компаниях...
О такой вот чепухе и размышлял Виктор, покачиваясь в машине, ведомой
твердой рукой Летиции. Тяжелая от бредовых видений голова покоилась на
коленях шофера, соприкасаясь с тем самым предметом, о котором рассуждал
сейчас некто смахивающий на поэта, восторженный и вечно глупый,
поселившийся с некоторых пор в его мозгу. Вряд ли это был сам Виктор.
Утомленный событиями дня, Виктор Пицеренко спал. Бодрствовала лишь
какая-то часть сознания. Именно она фиксировала приятное положение его
головы, его левой щеки и левого уха. То есть сначала это было
всего-навсего остренькое женское плечико, но на одной из благодатных
дорожных рытвин машину тряхнуло, и голова съехала вниз, чуть притормозив
на крутом взгорке. Таким образом часть его головы ничего не знала, не
слышала и не желала слышать. Она жила чувственным созерцанием прекрасного,
совершенно не внимая рокоту двигателя, шелесту песка под протекторами и
рассудительной речи Летиции.
- ...Дурачок... Что бы ты делал без меня - в этой своей темной
пещере? А кто караулил бы тебя по ночам, перебинтовывал твои раны? Об
обеде и ужине я не говорю...
Виктор лениво подбирал контраргументы, мысленно возражая ей, однако
рта при этом не раскрывал. Если кто и спал по-настоящему, так это его язык
и губы. Им было плевать на хозяина. Не очень утрудив себя за день, они тем
не менее требовали своих законных часов отдыха. А потому Виктору, а
вернее, той его части, которая не услаждала себя ощущениями левого
разомлевшего уха, приходилось разговаривать с Летицией молча, то есть про
себя.
- ...А если опять начнутся неприятности? Что ты сделаешь своей
единственной рукой? Тебя обезоружит восьмилетний ребенок!.. И этот твой
Сэм тоже хорош - дал деру при первой возможности. Очутись он тут, сказала
бы я ему пару ласковых! Хорошо, хоть карту оставил, - рука девушки
погладила Виктора, словно большого, прильнувшего к ней кота. Наверное, он
и казался ей сейчас одичавшим котом. - Какой же ты худющий! Одни ребра!..
Не очень-то это удобно, между прочим, для нашего брата. Ну да я тебя
откормлю - сделаю этаким кабанчиком. Будешь протискиваться в двери бочком,
а лифты небоскребов будут скрипеть и подергиваться, поднимая тебя наверх.
Неожиданно для себя самого Виктор хрюкнул. Ему стало смешно, а она,
услышал его хрюканье, с готовностью рассмеялась. Ей было хорошо: красивые
губы, замечательно розовый, скрывающийся за жемчугом зубов язык - все
исправно работало, подчиняясь молодой хозяйке, не допуская и мысли о
каком-либо саботаже.
- Как подлечишься, обязательно вернемся в город, - сообщила она,
отсмеявшись. - Это дело так просто мы им не спустим. Сначала навестим твой
паршивенький отдел профилактики, а чуть позже прогуляемся в гости к Графу.
Жаль, ты сразу не сказал, что он находился в той машине. Уж я бы
обязательно вернулась. Вот было бы здорово отстричь ему усы! Такого позора
он уж точно не снес бы! - Летиция снова рассмеялась. Развеселая ее дрожь
через грудь и упругие колени передавалась голове Виктора, и он ничуть не
протестовал.
Проворная рука девушки поднялась от живота к лицу донора, ноготками
осторожно заскользила по щеке. Эти ощущения он тоже помнил прекрасно.
- Ты знаешь, а ведь я, наверное, тебя люблю, - призналась Летиция.
Виктору отчего-то показалось, что она и сама изумилась собственному
признанию. - Действительно! Чего ради я пустилась бы на все эти безумства?
Или ты считаешь, что я сумасшедшая?
Виктор затаился, не отвечая. Он ждал продолжения, хотя про себя
тотчас решил, что Летиция лжет. Может быть, искренне полагая, что сейчас
это и есть та самая ложь во спасение. Она не любила никого и никогда. И
вероятно, не способна была полюбить, ибо любила слишком многое и слишком
многих. И все-таки Виктор напряженно ждал продолжения. Ложь во спасение
казалась такой приятной...
Увы, продолжения не последовало. Откуда ни возьмись на машину упала
рычащая тень, Летиция притормозила. Пришлось срочно просыпаться.
- Что это, Тицци?
Вокруг ревел настоящий ураган. Песок вздымало бешеным вихрем, крутило
в воздухе, застилая свет. Видимость снизилась до нулевой.
- Черт побери, это же вертолет! - Летиция, пригнувшись, выглянула в
окно. - Они прямо над нами.
- Думаешь, это полиция?
- Думаю, что в любом случае разумнее остановиться, - заглушив
двигатель, Летиция спешно подняла стекла справа и слева. В кабину и без
того успело напустить целое облако пыли. Словно по мановению волшебного
жезла, буря улеглась. Видимо, оценив их уступчивость, вертолет отлетел
чуть в сторону и завис над землей.
- Действительно полиция, - на этот раз она рассмотрела окраску
гигантской стрекозы. - Кстати, если хочешь, мы можем сбить ее.
- Сбить? Каким образом? - он ошеломлено взглянул на девушку.
- Очень просто. Дождемся, когда они сядут, разгоним машину и саданем
их в бок. Как твой любимый Покрышкин.
- Покрышкин не ходил на тараны. Потому и стал маршалом авиации.
Поэтому, если хочешь дожить до маршальства...
- Ишь ты какой! Всего сразу не бывает, желай чего-нибудь одного! -
довольная, она улыбнулась. Изящным движением головы откинула назад черную
гриву волос. - Не бойся. Раз мы ничего такого не хотим, стало быть, и
тарана не будет. Зачем нам маршальство, верно?
Разобраться в ее логике не представлялось ни малейшей возможности, и
хотя Летиция всего-навсего шутила, ему показалось, что в голосе ее звучит
некое сожаление. Так передумавший хулиган со вздохом опускает рогатку.
- Но-но! Не вздумай! - Виктор на всякий случай погрозил ей пальцем.
И, конечно, она сделала то, чего он меньше всего от нее ожидал, -
подавшись к Виктору, обхватила его щеки руками и нежно поцеловала в губы.
И тут же еще раз - уже не столько нежно, сколько с азартом легко
разгорающейся молодости.
С некоторым смущением Виктор моргал. Да, елки-палки! Она
действительно была молода, а он был стар, ужасающе стар. Разница эта,
нет-нет, да била ему по глазам, колола шипом розы, к которой так часто он
пробовал неосторожно прижаться. И наверное, дело заключалось даже не в
возрасте, - в чем-то совершенно ином, но в чем именно, он так и не мог
разобраться по сию пору.
- Для ласк сейчас не самое подходящее время, - растерянно пробормотал
Виктор.
- Напротив, самое-самое, - легко возразила она. - Эти болваны посадят
нас в разные камеры, вот увидишь. А целоваться сквозь стены человечество
еще не научилось...
Громыхание мегафонов заглушило ее фразу.
- Медленно отворите дверцы и выходите из машины с поднятыми руками!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31