У человека, возникшего передо
мной, на лице отразилась довольно-таки сложная чувственная гамма. И все же
я понял, что в общем и целом он расстроился. Перезарядка оружия не такое
уж стремительное дело, и я застал его врасплох. Будь он попроворнее, ему
удалось бы, пожалуй, приколоть меня штык-ножом, но к подобным
неприятностям я был готов и мой "Глок" с быстротой молнии очутился возле
его переносицы.
- Замри, герой!
Надо отдать ему должное, верзила сумел догадаться, что "герой", по
всей видимости, не кто иной, как он сам, и потому он подчинился без звука.
Чего проще было прихлопнуть его на месте, но я не сделал этого. Не скажу,
что убить человека такая уж сложная задача. Но и простой ее не назовешь.
Никогда прежде подобными вещами мне заниматься не доводилось, однако душой
я, надо полагать, давно созрел для этого паскудства. Покажи хищнику
дорогу, и он понесется по ней разъяренным носорогом. Все мы так или иначе
стоим у запретных шлагбаумов, и кажущаяся простота операции одновременно
привлекает и ужасает. Приведись мне встретиться с самым гнилым человеком
на планете, я и тогда бы засомневался - а стоит ли идти до конца? Черт его
знает, в чем тут дело. Во всяком случае не в страхе и не в высоких
материях. По моему глубокому убеждению, иные люди живут на Земле по
ошибке. Они плодят только слезы и горе. Таких мне не жаль. Право этих
мерзавцев на жизнь тождественно несчастью окружающих. Мне хочется сравнить
его с аналогичным правом коровы, ведомой на убой, с правом петухов и
кроликов, предназначенных для рагу. Увы, я нахожу, что последние порой
заслуживают жизни в большей степени, чем упомянутые мной субъекты. В
данном случае наличие разума не оправдание, а отягчающее обстоятельство.
Тем не менее, возможно, из чистого эгоизма я не хотел бы убивать себе
подобных. Просто чтобы не вспоминать и не мучиться, гадая, была ли у
покойника любящая веснушчатая сестра, пыхтел ли он за партой, пытаясь
списать у соседа задачку по арифметике, играл ли в песочнице, плакал ли
после отцовской трепки. Какой-то частью своего сознания я верю, что все
дети ангелы. Мне решительно непонятно, каким чудовищным образом из них
получаются взрослые. Видя перед собой возмужавшую, способную рожать особь,
я жалею в ней прежде всего то, чему не суждено было состояться, что
безвозвратно исчезло в его малорослом, голубом прошлом...
Понятное дело, в тот момент обо всем этом я не думал. Не было ни
времени, ни настроения. Указательный палец ерзнул на спуске и отстранился.
Выбирать не приходилось, и я ахнул бритоголового верзилу кулаком в
челюсть. Я не Тайсон и не умею оглушать лихим киношным ударом. Поэтому
пришлось еще раз долбануть верзилу - уже тяжелой рукоятью "Глока".
Черепушка у него оказалась крепкая, и лишь после третьего удара он
несколько сомлел. Покончив с ним, я бегло оглядел квартиру. К счастью, он
влез сюда в одиночку. Возможно, мечтая об орденах и медалях. Это
значительно упрощало задачу. Подобрав автомат, я вставил в него лежащий на
полу магазин и передернул затвор. Двигаясь бочком вдоль стены, приблизился
к окну. На улице по-прежнему урчали двигатели, фары машин слепяще освещали
дом. Довольно умело молодчики лупили из оружия куда-то вверх, громко и не
слишком дружелюбно перекликались. Выглянув, я убедился, что бабушка Тая
сказала правду. Мой партнер по голубиной охоте, долговязый подросток с
пухлыми губами и бородавкой на подбородке, объявил приехавшим решительную
войну. На автомобили с грохотом падали деревянные балки. Одно из лобовых
стекол уже лучилось трещинами, на кабинах красовались глубокие вмятины.
Впрочем, старался не один Мазик. На моих глазах массивный табурет
раскололся на составные части, ударившись о тротуар и заставив одного из
молодчиков отскочить в сторону. Мои соседи крепко завели их. Теперь они
били по окнам из всех стволов, и выстрелы Виктора я скорее угадывал,
нежели слышал. В отличие от меня бывший однокашник с разбойным людом не
церемонился. Двое подстреленных, скорчившись, прятались за машинами, еще
один лежал перед излюбленной скамеечкой бабушки Таи.
Мне показалось, что снова кричит Зоя. Я встрепенулся. Может быть,
кого-то ранило?.. Автомат, еще совсем недавно состоявший в собственности
верзилы, медленно приподнялся и лег стволом на подоконник. Увы, с
благородством и принципами приходилось расставаться. Чуть помешкав, я
приложился щекой к прикладу, и через секунду оружие забилось в моих руках
живым существом, норовя вырваться, изрыгая тяжелую, грохочущую смерть.
В юности, на стрельбище, я приобрел некоторый опыт в общении с
подобным оружием, и все же ощущение было не из приятных. Я оглох от
грохота и совершенно не разбирал куда всаживаю свои пули. В несколько
секунд рожок опустел, зато и результат сказался немедленно. Молодчики
вынуждены были залечь, а одного или двух я сумел-таки зацепить. Но больше
всего досталось машинам. Они приехали сюда гладкие, лоснящиеся, полные
своего особого автомобильного достоинства. Теперь все они требовали, как
минимум, капитального ремонта. Неожиданность всегда приносит дивиденды. Я
собрал первый урожай, очередь была за противником. И они не заставили себя
ждать. Комнатка наполнилась гулом и дрожью. Трещало дерево, крошилась
штукатурка, на пол летели осколки посуды. Даже сидеть в углу за радиатором
представлялось небезопасным. Видимо, весь свой гнев атакующие перенесли на
мое окно. Стараясь ужаться побольше, я подтянул колени к подбородку и за
ножку поближе придвинул к себе старенькое кресло. Не ахти какое, но
прикрытие. Некоторое время здесь можно было держаться.
Почувствовав присутствие постороннего, я оглянулся и с изумлением
рассмотрел Горыныча. В руках он сжимал длиннющую допотопную двухстволку,
на рябоватом лице его застыло выражение настороженной сосредоточенности. В
другое время и в другом месте я наверняка бы расхохотался. Подумать
только! Хитрый пронырливый старикан решил присоединиться к ополчению! Было
над чем поломать голову. Как правило, подобных передряг старик-китаец
находчиво избегал. Любимым его занятием было отлавливание уличных собак и
изготовление из них полушубков, рукавиц и мохнатых неказистых шапок. Мясом
Горыныч тоже не брезговал, почитая за деликатес и искренне обижаясь на все
наши замечания. А мы многое что замечали старику. Неряшливая его
непритязательность доходила воистину до космических высот. Квартира соседа
насквозь пропахла солониной, а сам он источал устойчивый запах чеснока,
пота и собачьего жира. Окружающие говаривали, что старик-китаец с
удовольствием занялся бы и людоедством, если бы на то выдавали
соответствующую лицензию. Вообще то он был из татар, но так уж повелось,
что люди превратили его в китайца. Имя Горыныч ему дал Мазик. Еще лет
шесть назад. Настоящего имени соседа теперь уже и не помнили. Он был или
Горынычем или китайцем, или и тем и другим одновременно.
- Пригнись же!..
Мое предупреждение запоздало. Пуля угодила старику в плечо, отшвырнув
к стене. Невидимый стрелок уже влезал на подоконник. Я не видел его, но
слышал. Чужой приклад торопливо молотил по окну, вышибая остатки стекол.
Судя по всему, гость номер два всерьез опасался порезаться. Затаившись, я
достал из-за пояса "Глок", однако, как оказалось, Горыныч и сам не прочь
постоять за себя. Долговязая его двустволка блеснула сдвоенной молнией, и
человека, собравшегося уже спрыгнуть на пол, выбросило на улицу. Два
тульских ствола двенадцатого калибра - вещь чрезвычайно опасная. Показав
старику большой палец, я поинтересовался.
- Надеюсь, парочка патронов у тебя еще найдется?
По тонким губам китайца скользнула улыбка. Он горделиво похлопал себя
по карманам. Пожалуй о патронах его можно было не спрашивать. Неряшливый,
мешковатый, он в то же время являл собой на удивление расторопного
хозяина. Его не смущала грязь и не тревожила пыль. Более важным
обстоятельством для старика было то, что пыль в его квартирке покрывала
ковры и атласные подушки, а под слоем кухонных сальных разводов пряталось
настоящее серебро и музейный фаянс. Можно ли объять необъятное? Наверное,
нет. Но сочетать несочетаемое вполне возможно, и наш китаец был тому
ярчайшим примером. Он и к ране своей отнесся с полным небрежением,
поплевав на ладонь и приложив к плечу. Ту же ладонь но чуть позже он
буднично вытер о рубаху, больше похожую на ветхий пиджак, и, переломив
ружье, стал выгребать из карманов охотничьи патроны. Поймав мой
недоуменный взгляд, крикнул, поясняя.
- Слюна - смесь целебная. Заживет.
- А если кость задета?
Он ухмыльнулся.
- Не задета...
Огонь тем временем возобновился. В дверь подъезда вновь стали бить
чем-то тяжелым, и меня это встревожило. От этой самой металлической
преграды зависела целостность всей нашей обороны. Я прислушался. Мазик,
Зоя и Митя, видимо, продолжали бомбардировку неприятеля. Сквозь череду
выстрелов то и дело прорывались звуки падения импровизированных снарядов.
Положения они, однако не спасали.
- Слушай, Горыныч, я отлучусь на минутку. Идет?
Старик часто закивал головой. Он уже перезарядил двустволку и теперь
пристраивался за массивной тумбочкой, не забывая держать окна на прицеле.
На четвереньках я добрался до прихожей. Проползая мимо старика,
обнадеживающе похлопал его по колену.
- Если что, беги к нам. Выручим.
Он упрямо замотал головой. В глазах его разгорался знакомый азартный
огонек. С такими же глазами он выходил на заре в город - ловить одичавших
псов. Я не стал ему ничего говорить и, выбравшись в подъезд, бросился по
ступенькам вниз. Дверь еще держалась. Я подумал, что неплохо было бы
припереть ее какой-нибудь мебелью. Об этом стоило догадаться раньше.
Сзади послышались шаги. Обернувшись, я разглядел Виктора. Он
спускался с видом скучающего пенсионера, сжимая в одной руке наган, другой
рассеянно скользя и пристукивая по перилам.
- Что там с дверью? - спокойно осведомился он. - Все еще держится?
Если бы он спросил, который час, я разозлился не меньше. Они все
сговорились! Разгневанная Зоя, разохотившийся Горыныч, Мазик, сбрасывающий
на штурмовиков чердачный хлам. Я перестал понимать своих соседей! Никого
из них происходящее не повергло в транс. Ощущение, что все это связано
каким-то образом с появлением Виктора, окрепло. В сущности он и сам на это
намекал... Я коснулся ладонью вздрагивающей двери.
- Они вот-вот выломают ее! И не сомневайся, выдадут по первому числу.
То есть, поставят рядком к стенке и зачитают прощальное напутствие.
- Ты, кажется, решил, что это я привел их сюда? - в голосе его
звучала неприкрытая издевка.
- Разве не так?
- Почему же... В определенном смысле ты прав, хотя есть тут доля и
твоей вины.
- Моей? - я не поверил своим ушам. - Что ты городишь?!
- Через часок-другой ты сам в этом убедишься. А может быть, и раньше.
- Очень сомневаюсь... Через часок-другой нас не будет в живых!
- А вот это абсолютно исключено. - Голос его был ровен и спокоен.
- Виктор! Что происходит? Ты должен мне объяснить!..
- Ай-яй-яй! - он покачал головой. - По-моему, я старался, как мог. И
не моя вина, что предоставленные объяснения тебя не удовлетворили. Более
того - если бы не твое упрямство, возможно, все бы обошлось.
- Но эти стриженные молодчики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12