А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Сол свернул и поехал по незаасфальтированной, грязной дороге. Когда он остановил машину перед домом, со стороны кладбища можно было ясно расслышать звон колокольчиков. В солнечных лучах долина стала еще великолепней. Однако Сол не обращал внимания на окружающую его красоту, все его мысли были заняты списком из книжки Миши.
Первая фамилия по списку.
Они вышли из машины. На террасе дома появилась женщина с красивым, но скорее мужской красотой, лицом. Выглядела она лет на тридцать, у нее были светлые, выгоревшие на солнце волосы и здоровый румянец. Одетая в крепкие ботинки с шерстяными гольфами, кожаную юбку и синюю клетчатую рубашку с засученными рукавами, женщина отличалась атлетическим телосложением. Стуча ботинками, она прошла по деревянной террасе и, спустившись по ступенькам, остановилась, подозрительно глядя на приехавших. Сол считал само собой разумеющимся то, что большую часть беседы будет вести Эрика, — так бы поступил и он, если бы был хозяином мужчина.
— Извините за беспокойство, но нам сказали, что здесь жил Эфраим Авидан, — сказала по-итальянски Эрика.
— Ваш акцент. Американка? — по-английски спросила женщина.
— Нет, я израильтянка, но много лет прожила в Америке, — на английском же отвечала Эрика. — Честно говоря, мне гораздо легче изъясняться на английском, чем на моем родном языке. Вы предпочли бы…
— Говорить на английском? — женщина покачала головой и переключилась на итальянский. — Я бы попрактиковалась, но только не обсуждая Эфраима Авидана. Он жил здесь, но ушел, — она помрачнела. — Вы в одной компании с теми, кто уже приходил расспрашивать о нем?
— Это кто?
— Двое мужчин. Пять дней назад. Представились старыми друзьями Авидана. Но они лет на тридцать младше его. Как Авидан и вы, они тоже сказали, что они израильтяне. Сказали, что должны Авидану деньги.. Какие сознательные должники, а? Хотели узнать, куда он ушел. И что вы им сказали?
— То же, что и вам. Я не знаю куда. Он ушел вдруг. В феврале. Вечером был здесь, а утром уже нет. Насколько я могу судить, он ничего с собой не взял. Через несколько дней после этого я сообщила обо всем нашему полисмену в деревне. Были организованы поиски, но тела мы не нашли, — она указала на горы. — Мы и не ожидали найти его. Никто не гуляет по лесу зимой, да еще ночью. Возможно, самоубийство. Он был со странностями. Но тогда должно быть тело… Наш полисмен уведомил о случившемся бернскую полицию. Этим делом занялись другие. Мы здесь к нему хорошо относились, так, будто он был одним из нас. И он отнесся ко мне благородно. Перед уходом заплатил за жилье. У меня с ним никогда не было проблем.
— Конечно.
Хозяйка фермы скрестила руки на груди:
— А вы-то сами кто? Тоже “старые” приятели-должники? — она задала вопрос, обращаясь к Солу.
— Мы вообще с ним не знакомы.
Женщина улыбнулась, очевидно, она не ожидала услышать искренний ответ.
Сол кивнул в сторону Эрики:
— Но отец моей жены был другом Эфраима Авидана, — для большего эффекта он выдержал паузу. — И ее отец тоже исчез. Лицо хозяйки выражало удивление и скепсис одновременно.
— Однако ваше объяснение может быть всего лишь более изобретательно, чем объяснение “старых” приятелей-должников.
— Почему вы так подозрительны? — спросила Эрика. — Все, что нам надо, — это информация.
— Подозрительна? Когда тебя оставил муж… когда ты одна должна справляться… — она замолчала, глядя на пастбище, где паслись коровы. — Если бы не священник, может, я бы не была такой подозрительной?
У Сола участился пульс.
— Священник?
— Не то чтобы он так представился. Он был красивый, мужественный. Путешествовал пешком, так он сказал. Он появился за две недели до израильтян. У него были голубые глаза и соломенного цвета волосы. Чтобы приготовить ужин, он ходил в лес за дровами. Он был сильный, мускулистый. Но я обратила внимание на его руки.
— И что же вас в них привлекло?
— Он очень о них заботился. Я не считала странным, что он надевал перчатки, когда рубил дрова. Занозы, мозоли — это понятно. Но потом, когда мы вместе ужинали, он снял перчатки, и я не могла не заметить, какими нежными и ухоженными были его руки по сравнению с его мускулатурой. Он был загорелый, но на левой руке… здесь, на среднем пальце… была полоска от недавно снятого кольца. Я до сих пор не знаю, почему он это сделал. Кто знает? Может, он просто потерял его. Но его правая рука… здесь — большой палец, указательный и средний… — за ними он особенно внимательно следил. Он не прикасался ими к еде, а позднее, когда помогал мыть посуду, на эту руку набросил полотенце, а тарелки брал левой. Понимаете, о чем я?
— Извините, — сказала Эрика, — боюсь, что нет.
— Я так и предполагала, ведь вы израильтяне. Сама я лютеранка, что для римских католических священников большой, указательный и средний пальцы правой руки — самые важные части их тела. Они благословенны. Ими священник берет хлеб, который освящает. Если священнику ампутировать один из этих пальцев, он больше не сможет служить мессу, не сможет быть священником вообще никогда. И раз уж эти пальцы благословенны, он должен оберегать их не только от физических травм, но и от всего недостойного.
— Но разве он не мог быть просто левшой? — недоуменно спросила Эрика. — Это бы все объяснило.
— После ужина он снова надел перчатки и вызвался сходить в сарай нарубить еще дров. Мне нужна была помощь, я согласилась и пообещала приготовить ему завтрак. — Женщина указала на виднеющийся из-за дома угол сарая. — Он работал дольше, чем я ожидала. Когда я пошла проверить, все ли с ним в порядке, то застала его врасплох. Он засовывал в рюкзак маленькую черную книжечку. Тогда я окончательно убедилась.
— Я не совсем вас понимаю, — сказала Эрика. Но Сол понял. Он помнил, что ему рассказывал о церкви его приемный брат, который был ирландским католиком.
— Книжка, по-видимому, сборник молитв, которые священник должен читать каждый день, — пояснил он и посмотрел на хозяйку. — Но вы сказали, что “окончательно убедились”. Простите, но это все еще похоже на предположения.
— Нет, — сказала хозяйка. — Ночью я пошла в его комнату в сарае и обыскала рюкзак. Черная книжка была сборником молитв.
— Обыскали?..
— Высчитаете, я дурно поступила? Но как он может обвинять меня, если сам поступил не лучше? Он прокрался из сарая к домику Авидана и обыскал его жилье, — ее лицо пылало от негодования. — Я оставила в домике Авидана все на своих местах. Он мог вернуться в любой момент, и раз уж никто не хотел снимать его дом, я не собиралась тратить время и что-то там менять. Да и куда мне складывать его имущество? Когда я поднялась по холму, я услышала, как там орудует священник. Было слышно, как он выдвигает и задвигает ящики, а сквозь щель в занавесках я видела луч фонарика.
— И как же вы поступили?
— А чего бы вы от меня ожидали? От одинокой женщины? Как я должна была поступить с вполне невинным с виду гостем, который оказался бродягой или вором? Я просто вернулась в дом и не стала ничего предпринимать. Утром я изобразила, будто не знаю, что он был в домике Авидана, а он, если и догадывался, что я обыскала его рюкзак, тоже изобразил, что ни о чем не подозревает. Он съел приготовленный мной завтрак, поинтересовался, нужна ли мне помощь, и, когда я отказалась, продолжил свое “путешествие”. Несколько ночей подряд после этого я наблюдала за домиком. Насколько я могу судить, священник больше туда не возвращался.
— А что должно означать кольцо, которое он снял с пальца? — спросила Эрика.
— Должно быть, это знак его ордена, — сказал Сол. — Некоторые религиозные группы используют их.
— В рюкзаке кольца не было, — сказала женщина.
— Видимо, оно было для него слишком ценным, и он предпочитал носить его в кармане.
— Может быть. Потом, через две недели, приехали два израильтянина, Они спросили, можно ли им осмотреть домик Авидана, вдруг что-нибудь подскажет им, куда он отправился. Вы понимаете? Тогда они как бы смогут отдать Авидану свой мифический долг.
— И вы разрешили им?
— Да. Я подумала, что если откажу, они все равно вернутся ночью и обыщут его. Или же сразу приступят к обыску, несмотря на мои возражения. Мне не нужны лишние проблемы. Я надеюсь, что, если позволю им это, увижу, чем все это кончится. И потом, что мне было прятать?
— Или Авидану? — добавил Сол.
— Теперь вот приехали вы и спрашиваете, почему я так подозрительна. Кто этот Авидан? Почему он интересует вас и остальных?
— О священнике я ничего не могу сказать, — ответил Сол. — Для меня он такая же загадка, как и для вас. Но те два израильтянина наверняка агенты разведки Моссад. Авидан раньше работал на них. Если кто-то из этой организации — даже тот, кто вышел в отставку, — исчезает, они хотят знать почему, особенно если это связано с другим исчезновением их бывшего сотрудника. С исчезновением отца моей жены.
Женщина набрала побольше воздуху:
— Политика? Я не хочу иметь дел с политикой.
— Мы не уверены в том, что это политика. Это может быть личное дело, связанное с чем-то в прошлом. Если честно, мы не знаем. Но для нас — это личное дело.
— Вы из Моссада? Эрика колебалась:
— Раньше я работала на них.
— Политика.
— Я сказала “раньше”. Пожалуйста, поймите, мы сказали вам больше, чем должны бы были. Как мы можем заставить вас поверить нам?
— Как? Скажите мне, как сделать так, чтобы избавиться от приезжающих сюда, которых интересует Авидан?
— Если вы нам поможете, может, нам удастся выяснить, что с ним случилось, и тогда сюда перестанут приезжать интересующиеся Авиданом.
Женщина изучающе посмотрела на Сола и Эрику.
— Мы можем осмотреть домик Авидана? — спросил Сол. Женщина не шелохнулась. Сол затаил дыхание. Она кивнула.
3
Жилище Авидана было за домом и сараем, выше по пастбищу. За ним на крутых, каменистых склонах густо росли деревья. Воздух Альп был чистым, сладким, с легким ароматом хвойных.
Маленький одноэтажный домик был сложен из бревен. На крыше торчала давно нуждающаяся в чистке ржавая труба. Сол огляделся вокруг: внизу — зеленая долина, вдалеке — озера, справа, в километре от этого места, частично скрытые деревьями, виднелись деревенские дома.
Почему Авидан выбрал такой примитивный, заброшенный дом, подумал Сол.
— Как долго он здесь прожил? — спросил Сол женщину.
— Он пришел сюда осенью в октябре.
— Планировал провести здесь зиму?
— Он представился писателем. Сказал, что ему нужны покой и уединение, чтобы закончить роман.
Отставник Моссада — писатель? — подумал Сол. Возможно. Возможно все, что угодно. Но вероятно ли? Когда начинают дуть зимние ветра… Покой и одиночество? Авидан, безусловно, добился этих условий в самой крайней форме. Что заставило его выбрать именно это место?
Они вошли в домик. Он был разделен на комнату и кухню. Камина не было, для отопления дома, как и для приготовления пищи, служила большая, черная плита, которую топили дровами. В обеих частях дома царила спартанская обстановка. Стены обшиты досками из сосны. Сколоченные доски на козлах заменяли кухонный стол, рядом стояла лавка. Кроме того, там были: простой сервант, кресло-качалка и еще одна лавка вдоль стены. Вместо кровати — койка с набитыми соломой матрацами. Над облупленным бюро висело треснутое зеркало, ящики трюмо были выложены пожелтевшими газетами за 1975 год, там лежала кое-какая одежда. Полки на стене рядом с бюро были заставлены книгами, в основном об истории Израиля. То тут, то там по стенам висели фотографии с видами израильской пустыни, людных улиц Тель-Авива… В кухне Эрика осмотрела сервант — там были лишь пластиковая посуда и консервы. Под раковиной стояла тумбочка с туалетными принадлежностями.
Проведя здесь зиму, можно сойти с ума, подумал Сол.
Он повернулся к хозяйке фермы:
— По вашим словам, ничего здесь не трогали, поскольку думали, что он в любой день может вернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52