А в-третьих, сами знаете — за нами Москва, а противник к ней непозволительно близко. Все равно будем наступать. Вот такие основные причины… нашего предложения.
Подполковник встал — небольшого роста, полнеющий, с сумрачным и нездорово-серым круглым лицом, чем-то напоминающий Кривоножко, — походил и опять сел.
— А ты, капитан, не думал, что то же самое знает и высшее начальство и что в армии есть такой обычай — время от времени менять боевые части. Одни отводятся. в тыл для пополнения и соответствующей подготовки, а другие выдвигаются на передний край. И вот если твой опыт удастся, то полк будет торчать на передовой до… морковкиных заговен. Начальство скажет: а зачем ему отдыхать? Он, понимаешь, и так себе курорт устроил, боевой подготовкой занимается…
Басин и Кривоножко переглянулись — такого оборота они не ожидали. Их смущение, кажется, даже понравилось командиру полка, потому что в его узких, глубоко сидящих глазах мелькнула усмешка.
— Вот так, товарищи, и об этом следует думать. А то как вы там, у себя в вотчине, считаете: мы здесь воюем, а начальство задницы греет и ни о чем путном не думает.
Басину не понравилась командирская шутка; Он подтянулся и сказал:
— Можно, товарищ подполковник, и по-иному рассуждать…
— Это ж как еще?
— Начальство может и так сказать: зачем этот полк отводить? Народу в нем много, участок знает как свои пять пальцев — почти год в обороне сидит, — отдохнули, пускай разомнутся. Прорвут оборону противника, а мы для развития успеха пустим уже тренированные для наступления части. Не знаю, как в этой дивизии и в этой армии было, а там, где я раньше воевал, случалось именно так.
Ради справедливости подполковник кивнул:
— Бывает н так. А бывает и так, как я сказал. Кто ж угадает?
— Мы угадывать не хотим. На юге наши разворачиваются, значит, и здесь пойдем.
— Ладно. Планы утверждены — действуйте. Но только знайте, если что… так не обижайтесь. И на будущее помните, что думать не только о себе нужно…
Капитаны ушли и уже на воле переглянулись и усмехнулись. Кривоножко сказал:
— Удивительная закономерность — всякий начальник убежден, что его подчиненные живут припеваючи, а одному ему трудно.
— По себе знаете? — засмеялся Басин.
Кривоножко вначале не понял комбата, а потом тоже засмеялся.
— Верно. Всегда кажется, что в ротах можно сделать гораздо больше того, что сделано.
Из ближней землянки вышел связной комбата Кислов и выжидающе остановился. Басин приказал ему остаться греться, а сам пошел по отделам штаба — где-то что-то выклянчить, где-то уточнить, где и оправдаться. Кривоножко подался в политчасть за материалами для политинформации и занятий.
В батальон они вернулись за полдень и сразу же приступили к делу — вызвали саперов и приказали отрыть окопчики на опушке рощи за кладбищем, сделать поясные мишени, соорудить и установить чучела для рукопашного боя, вытребовали ружейного мастера…
Штаб батальона закрутился, забегали посыльные, и только старшина, командир хозвзвода, кругами, нерешительно бродил вокруг начальства, выбирая нужную ему паузу. Когда она выпала, он почтительно спросил у Басина:
— Новый год отмечать будем? Или как?
— Или как, — ответил Басин. — Отметим завтра… или послезавтра. А сегодня — повышение бдительности.
— Считаете, фриц может полезть?
— Возможно… А вы не считаете?
Старшина помотал головой.
— Мы ему сочельник не портили, он, я считаю, это понимает и нам Новый год не испортит.
— Откуда у вас такие сведения? — нахмурился Басин.
— Не сведения. Пример. На ДОПе ребята рассказывают: у наших соседей — сзади болото.
И у фрицев за Варшавкой тоже болото. Где воду для кухонь брать?
А на ничейке хуторок сожженный и — колодец. Так у них там вроде расписания. В шесть утра наша водовозка берет воду в колодце, в семь — ихняя. У них распорядок дня другой, они поспать любят. Н никто в эти два часа по хутору и водовозкам не стреляет — ни они, ни мы. После восьми — пожалуйста. Так же и вечером.
— Черт знает что! — возмутился Басин. — Перемирие какое-то устроили! Выдумываете, наверное?
— Зачем выдумывать? Так рассказывали. Суп да, кашу всем варить надо. И фрицы понимают — время ихнее прошло, ни сил, ни умения отсунуть нас от колодца у них уже нету, вот они и признали равноправие. Перемирия никакого нет, а равноправие установилось, и они это чувствуют. Вот и считаю — раз мы им рождество не испортили, тихонько просидели, они тоже нам Новый год не испортят. Мы им сознательность уже вбили. — Старшина сдержанно, дипломатично улыбнулся. — Теперь остается мозги вправить.
Басин остыл, но приказа своего не отменил.
Забежал Кривоножко — веселый и азартно возбужденный:
— Ну, можем ждать сабантуя.
— Это ж по каким данным? ОБС — одна баба сказала?
— Представьте себе, эта самая баба — персонально я. Снайперы натворили дел. — Басин тревожно посмотрел на Кривоножко, но тот был весел, и, значит, неприятностей не предвиделось. — Они, понимаете, взаимодействовали с зобовсками пушкарями, а те всадили несколько снарядов в наблюдательный пункт. А там. видимо, сидело начальство.
Противник заметался, забегал, снайперы стали расстреливать и увидели, что в укрытии стоят легковые автомашины. У них же и с минометчиками налажено взаимодействие, и минометчики открыли огонь. Мин у иих мало, так они только и выпустили две серии. А машины и загорелись. Я представляю, как озвереют фрицы, — побили явно солидное начальство.
Он не успел закончить рассказ, потому что неподалеку от штаба батальона рявкнули тяжелые снаряды, потом разрывы прокатились л стороне. Артиллерийско-минометный обстрел все усиливался, но он не сливался в единый, слитный рев артиллерийской подготовки наступления. В паузах слышались короткие пулеметные очереди.
В эти секунды в Басине все как бы сошлось в одну точку — следовало принимать решение. А чтобы его принять, нужно понять замысел противника.
Можно великолепно кончать сержантские школы, военные училища или академии, но пока не ощутишь конкретного противника в конкретных условиях, не узнаешь его повадок и хотя бы примерного расположения его боевых порядков, правильного решения не примешь.
Басин рассуждал примерно так: артналет явно случайный, словно по тревоге. Вражеские артиллеристы определенно рыскают — тяжелая батарея ударила по расположению штаба. (Вспомогательная мысль: все-таки нужно завершить лысовскую задумку и сменить и КП и НП — противник, кажется, кое-что нащупал.) Ясно, что КП для нее цель номер один, но — плановая. Прошло уже больше минуты, а повторных разрывов снарядов нет, значит, огонь перенесен: ведь для перезаряжания орудий требуется меньше минуты. Разрывов в тылу, на артиллерийских и минометных позициях, нет, противник ведет огонь только по переднему краю. Значит, серьезных намерений у противника тоже нет. Иначе он обязательно постарался бы обезвредить артиллерию. Судя по паузам — противник выводит огонь на какие-то ему одному известные цели или стреляет по тем, которые ему кажутся опасными в данный момент. (Вспомогательная мысль: пусть командир минометчиков — у него есть разведчики — составит схему этих разрывов: нужно знать, какие наши точки и объекты вскрыты противником, пристреляны им.) В паузах ведется пулеметный огонь — при настоящем наступлении, фрицы вести огонь не будут, они выждут, пока отработает артиллерия, а уж потом пулеметами прикроют выдвижение пехоты. Сама пехота днем располагается метрах в ста, а то и дальше от передовой траншеи. Пока она поднимется по тревоге, пока займет свои места и приготовится к атаке — пройдет немало времени.
Все эти, лежащие на поверхности, факты и выводы заставили Басина принять два первых решения. Он приказал телефонисту связаться с приданными и поддерживающими артиллеристами и минометчиками и отдал приказ:
— Ответного огня не открывать!
Что артиллеристы и минометчики уже изготовились к бою, в этом он был уверен. Своим ротам, в том числе и минометной, он приказал:
— Приготовиться к отражению атаки! Людей из укрытий не выводить!
Зачем подставлять их под удары, если еще не все ясно? На переднем крае есть дежурные наблюдатели и пулеметные расчеты, есть дежурные взводы, и если противник поднимется в атаку, роты успеют занять свои места в первой траншее.
Пока он думал и приказывал, слух автоматически отмечал перемещение разрывов, и постепенно стало понятным, что основной огонь сосредоточивается где-то возле стыка восьмой и девятой рот — как раз там, где, как докладывал командир снайперского отделения сержант Жилин, и должны были действовать снайперы и где артиллеристыпротивотанкисты старшего лейтенанта Зобова оборудовали свои временные огневые позиции. Пожалуй, все становилось на свои места — снайперы и артиллеристы, кажется, подстрелили большое начальство, и противник прикрывает эвакуацию его остатков, а может, и останков, в тыл.
Можно, конечно, приказать открыть ответный огонь к помешать этой эвакуации, только зачем? Открыть свои огневые и тем самым помочь противнику уточнить их?
Израсходовать боеприпасы, которые приказано беречь и экономить? Наконец, показать противнику, что сил на этом участке много, и, значит, привлечь его внимание к девятой роте, из которой и собирались выводить взвод для боевой подготовки? Нет уж… Пусть противник считает, что произошел лишь несчастный случай, а во всем остальном мы соблюдаем… перемирие? Нет. конечно!.. Разумное равновесие.
Зазуммерил телефон, и телефонист молча передал комбату трубку.
— Что у тебя там творится? Где точно? — загремел командир полка.
— Бьют по стыку девятой и восьмой роты…
— Ты взвод из девятой уже вывел?
— По плану — с завтрашнего дня. Так и сделаем. А бьют потому, что снайперы и артиллеристы лупанули немецкого генерала и его свиту. Вот фрицы и взбеленились.
Басин говорил отрывисто, грубовато, и это «лупанули» прозвучало как вызов. Но он знал командира полка и верил, что этот, граничащий с грубостью, тон сделает свое дело. И он сделал. Подполковник помолчал и с долей ехидства спросил:
— А ты откуда знаешь, что генерала? Лампасы видел?
— Две легковые машины сожгли. А кто ж, кроме генералов, на НП на машинах ездит? У нас с вами таковых. не имеется.
Подполковник опять помолчал и уже миролюбиво осведомился:
— Что предпринял?
— Приказал приготовиться к отражению атаки, огонь открывать запретил, людей в траншею пока не вывожу. Сижу и жду, что будет дальше.
— Что ж… Жди. Докладывай.
— Так точно! Доложу!
Огонь противника то усиливался, то ослабевал.
Связной комбата Кислов несколько раз выскакивал из землянки на взгорок, рассматривая участок, на котором бушевали разрывы, и, возвращаясь, озабоченно сообщал:
— Все там же. «Рама» пролетела…
— "Рама"? — удивился капитан Басин. — Этакое внимание. Это что-то серьезное.
Послушайте, — обратился он к замполиту, — вы здесь давно — отмечалось посещение оборины противника высшими чипами?
— Не замечали…
— Вот и я думаю… Наступать собрались? Вряд ли… Позади нас… болота, лес. Зимой, конечно, можно, но ведь дороги… оттепели… Нашего наступления боятся? Так они ж тоже не слепые… Самое большое, чего мы могли добиться своей активной обороной, так это создать впечатление у противника, что нас не растянули, что мы занимаем нормальные участки. Да и мы видим, что они ничего не подтягивали. Что-то тут странное…
Они гадали и прикидывали, что же все-таки происходит, когда. опять, позвонил командир полка:
— Басив, ты откуда взял, что ваши генерала лупанули?
Я уж объяснял — легковые машины, вот этот фейерверк. Он же бесполезный.
Рассчитанный на высшее начальство, на расследователей: дескать, мы приняли все меры, но — война…
— Может быть… Слушай, у меня тут тридцать второй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Подполковник встал — небольшого роста, полнеющий, с сумрачным и нездорово-серым круглым лицом, чем-то напоминающий Кривоножко, — походил и опять сел.
— А ты, капитан, не думал, что то же самое знает и высшее начальство и что в армии есть такой обычай — время от времени менять боевые части. Одни отводятся. в тыл для пополнения и соответствующей подготовки, а другие выдвигаются на передний край. И вот если твой опыт удастся, то полк будет торчать на передовой до… морковкиных заговен. Начальство скажет: а зачем ему отдыхать? Он, понимаешь, и так себе курорт устроил, боевой подготовкой занимается…
Басин и Кривоножко переглянулись — такого оборота они не ожидали. Их смущение, кажется, даже понравилось командиру полка, потому что в его узких, глубоко сидящих глазах мелькнула усмешка.
— Вот так, товарищи, и об этом следует думать. А то как вы там, у себя в вотчине, считаете: мы здесь воюем, а начальство задницы греет и ни о чем путном не думает.
Басину не понравилась командирская шутка; Он подтянулся и сказал:
— Можно, товарищ подполковник, и по-иному рассуждать…
— Это ж как еще?
— Начальство может и так сказать: зачем этот полк отводить? Народу в нем много, участок знает как свои пять пальцев — почти год в обороне сидит, — отдохнули, пускай разомнутся. Прорвут оборону противника, а мы для развития успеха пустим уже тренированные для наступления части. Не знаю, как в этой дивизии и в этой армии было, а там, где я раньше воевал, случалось именно так.
Ради справедливости подполковник кивнул:
— Бывает н так. А бывает и так, как я сказал. Кто ж угадает?
— Мы угадывать не хотим. На юге наши разворачиваются, значит, и здесь пойдем.
— Ладно. Планы утверждены — действуйте. Но только знайте, если что… так не обижайтесь. И на будущее помните, что думать не только о себе нужно…
Капитаны ушли и уже на воле переглянулись и усмехнулись. Кривоножко сказал:
— Удивительная закономерность — всякий начальник убежден, что его подчиненные живут припеваючи, а одному ему трудно.
— По себе знаете? — засмеялся Басин.
Кривоножко вначале не понял комбата, а потом тоже засмеялся.
— Верно. Всегда кажется, что в ротах можно сделать гораздо больше того, что сделано.
Из ближней землянки вышел связной комбата Кислов и выжидающе остановился. Басин приказал ему остаться греться, а сам пошел по отделам штаба — где-то что-то выклянчить, где-то уточнить, где и оправдаться. Кривоножко подался в политчасть за материалами для политинформации и занятий.
В батальон они вернулись за полдень и сразу же приступили к делу — вызвали саперов и приказали отрыть окопчики на опушке рощи за кладбищем, сделать поясные мишени, соорудить и установить чучела для рукопашного боя, вытребовали ружейного мастера…
Штаб батальона закрутился, забегали посыльные, и только старшина, командир хозвзвода, кругами, нерешительно бродил вокруг начальства, выбирая нужную ему паузу. Когда она выпала, он почтительно спросил у Басина:
— Новый год отмечать будем? Или как?
— Или как, — ответил Басин. — Отметим завтра… или послезавтра. А сегодня — повышение бдительности.
— Считаете, фриц может полезть?
— Возможно… А вы не считаете?
Старшина помотал головой.
— Мы ему сочельник не портили, он, я считаю, это понимает и нам Новый год не испортит.
— Откуда у вас такие сведения? — нахмурился Басин.
— Не сведения. Пример. На ДОПе ребята рассказывают: у наших соседей — сзади болото.
И у фрицев за Варшавкой тоже болото. Где воду для кухонь брать?
А на ничейке хуторок сожженный и — колодец. Так у них там вроде расписания. В шесть утра наша водовозка берет воду в колодце, в семь — ихняя. У них распорядок дня другой, они поспать любят. Н никто в эти два часа по хутору и водовозкам не стреляет — ни они, ни мы. После восьми — пожалуйста. Так же и вечером.
— Черт знает что! — возмутился Басин. — Перемирие какое-то устроили! Выдумываете, наверное?
— Зачем выдумывать? Так рассказывали. Суп да, кашу всем варить надо. И фрицы понимают — время ихнее прошло, ни сил, ни умения отсунуть нас от колодца у них уже нету, вот они и признали равноправие. Перемирия никакого нет, а равноправие установилось, и они это чувствуют. Вот и считаю — раз мы им рождество не испортили, тихонько просидели, они тоже нам Новый год не испортят. Мы им сознательность уже вбили. — Старшина сдержанно, дипломатично улыбнулся. — Теперь остается мозги вправить.
Басин остыл, но приказа своего не отменил.
Забежал Кривоножко — веселый и азартно возбужденный:
— Ну, можем ждать сабантуя.
— Это ж по каким данным? ОБС — одна баба сказала?
— Представьте себе, эта самая баба — персонально я. Снайперы натворили дел. — Басин тревожно посмотрел на Кривоножко, но тот был весел, и, значит, неприятностей не предвиделось. — Они, понимаете, взаимодействовали с зобовсками пушкарями, а те всадили несколько снарядов в наблюдательный пункт. А там. видимо, сидело начальство.
Противник заметался, забегал, снайперы стали расстреливать и увидели, что в укрытии стоят легковые автомашины. У них же и с минометчиками налажено взаимодействие, и минометчики открыли огонь. Мин у иих мало, так они только и выпустили две серии. А машины и загорелись. Я представляю, как озвереют фрицы, — побили явно солидное начальство.
Он не успел закончить рассказ, потому что неподалеку от штаба батальона рявкнули тяжелые снаряды, потом разрывы прокатились л стороне. Артиллерийско-минометный обстрел все усиливался, но он не сливался в единый, слитный рев артиллерийской подготовки наступления. В паузах слышались короткие пулеметные очереди.
В эти секунды в Басине все как бы сошлось в одну точку — следовало принимать решение. А чтобы его принять, нужно понять замысел противника.
Можно великолепно кончать сержантские школы, военные училища или академии, но пока не ощутишь конкретного противника в конкретных условиях, не узнаешь его повадок и хотя бы примерного расположения его боевых порядков, правильного решения не примешь.
Басин рассуждал примерно так: артналет явно случайный, словно по тревоге. Вражеские артиллеристы определенно рыскают — тяжелая батарея ударила по расположению штаба. (Вспомогательная мысль: все-таки нужно завершить лысовскую задумку и сменить и КП и НП — противник, кажется, кое-что нащупал.) Ясно, что КП для нее цель номер один, но — плановая. Прошло уже больше минуты, а повторных разрывов снарядов нет, значит, огонь перенесен: ведь для перезаряжания орудий требуется меньше минуты. Разрывов в тылу, на артиллерийских и минометных позициях, нет, противник ведет огонь только по переднему краю. Значит, серьезных намерений у противника тоже нет. Иначе он обязательно постарался бы обезвредить артиллерию. Судя по паузам — противник выводит огонь на какие-то ему одному известные цели или стреляет по тем, которые ему кажутся опасными в данный момент. (Вспомогательная мысль: пусть командир минометчиков — у него есть разведчики — составит схему этих разрывов: нужно знать, какие наши точки и объекты вскрыты противником, пристреляны им.) В паузах ведется пулеметный огонь — при настоящем наступлении, фрицы вести огонь не будут, они выждут, пока отработает артиллерия, а уж потом пулеметами прикроют выдвижение пехоты. Сама пехота днем располагается метрах в ста, а то и дальше от передовой траншеи. Пока она поднимется по тревоге, пока займет свои места и приготовится к атаке — пройдет немало времени.
Все эти, лежащие на поверхности, факты и выводы заставили Басина принять два первых решения. Он приказал телефонисту связаться с приданными и поддерживающими артиллеристами и минометчиками и отдал приказ:
— Ответного огня не открывать!
Что артиллеристы и минометчики уже изготовились к бою, в этом он был уверен. Своим ротам, в том числе и минометной, он приказал:
— Приготовиться к отражению атаки! Людей из укрытий не выводить!
Зачем подставлять их под удары, если еще не все ясно? На переднем крае есть дежурные наблюдатели и пулеметные расчеты, есть дежурные взводы, и если противник поднимется в атаку, роты успеют занять свои места в первой траншее.
Пока он думал и приказывал, слух автоматически отмечал перемещение разрывов, и постепенно стало понятным, что основной огонь сосредоточивается где-то возле стыка восьмой и девятой рот — как раз там, где, как докладывал командир снайперского отделения сержант Жилин, и должны были действовать снайперы и где артиллеристыпротивотанкисты старшего лейтенанта Зобова оборудовали свои временные огневые позиции. Пожалуй, все становилось на свои места — снайперы и артиллеристы, кажется, подстрелили большое начальство, и противник прикрывает эвакуацию его остатков, а может, и останков, в тыл.
Можно, конечно, приказать открыть ответный огонь к помешать этой эвакуации, только зачем? Открыть свои огневые и тем самым помочь противнику уточнить их?
Израсходовать боеприпасы, которые приказано беречь и экономить? Наконец, показать противнику, что сил на этом участке много, и, значит, привлечь его внимание к девятой роте, из которой и собирались выводить взвод для боевой подготовки? Нет уж… Пусть противник считает, что произошел лишь несчастный случай, а во всем остальном мы соблюдаем… перемирие? Нет. конечно!.. Разумное равновесие.
Зазуммерил телефон, и телефонист молча передал комбату трубку.
— Что у тебя там творится? Где точно? — загремел командир полка.
— Бьют по стыку девятой и восьмой роты…
— Ты взвод из девятой уже вывел?
— По плану — с завтрашнего дня. Так и сделаем. А бьют потому, что снайперы и артиллеристы лупанули немецкого генерала и его свиту. Вот фрицы и взбеленились.
Басин говорил отрывисто, грубовато, и это «лупанули» прозвучало как вызов. Но он знал командира полка и верил, что этот, граничащий с грубостью, тон сделает свое дело. И он сделал. Подполковник помолчал и с долей ехидства спросил:
— А ты откуда знаешь, что генерала? Лампасы видел?
— Две легковые машины сожгли. А кто ж, кроме генералов, на НП на машинах ездит? У нас с вами таковых. не имеется.
Подполковник опять помолчал и уже миролюбиво осведомился:
— Что предпринял?
— Приказал приготовиться к отражению атаки, огонь открывать запретил, людей в траншею пока не вывожу. Сижу и жду, что будет дальше.
— Что ж… Жди. Докладывай.
— Так точно! Доложу!
Огонь противника то усиливался, то ослабевал.
Связной комбата Кислов несколько раз выскакивал из землянки на взгорок, рассматривая участок, на котором бушевали разрывы, и, возвращаясь, озабоченно сообщал:
— Все там же. «Рама» пролетела…
— "Рама"? — удивился капитан Басин. — Этакое внимание. Это что-то серьезное.
Послушайте, — обратился он к замполиту, — вы здесь давно — отмечалось посещение оборины противника высшими чипами?
— Не замечали…
— Вот и я думаю… Наступать собрались? Вряд ли… Позади нас… болота, лес. Зимой, конечно, можно, но ведь дороги… оттепели… Нашего наступления боятся? Так они ж тоже не слепые… Самое большое, чего мы могли добиться своей активной обороной, так это создать впечатление у противника, что нас не растянули, что мы занимаем нормальные участки. Да и мы видим, что они ничего не подтягивали. Что-то тут странное…
Они гадали и прикидывали, что же все-таки происходит, когда. опять, позвонил командир полка:
— Басив, ты откуда взял, что ваши генерала лупанули?
Я уж объяснял — легковые машины, вот этот фейерверк. Он же бесполезный.
Рассчитанный на высшее начальство, на расследователей: дескать, мы приняли все меры, но — война…
— Может быть… Слушай, у меня тут тридцать второй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55