Скатала ее в шарик и продолжала катать до тех пор, пока не почувствовала, что поднимается тепло по косточкам, проходит по рукам и пальцам. Тогда она снова вернула кусочек грязи на место на землю, вжала его в лунку, откуда его зачерпнула.
Это было первое семечко, посаженное Свон, но она не знала, выживет оно в этой измученной земле или нет.
Она взяла Плаксу, с трудом передвинула ноги и отошла на несколько футов от тела, затем зачерпнула еще пригоршню грязи. То ли острый камень, то ли льдинка резала ей пальцы, но она едва чувствовала боль, вся сосредоточившись на работе. Чувство покалывания усилилось, волнами проходя по телу, как энергия по гудящим проводам.
Свон перешла дальше и посадила третье зернышко. Холод пробирался сквозь одежду, стыли кости, но она продолжала, через каждые два – три фута набирая в ладони землю и сажая по одному зернышку, В некоторых местах земля совсем промерзла и не поддавалась, как гранит, ей приходилось переходить на другое место, ища где бы земля под снегом была помягче, там где грязь промерзла и не была покрыта снегом. Она очень скоро ободрала себе руки и из порезов стала сочиться кровь. Капли крови попадали на семена и на почву, пока Свон медленно и методично, без пауз продолжала работать.
Она не стала сажать семена около пруда, а вместо этого повернула обратно к Мериз Рест и стала сажать другой ряд. Далеко в лесу завыло какое–то животное высоким, пронзительным одиноким звуком. Она не отвлеклась от работы, окровавленные руки шарили в снегу по земле в поисках оттаявшей грязи. Холод наконец пронзил ее, ей пришлось остановиться и поежиться. Лед на носу мешал дышать, глаза с хрупкими остатками зрения почти закрылись от мороза. Она лежала и дрожала, и ей пришло в голову, что она наберется сил, если сможет немного поспать. Просто небольшой отдых. Всего на несколько минут, а потом она снова вернется к работе.
Что–то толкнуло ее в бок. Она была слаба и разбита, и не стала поднимать голову, чтобы посмотреть, что это. Ее опять что–то толкнуло, на этот раз гораздо сильнее. Свон обернулась, повернула голову и вздрогнула.
Теплое дыхание коснулось ее лица. Над ней стоял Мул, неподвижный, как будто высеченный из темного с крапинкой камня. Она снова захотела лечь, но Мул толкнул ее носом в плечо. Он глубоко заворчал, и из его ноздрей, как пар из чайника, вырвалось теплое дыхание.
Он не позволит ей уснуть. А теплый воздух, шедший из его легких, напоминал ей о том, как холодно, как близка она к тому, чтобы сдаться. Если она еще полежит здесь, то замерзнет. Ей пришлось снова начать двигаться и продолжить свою работу.
Мул толкнул ее более настойчиво, и Свон села и сказала:
– Ладно, ладно.
Она подняла к его морде перемазанную и окровавленную руку, и его язык облизал ее раны.
Она снова стала сажать семена из мешочка, а Мул шел в нескольких шагах позади нее, с настороженно поднятыми ушами и вздрагивая при каждом зверином крике в лесу.
Свон принуждала себя продолжать работу, но по мере того как холод усиливался, все становилось зыбким и смутным, как будто она работала под водой. Дыхание Мула каждый раз чуть согревало ее, и тогда она начинала чувствовать в темноте вокруг них какое–то скрытое движение, которое все подбиралось ближе. Она услышала рядом крик животного, и Мул ответил хриплым предупреждающим рокотом. Свон продолжала заставлять себя продвигаться вперед, очищая землю от снега и набирая в ладони грязь, а потом обратно опуская ее в лунки вместе с семенами. Каждое движение ее пальцев было мучительным актом, и она знала, что запах ее крови в конце концов привлечет из леса животных.
Но ей необходимо было закончить работу. В кожаном мешочке оставалось всего, быть может, тридцать–сорок семян, и Свон решила посадить их все. Покалывающие токи проходили по ее костям, становились все сильнее, теперь уже почти до боли, и пока она работала в темноте, она вообразила, что видит случайные крошечные вспышки огоньков, вылетающих от ее окровавленных пальцев. Она ощутила слабый запах горелого, как бывает при перегревании электрической розетки и коротком замыкании. Ее лицо под маскообразной коркой горело от боли, когда зрение ослабло, она несколько минут работала в полной слепоте, пока зрение снова не вернулось. Она толкала себя вперед на три–четыре фута и высаживала по одному семечку.
Какое–то животное,– она подумала, что это рысь,– завыло где–то слева, в опасной близости. Она напряглась, ожидая нападения, услышала ржание Мула и почувствовала, как простучали по земле его копыта, когда он пробежал мимо нее. Снова послышался вой рыси, затем звук какого–то беспокойства, борьбы в снегу – и примерно через минуту ее лицо снова согрело дыхание Мула. В ответ завыло другое животное, на этот раз справа, и Мул пронесся туда. Свон услышала крик боли, услышала, как заворчал Мул, когда лягнул кого–то, затем послышались удары копыт Мула о землю – раз, два, снова. Он вернулся к ней, и она посадило еще одно зернышко.
Она не знала, сколько еще было таких нападений. Она вся отдалась работе, и скоро осталось только пять зернышек.
При первых признаках света на востоке Джош сел в передней комнате в хижине Глории Бауэн и понял, что Свон нет. Он позвал женщину и ее сына, и они вместе стали прочесывать переулки Мериз Рест. Именно Аарон выбежал посмотреть в поле, и вернулся, крича, чтобы Джош и мама шли быстрее.
Они увидели лежавшую на земле фигуру, согнувшуюся на боку. Близко к ней прижался Мул, который поднял голову и тихо заржал, когда к ним подбежал Джош. Он почти налетел на тушу убитой рыси, из бока которой росла лишняя лапа, увидел еще одну такую же лежавшую рядом, которая тоже, наверное, принадлежала рыси, но наверняка сказать было нельзя, очень уж она была искромсана.
Бока и ноги Мула были в рваных ранах. А рядом со Свон лежали еще три туши животных, все со смертельными переломами.
– Свон,– закричал Джош, когда подбежал к ней и упал на колени рядом. Она не шелохнулась, и он взял ее хрупкое тело в объятия. – Проснись, милая! сказал он, встряхивая ее. – Пойдем, проснись! – Воздух был обжигающе холодным, но Джош чувствовал тепло, исходившее от Мула. Он сильнее затряс ее. – Свон! Проснись!
– О, Боже мой,– прошептала Глория, вставая рядом с Джошем. – Руки! – Джош тоже увидел их и вздрогнул. Они распухли, покрылись грязью и запекшейся черной кровью, ободранные пальцы выглядели как когти. На ладони правой руки лежал кожаный мешочек, а в левой руке было единственное засохшее зернышко, замазанное грязью и кровью. – О, Боже… Свон…
– Мама, она умерла? – спросил Аарон, но Глория не ответила. Аарон сделал шаг вперед. – Она не умерла, мистер! Ущипните ее, и она проснется!
Джош дотронулся до ее запястья. Чувствовался слабый пульс, но этого было мало. Слеза выкатилась из его глаз и упала ей на лицо.
Свон глубоко вдохнула и медленно со стоном выдохнула. Тело ее задрожало, когда она хотела встать с места, где было очень темно и холодно.
– Свон! Ты меня слышишь?
Голос, приглушенный и очень далекий, что–то говорил ей. Она подумала, что узнает его. Руки у нее болели… О, они так сильно болели. – Джош?
Голос звучал как шепот, но сердце у Джоша подпрыгнуло. – Да, дорогая. Это Джош. Не беспокойся, мы отнесем тебя сейчас туда, где тепло.
Он поднялся с девушкой на руках и повернулся к израненной, измученной лошади.
– Тебе я тоже найду теплое место. Пойдем, Мул. – Лошадь с трудом встала на ноги и пошла следом.
Аарон увидел магическую лозу Свон, лежавшую на снегу, и поднял. Он с любопытством потыкал ее в мертвую рысь, со второй шеей и головой, растущей прямо из живота, а потом побежал вслед за Джошем и мамой.
Подняв голову, Свон старалась открыть глаз. Веко было закрыто полностью. Вязкая жидкость вытекала из уголка, и глаз так горел, что ей пришлось закусить губу, чтобы не кричать. Другой глаз, давно закрывшийся, пульсировал и бился в глазнице. Она подняла руку, чтобы дотронуться до лица, но пальцы ее не слушались.
Джош услышал, что она что–то шепчет. – Мы уже почти дошли, солнышко. Еще несколько минут. Продержись немного. – Он знал, насколько она была близка к смерти там, незащищенная, и, может быть, еще даже сейчас. Она снова заговорила, и на этот раз он ее понял, но сказал:
– Что?
– Мой глаз,– сказала Свон. Она старалась говорить спокойно, но голос у нее дрожал. – Джош… Я ослепла.
Глава 60. Свон и здоровяк
Лежа на постели из листьев, Сестра ощутила около себя движение. Она очнулась от сна и как наручниками схватила кого–то рукой за запястье.
На коленях стоял Робин Оукс, в его длинных волосах было много перьев и косточек, в глазах горел огонь. На его лице с обострившимися чертами пульсировали цвета от стеклянного кольца. Он открыл кожаный футляр и пытался вытащить из него кольцо. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга, и Сестра сказала:
– Нет.
Она положила на кольцо другую руку, и он его отпустил.
– Не кипятись,– выразительно сказал он. – Я его не повредил.
– Слава Богу! А кто позволил тебе лезть в мой футляр?
– А я не лазил. Я смотрел. Немного.
Кости Сестры захрустели, когда она села. Через вход в пещеру заглядывал мрачный день. Большинство разбойников еще спали, но двое мальчишек снимали шкуру с пары некрупных туш кроликов или белок, а еще один укладывал палки для костра, чтобы приготовить завтрак. У дальней стены пещеры около своего пациента спал Хьюг, а Пол спал на тюфяке из листьев.
– Это важно для меня,– сказала она Робину. – Ты даже не знаешь, как важно. Просто оставь его в покое, ладно?
– Заверни его,– сказал он и встал. – Я как раз клал эту таинственную штуку обратно и собирался рассказать тебе о Свон и этом здоровяке. Но забудь об этом, рохля. – Он пошел прочь, посмотреть, как дела у Баки.
Всего несколько секунд ушло на то, чтобы до нее дошло: “Свон. Свон и здоровяк”.
Она никому из них не говорила о своих прогулках во сне. Ничего не говорила о слове “свон” и руке, отпечатанной, словно выжженной, на стволе цветущего дерева. Откуда тогда мог знать Робин Оукс, если только он тоже не прогуливался во сне?
– Подожди! – крикнула она. Ее голос в пещере отражался как звук колокольчика. И Пол, и Хьюг уже стряхнули с себя сон. Большинство мальчишек сразу же проснулись и потянулись за своими копьями и ружьями. Робин стоял в проходе.
Она заговорила с трудом подыскивая слова. Она встала и приблизилась к нему, держа стеклянное кольцо поднятым. – Что ты в этом видел?
Робин взглянул на других мальчишек, затем снова на Сестру и пожал плечами.
– Ты ведь что–то видел, правда? – Сердце у нее колотилось. Цвета на кольце пульсировали все быстрее. – Видел же! Ты ходил во сне, да?
– Что во сне?
– Свон,– сказала Сестра. – Ты ведь видел слово, написанное на дереве? На дереве, покрытом цветами. И ты видел след руки, огнем запечатленный на дереве? – Она держала стекло у него перед лицом. – Ну ведь видел же, правда?
– Ох–ох,– он покачал головой. – Ничего такого.
Она замерла, потому что видела, что он говорит правду. – Пожалуйста, сказала она. – Расскажи мне, что ты видел.
– Я… вытащил его из твоего футляра примерно час назад, когда проснулся,– сказал он тихим почтительным голосом. – Я просто хотел подержать его, просто хотел посмотреть на него. Я раньше не видел ничего похожего, а после того, что случилось с Баки… Я знал, что это особенное. – Он остановился, помолчал несколько минут, как будто снова загипнотизированный.
– Я не знаю, что это такое, но… это заставляет вас хотеть держать его и смотреть в него, где переливаются все эти цвета и краски. Я взял его из твоего футляра, отошел и сел. – Он направился к своей постели из листьев в дальнем углу пещеры. – Я не собирался держать его очень долго, но… цвета стали меняться. Стала получаться картинка – я не знаю, может, это похоже на то, что я ненормальный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70