- Алина, - шептал он, - вы знаете, я люблю вас… я люблю вас… я люблю вас…
Принцесса вдруг вздрогнула и быстро повернула голову.
- Что это? - тревожно прошептала она, но рук с шеи молодого человека не сняла.
- Что? Я ничего не слышал.
- То дерево… та ветка над балюстрадой… она шевельнулась…
- Это ветер.
- Но ветра нет. Стеттон, давайте уйдем. Признаюсь, мне страшно.
- Ба! Вы фантазируете. Ничего нет. - Он снова крепко обнял ее и прижался губами к ее губам. - Ну же, Алина… я ведь завтра уеду… будьте ко мне добры сегодня вечером! Я так люблю вас! А что касается Василия Петровича, то вы правы, мы не позволим ему лишить нас…
Предложение осталось незаконченным.
Стеттон вдруг ощутил, как его горло железной хваткой стиснули чьи-то пальцы, и в тот же момент увидел, как другая рука из-за его плеча протянулась к Алине.
Она с криком ужаса откинулась назад, увидев прямо перед собой человека с черной бородой и темными колючими глазами, которые ярко блестели даже в темноте, окутавшей балкон.
К несчастью, она оказалась недостаточно проворна; пальцы свободной руки бородатого сомкнулись вокруг ее горла, длинные и белые, и погрузились в плоть.
Все это происходило в абсолютном безмолвии. Человек с бородой возвышался над ними как башня, удерживая их на почтительном расстоянии от себя и друг от друга. Против его огромной силы они были словно дети.
Они хватали его за рукава одежды и старались вырваться на свободу; они отрывали его пальцы, которые еще крепче сжимались на их глотках; все было бесполезно.
- Мария, - послышался голос Василия Петровича, беспощадный и ужасный, - Мария, дьявол во плоти!
Посмотри на меня… посмотри мне в глаза. Что вы видите в них, Мария Николаевна? Это гнев божий!
Их борьба ослабевала. Чернобородый громко рассмеялся:
- Бросьте… Это бесполезно… Это рука судьбы на твоем горле… и на твоем, лживый пес. Я ждал… Я ждал…
Медленно, неуклонно он прижимал их к полу всем своим весом и силой… на колени… еще ниже… и вот они лежат, опрокинутые на спины на мраморных плитах, а пальцы все сжимаются…
Василий Петрович стоял между ними на коленях; его руки двигались вверх и вниз; был слышен глухой, вызывающий тошноту стук.
Два, три, четыре; затем, не отрывая рук от их тел, он наклонился очень близко сначала к лицу Стеттона, потом к лицу принцессы. Он долго вглядывался. И увидел, что они мертвы.
Тогда Василий Петрович поднялся на ноги и стоял так, глядя вниз на тело женщины.
- Мария, - пробормотал он и несколько раз повторил: - Мария… Мария.
Потом резко повернулся, подошел к балюстраде, одним махом взлетел на сук дерева, нависавший над балконом, и исчез в густой листве.
Послышался легкий треск сгибающихся под его тяжестью ветвей, потом, мгновением позже, звук приземления.
Сук мягко покачивался над мраморной балюстрадой.
Это движение становилось все медленнее и медленнее, пока даже листья не перестали трепетать, и все смолкло.
На балконе воцарились ночь и тишина.
Где-то на юге Франции - не так уж важно, где именно, может быть, в Ницце - на белом песке пляжа под огромным разноцветным зонтом сидели молодой человек и девушка.
На них были купальные костюмы, но при этом сухие.
Возможно, на пляж их привлекало нечто более интересное, чем купанье в Средиземном море. Они долго молчали, пристально глядя друг другу в глаза, и при этом крепко держались за руки.
Внезапно девушка заговорила:
- А еще… я верю… моя печаль делает полнее мое счастье. - Она спокойно улыбнулась. - Так что вы не должны ревновать.
Молодой человек посмотрел на нее. Вернее, посмотрел бы, если бы не был этим занят и раньше.
- Я ревную ко всему и ко всем, если это хоть чуть-чуть отвлекает ваши мысли от меня, - решительно заявил он.
- Нет. Я серьезно, - ответила девушка. - Вы не должны мне предлагать забыть Алину, и если я хочу говорить о ней, то только с вами и ни с кем больше. Как я могу забыть? Это было так ужасно!
Девушка закрыла лицо руками.
- Виви! Виви, дорогая! - Молодой человек попытался отвести ее руки. - Вы не должны думать об этом… решительно не должны. Пожалуйста, дорогая.
Что касается Алины, я не стану просить вас забыть ее.
И я буду говорить с вами о ней столько, сколько вы сами захотите. Дорогая, но вы не должны… доктор этого не разрешает, к нему надо прислушаться. Ну, поговорим обо мне, - вы знаете, чего я хочу. Чтобы вы сказали…
Очевидно, молодой человек знал, как ее отвлечь, потому что после этой просьбы девушка вдруг открыла лицо и посмотрела на него.
- Месье Науманн, - внушительно произнесла она, - не начинайте снова, не то пожалеете.
- Но, Виви! Ждать целый год невозможно! Полгода - самое большее! Вы знаете, моя мама думает…
Девушка прервала его:
- Ваша мама согласна со мной, молодой человек, и вы это знаете.
- Тьфу, пропасть, говорю же вам, я не могу ждать целый год! Я не выдержу! Осенью я должен быть в Риме, а вы останетесь в Берлине… Как вы полагаете, какого черта делать мне?
Девушка вскочила на ноги.
- Все, что вам нравится, месье! - весело закричала она. - Всегда делайте то, что вам нравится. Таков мой девиз, поскольку именно такой девиз был в Телемской обители. А теперь прощайте, месье.
Шутливо помахав ему рукой, она понеслась по пляжу навстречу прибою. В то же мгновение он вскочил тоже, догнал ее, и оба они с шумным плеском вбежали в воду.
Таким образом, в конце концов так получилось, что Виви Жанвур, француженка с головы до пят, изменила как свою национальность, так и свое имя и стала немецкой фрау.
Никто не станет утверждать, что она не заслуживает своего счастья, или упрекать ее за то, что она хранит память о единственном друге ее ранних лет. Пребывание в женском монастыре и не менее скромная жизнь во дворце создали из нее самую лучшую и самую послушную из жен. И все же - только это шепотом, - если вы желаете заслужить доброжелательное к себе отношение герра Фредерика Науманна, ставшего большим авторитетом в политике и дипломатии, то не худо было бы сперва заручиться поддержкой хозяйки дома. И кстати, во время оно Науманн все-таки настоял на своем относительно некоей даты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42