Как только бюст исчез, Аргайл начал названивать мне, а уж я пошла по следу, заранее намеченному преступником.
Флавия так и сыпала идиомами. Должно быть, она не всегда правильно употребляла их. Наконец Флавия замолчала и вопросительно взглянула на Аргайла. Тот одобрительно кивнул.
— Лангтон тщательно спланировал свою операцию, и она увенчалась успехом. Расследование вывело на Альберджи, а затем и на сделку ди Соузы с бюстом, которую тот совершил в тысяча девятьсот пятьдесят первом году. С учетом того, что был найден отчет Альберджи того года, все идеально совпадало.
И результат не заставил себя ждать. Через пару дней наша полиция отправила в Америку официальный запрос с требованием о незамедлительной выдаче Бернини, где подчеркивалась особая ценность бюста как национального достояния и подтверждалась подлинность скульптуры.
Существовал ли лучший способ убедить всех, что кража действительно имела место и бюст подлинный?.. Думаю, нет. Преступник с самого начала манипулировал полицией, все считали, что бюст был привезен в Америку и является теперь утерянным шедевром.
Проблема заключалась не в том, что ди Соуза начал проявлять недовольство. Проблема в том, что он решает срочно переговорить с Морзби. А перед этим сообщает Джонатану, что вовсе не вывозил бюст контрабандой, и, очевидно, говорит то же самое Морзби. Преступник понимает: необходимо срочное вмешательство. Ну а остальное, думаю, понятно.
Флавия подняла глаза на присутствующих, довольная тем, что все концы сошлись и можно выписывать ордер на арест. Однако реакция Морелли вопреки ее ожиданиям была далека от восхищения. Он в очередной раз заговорил о необходимости неоспоримых доказательств.
— Ах это! — небрежно отмахнулась Флавия. — Проще простого. Он обязательно должен появиться сегодня вечером у Стритера. Там его и схватим. Я уже звонила Боттандо, он собирается ехать в музей Боргезе и прижать этого Коллинза к стенке. Да так крепко, пока тот не расколется.
— К слову о мистере Лангтоне, — сказал Аргайл. — Я все думаю об этих телефонных звонках, которые он делал после убийства.
— Тут никаких проблем, — произнес Морелли. — Оба абонента подтверждают, что звонки были, и телефонная прослушка, установленная Стритером, также подтверждает время звонков и номера.
На лице Аргайла отразилось разочарование, и тогда Морелли решил пресечь еще одно явное отклонение от существа дела, столь характерное для людей, обитающих по ту сторону Атлантики.
— Вот, — промолвил он, открыл портфель и достал сделанную на компьютере распечатку. — Не верите, смотрите сами.
Аргайл взял протянутый ему листок бумаги. Озаглавлен он был: «Исходящие ТФАБ». Иными словами, кто использовал данный телефон. Никакой новой информации эти звонки не содержали. В 10.10 вечера последовал звонок на номер Джека Морзби, в 10.21 — на номер Анны Морзби, с того же телефона. Все совпадало. Аргайл разочарованно вздохнул:
— Что ж, ладно. Просто была одна идея… А кстати, что это?
Он ткнул пальцем в предыдущую строчку распечатки, запись звонка с того же телефона, состоявшегося в 9.58 вечера.
— Это звонил старик Морзби, — бегло взглянув на распечатку, ответил Морелли. — Вызвал к себе Барклая. Проверено, совпадает.
Аргайл почесал в затылке и снова уставился на распечатку.
— Погодите секундочку, — пробормотал он. — Вы уверены?
— Конечно. Есть запись на видеопленке.
— Я знаю. Но если не ошибаюсь, звонок поступил извне.
— И что с того?
— А числится исходящим.
Морелли не сводил с него недоуменного взгляда.
— Разве все телефоны музея не подключены к внутренней сети? Ну как это обычно бывает во всех офисах, помешанных на всяких там высокотехнологичных штуковинах и прочее?
Морелли изменился в лице.
— Да, конечно, вы правы, — задумчиво протянул он. — И офисы, и кабинеты. И телефон в кабинете Тейнета — тоже. И этот исходящий… Черт побери!..
Аргайл улыбнулся:
— Еще одна причина навестить Стритера. Идемте же.
ГЛАВА 14
Проблема заключалась в том, что дом Роберта Стритера был очень уж открытым, хорошо освещенным и не защищенным от посторонних глаз. Если риэлторы и агенты по недвижимости просто облизываются при виде такого дома, то полицейские, стремящиеся проводить свои операции в строгой секретности, тут же впадают в уныние. Морелли, прежде не видевший его, был разочарован.
— Неужели нельзя было выбрать что-нибудь получше? — проворчал он и раздраженно потер десну. Чертова десна, все хуже и хуже. Болит просто невыносимо. Нет, завтра же надо что-то предпринять, пойти к дантисту. — Это кошмар какой-то! Слишком открытое место. Даже на улице машину нельзя припарковать, непременно кто-нибудь заметит.
Он раздул щеки и медленно, задумчиво, со свистом выпустил воздух.
— Вот что я вам скажу. Отъеду за угол и оставлю ее в квартале отсюда. А вы ступайте и ждите меня в доме. Приду через несколько минут. До этого вряд ли с вами что-нибудь случится.
И он зашагал к машине.
— Просто удивительно, каким успокаивающим может быть присутствие полицейского, — заметил Аргайл через несколько минут, когда все они уже разместились на кухне. — Без него мне сразу стало как-то не по себе.
Флавия кивнула. Она тоже немного нервничала. Ведь эта затея определенно таила в себе опасность, хотя действовали они правильно. За несколько лет работы в полиции Флавия убедилась, что ничто и никогда не идет по заранее намеченному плану. И не было никаких причин полагать, что этот главный закон подлости в полицейской работе, подмеченный ею еще в Италии, не действует здесь, в Калифорнии. Морелли мог и наверняка призвал на помощь ресурсы, о которых в ее управлении и мечтать не могли. Она уже успела убедиться — этому человеку подвластно все, от организации вертолетной атаки с воздуха до противотанковых ракет. Тем не менее Флавия явно трусила, а в нижней части живота возникло такое неприятное, тягостное ощущение…
— Как думаешь, сработает? — спросил Аргайл.
— Надеюсь, да.
— Считаешь, он действительно клюнет на эту историю с пленкой? Я бы, наверное, не клюнул. Уж слишком топорна.
— Ведь это была твоя идея.
— Знаю. Но это вовсе не означает, что я считаю ее такой уж замечательной.
Вошел Морелли, он тоже нервничал, что было немного странно, поскольку уж кто-кто, а он должен был привыкнуть к такого рода операциям. Но детектив был бледен, как полотно, и весь вспотел. Невооруженным глазом было видно, как он дрожит.
— Вы в порядке? — озабоченно спросила Флавия. Первый и главный закон подлости в полицейской работе, похоже, начал действовать. Морелли кивнул.
— Прекрасно, просто замечательно, — пробормотал он. — Просто дайте мне одну минуту.
Опираясь о стол, он медленно и неуверенно опустился на табуретку.
— Вы неважно выглядите, — заметил Аргайл. Морелли поднял голову, вскрикнул и опустился на колени. Флавия с Аргайлом вскочили и в ужасе уставились на него.
— Думаю, это зуб, — предположила Флавия, прислушиваясь к невнятному бормотанию Морелли. — Болит, да?
В ответ снова бормотание, на сей раз более долгое.
— Говорит, что прежде ничего подобного не было.
— Острая боль, словно в тебя вонзают раскаленную на огне булавку?
Морелли закивал, давая понять, что описано точно.
— Абсцесс, — заявил Аргайл. — Страшно неприятная штука. Возникает, как гром среди ясного неба. Однажды у меня тоже был. Чертовски больно, прямо сил нет. Неплохо было бы сделать укол или удалить нерв. Их выдергивают маленькой такой проволочкой с крючком на конце.
Морелли издал болезненный крик и начал раскачиваться из стороны в сторону. Флавия посоветовала Аргайлу не вдаваться в подробности, а потом спросила, что же им все-таки теперь делать?
— Думаю, ему нужен зубной врач.
— Но мы же преследуем убийцу. Прикажешь остановиться и ехать к этому чертову дантисту?
— Тогда ему нужны обезболивающие. Сильные и много. На некоторое время боль утихнет. Конечно, он будет немного заторможен…
Морелли снова забормотал что-то. Они прислушались, несколько слов удалось разобрать. Он сказал, что у него в машине есть аптечка, всегда иметь ее под рукой предписывает управление полиции. И в ней полно обезболивающих.
— Ну, тогда все очень просто, — сказала Флавия. — Пойду и принесу ему аптечку.
— Тебе нельзя выходить одной.
— Но ведь и оставить его здесь мы тоже не можем. А ему уходить нельзя.
— Тогда бери его с собой.
— И оставить тебя здесь? Одного? Нет, об этом даже речи быть не может!
— Но не пойдем же мы все вместе, как на парад. Для чего тогда устроена засада?
Флавия колебалась.
— Смотри, все очень просто, — продолжал убеждать ее Аргайл. — Выйдешь через заднюю дверь, подведешь его к машине, оставишь там и сразу же вернешься. А я буду здесь, и если случится какая-нибудь неприятность, вылечу из двери, как молния, никто и опомниться не успеет. Поверь мне, я справлюсь. Да и отсутствовать вы будете всего несколько минут.
Убедить Флавию не удалось, однако она понимала, что другого выхода у них просто нет. Из компетентного и надежного полицейского Морелли превратился в дрожащую и ноющую развалину, издававшую звериные, а не человеческие звуки. Он страшно шумел, а для проведения операции это нежелательно.
— Ладно. Но только помни: никакой самодеятельности!
— Не беспокойся, все будет хорошо. Идите же. Нельзя торчать тут весь вечер и вести бессмысленные споры.
Вдвоем они помогли Морелли подняться и поволокли его к задней двери. Похоже, ему немного полегчало, первый болевой шок прошел. Теперь боль превратилась в сильное и неотвязное страдание, с которым ему кое-как удавалось справляться, до тех пор, разумеется, пока от него не потребуются какие-нибудь решительные действия.
— Не открывай дверь, пока я не вернусь, — выходя, шепнула Аргайлу Флавия.
— Не буду, — пообещал он.
Проявить храбрость это, конечно, прекрасно, думал Аргайл через несколько минут. Но вот мудро ли? Если уж быть честным перед собой до конца, он присутствовал здесь лишь для того, чтобы произвести впечатление на Флавию. И потом, где та тонкая грань между храбростью и дурацкой самонадеянностью? Вот если бы, к примеру, Морелли оставил ему оружие, тогда другое дело. Аргайл не знал, как с ним обращаться, но думал, что при необходимости все же сумеет выстрелить.
Вся штука в том, тут же напомнил он себе, что Морелли не оставил оружия. И он, Аргайл, ничего не сделает, если что-нибудь произойдет. Особенно если учесть, что одна нога у него в гипсе.
Оставаться здесь и дальше одному значило нарываться на неприятности, думал Аргайл, направляясь к двери.
Дверь отворилась легко, точнее, даже прежде, чем он взялся за ручку. Едва Аргайл потянулся к этой ручке, как кто-то ухватился за нее с другой стороны. И только он успел повернуть ее, как кто-то сделал то же самое с другой стороны; и не успел Аргайл, находящийся внутри, потянуть ручку к себе, как тот, другой, снаружи, толчком распахнул дверь.
Оба были в равной степени удивлены и застыли на пороге, молча взирая друг на друга.
Аргайл очнулся первым. Сыграло свою роль полученное в детстве воспитание. С младых ногтей ему внушали, что люди должны быть вежливы и гостеприимны.
— О, привет. Вот так сюрприз! Входи, пожалуйста. Будь как дома.
А как еще прикажете разговаривать со своим убийцей?
Несмотря на первый и главный закон подлости в полицейской работе, все могло бы пойти по плану, не припаркуй Морелли свою машину на другой улице. Дома в этом районе стояли тесно; у многих людей было больше машин, чем места, где их поставить. Проблема общая: в Риме творилось то же самое, если не хуже. Морелли удалось найти площадку для своего большого автомобиля лишь в нескольких кварталах от дома Стритера, и чтобы до него добраться, понадобилось несколько минут. Открыв дверцу, он плюхнулся на переднее сиденье, а Флавия принялась шарить в бардачке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Флавия так и сыпала идиомами. Должно быть, она не всегда правильно употребляла их. Наконец Флавия замолчала и вопросительно взглянула на Аргайла. Тот одобрительно кивнул.
— Лангтон тщательно спланировал свою операцию, и она увенчалась успехом. Расследование вывело на Альберджи, а затем и на сделку ди Соузы с бюстом, которую тот совершил в тысяча девятьсот пятьдесят первом году. С учетом того, что был найден отчет Альберджи того года, все идеально совпадало.
И результат не заставил себя ждать. Через пару дней наша полиция отправила в Америку официальный запрос с требованием о незамедлительной выдаче Бернини, где подчеркивалась особая ценность бюста как национального достояния и подтверждалась подлинность скульптуры.
Существовал ли лучший способ убедить всех, что кража действительно имела место и бюст подлинный?.. Думаю, нет. Преступник с самого начала манипулировал полицией, все считали, что бюст был привезен в Америку и является теперь утерянным шедевром.
Проблема заключалась не в том, что ди Соуза начал проявлять недовольство. Проблема в том, что он решает срочно переговорить с Морзби. А перед этим сообщает Джонатану, что вовсе не вывозил бюст контрабандой, и, очевидно, говорит то же самое Морзби. Преступник понимает: необходимо срочное вмешательство. Ну а остальное, думаю, понятно.
Флавия подняла глаза на присутствующих, довольная тем, что все концы сошлись и можно выписывать ордер на арест. Однако реакция Морелли вопреки ее ожиданиям была далека от восхищения. Он в очередной раз заговорил о необходимости неоспоримых доказательств.
— Ах это! — небрежно отмахнулась Флавия. — Проще простого. Он обязательно должен появиться сегодня вечером у Стритера. Там его и схватим. Я уже звонила Боттандо, он собирается ехать в музей Боргезе и прижать этого Коллинза к стенке. Да так крепко, пока тот не расколется.
— К слову о мистере Лангтоне, — сказал Аргайл. — Я все думаю об этих телефонных звонках, которые он делал после убийства.
— Тут никаких проблем, — произнес Морелли. — Оба абонента подтверждают, что звонки были, и телефонная прослушка, установленная Стритером, также подтверждает время звонков и номера.
На лице Аргайла отразилось разочарование, и тогда Морелли решил пресечь еще одно явное отклонение от существа дела, столь характерное для людей, обитающих по ту сторону Атлантики.
— Вот, — промолвил он, открыл портфель и достал сделанную на компьютере распечатку. — Не верите, смотрите сами.
Аргайл взял протянутый ему листок бумаги. Озаглавлен он был: «Исходящие ТФАБ». Иными словами, кто использовал данный телефон. Никакой новой информации эти звонки не содержали. В 10.10 вечера последовал звонок на номер Джека Морзби, в 10.21 — на номер Анны Морзби, с того же телефона. Все совпадало. Аргайл разочарованно вздохнул:
— Что ж, ладно. Просто была одна идея… А кстати, что это?
Он ткнул пальцем в предыдущую строчку распечатки, запись звонка с того же телефона, состоявшегося в 9.58 вечера.
— Это звонил старик Морзби, — бегло взглянув на распечатку, ответил Морелли. — Вызвал к себе Барклая. Проверено, совпадает.
Аргайл почесал в затылке и снова уставился на распечатку.
— Погодите секундочку, — пробормотал он. — Вы уверены?
— Конечно. Есть запись на видеопленке.
— Я знаю. Но если не ошибаюсь, звонок поступил извне.
— И что с того?
— А числится исходящим.
Морелли не сводил с него недоуменного взгляда.
— Разве все телефоны музея не подключены к внутренней сети? Ну как это обычно бывает во всех офисах, помешанных на всяких там высокотехнологичных штуковинах и прочее?
Морелли изменился в лице.
— Да, конечно, вы правы, — задумчиво протянул он. — И офисы, и кабинеты. И телефон в кабинете Тейнета — тоже. И этот исходящий… Черт побери!..
Аргайл улыбнулся:
— Еще одна причина навестить Стритера. Идемте же.
ГЛАВА 14
Проблема заключалась в том, что дом Роберта Стритера был очень уж открытым, хорошо освещенным и не защищенным от посторонних глаз. Если риэлторы и агенты по недвижимости просто облизываются при виде такого дома, то полицейские, стремящиеся проводить свои операции в строгой секретности, тут же впадают в уныние. Морелли, прежде не видевший его, был разочарован.
— Неужели нельзя было выбрать что-нибудь получше? — проворчал он и раздраженно потер десну. Чертова десна, все хуже и хуже. Болит просто невыносимо. Нет, завтра же надо что-то предпринять, пойти к дантисту. — Это кошмар какой-то! Слишком открытое место. Даже на улице машину нельзя припарковать, непременно кто-нибудь заметит.
Он раздул щеки и медленно, задумчиво, со свистом выпустил воздух.
— Вот что я вам скажу. Отъеду за угол и оставлю ее в квартале отсюда. А вы ступайте и ждите меня в доме. Приду через несколько минут. До этого вряд ли с вами что-нибудь случится.
И он зашагал к машине.
— Просто удивительно, каким успокаивающим может быть присутствие полицейского, — заметил Аргайл через несколько минут, когда все они уже разместились на кухне. — Без него мне сразу стало как-то не по себе.
Флавия кивнула. Она тоже немного нервничала. Ведь эта затея определенно таила в себе опасность, хотя действовали они правильно. За несколько лет работы в полиции Флавия убедилась, что ничто и никогда не идет по заранее намеченному плану. И не было никаких причин полагать, что этот главный закон подлости в полицейской работе, подмеченный ею еще в Италии, не действует здесь, в Калифорнии. Морелли мог и наверняка призвал на помощь ресурсы, о которых в ее управлении и мечтать не могли. Она уже успела убедиться — этому человеку подвластно все, от организации вертолетной атаки с воздуха до противотанковых ракет. Тем не менее Флавия явно трусила, а в нижней части живота возникло такое неприятное, тягостное ощущение…
— Как думаешь, сработает? — спросил Аргайл.
— Надеюсь, да.
— Считаешь, он действительно клюнет на эту историю с пленкой? Я бы, наверное, не клюнул. Уж слишком топорна.
— Ведь это была твоя идея.
— Знаю. Но это вовсе не означает, что я считаю ее такой уж замечательной.
Вошел Морелли, он тоже нервничал, что было немного странно, поскольку уж кто-кто, а он должен был привыкнуть к такого рода операциям. Но детектив был бледен, как полотно, и весь вспотел. Невооруженным глазом было видно, как он дрожит.
— Вы в порядке? — озабоченно спросила Флавия. Первый и главный закон подлости в полицейской работе, похоже, начал действовать. Морелли кивнул.
— Прекрасно, просто замечательно, — пробормотал он. — Просто дайте мне одну минуту.
Опираясь о стол, он медленно и неуверенно опустился на табуретку.
— Вы неважно выглядите, — заметил Аргайл. Морелли поднял голову, вскрикнул и опустился на колени. Флавия с Аргайлом вскочили и в ужасе уставились на него.
— Думаю, это зуб, — предположила Флавия, прислушиваясь к невнятному бормотанию Морелли. — Болит, да?
В ответ снова бормотание, на сей раз более долгое.
— Говорит, что прежде ничего подобного не было.
— Острая боль, словно в тебя вонзают раскаленную на огне булавку?
Морелли закивал, давая понять, что описано точно.
— Абсцесс, — заявил Аргайл. — Страшно неприятная штука. Возникает, как гром среди ясного неба. Однажды у меня тоже был. Чертовски больно, прямо сил нет. Неплохо было бы сделать укол или удалить нерв. Их выдергивают маленькой такой проволочкой с крючком на конце.
Морелли издал болезненный крик и начал раскачиваться из стороны в сторону. Флавия посоветовала Аргайлу не вдаваться в подробности, а потом спросила, что же им все-таки теперь делать?
— Думаю, ему нужен зубной врач.
— Но мы же преследуем убийцу. Прикажешь остановиться и ехать к этому чертову дантисту?
— Тогда ему нужны обезболивающие. Сильные и много. На некоторое время боль утихнет. Конечно, он будет немного заторможен…
Морелли снова забормотал что-то. Они прислушались, несколько слов удалось разобрать. Он сказал, что у него в машине есть аптечка, всегда иметь ее под рукой предписывает управление полиции. И в ней полно обезболивающих.
— Ну, тогда все очень просто, — сказала Флавия. — Пойду и принесу ему аптечку.
— Тебе нельзя выходить одной.
— Но ведь и оставить его здесь мы тоже не можем. А ему уходить нельзя.
— Тогда бери его с собой.
— И оставить тебя здесь? Одного? Нет, об этом даже речи быть не может!
— Но не пойдем же мы все вместе, как на парад. Для чего тогда устроена засада?
Флавия колебалась.
— Смотри, все очень просто, — продолжал убеждать ее Аргайл. — Выйдешь через заднюю дверь, подведешь его к машине, оставишь там и сразу же вернешься. А я буду здесь, и если случится какая-нибудь неприятность, вылечу из двери, как молния, никто и опомниться не успеет. Поверь мне, я справлюсь. Да и отсутствовать вы будете всего несколько минут.
Убедить Флавию не удалось, однако она понимала, что другого выхода у них просто нет. Из компетентного и надежного полицейского Морелли превратился в дрожащую и ноющую развалину, издававшую звериные, а не человеческие звуки. Он страшно шумел, а для проведения операции это нежелательно.
— Ладно. Но только помни: никакой самодеятельности!
— Не беспокойся, все будет хорошо. Идите же. Нельзя торчать тут весь вечер и вести бессмысленные споры.
Вдвоем они помогли Морелли подняться и поволокли его к задней двери. Похоже, ему немного полегчало, первый болевой шок прошел. Теперь боль превратилась в сильное и неотвязное страдание, с которым ему кое-как удавалось справляться, до тех пор, разумеется, пока от него не потребуются какие-нибудь решительные действия.
— Не открывай дверь, пока я не вернусь, — выходя, шепнула Аргайлу Флавия.
— Не буду, — пообещал он.
Проявить храбрость это, конечно, прекрасно, думал Аргайл через несколько минут. Но вот мудро ли? Если уж быть честным перед собой до конца, он присутствовал здесь лишь для того, чтобы произвести впечатление на Флавию. И потом, где та тонкая грань между храбростью и дурацкой самонадеянностью? Вот если бы, к примеру, Морелли оставил ему оружие, тогда другое дело. Аргайл не знал, как с ним обращаться, но думал, что при необходимости все же сумеет выстрелить.
Вся штука в том, тут же напомнил он себе, что Морелли не оставил оружия. И он, Аргайл, ничего не сделает, если что-нибудь произойдет. Особенно если учесть, что одна нога у него в гипсе.
Оставаться здесь и дальше одному значило нарываться на неприятности, думал Аргайл, направляясь к двери.
Дверь отворилась легко, точнее, даже прежде, чем он взялся за ручку. Едва Аргайл потянулся к этой ручке, как кто-то ухватился за нее с другой стороны. И только он успел повернуть ее, как кто-то сделал то же самое с другой стороны; и не успел Аргайл, находящийся внутри, потянуть ручку к себе, как тот, другой, снаружи, толчком распахнул дверь.
Оба были в равной степени удивлены и застыли на пороге, молча взирая друг на друга.
Аргайл очнулся первым. Сыграло свою роль полученное в детстве воспитание. С младых ногтей ему внушали, что люди должны быть вежливы и гостеприимны.
— О, привет. Вот так сюрприз! Входи, пожалуйста. Будь как дома.
А как еще прикажете разговаривать со своим убийцей?
Несмотря на первый и главный закон подлости в полицейской работе, все могло бы пойти по плану, не припаркуй Морелли свою машину на другой улице. Дома в этом районе стояли тесно; у многих людей было больше машин, чем места, где их поставить. Проблема общая: в Риме творилось то же самое, если не хуже. Морелли удалось найти площадку для своего большого автомобиля лишь в нескольких кварталах от дома Стритера, и чтобы до него добраться, понадобилось несколько минут. Открыв дверцу, он плюхнулся на переднее сиденье, а Флавия принялась шарить в бардачке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36