Рустам, наконец, выдохся и отправился спать в соседнюю комнату, а я прилегла на диван. Я так давно не пила кофе, что он оказал просто ударное какое-то действие, и я никак не могла заснуть. Дай они хоть какой-то свет, я бы почитала – у Катюши была отличная библиотека, одна из лучших в городе. Но, скорее всего, теперь они просто больше не будут давать электричество – даже по вечерам...

* * *
А с утра домой тоже не было смысла идти, и я поплелась к себе в редакцию. На работе я появлялась скорей по привычке – газета все равно не выходила. Остальные сотрудники, видимо, руководствовались тем же – народ какой-то в редакции всегда болтался.
Корреспонденты отдела «Бытовые мелочи» резались в преф, а завотделом «Наука и культура» беседовал с каким-то типом в потертом габардиновом пальто. Вид у его собеседника был не совсем нормальный – редакция почему-то всегда притягивает психов, как магнит железные опилки. «Бытовые мелочи» велели мне быстренько бежать в столовую – туда завезли товар. Я метнулась на цокольный этаж, отстояла просто смешную очередь – полчаса, не больше, ткнула буфетчице свое удостоверение и оказалась счастливой обладательницей трех банок тушенки с бобами. Ребята уже успели согреть чай, я вывалила на стол все то же многострадальное печенье, и мы уселись убивать время.
Не думаю, чтобы хоть кому-то из нас платили тут какие-то серьезные деньги, хотя иногда перепадало кое-что, – ходили, скорее, за тем, чтобы быть на людях и не опуститься вконец. Имитация деятельности спасала от психических срывов почти так же хорошо, как и сама деятельность.
Я сидела за обшарпанным столом с чернильной надписью «Мон шер ами, опять вы правы, на идиотов нет управы», пила почти бесцветный чай и убеждала себя, что худшую пору мы уже пережили. Летом будет легче.
Тут ко мне повернулся завотделом «Наука и культура» – Вадька Заславский. Посетитель его уже пропал к тому моменту, как я вернулась из столовой.
– Слушай, Ритка, ты что вообще знаешь про эти комитеты спасения?
– Ничего не знаю. Да и знать не хочу. Не верю я ни в какие комитеты, а уж в спасение тем более.
– Плакаты их я видел, – объяснил Вадька. – Но ведь кроме плакатов ничего нет. Ни программ, ни агитаторов, ни штаб-квартиры – ничего. Да и плакаты эти – одна чистая формальность. Он же просто не существует, этот комитет.
– Ну, значит, это миф. Миф и блеф. Смутное время, – говорю, – всегда порождает мифы. Сон разума, знаешь ли...
– В городе, – уперся Вадька, – сейчас работает только одна типография. При комендатуре военного округа. И ничего подобного, никаких плакатов не печатают – я узнавал. Тем более, в три цвета да еще на такой бумаге.
– Ну и что? Значит это подпольная типография. Ты что, никогда подпольных типографий не видел?
– Подпольные типографии я видел, – объясняет Вадька. – Но ты понимаешь, в чем дело... Тот мужик, который тут был только что, – он говорит, что открылось отделение этого комитета. Контора. У него во дворе. Еще вчера там было пусто и окна заколочены, а сегодня свет горит и табличка висит: «Районный комитет спасения. Прием населения с 9 до 17».
– Ну и что? А внутрь он заходил?
– В том-то все и дело, – говорит Вадька. – Там вахтер на дверях сидит. И этот вахтер его не пустил дальше порога. Хотя и в приемные часы.
Я слегка насторожилась.
– Ну, а я тут при чем?
– А при том, что это рядом с тобой. На Канатной. Может, зайдешь туда по дороге? Как домой пойдешь. А я тебе командировку выпишу.
– Вадька, ты чего? Я в такие дела не путаюсь.
– Да ты только посмотри, что там. А потом придешь, расскажешь.
– А если не приду? Войду туда, предположим, а обратно и не выйду?
– Не болтай глупости. Они что, корреспондентами питаются? Ну хочешь, мы еще кого-нибудь с тобой пошлем? Вон, Игорька пошлем. Игорь! – Игорь неохотно оторвался от карт. – Пойдешь с Ритой. Там у нее около дома отделение этого самого комитета спасения открылось. Хоть посмотрите, что это такое.
– Ладно, – сказал Игорь. Он попал в редакцию сразу после института как раз перед началом всеобщего обвала и каким-то образом умудрился сохранить исполнительность неофита. – Сходим.
– Командировку-то хоть выпиши, – сказала я. Если мне удастся убедить Вадьку, что он гонит меня на опасное задание, может, и гонорар какой-нибудь удастся выбить, не деньгами, так продуктовыми талонами.
– Уймись, – говорит, – зануда. Выпишу, – и садится за стол.

* * *
Он послал меня в змеиное логово, потому что у меня вид безобидный. Выгляжу, как круглая идиотка. Я и есть идиотка, потому что поддалась на эту провокацию. Если со мной поговорить по-человечески, меня можно убедить почти в чем угодно. Мне просто неловко отказывать.
На улице по-прежнему было сыро и темно, точно у рассвета начался старческий маразм, и он так и позабыл прийти. Прохожих почти не было. У подъезда на ветру судорожно трясла ветками акация. Перед дверью с табличкой – там действительно висела аккуратная табличка – на входе лежал почти новый половичок. Я покорно вытерла ноги.
Самая обычная контора – каких раньше было до фига и больше. У двери стоял столик с вахтером. То есть, вахтер сидел, и вид у него был самый обычный – вахтер, он вахтер и есть. На рукаве линялая красная повязка. А вместе все это выглядело как болезненный бред.
– А вам куда? – спросил он.
Игорь вместо того, чтобы попытаться овладеть ситуацией, как подобает мужчине, топтался и пыхтел у меня за спиной.
– Я население, – сказала я. – А тут написано «Прием населения». С девяти до пяти.
– И этот тоже население? – кивнул вахтер в сторону Игоря. Он читал какую-то затрепанную книжку без обложки. По-моему, детектив.
– Он тоже, – говорю.
– А вы по какому вопросу?
– Вот вы нас пропустите, – отвечаю. – Мы на месте и выясним.
Он устало вздохнул.
– Если вы насчет работы, тогда вам в пятый кабинет.
В пятый так в пятый. Казенные заведения нагоняют на меня такую неизбывную тоску, что мне хотелось поскорее выбраться оттуда, и я почти надеялась, что нас завернут.
Но нас пропустили. На самом-то деле, кроме пятого кабинета ни один не работал. С первого по четвертый, я имею в виду. Игорь, который явно тоже затосковал, спросил:
– Ну что, вместе пойдем или по очереди?
По очереди, наверное, с психологической точки зрения было бы лучше. Человек, когда остается наедине с собеседником, без свидетелей, расслабляется, и из него можно больше вытянуть. Зато вместе – спокойнее.
– Пошли вместе, – говорю. И постучалась в дверь, на которой был прибит пластиковый номер 5.
Комната как комната. На грязном окне – решетка в виде расходящихся лучей – «солнышком», – такие решетки обычно ставят в квартирах на первом этаже, чтобы они не так напоминали казематы. Линолеум. Зеленые стены. Обшарпанный стол. За столом сидит человек. И очень холодно.
Человек, сидящий за столом, поднял голову. У него было бледное, невыразительное лицо. Усредненное лицо – не запомнить и не описать. Возраста он тоже был среднего. И голос у него был нейтральный, впрочем, спокойный голос, без раздражения.
– Вы по какому вопросу? – спрашивает.
– Мы насчет работы.
Игорь по-прежнему молчал. А мне было настолько не по себе, что я стремительно погружалась в образ клинической идиотки. По-моему, даже выражение лица у меня изменилось не в лучшую сторону. На его месте я бы себя на работу не взяла. Даже улицы подметать. Он, видимо, тоже так подумал.
– Ага, – говорит. – И какую же работу вы хотите получить?
А нужно сказать, что я действительно без работы. Университет закрыт, в редакции с осени практически не платят. Я всю зиму перебивалась кое-как, да, впрочем, и все мои знакомые – тоже. Поэтому я тут же оживилась. Мало ли что – а вдруг этому комитету переводчики нужны. Или редакторы – они вон листовки выпускают. А может, и еще что-нибудь. И сказала:
– Смотря что вы предложите. А если мы друг другу подойдем, то значит, хорошо.
– А кто вы по профессии? – спрашивает.
– Журналист. Переводчик.
– А ваш приятель?
Игорь был филолог. Это профессия или нет? Не знаю. Теперь уже нет, наверное.
– И от какой же вы газеты? – говорит.
Игорь почему-то счел нужным удивиться.
– При чем тут газета? Мы пришли по объявлению. Там у вас объявление висит.
– Это как раз понятно, – сказал человек, сидящий за столом. – И все-таки, у меня такое ощущение, что вас сюда какая-то газета направила.
И тут я подумала, что действительно могу упустить какую-то замечательную работу.
– Вы правы, – говорю. – Мы действительно из газеты. Я могу и удостоверение показать. Сами понимаете, может, газете нашей просто интересно, что у вас тут делается – ваши плакаты по всему городу уже несколько месяцев как развешены, а контора вот только сейчас открылась. А время неспокойное, вот люди и склонны подозревать всякие разности. Но если у вас тут нормальная организация и вы набираете штат по договору, как и положено приличным людям, и не собираетесь никого ставить к стенке, исходя из своих загадочных критериев, то вам можно и корреспондентов не бояться. Тем более что газета наша, честно говоря, уже десять месяцев как не выходит, ну какие сейчас газеты? За то время, что мы без работы сидим, дурака валяем, уже можно было родить сына и посадить дерево. И наоборот.
– А напарник ваш почему молчит?
– А он застенчивый, – говорю.
Человек за столом пошуршал какими-то бумажками. Долго возился, слишком уж демонстративно как-то. Мы стоим, молчим. Он сказал:
– Садитесь.
Мы присели на стулья. Обычные драные деревянные стулья. Сиденье было жутко холодным. В коридоре тихо. Ни шагов, ни голосов, ничего. Только бумажки шуршат.
Наконец, он поднял голову. Взгляд у него был такой же бледный и невыразительный, как и лицо.
– Вы же понимаете, – говорит. – Много я вам предложить не могу. Ну, какая у вас, если честно, специальность? Смех один. Но если вы завтра вечером зайдете вот по этому адресу... – и протягивает бумажку.
Я взяла бумажку, сложила ее пополам и спрятала в карман.
– А какую-нибудь секретность соблюдать надо? – спрашиваю. – Подписку о неразглашении?
Потому что мне очень не нравится, когда с меня требуют какие-то подписки о неразглашении.
– С чего бы это? – удивился он. – Если вас условия устроят, мы вас примем. А говорить можете, что хотите. И не стройте никаких иллюзий. Ничем таким особенным здесь не занимаются.
– А пропуск? Пароль?
– Не валяйте дурака, – говорит, – играйте в Джеймса Бонда где-нибудь в другом месте.
– Тогда до свидания, – отвечаю вежливо. – Огромное вам спасибо. – И вышла.
– Ну чего? – говорит Игорь уже на улице. – Ты туда пойдешь?
– Пойду. И хорошо, чтобы ты тоже пошел. Будешь прикрывать меня с тыла. Как сегодня. У тебя это здорово получается.
– Это что, ирония? – обиделся он.
– Нет, – говорю, – это сарказм. Я не хочу все время отдуваться за двоих. И выглядеть большей идиоткой, чем есть, – тоже.
– Это, – возразил он, – практически невозможно.
Галахад вонючий! Это он со мной такой храбрый. У меня просто потрясающая способность всех сажать себе на голову.
– Ты знаешь, – сказал он вдруг задумчиво. – А ведь это может оказаться очень опасно.
– Господи, – говорю. – Да что это с тобой? Сейчас и по улицам ходить опасно. Особенно вечером.
– Послушай, никто ведь не знает, чем они на самом деле занимаются. И что там будет, по этому адресу. Мне все это не нравится. Что-то тут не так. Мало ли что они тут тебе сказали...
– Конечно, не так. Все в этой жизни не так. А если бы все было так, как надо, они бы, по крайней мере, топили бы в этой конторе.
– Вот именно, – медленно сказал Игорь. – Это меня и беспокоит почему-то.
– Господи, да что же тут особенного?
– А то, что холод там стоял собачий. А этот тип сидел в пиджаке и рубашке. И я что-то не заметил, чтобы ему было холодно.
Вообще-то, я знаю одного малого, который всю зиму ходил в одной рубашке с коротким рукавом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18