— Я хотел бы быть твоим учеником и готовить снадобья.
— Твоя судьба не лечить, а царствовать.
— Я не хочу царствовать. Мне нравится изучать иероглифы и формулы познания. Фараон должен встречаться со многими людьми и решать много проблем, я же предпочитаю тишину.
— Жизнь не приспосабливается к нашим желаниям.
— Приспосабливается, потому что мы обладаем магией!
Моисей завтракал с Аароном и двумя старейшинами, которых соблазнила идея исхода.
В дверь постучали, Аарон открыл, порог переступил Серраманна.
— Моисей здесь?
Старейшины пытались защитить пророка, но испугались гневного взгляда Серраманна.
— Следуй за мной, Моисей.
— Куда ты его уводишь? — забеспокоился Аарон.
— Это вас не касается, не заставляйте применять силу.
Моисей вышел вперед.
— Я иду, Серраманна.
Сард предложил еврею подняться в свою колесницу. Сопровождаемый двумя другими повозками, он выехал быстрым ходом из Пи-Рамзеса, пересек зеленые насаждения и свернул в пустыню.
Серраманна остановился у пригорка, возвышавшегося над песком и камнем.
— Поднимайся на вершину, Моисей.
Подъем не составил большого труда.
Сидя на изъеденном ветрами камне, Рамзес ждал.
— Я люблю пустыню так же, как и ты, Моисей; разве не провели мы незабываемые часы на Синае?
Пророк сел рядом с Фараоном, и они посмотрели в одном направлении.
— Какой бог тебя часто посещает, Моисей?
— Единый Бог, настоящий Бог.
— Ты, познавший мудрость Египта, открыл душу многим граням божественного.
— Не стоит возвращать меня к прошлому. Мой народ имеет будущее, и это будущее осуществится вне Египта. Позволь евреям отправиться в пустыню в трех днях ходьбы отсюда, чтобы там принести жертву Яхве.
— Ты хорошо знаешь, что это невозможно. Бедуины могут напасть на вас в пустыне. И этот поход приведет к многочисленным жертвам.
— Яхве защитит нас.
— Евреи — мои подданные, и я ответственен за их безопасность.
— Мы — пленные.
— Евреи вольны свободно передвигаться по стране и за ее пределами. Но то, что ты у меня просишь, неразумно в такое тревожное время. К тому же, многие не последуют за тобой.
— Я поведу мой народ к земле, которая ему обещана.
— Где находится она?
— Яхве откроет ее нам.
— Евреи так несчастны в Египте?
— Не имеет значения. Важна только воля Яхве.
— Почему ты так непреклонен? В Пи-Рамзесе существуют святилища чужих богов. Евреи могут жить в своей вере и на свой лад.
— Этого нам больше недостаточно. Яхве не выносит присутствия ложных богов.
— А ты не заблуждаешься, Моисей? В нашей стране мудрые всегда чтили единство богов в своем Принципе и многообразие в проявлении. Когда Эхнатон попытался утвердить культ Атона в ущерб другим созидательным силам, он совершил ошибку.
— Его вера оживает сегодня, очищенная от заблуждений.
— Почему единый Бог твоего народа отвергает присутствие богов других народов и уничтожает надежду на братство между людьми?
— Яхве защитник и помощник верным.
— Ты забудешь Амона? Он прогоняет зло, слышит просьбу того, кто возносит ее любящим сердцем, тотчас же приходит к тому, кто его зовет. Амон — целитель, дающий зрение слепому, не используя снадобья, ничто не ускользает от его взгляда, он — един и одновременно множественен.
— Евреи почитают не Амона, а Яхве, и это Яхве поведет их к собственной судьбе.
— Слепая вера ведет к смерти, Моисей.
— Мое решение принято, и я буду придерживаться его. Такова воля Яхве.
— Не тщеславие ли — считать, что ты единственный хранитель завета?
— Твое мнение мне безразлично.
— Значит, наша дружба окончена?
— Евреи выберут меня своим предводителем, ты же — владыка страны, где мы всего лишь пленники. Какими бы ни были дружба и уважение, которые я испытываю к тебе, они должны отступить перед моим предназначением.
— Упорствуя, ты глумишься над Законами Маат.
— Мне все равно.
— Ты веришь, что ты выше вечного закона Вселенной, которая существовала до появления человечества и, которая будет существовать после него?
— Единственной верой для евреев является вера в Яхве. Даешь ли ты согласие на наш поход в пустыню, чтобы там принести жертвы в его честь?
— Нет, Моисей; во время войны против хеттов мне нельзя так рисковать. Ни одно волнение не должно нарушить нашу защитную систему.
— Если ты настаиваешь на отказе, Яхве наполнит силой мою руку, и я сотворю чудеса, которые пошатнут процветание твоей страны.
Рамзес поднялся.
— К твоему сведению, мой друг, — промолвил он, — я презираю шантаж.
ГЛАВА 27
Караван продвигался по пустыне. Египетское посольство, состоявшее из тридцати человек конных, писцов и воинов и сотен нагруженных подарками ослов, продвигалась между скалами, на которых были высечены гигантские фигуры хеттских воинов, двигавшихся на юг, к Египту. Аша прочитал надпись: «Бог грозы прокладывает путь воинам и дает им победу».
Много раз глава египетской дипломатии должен был увещевать небольшой отряд, обезумевший от устрашающего пейзажа и присутствия темных сил, бродивших по лесам, ущельям, горным массивам. Хотя он сам не чувствовал страха, все же Аша ускорил марш, счастливый тем, что избежал грабителей, свирепствовавших в здешних местах.
Посольство вышло из ущелья, прошло вдоль реки мимо скал, также украшенных скульптурами воинственных анатолийцев, затем продвинулось на равнину, созданную ветрами. Вдали показалась возвышенность, на которой была построена крепость, огромный и устрашающий пограничный столб империи.
Ослы то и дело останавливались: погонщики использовали все усилия, чтобы заставить их продвигаться вперед, к ужасному строению.
За стенами крепости притаились лучники, готовые выстрелить.
Аша приказал воинам сойти с лошадей и положить оружие на землю.
Размахивая разноцветным знаменем, глашатай сделал несколько шагов к воротам крепости.
Стрела расщепила древко знамени, другая вонзилась в землю у ног глашатая, третья оцарапала его плечо. Скривившись от боли, он повернул назад.
Тотчас же египетские воины схватились за оружие.
— Нет, — вскричал Аша, — не прикасайтесь к нему!
— Мы не позволим перебить нас! — запротестовал сотник.
— Такое поведение необъяснимо. Чтобы хетты озлобились до такой степени, необходимы веские причины, но какие? Я узнаю это только после встречи с комендантом крепости.
— После такого приема, вы же не считаете...
— Бери десяток воинов и скачите обратно; пусть войска наших провинций будут наготове на тот случай, если хетты предпримут наступление. Прикажи гонцам сообщить Фараону о создавшейся ситуации. Как только будет возможно, я передам подробные сведения.
Неприветливый прием покоробил сотника, и он не заставил повторять приказ дважды. Забрав раненого глашатая, воин повернул отряд обратно.
Тем, кто остался с Аша, было не по себе. Он написал на папирусе текст на хеттском языке, указав свое имя и титулы, прикрепил к острию стрелы и выпустил ее из лука к воротам крепости.
— Подождем, — посоветовал Аша, — либо они нас примут для переговоров, либо перебьют.
— Но... мы посольство! — напомнил один писец.
— Если хетты уничтожат наше посольство, просящее о переговорах, это значит, что скоро начнется новая война. Это ли не главное известие?
Писец сглотнул слюну.
— Быть может нам отступить?
— Это было бы недостойно. Мы представляем особу Его Величества.
Ворота крепости приоткрылись, дав проехать трем хеттским всадникам.
Воин в шлеме и мощном панцире подобрал послание и прочитал его. Затем он отдал приказ остальным окружить египтян.
— Следуйте за нами, — приказал он.
Внутри крепость была так же страшна, как и снаружи. Холодные стены, ледяные комнаты, оружейные мастерские, казармы, тренирующиеся пехотинцы... Эта удручающая атмосфера так подействовала на Аша, что у него перехватило дыхание, но он подбодрил своих людей, которые уже считали себя пленниками.
Вскоре появился тот самый воин, который сопровождал египтян в крепость.
— Кто из вас Аша? — спросил он.
Дипломат выступил вперед.
— Комендант крепости хочет видеть вас.
Аша был проведен в комнату, обогреваемую камином. Около очага сидел человек, одетый в толстое шерстяное платье.
— Добро пожаловать в империю; счастлив вновь видеть вас, Аша.
— Могу ли я выразить мое удивление тем, что вижу вас здесь, Хаттусили?
— Какова цель вашего визита?
— Предложить императору большое количество подарков.
— Мы находимся в состоянии войны... Этот жест весьма необычен.
— Разве вражда между нашими странами должна длиться бесконечно?
Хаттусили не выразил удивления.
— Как я должен вас понимать?
— Я предпочел бы быть принятым императором, чтобы с ним говорить о намерениях Рамзеса.
Хаттусили согрел руки у очага.
— Это будет трудно... очень трудно...
— Вы хотите сказать: невозможно?
— Возвращайтесь в Египет, Аша... Нет, я не могу позволить уйти вам...
Видя растерянность Хаттусили, Аша решил приоткрыть завесу тайны.
— Я пришел предложить мир Муваттали.
Хаттусили повернулся.
— Это западня или шутка?
— Фараон убежден, что речь идет о наилучшем пути, как для Египта, так и для Хеттской державы.
— Рамзес хотел бы... мира? Невероятно!
— Я должен убедить вас в этом и вести переговоры.
— Откажитесь от этого, Аша!
— Но почему?
Хаттусили оценил искренность своего собеседника. В том положении, в котором он оказался, брат императора ничем не рискует, сказав правду.
— Муваттали стал жертвой сердечного приступа. Лишенный дара речи, парализованный, он не может управлять страной.
— Кто же возглавляет империю?
— Его сын Урхи-Тешшуб, верховный главнокомандующий армии.
— Муваттали не оказал вам доверия?
— Он доверил мне торговлю и дипломатию.
— Следовательно, вы ценный для меня собеседник.
— Я больше ничто, Аша; мой собственный брат закрыл передо мной дверь. Как только я узнал о состоянии его здоровья, то скрылся здесь, в этой крепости, отряд которой верен мне.
— Урхи-Тешшуб объявит себя императором?
— После смерти Муваттали.
— Почему вы отказываетесь бороться, Хаттусили?
— У меня нет больше сил.
— Разве вся армия под властью Урхи-Тешшуба?
— Некоторые опасаются его воинственного темперамента, но они вынуждены молчать.
— Я готов направиться в Хаттусу и сделать предложение о мире.
— Урхи-Тешшуб не знает слова «мир». Вы не сможете убедить его.
— Где находится ваша супруга, Путухепа?
— Она не покинула Хаттусу.
— Как это неосторожно!
Хаттусили вновь повернулся к очагу.
— У Путухепы есть план, как сдержать излишний пыл Урхи-Тешшуба.
Уже три дня благородная и гордая Путухепа пребывала в храме Иштар. Когда один из прорицателей положил на алтарь грифа, убитого стрелой, она поняла, что настал ее час.
С серебряной диадемой в волосах, одетая в длинное платье гранатового цвета Путухепа сжала рукоять кинжала, она всадит кинжал в спину Урхи-Тешшуба, когда он по приглашению прорицателя наклонится над внутренностями грифа.
Она одна могла помешать этому злому духу довести до конца свое разрушительное дело, она одна могла предложить власть Хаттусили, который вывел бы империю на путь разума.
Урхи-Тешшуб вошел в святилище.
Путухепа скрылась за массивной колонной рядом с алтарем.
Сын императора пришел не один. Четыре воина охраняли его. Раздраженная Путухепа хотела уже отказаться от своего замысла и выйти из храма, чтобы ее не увидели: но представится ли более удобный случай? Если Путухепа окажется проворной, ей удастся уничтожить будущего правителя, но она сама будет убита охранниками.
Принести себя в жертву. Да, она должна думать о будущем страны, а не о собственной жизни.
Прорицатель вскрыл чрево грифа, откуда распространился ужасный запах. Запустив руку во внутренности, он положил их на алтарь.
Урхи-Тешшуб приблизился к алтарю, охранники остались у входа в святилище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44