(Если верить байкам, что рассказывают в пабах Эдинбурга и Глазго, а также в деревенских пивных, ни один момент в истории Британской империи не может считаться поворотным, если обошелся без какого-нибудь шотландского лэрда, полка или просто гения, – и, по правде сказать, заявление это не столь несообразно с истиной, как многим англичанам хотелось бы уверить остальной мир.)
Рассвет быстро переходил в утро, а наша карета неслась по изогнутой дорожке вдоль западной границы Холируд-парка. Майкрофт начал рассказывать о людях, с которыми нам предстоит встретиться во дворце, – поскольку, как недвусмысленно сказал он, мы будем жить в самом дворце: во-первых, это знак внимания со стороны Ее Величества, а во-вторых, Эдинбург – город маленький, и не стоит давать горожанам лишний повод для сплетен, когда пойдут слухи, что сам Шерлок Холмс явился расследовать уже и без того нашумевшие смерти. А слухи обязательно пойдут – тем же путем, каким в городе стало известно об удалении зуба Ее Величеству, от дворцовой челяди. Кое-кто из слуг, сказал Майкрофт, со времени первого убийства ведет себя, по его личному мнению, несколько подозрительно; нам придется расследовать подноготную этих немногих, равно как и прочих, кого мы в конце концов сочтем достойными внимания.
Сказанное Майкрофтом навело меня на мысль, что мы с Холмсом будем в Холируд-Хаусе не гостями, но почти что распорядителями – для меня это почти искупило все неудобства нашего железнодорожного путешествия. Но не для Холмса: он внимательно слушал брата, сыплющего именами и характерными особенностями дворцовых слуг, и запечатлевал их у себя в мозгу, по-видимому, используя собственный дар раскладывать по полочкам и систематизировать разрозненные знания. В этом умении Холмс уступал Майкрофту, но все же его способности были невероятны.
Но пока я слушал братьев, предающихся тяжкому умственному труду, у меня начал зарождаться вопрос, и чем более мы приближались ко дворцу, тем настойчивее я думал: почему Холмс так интересуется слугами из Холируд-Хауса, но при этом с порога отмел возможность участия в заговоре кого-либо из балморалских слуг? Ответ, казалось бы, очевиден: Холируд-Хаус был местом преступления (или, по крайней мере, там нашли тела). Но дело в том, что в среднем за год королева проводила в эдинбургском дворце лишь несколько ночей – недостаточно, чтобы тамошние слуги воспылали жаждой убийства; а вот балморалским слугам приходилось сносить королевские капризы по нескольку месяцев в году. Приехать из Абердиншира в столицу молодому и здоровому мятежнику не составляет труда. Поэтому я решил, что слуги из обеих резиденций равно заслуживают – или достойны – подозрения; однако Холмс, по-видимому, был с этим не согласен.
Я не мог разглядеть ответа на загадку, и сей факт отнюдь не успокаивал мои тревоги насчет поведения Холмса. Те же вопросы и опасения за состояние его ума, что впервые посетили меня на Бейкер-стрит, из-за его необъяснимых поступков и странных слов в поезде лишь усилились; опасения эти на время улеглись при встрече с непревзойденной рассудительностью Майкрофта. Но сейчас, в экипаже, слушая нехарактерно противоречивые и нелогичные Холмсовы доводы касательно спектакля, вероятно, разыгранного королевскими слугами, подозрение вновь зашевелилось и лишь усугубилось тем, что я не мог признаться в своих опасениях Холмсу в присутствии его брата, чтобы не лишить моего друга репутации рационально мыслящего человека.
Неужели он и впрямь верит, что в этом деле можно обойтись без обычного расследования, ибо ключевую роль в убийствах Синклера и Маккея сыграл бестелесный дух, призрак человека, зверски убитого триста лет назад? Холмс утверждал, что верит, будто между различными темными делами имеется некая «потусторонняя» связь, – неужели он действительно имел в виду, что убийства были делом рук кровожадного, мстительного призрака?
Подобные размышления и сами по себе были причудливы; однако вскоре ум мой захватили новые соображения того же порядка. Когда деревья вокруг поредели и с дорожки, по которой ехал экипаж, впервые открылся вид на дворец, Майкрофт завел разговор на другую тему – едва ли не более мрачную и зловещую, чем прежде.
– Королева, – заявил он тоном мрачным и деловым, – обладает исключительным правом отменять любые местные законы и процедуры в подобных ситуациях – при условии, что это, в конечном итоге, не препятствует отправлению правосудия. А раз такое дело, я испросил и получил разрешение хранить тело Маккея на территории дворца, чтобы вы оба имели возможность провести обследование. В одном из погребов есть старый ледник, и я велел положить труп туда. Для наших целей можно считать, что, осмотрев его, мы получим представление и о состоянии тела сэра Алистера. Раны почти идентичны, и, во всяком случае, в равной мере тяжелы и смертельны. И вообще, мне кажется, что меж этими двумя преступлениями лишь одна существенная разница: тело сэра Алистера нашла горничная, в той комнате, где он жил, – в гостевых апартаментах новой части дворца. «Новая» – это, разумеется, та, что была построена в XVII веке. Останки же Денниса Маккея были обнаружены на лужайке за дворцом, в развалинах старого аббатства. Это место видно из королевской спальни, но далеко отстоит от всех дверей и окон, так что тело не могли бросить туда из самого здания. Даже если бы убийцы выкинули тело из верхнего окна чердачного этажа, где спят слуги, оно лежало бы гораздо ближе. Поэтому вероятнее всего, что тело подложили туда ночью, возможно – с намерением напугать Ее Величество, ведь в ее возрасте подобное потрясение может оказаться фатальным: если бы она вдруг заметила тело утром, прежде чем его обнаружит дворня. – Майкрофт придвинулся ближе и доверительно продолжал: – Именно поэтому, Шерлок, я считаю, что в деле замешан кто-то из слуг, а возможно – и не один. Ведь все ворота королевского парка запираются на заходе солнца, когда Ее Величество находится у себя, а внутреннюю ограду, которой обнесен дворец – как видишь, она высотою десять футов и сделана из кованых, заостренных чугунных копий, – всю ночь тщательно стерегут.
– У кого хранятся ключи от ворот внутренней ограды? – спросил Холмс.
– Есть три набора ключей. Один у лорда Фрэнсиса Гамильтона – он из семьи, которой уже два столетия как поручено управлять резиденцией, и живет в Холируде. Старый герцог обитает в собственной загородной усадьбе, гораздо более обширной и роскошной, а сюда является лишь по вызову королевы. Второй набор ключей – у дворецкого, Хэкетта, а третий – у Роберта, паркового егеря, еще одного любимца королевы. Это он отбирает доверенных людей для… а! – Майкрофт внезапно отвлекся от разговора о телах, убийствах и ключах, когда мы въехали в парадный двор и увидели человека, шедшего нам навстречу по желтоватому гравию. – Вот и лорд Фрэнсис, вышел нас поприветствовать…
Роду Гамильтонов (лорд Фрэнсис был третьим сыном нынешнего герцога) вверил управление Холируд-Хаусом злосчастный Карл I. Сын того самого Иакова, шестого шотландского и первого английского монарха этого имени, драгоценного дитяти, некогда лежавшего под сердцем королевы Марии, пока ее верного слугу Давида Риццио отрывали от нее и волокли на смерть. Карла I постигла та же участь, что и его бабку Марию: обоих обезглавили после долгой борьбы, которую первый вел против английского парламента, вторая же – против английской королевы. Мысль об этом совпадении впервые в жизни пришла мне в голову в тот миг, когда я ступил из экипажа и бросил первый взгляд на дворец Холируд-Хаус. Кому-то, быть может, это покажется несообразным: что думать об отрубленных головах, когда глядишь на великолепную королевскую резиденцию, красота которой еще более подчеркивается сочетанием величественного стиля и уютных пропорций?
В свое оправдание скажу только, что барочная роскошь «нового» дворца (крыльев, построенных сыном Карла, вторым королем того же имени) не могла служить бальзамом для души – во всяком случае, моей. Чем более я заставлял себя наслаждаться этой роскошью, тем менее мне это удавалось и тем сильнее и, как я осознал, необъяснимее тянули меня к себе выщербленные сторожевые башенки XV века, венчающие западную башню, где несчастного Риццио искромсали придворные кинжалы. Теперь, похоже, это была единственная часть Холируд-Хауса, полностью лишенная жизни, света и движения.
– Я вижу, доктор Ватсон, вы хорошо знаете историю, – приятным, даже сочувственным тоном сказал светловолосый, чисто выбритый лорд Фрэнсис. Он заметил, что я смотрю на плотно закрытые ставнями окна башенок левой стороны. – Западная башня, – продолжал он наигранно зловещим голосом, в котором, однако, звучало добродушие. – Покои королевы Марии! А знаете, когда ее правнук достраивал дворец, он попытался уравновесить фасад, пристроив точно такую же башню в восточном крыле – однако у новых башенок совершенно невинный вид! Интересно, не правда ли?
– Это последствие кровопролития, лорд Фрэнсис, – заявил Холмс; мне почудилось, что он произнес эти слова нарочито вызывающим тоном. – Доктор Ватсон подтвердит: пролитая кровь накладывает неизгладимый отпечаток.
– Да, мистер Холмс. И многочисленные атаки вражеских армий – тоже, – не смутившись, отвечал сэр Фрэнсис, глядя Холмсу прямо в глаза, чем сразу завоевал мою симпатию. – Упомянутые вами «отпечатки» – по большей части следы от мушкетных пуль армии круглоголовых; ибо нас, в числе прочих ваших соотечественников, удостоил посещением сам Кромвель. – После этого заявления сэр Фрэнсис стал несколько серьезнее и посмотрел на нас примирительно – возможно, не желая настроить против себя знаменитого детектива. – И все же, мистер Холмс, ваше предположение не лишено интереса и, без сомнения, верно – поглядите, остальные части дворца совсем не так мрачны, как западная башня.
Холмс недоуменно поглядел на сэра Фрэнсиса, потом на Майкрофта:
– Но я совершенно точно слыхал, что в старую башню не пускают посторонних, милорд, разве не так? Уже триста лет.
Лорд Фрэнсис, смеясь, отмахнулся от этого вопроса:
– О, мистер Холмс, ну разумеется, вы здесь не посторонние. Ее Величество настроена совершенно недвусмысленно, и я, конечно же, ни в коем случае не желаю оспаривать ее точку зрения – и мне надо столько всего обсудить с вами!
Кажется, Майкрофта Холмса, как и меня, смутил возобновившийся интерес моего друга к зловещим событиям, прославившим западную башню. Желая вернуть разговору деловой тон, Майкрофт поспешил произнести:
– Шерлок, я уверен, лорд Фрэнсис извинит тебя за слишком живой интерес к этому злосчастному эпизоду в истории его дома. А теперь, милорд, не можем ли мы войти внутрь и распорядиться, чтобы этим джентльменам дали что-нибудь поесть, а потом – отдохнуть? Боюсь, они совершили довольно утомительное путешествие.
– Разумеется, разумеется, – ответствовал распорядитель. – Прошу меня извинить… Эндрю! Хэкетт!
Из-под арки дорического ордера, ведущей во внутренний двор здания и к центральному входу, появились двое крепких мужчин; один лет двадцати, другой – уже в возрасте, но годы, судя по всему, не убавили ему сил. Двое были похожи друг на друга, как близкие родственники, и лорд Фрэнсис тут же подтвердил: младший, лакей Эндрю, действительно приходится сыном старшему – Хэкетту. (Тот же, как упомянул Майкрофт во время нашей поездки, служил в замке дворецким.) По причине «злосчастных недавних событий», как выразился лорд Фрэнсис, большинству слуг дали временный отпуск, и вот в таком сокращенном составе персонал замка был в нашем распоряжении. Я решил, что это очень странно и совершенно неприемлемо, и ожидал, что Холмс тут же заявит решительный протест. Однако уже не в первый раз за сегодняшний день Холмс повел себя совершенно вразрез с моими ожиданиями:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Рассвет быстро переходил в утро, а наша карета неслась по изогнутой дорожке вдоль западной границы Холируд-парка. Майкрофт начал рассказывать о людях, с которыми нам предстоит встретиться во дворце, – поскольку, как недвусмысленно сказал он, мы будем жить в самом дворце: во-первых, это знак внимания со стороны Ее Величества, а во-вторых, Эдинбург – город маленький, и не стоит давать горожанам лишний повод для сплетен, когда пойдут слухи, что сам Шерлок Холмс явился расследовать уже и без того нашумевшие смерти. А слухи обязательно пойдут – тем же путем, каким в городе стало известно об удалении зуба Ее Величеству, от дворцовой челяди. Кое-кто из слуг, сказал Майкрофт, со времени первого убийства ведет себя, по его личному мнению, несколько подозрительно; нам придется расследовать подноготную этих немногих, равно как и прочих, кого мы в конце концов сочтем достойными внимания.
Сказанное Майкрофтом навело меня на мысль, что мы с Холмсом будем в Холируд-Хаусе не гостями, но почти что распорядителями – для меня это почти искупило все неудобства нашего железнодорожного путешествия. Но не для Холмса: он внимательно слушал брата, сыплющего именами и характерными особенностями дворцовых слуг, и запечатлевал их у себя в мозгу, по-видимому, используя собственный дар раскладывать по полочкам и систематизировать разрозненные знания. В этом умении Холмс уступал Майкрофту, но все же его способности были невероятны.
Но пока я слушал братьев, предающихся тяжкому умственному труду, у меня начал зарождаться вопрос, и чем более мы приближались ко дворцу, тем настойчивее я думал: почему Холмс так интересуется слугами из Холируд-Хауса, но при этом с порога отмел возможность участия в заговоре кого-либо из балморалских слуг? Ответ, казалось бы, очевиден: Холируд-Хаус был местом преступления (или, по крайней мере, там нашли тела). Но дело в том, что в среднем за год королева проводила в эдинбургском дворце лишь несколько ночей – недостаточно, чтобы тамошние слуги воспылали жаждой убийства; а вот балморалским слугам приходилось сносить королевские капризы по нескольку месяцев в году. Приехать из Абердиншира в столицу молодому и здоровому мятежнику не составляет труда. Поэтому я решил, что слуги из обеих резиденций равно заслуживают – или достойны – подозрения; однако Холмс, по-видимому, был с этим не согласен.
Я не мог разглядеть ответа на загадку, и сей факт отнюдь не успокаивал мои тревоги насчет поведения Холмса. Те же вопросы и опасения за состояние его ума, что впервые посетили меня на Бейкер-стрит, из-за его необъяснимых поступков и странных слов в поезде лишь усилились; опасения эти на время улеглись при встрече с непревзойденной рассудительностью Майкрофта. Но сейчас, в экипаже, слушая нехарактерно противоречивые и нелогичные Холмсовы доводы касательно спектакля, вероятно, разыгранного королевскими слугами, подозрение вновь зашевелилось и лишь усугубилось тем, что я не мог признаться в своих опасениях Холмсу в присутствии его брата, чтобы не лишить моего друга репутации рационально мыслящего человека.
Неужели он и впрямь верит, что в этом деле можно обойтись без обычного расследования, ибо ключевую роль в убийствах Синклера и Маккея сыграл бестелесный дух, призрак человека, зверски убитого триста лет назад? Холмс утверждал, что верит, будто между различными темными делами имеется некая «потусторонняя» связь, – неужели он действительно имел в виду, что убийства были делом рук кровожадного, мстительного призрака?
Подобные размышления и сами по себе были причудливы; однако вскоре ум мой захватили новые соображения того же порядка. Когда деревья вокруг поредели и с дорожки, по которой ехал экипаж, впервые открылся вид на дворец, Майкрофт завел разговор на другую тему – едва ли не более мрачную и зловещую, чем прежде.
– Королева, – заявил он тоном мрачным и деловым, – обладает исключительным правом отменять любые местные законы и процедуры в подобных ситуациях – при условии, что это, в конечном итоге, не препятствует отправлению правосудия. А раз такое дело, я испросил и получил разрешение хранить тело Маккея на территории дворца, чтобы вы оба имели возможность провести обследование. В одном из погребов есть старый ледник, и я велел положить труп туда. Для наших целей можно считать, что, осмотрев его, мы получим представление и о состоянии тела сэра Алистера. Раны почти идентичны, и, во всяком случае, в равной мере тяжелы и смертельны. И вообще, мне кажется, что меж этими двумя преступлениями лишь одна существенная разница: тело сэра Алистера нашла горничная, в той комнате, где он жил, – в гостевых апартаментах новой части дворца. «Новая» – это, разумеется, та, что была построена в XVII веке. Останки же Денниса Маккея были обнаружены на лужайке за дворцом, в развалинах старого аббатства. Это место видно из королевской спальни, но далеко отстоит от всех дверей и окон, так что тело не могли бросить туда из самого здания. Даже если бы убийцы выкинули тело из верхнего окна чердачного этажа, где спят слуги, оно лежало бы гораздо ближе. Поэтому вероятнее всего, что тело подложили туда ночью, возможно – с намерением напугать Ее Величество, ведь в ее возрасте подобное потрясение может оказаться фатальным: если бы она вдруг заметила тело утром, прежде чем его обнаружит дворня. – Майкрофт придвинулся ближе и доверительно продолжал: – Именно поэтому, Шерлок, я считаю, что в деле замешан кто-то из слуг, а возможно – и не один. Ведь все ворота королевского парка запираются на заходе солнца, когда Ее Величество находится у себя, а внутреннюю ограду, которой обнесен дворец – как видишь, она высотою десять футов и сделана из кованых, заостренных чугунных копий, – всю ночь тщательно стерегут.
– У кого хранятся ключи от ворот внутренней ограды? – спросил Холмс.
– Есть три набора ключей. Один у лорда Фрэнсиса Гамильтона – он из семьи, которой уже два столетия как поручено управлять резиденцией, и живет в Холируде. Старый герцог обитает в собственной загородной усадьбе, гораздо более обширной и роскошной, а сюда является лишь по вызову королевы. Второй набор ключей – у дворецкого, Хэкетта, а третий – у Роберта, паркового егеря, еще одного любимца королевы. Это он отбирает доверенных людей для… а! – Майкрофт внезапно отвлекся от разговора о телах, убийствах и ключах, когда мы въехали в парадный двор и увидели человека, шедшего нам навстречу по желтоватому гравию. – Вот и лорд Фрэнсис, вышел нас поприветствовать…
Роду Гамильтонов (лорд Фрэнсис был третьим сыном нынешнего герцога) вверил управление Холируд-Хаусом злосчастный Карл I. Сын того самого Иакова, шестого шотландского и первого английского монарха этого имени, драгоценного дитяти, некогда лежавшего под сердцем королевы Марии, пока ее верного слугу Давида Риццио отрывали от нее и волокли на смерть. Карла I постигла та же участь, что и его бабку Марию: обоих обезглавили после долгой борьбы, которую первый вел против английского парламента, вторая же – против английской королевы. Мысль об этом совпадении впервые в жизни пришла мне в голову в тот миг, когда я ступил из экипажа и бросил первый взгляд на дворец Холируд-Хаус. Кому-то, быть может, это покажется несообразным: что думать об отрубленных головах, когда глядишь на великолепную королевскую резиденцию, красота которой еще более подчеркивается сочетанием величественного стиля и уютных пропорций?
В свое оправдание скажу только, что барочная роскошь «нового» дворца (крыльев, построенных сыном Карла, вторым королем того же имени) не могла служить бальзамом для души – во всяком случае, моей. Чем более я заставлял себя наслаждаться этой роскошью, тем менее мне это удавалось и тем сильнее и, как я осознал, необъяснимее тянули меня к себе выщербленные сторожевые башенки XV века, венчающие западную башню, где несчастного Риццио искромсали придворные кинжалы. Теперь, похоже, это была единственная часть Холируд-Хауса, полностью лишенная жизни, света и движения.
– Я вижу, доктор Ватсон, вы хорошо знаете историю, – приятным, даже сочувственным тоном сказал светловолосый, чисто выбритый лорд Фрэнсис. Он заметил, что я смотрю на плотно закрытые ставнями окна башенок левой стороны. – Западная башня, – продолжал он наигранно зловещим голосом, в котором, однако, звучало добродушие. – Покои королевы Марии! А знаете, когда ее правнук достраивал дворец, он попытался уравновесить фасад, пристроив точно такую же башню в восточном крыле – однако у новых башенок совершенно невинный вид! Интересно, не правда ли?
– Это последствие кровопролития, лорд Фрэнсис, – заявил Холмс; мне почудилось, что он произнес эти слова нарочито вызывающим тоном. – Доктор Ватсон подтвердит: пролитая кровь накладывает неизгладимый отпечаток.
– Да, мистер Холмс. И многочисленные атаки вражеских армий – тоже, – не смутившись, отвечал сэр Фрэнсис, глядя Холмсу прямо в глаза, чем сразу завоевал мою симпатию. – Упомянутые вами «отпечатки» – по большей части следы от мушкетных пуль армии круглоголовых; ибо нас, в числе прочих ваших соотечественников, удостоил посещением сам Кромвель. – После этого заявления сэр Фрэнсис стал несколько серьезнее и посмотрел на нас примирительно – возможно, не желая настроить против себя знаменитого детектива. – И все же, мистер Холмс, ваше предположение не лишено интереса и, без сомнения, верно – поглядите, остальные части дворца совсем не так мрачны, как западная башня.
Холмс недоуменно поглядел на сэра Фрэнсиса, потом на Майкрофта:
– Но я совершенно точно слыхал, что в старую башню не пускают посторонних, милорд, разве не так? Уже триста лет.
Лорд Фрэнсис, смеясь, отмахнулся от этого вопроса:
– О, мистер Холмс, ну разумеется, вы здесь не посторонние. Ее Величество настроена совершенно недвусмысленно, и я, конечно же, ни в коем случае не желаю оспаривать ее точку зрения – и мне надо столько всего обсудить с вами!
Кажется, Майкрофта Холмса, как и меня, смутил возобновившийся интерес моего друга к зловещим событиям, прославившим западную башню. Желая вернуть разговору деловой тон, Майкрофт поспешил произнести:
– Шерлок, я уверен, лорд Фрэнсис извинит тебя за слишком живой интерес к этому злосчастному эпизоду в истории его дома. А теперь, милорд, не можем ли мы войти внутрь и распорядиться, чтобы этим джентльменам дали что-нибудь поесть, а потом – отдохнуть? Боюсь, они совершили довольно утомительное путешествие.
– Разумеется, разумеется, – ответствовал распорядитель. – Прошу меня извинить… Эндрю! Хэкетт!
Из-под арки дорического ордера, ведущей во внутренний двор здания и к центральному входу, появились двое крепких мужчин; один лет двадцати, другой – уже в возрасте, но годы, судя по всему, не убавили ему сил. Двое были похожи друг на друга, как близкие родственники, и лорд Фрэнсис тут же подтвердил: младший, лакей Эндрю, действительно приходится сыном старшему – Хэкетту. (Тот же, как упомянул Майкрофт во время нашей поездки, служил в замке дворецким.) По причине «злосчастных недавних событий», как выразился лорд Фрэнсис, большинству слуг дали временный отпуск, и вот в таком сокращенном составе персонал замка был в нашем распоряжении. Я решил, что это очень странно и совершенно неприемлемо, и ожидал, что Холмс тут же заявит решительный протест. Однако уже не в первый раз за сегодняшний день Холмс повел себя совершенно вразрез с моими ожиданиями:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31