Его голос зазвучал тихо и вкрадчиво:
– А ты – ты в миллион раз отвратительнее. Он просто дурак, а ты наживаешься на смерти наших братьев. Тебе заплатили за каждого убитого на той крыше. И за деньги ты... готов... продать... любого... из... нас... и... даже... родную... дочь... и... всех... черных... вместе... взятых...
Шафт повернулся и пошел к дверям. Он не был уверен, что его выпустят отсюда живым, но больше он не мог. На полпути он остановился, чтобы закончить.
– Вы меня поняли? – спросил он, оборачиваясь. Персон и Буфорд, прекратив возню, стояли и смотрели на него. – Я говорю вам, что такие негодяи, как вы, не нужны ни мне, ни черным, ни Беатрис, черт бы ее побрал!
Снаружи были люди. Они посмотрели на него, но ничего не сказали. Он, стараясь не бежать, быстро пошел к лифту вдоль обитого дубом коридора. Черная кнопка вызова помещалась на блестящей медной пластине. А может, и золотой. Персон, наверное, вполне мог позволить себе лифт из золота.
Краем глаза Шафт наблюдал за двумя охранниками у дверей комнаты. Нажав кнопку, он услышал рокот пробудившегося механизма и стал считать этажи: 120, 121, 122... Часовые распрямили плечи и замерли. Двери открылись. Шафт сосредоточился на кнопке лифта.
– Шафт! – зарокотал Персон.
Шафт обернулся. Персон стоял на пороге комнаты, заполнив собой весь дверной проем. Охранники преданно глазели на хозяина, готовые по его приказу сделать с Шафтом что угодно. Персон не обращал на них внимания. Шафт тоже.
– Вернись. Давай поговорим.
Шафт старался изобразить презрительный или хотя бы равнодушный вид.
– Что? – Он притворился глухим.
– Может, вернешься? Нам нужно поговорить.
Ага, мерзавцы, поджали хвост? Шафт не пожалел бы и ста долларов за запись разговора, который состоялся после его ухода. Что, интересно, они кричали и говорили друг другу, прежде чем решили позвать его обратно?
– Честно?
Охранники, должно быть, ушам своим не верили. Они, наверное, в первый раз слышали, чтобы Персон обращался к кому-то с просьбой. Они привыкли, что хозяин отдает приказы и принимает доклады. Кто же этот тип в помятом сером костюме с дырой на плече, который держится с ним на равных?
– Честно, – пообещал Персон, вытаскивая платок величиной с парус и вытирая им лоб.
Двери лифта с шипением раскрылись. Шафт посмотрел в кабину, в которой он мог бы съехать вниз и потом – теперь он был уверен – без помех выйти на улицу, и снова перевел взгляд на Персона. Персон ждал.
– Честно, – повторил Шафт, делая шаг в сторону Персона. Двери лифта закрылись.
Буфорд уже успел прибраться в комнате, то есть поднял стулья, которые они с Шафтом опрокинули. Теперь он, ссутулившись, сидел на одном из них и грыз костяшки пальцев на левой руке. Пальцы его правой руки нервно барабанили по бедру. Когда вошел Шафт, он не поднял головы.
Шафт занял соседний стул, а Персон снова уселся в свою ванну и пробурчал:
– Чего ты хочешь?
Конверт с деньгами так и валялся на столе. Вопрос Персона означал: ты хочешь еще денег?
Шафт, конечно, хотел денег. И как можно больше. Но это были детали, а сейчас он хотел поговорить о главном.
– Две вещи, – сказал он. – Во-первых, я хочу знать, с кем у тебя конфликт и почему. И, во-вторых, – Шафт кивнул в сторону Буфорда, – что ему от тебя надо и как он это планирует получить. Ты отвечаешь первый. Так в чем же дело?
У Персона, безусловно, было больше мозгов, чем у бегемота, которого он напоминал.
– Героин, – невозмутимо произнес он. – Латинский Гарлем. Район Сто шестнадцатой улицы и Бродвея.
– Почему? Это же давно кончилось.
Персона рассмешила его наивность.
– Где-то семь-восемь лет назад итальянцы решили, что они больше не будут контролировать наркоту. В то время вокруг было полно наркоманов и мелких наркодилеров. Любой пацан мог в школе подойти к учителю и достать у него грамм героина. Все только и делали, что продавали эту гадость и ширялись. И вот итальяшкам стало трудно за этим следить, потому что у них не стало людей.
– Почему?
– Потому что времена изменились. Раньше приходили молодые. А где они сейчас? Разбежались по колледжам, изучают экономику, торгуют недвижимостью. Никто больше не хочет пачкаться с наркотой.
Ну еще бы, думал Шафт. Если дон собрался определить сынка в бизнес, он пошлет его проходить науку в Гарвард, а не на улицу.
– И вот они решили, – продолжал Персон, – что отдадут розничную торговлю в Латинский Гарлем, кубинцам и пуэрториканцам, а сами будут заниматься только крупными поставками.
– А ты здесь при чем?
– При том, – зло и поучительно вставил Буфорд, – что латиносы ничего не получили. А он получил.
– Ты перехватил у них героин? – спросил Шафт.
Персон с достоинством кивнул.
– И какой доход это приносит?
И опять ответил Буфорд:
– Восемь – десять миллионов в первый год. Догадываюсь, что сейчас – больше, потому что он расширил сеть. Но точную сумму может назвать только он сам.
Шафта разбирал смех. Что может быть смешнее – мафия уходит из бизнеса по причине нехватки персонала! Они думали, что передадут дела латиносам, которых легко контролировать, но не тут-то было. Персон, вероятно, без труда поглотил латиносов. А почему бы и нет? Они почти такие же черные, как негры. И со временем становятся все чернее из-за бедности и изоляции. Итальянцы больше не низшая каста преступного мира. Теперь они аристократы. Андероцци должен был об этом знать. Почему же он его не предупредил? Неужели он так занят поисками ниггеров у себя под кроватью, что забыл самое главное? Нет, на Андероцци это не похоже. Сукин сын просто не хотел говорить.
Мысли Шафта плавно перетекли к деньгам, к призовому выигрышу.
– Восемь – десять миллионов, – задумчиво проговорил он.
– Да нет, там не так много, – сказал Персон.
– Да ладно, расскажи это своей бабушке, – возразил Буфорд, выпрямляясь на стуле.
– Эй, приятель, полегче, – попросил Шафт.
Буфорд взглянул на него – в первый раз с тех нор, как пытался снести ему голову. В глазах горела ненависть, но голос пока был сдержанным.
– А тебе не кажется, Шафт, что стоит иногда послушать, что тебе говорят? Поинтересоваться, что происходит вокруг? Ты понимаешь, что этот гад делает на черных столько денег, сколько белым никогда и не снилось?
– Что ты болтаешь, недоумок? Разве ты не веришь в равные возможности? – съязвил Шафт.
– Однажды, – сказал Буфорд, – ты, он и все предатели нашей расы будут лишены права называться черными. Наступит день, когда черные братья перестанут пить кровь друг друга, когда...
– Ой, да заткнись ты, – отмахнулся Шафт.
– ... все негодяи вроде этой свиньи и прихвостни белых вроде тебя будут заживо жариться на костре, и я еще посмотрю на это.
– Не дождешься.
– Дождусь! И посмотрю! И тогда вся эта проклятая страна будет полыхать огнем.
– Ну ладно, хватит! – заорал Шафт.
Буфорд привстал со стула и принял положение для прыжка. Он, казалось, готов был запрыгнуть на небо, чтобы метать оттуда громы и молнии на головы неверных.
– Я уже убедился, что ты сумасшедший. Раньше я только строил догадки. – Обернувшись к непроницаемой туше Нокса Персона, он заявил: – Теперь я все для себя выяснил. А ты, я полагаю, и раньше все знал. Надеюсь, ты понимаешь, что этот балабол к тебе обращался, а не ко мне?
– Я сам решаю, с кем мне говорить, – взвился Буфорд.
– Заткнись, – приказал Шафт.
В воздухе запахло насилием, которое могло обрушиться на Шафта или вылиться в общую потасовку. Буфорд открывал и закрывал рот, как рыба на берегу. Шафт был очень зол. Не на Буфорда с его дурацким красноречием, а на себя. Он зря потратил время.
– Ты слышал, что он говорит, – сказал он Персону, – он не меня хочет убить, а тебя. Либо он, либо ты.
Персон был невозмутим.
– Я же сказал, что он знает, где Беатрис. И ты тоже знаешь, глухонемой болван.
Глава 7
– Ты можешь жаловаться в профсоюз, но двенадцать долларов в час стоит только моя жизнь. Моя смерть стоит значительно дороже, – нагло заявил он Персону.
Шафт покинул его резиденцию с десятью тысячами долларов в кармане. Это было в десять раз больше того, что лежало в первом конверте. Он предупредил Персона, что возьмет с него еще десять тысяч по окончании работы. Шафт не считал это вымогательством, просто на основе полученной информации он произвел переоценку риска, связанного с работой. Теперь начнется настоящая охота. Теперь он знал, где сидят фазаны.
Он вышел в сопровождении присмиревшего Бена Буфорда. Буфорд похож на собаку, думал Шафт. Он не угомонится, пока вволю не полает, не порычит и не покусается.
– Ты же хотел разобраться с этим жиртрестом, – говорил Шафт, когда они в полночном тумане шли к перекрестку. – Я дал тебе шанс.
Шафт жалел, что на нем нет плаща. Он где-то оставил его и не помнил где. В кабинете Андероцци? У себя в офисе? В подвале? У Элли? Если костюм пострадает еще, в нем нельзя будет выйти на улицу. Он купил его у хорошего парня по имени Берк неподалеку от Седьмой авеню. Берк бы сейчас не узнал в этой драной тряпке своего костюма. Но если ему рассказать, в каких переделках он побывал за последние двадцать четыре... сорок восемь... нет, – о боже! – семьдесят два часа...
Несмотря на позднее время, на Бродвее было много машин. Шафт вспомнил, что сегодня четверг и магазины и кафе закрываются под утро. Люди встречаются в кафе, чтобы пожаловаться друг другу на высокие цены в универмаге «Блуминдейлс». Чем больше жалуются, тем больше едят.
– Но на твоем месте, – продолжал он, не получив ответа от Буфорда, – я не стал бы его убивать. Ведь за все нужно платить.
Они стояли на углу. Буфорд повертел головой, осматривая разрезанную Бродвеем авеню с ее маленькими темными магазинчиками. Он сделал два звонка из телефона-автомата в туалете Персона. Ему требовались новые люди вместо пятерых убитых.
– Не учи меня жить, – хмыкнул он, но, впрочем, без вызова.
– Послушай, приятель, – вздохнул Шафт, – мне надоело с тобой спорить. У меня есть работа, и я намерен ее выполнить. Я должен разыскать и доставить Персону его дочь. Мне плевать, чем он занимается, пусть хоть торгует рабами. Предупреждаю: не мешай мне. Я все равно это сделаю.
К ним приближалось, сверкая крышей, желтое такси – «шевроле». Шафт поднял руку, и такси остановилось. Водитель был черный. Какой, оказывается, простой бывает жизнь.
– Я позвоню, если ты мне понадобишься, – сказал Шафт, берясь за ручку дверцы.
– А что, если вчера ночью это было ЦРУ, а не те, о ком ты думаешь?
– Ты говоришь по-испански?
– Немного. А что?
– Тогда тебе пора прятать свою задницу на Кубе.
Шафт залез в машину и потянул на себя дверцу.
– Бен, мне жаль твоих людей, – сказал он и захлопнул дверцу, не дожидаясь ответа. Хотя ответа, скорее всего, и не последовало. – Виллидж, – сказал он толстому водителю в клетчатой кепке, который смотрел на него через плечо, вывернув свою жирную шею. – Поезжайте по Девятой авеню за Четырнадцатую улицу.
Да, мерзавцы хотели его убить только потому, что к нему на Таймс-сквер приходил Нокс Персон. Шафт перебирал и отсортировывал в мозгу все события, что произошли с той ночи, как обычно старуха-нищенка перебирает содержимое мусорного ящика. Такси проезжало по Девятой авеню. Качая головой и криво ухмыляясь, он смотрел в темноту. Какой расчет! Какая быстрота и хладнокровие! Он был для них такой удобной жертвой. Они отслеживали каждое движение Персона – с тех пор, как сцапали Беатрис. Разделавшись с тем, к кому Персон обратился за помощью, они бы показали ему, как он бессилен, одинок и окружен со всех сторон. Копы, разумеется, не придумали бы ничего лучше, чем выдать убийство за расовую разборку. А что, если в подъезде не стояли бы люди Буфорда с автоматами?
«Прекрати гадать, что было бы, если бы, – приказал он себе. – Ты отлично знаешь, что в этом проклятом мире только настоящее имеет смысл».
Такси миновало Двадцать вторую улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– А ты – ты в миллион раз отвратительнее. Он просто дурак, а ты наживаешься на смерти наших братьев. Тебе заплатили за каждого убитого на той крыше. И за деньги ты... готов... продать... любого... из... нас... и... даже... родную... дочь... и... всех... черных... вместе... взятых...
Шафт повернулся и пошел к дверям. Он не был уверен, что его выпустят отсюда живым, но больше он не мог. На полпути он остановился, чтобы закончить.
– Вы меня поняли? – спросил он, оборачиваясь. Персон и Буфорд, прекратив возню, стояли и смотрели на него. – Я говорю вам, что такие негодяи, как вы, не нужны ни мне, ни черным, ни Беатрис, черт бы ее побрал!
Снаружи были люди. Они посмотрели на него, но ничего не сказали. Он, стараясь не бежать, быстро пошел к лифту вдоль обитого дубом коридора. Черная кнопка вызова помещалась на блестящей медной пластине. А может, и золотой. Персон, наверное, вполне мог позволить себе лифт из золота.
Краем глаза Шафт наблюдал за двумя охранниками у дверей комнаты. Нажав кнопку, он услышал рокот пробудившегося механизма и стал считать этажи: 120, 121, 122... Часовые распрямили плечи и замерли. Двери открылись. Шафт сосредоточился на кнопке лифта.
– Шафт! – зарокотал Персон.
Шафт обернулся. Персон стоял на пороге комнаты, заполнив собой весь дверной проем. Охранники преданно глазели на хозяина, готовые по его приказу сделать с Шафтом что угодно. Персон не обращал на них внимания. Шафт тоже.
– Вернись. Давай поговорим.
Шафт старался изобразить презрительный или хотя бы равнодушный вид.
– Что? – Он притворился глухим.
– Может, вернешься? Нам нужно поговорить.
Ага, мерзавцы, поджали хвост? Шафт не пожалел бы и ста долларов за запись разговора, который состоялся после его ухода. Что, интересно, они кричали и говорили друг другу, прежде чем решили позвать его обратно?
– Честно?
Охранники, должно быть, ушам своим не верили. Они, наверное, в первый раз слышали, чтобы Персон обращался к кому-то с просьбой. Они привыкли, что хозяин отдает приказы и принимает доклады. Кто же этот тип в помятом сером костюме с дырой на плече, который держится с ним на равных?
– Честно, – пообещал Персон, вытаскивая платок величиной с парус и вытирая им лоб.
Двери лифта с шипением раскрылись. Шафт посмотрел в кабину, в которой он мог бы съехать вниз и потом – теперь он был уверен – без помех выйти на улицу, и снова перевел взгляд на Персона. Персон ждал.
– Честно, – повторил Шафт, делая шаг в сторону Персона. Двери лифта закрылись.
Буфорд уже успел прибраться в комнате, то есть поднял стулья, которые они с Шафтом опрокинули. Теперь он, ссутулившись, сидел на одном из них и грыз костяшки пальцев на левой руке. Пальцы его правой руки нервно барабанили по бедру. Когда вошел Шафт, он не поднял головы.
Шафт занял соседний стул, а Персон снова уселся в свою ванну и пробурчал:
– Чего ты хочешь?
Конверт с деньгами так и валялся на столе. Вопрос Персона означал: ты хочешь еще денег?
Шафт, конечно, хотел денег. И как можно больше. Но это были детали, а сейчас он хотел поговорить о главном.
– Две вещи, – сказал он. – Во-первых, я хочу знать, с кем у тебя конфликт и почему. И, во-вторых, – Шафт кивнул в сторону Буфорда, – что ему от тебя надо и как он это планирует получить. Ты отвечаешь первый. Так в чем же дело?
У Персона, безусловно, было больше мозгов, чем у бегемота, которого он напоминал.
– Героин, – невозмутимо произнес он. – Латинский Гарлем. Район Сто шестнадцатой улицы и Бродвея.
– Почему? Это же давно кончилось.
Персона рассмешила его наивность.
– Где-то семь-восемь лет назад итальянцы решили, что они больше не будут контролировать наркоту. В то время вокруг было полно наркоманов и мелких наркодилеров. Любой пацан мог в школе подойти к учителю и достать у него грамм героина. Все только и делали, что продавали эту гадость и ширялись. И вот итальяшкам стало трудно за этим следить, потому что у них не стало людей.
– Почему?
– Потому что времена изменились. Раньше приходили молодые. А где они сейчас? Разбежались по колледжам, изучают экономику, торгуют недвижимостью. Никто больше не хочет пачкаться с наркотой.
Ну еще бы, думал Шафт. Если дон собрался определить сынка в бизнес, он пошлет его проходить науку в Гарвард, а не на улицу.
– И вот они решили, – продолжал Персон, – что отдадут розничную торговлю в Латинский Гарлем, кубинцам и пуэрториканцам, а сами будут заниматься только крупными поставками.
– А ты здесь при чем?
– При том, – зло и поучительно вставил Буфорд, – что латиносы ничего не получили. А он получил.
– Ты перехватил у них героин? – спросил Шафт.
Персон с достоинством кивнул.
– И какой доход это приносит?
И опять ответил Буфорд:
– Восемь – десять миллионов в первый год. Догадываюсь, что сейчас – больше, потому что он расширил сеть. Но точную сумму может назвать только он сам.
Шафта разбирал смех. Что может быть смешнее – мафия уходит из бизнеса по причине нехватки персонала! Они думали, что передадут дела латиносам, которых легко контролировать, но не тут-то было. Персон, вероятно, без труда поглотил латиносов. А почему бы и нет? Они почти такие же черные, как негры. И со временем становятся все чернее из-за бедности и изоляции. Итальянцы больше не низшая каста преступного мира. Теперь они аристократы. Андероцци должен был об этом знать. Почему же он его не предупредил? Неужели он так занят поисками ниггеров у себя под кроватью, что забыл самое главное? Нет, на Андероцци это не похоже. Сукин сын просто не хотел говорить.
Мысли Шафта плавно перетекли к деньгам, к призовому выигрышу.
– Восемь – десять миллионов, – задумчиво проговорил он.
– Да нет, там не так много, – сказал Персон.
– Да ладно, расскажи это своей бабушке, – возразил Буфорд, выпрямляясь на стуле.
– Эй, приятель, полегче, – попросил Шафт.
Буфорд взглянул на него – в первый раз с тех нор, как пытался снести ему голову. В глазах горела ненависть, но голос пока был сдержанным.
– А тебе не кажется, Шафт, что стоит иногда послушать, что тебе говорят? Поинтересоваться, что происходит вокруг? Ты понимаешь, что этот гад делает на черных столько денег, сколько белым никогда и не снилось?
– Что ты болтаешь, недоумок? Разве ты не веришь в равные возможности? – съязвил Шафт.
– Однажды, – сказал Буфорд, – ты, он и все предатели нашей расы будут лишены права называться черными. Наступит день, когда черные братья перестанут пить кровь друг друга, когда...
– Ой, да заткнись ты, – отмахнулся Шафт.
– ... все негодяи вроде этой свиньи и прихвостни белых вроде тебя будут заживо жариться на костре, и я еще посмотрю на это.
– Не дождешься.
– Дождусь! И посмотрю! И тогда вся эта проклятая страна будет полыхать огнем.
– Ну ладно, хватит! – заорал Шафт.
Буфорд привстал со стула и принял положение для прыжка. Он, казалось, готов был запрыгнуть на небо, чтобы метать оттуда громы и молнии на головы неверных.
– Я уже убедился, что ты сумасшедший. Раньше я только строил догадки. – Обернувшись к непроницаемой туше Нокса Персона, он заявил: – Теперь я все для себя выяснил. А ты, я полагаю, и раньше все знал. Надеюсь, ты понимаешь, что этот балабол к тебе обращался, а не ко мне?
– Я сам решаю, с кем мне говорить, – взвился Буфорд.
– Заткнись, – приказал Шафт.
В воздухе запахло насилием, которое могло обрушиться на Шафта или вылиться в общую потасовку. Буфорд открывал и закрывал рот, как рыба на берегу. Шафт был очень зол. Не на Буфорда с его дурацким красноречием, а на себя. Он зря потратил время.
– Ты слышал, что он говорит, – сказал он Персону, – он не меня хочет убить, а тебя. Либо он, либо ты.
Персон был невозмутим.
– Я же сказал, что он знает, где Беатрис. И ты тоже знаешь, глухонемой болван.
Глава 7
– Ты можешь жаловаться в профсоюз, но двенадцать долларов в час стоит только моя жизнь. Моя смерть стоит значительно дороже, – нагло заявил он Персону.
Шафт покинул его резиденцию с десятью тысячами долларов в кармане. Это было в десять раз больше того, что лежало в первом конверте. Он предупредил Персона, что возьмет с него еще десять тысяч по окончании работы. Шафт не считал это вымогательством, просто на основе полученной информации он произвел переоценку риска, связанного с работой. Теперь начнется настоящая охота. Теперь он знал, где сидят фазаны.
Он вышел в сопровождении присмиревшего Бена Буфорда. Буфорд похож на собаку, думал Шафт. Он не угомонится, пока вволю не полает, не порычит и не покусается.
– Ты же хотел разобраться с этим жиртрестом, – говорил Шафт, когда они в полночном тумане шли к перекрестку. – Я дал тебе шанс.
Шафт жалел, что на нем нет плаща. Он где-то оставил его и не помнил где. В кабинете Андероцци? У себя в офисе? В подвале? У Элли? Если костюм пострадает еще, в нем нельзя будет выйти на улицу. Он купил его у хорошего парня по имени Берк неподалеку от Седьмой авеню. Берк бы сейчас не узнал в этой драной тряпке своего костюма. Но если ему рассказать, в каких переделках он побывал за последние двадцать четыре... сорок восемь... нет, – о боже! – семьдесят два часа...
Несмотря на позднее время, на Бродвее было много машин. Шафт вспомнил, что сегодня четверг и магазины и кафе закрываются под утро. Люди встречаются в кафе, чтобы пожаловаться друг другу на высокие цены в универмаге «Блуминдейлс». Чем больше жалуются, тем больше едят.
– Но на твоем месте, – продолжал он, не получив ответа от Буфорда, – я не стал бы его убивать. Ведь за все нужно платить.
Они стояли на углу. Буфорд повертел головой, осматривая разрезанную Бродвеем авеню с ее маленькими темными магазинчиками. Он сделал два звонка из телефона-автомата в туалете Персона. Ему требовались новые люди вместо пятерых убитых.
– Не учи меня жить, – хмыкнул он, но, впрочем, без вызова.
– Послушай, приятель, – вздохнул Шафт, – мне надоело с тобой спорить. У меня есть работа, и я намерен ее выполнить. Я должен разыскать и доставить Персону его дочь. Мне плевать, чем он занимается, пусть хоть торгует рабами. Предупреждаю: не мешай мне. Я все равно это сделаю.
К ним приближалось, сверкая крышей, желтое такси – «шевроле». Шафт поднял руку, и такси остановилось. Водитель был черный. Какой, оказывается, простой бывает жизнь.
– Я позвоню, если ты мне понадобишься, – сказал Шафт, берясь за ручку дверцы.
– А что, если вчера ночью это было ЦРУ, а не те, о ком ты думаешь?
– Ты говоришь по-испански?
– Немного. А что?
– Тогда тебе пора прятать свою задницу на Кубе.
Шафт залез в машину и потянул на себя дверцу.
– Бен, мне жаль твоих людей, – сказал он и захлопнул дверцу, не дожидаясь ответа. Хотя ответа, скорее всего, и не последовало. – Виллидж, – сказал он толстому водителю в клетчатой кепке, который смотрел на него через плечо, вывернув свою жирную шею. – Поезжайте по Девятой авеню за Четырнадцатую улицу.
Да, мерзавцы хотели его убить только потому, что к нему на Таймс-сквер приходил Нокс Персон. Шафт перебирал и отсортировывал в мозгу все события, что произошли с той ночи, как обычно старуха-нищенка перебирает содержимое мусорного ящика. Такси проезжало по Девятой авеню. Качая головой и криво ухмыляясь, он смотрел в темноту. Какой расчет! Какая быстрота и хладнокровие! Он был для них такой удобной жертвой. Они отслеживали каждое движение Персона – с тех пор, как сцапали Беатрис. Разделавшись с тем, к кому Персон обратился за помощью, они бы показали ему, как он бессилен, одинок и окружен со всех сторон. Копы, разумеется, не придумали бы ничего лучше, чем выдать убийство за расовую разборку. А что, если в подъезде не стояли бы люди Буфорда с автоматами?
«Прекрати гадать, что было бы, если бы, – приказал он себе. – Ты отлично знаешь, что в этом проклятом мире только настоящее имеет смысл».
Такси миновало Двадцать вторую улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24