Здесь жила Элли. Он даже не позвонил ей. Сейчас она, должно быть, ложится в постель. Не сказать ли молчаливому водителю, чтобы он остановил машину, потому что клиент хочет пойти спать к одной девушке? Нет, мерзавцы, наверное, сторожат его у дверей ее квартиры с автоматами наизготовку. Проклятье! Нельзя о ней думать. Встав на линию огня, надо забыть о девках. Сейчас не важно, чего ему хочется. Он должен выяснить, чего хотят они в обмен на Беатрис. Возможно, они, как Буфорд, хотят всего Персона с потрохами. Белые или черные, все хотят одного и того же.
Когда Девятая авеню сменилась Хадсон-стрит, таксист объявил:
– Четырнадцатая улица!
– Поезжайте дальше. До третьего перекрестка.
Они проезжали мимо темных и мертвых ночью холодильников мясокомбината. Через несколько часов сюда придут рабочие, зажгутся огни, и Уэст-Виллидж вернется к жизни. Окоченевшие, покрытые жиром туши начнут снимать с крюков и отправлять в мясные лавки и крупные рестораны. В этом районе Виллидж было тихо, точно за городом. Поэтому Шафт и жил здесь, но сейчас эта тишина ему не нравилась.
– На следующем перекрестке поверните на Джейн-стрит, – сказал он водителю, – и поезжайте до первого светофора. Я там выйду.
Джейн-стрит. Он увидел свой четырехэтажный кирпичный дом на углу, взглянул на окна своей квартиры – крайней угловой на третьем этаже. Опускал ли он шторы? Сейчас они были опущены. Он обычно делал это, но иногда и нет. Шафт любил расхаживать по квартире голым. Он голым готовил кофе, заскакивал в душ, брился, готовил еще кофе и одевался, только когда шел на улицу. Иногда перед выходом он поднимал шторы, чтобы не возвращаться потом в угрюмую темную пещеру. Но сейчас он не помнил.
Горели оранжевые фонари у бара «Доктор Но» напротив его дома. Они походили на полые тыквы, внутрь которых ставят зажженные свечки в ночь Хэллоуина. Мерзавцы сидят, наверное, сейчас в баре, смотрят на его окна и ждут, пока в них загорится свет. Шафт злорадно им этого желал. В баре собирается всякий сброд, который запросто лишит последнего ума двоих обыкновенных полусумасшедших убийц. Музыка бьет их по голове, к ним липнут пьяные проститутки и обкуренные писаки, умоляя послушать, что они сочинили сегодня и что собираются сочинить завтра.
Шафт заплатил четверть доллара сверх причитающихся доллара сорока пяти центов и вышел на улицу. Ночь пахнула на него сыростью. Было где-то около часа. Он поежился от пронизывающего ветра. Весна в Нью-Йорке никогда не наступает. Вслед за этой промозглостью сразу придет лето. Надо будет поставить в офис кондиционер. Персон купит ему немного прохлады жарким летом. Он посмотрел налево, потом направо. По всей улице тянулись ряды припаркованных машин. «Фольксвагены», «тойоты» и «фиаты» жались друг к другу носами и хвостами, словно собаки странной породы обменивались приветствиями.
Насколько он мог видеть, ни вокруг, ни у его подъезда не было ни души. А кто сидит в машинах? Стоит в подъезде? Кто прячется за шторами в его квартире? Он помедлил у бокового входа в бар, взвешивая все возможные причины убивать его здесь. С профессиональными душегубами всегда проще иметь дело, думал Шафт. Они мыслят прямолинейно. Если им надо тебя убить, они убьют, но выберут такое время и место, чтобы было поменьше хлопот. Со стороны их поведение может выглядеть запутанным и нелогичным, но это совсем не так.
«Все, что тебе нужно, Шафт, – говорил он себе, – это залезть в голову бешеному кролику, который лет сто прыгал по сицилийским холмам, затем приехал в Латинский Гарлем и теперь смекает, где и как достать Джона Шафта, неизвестного ранее ниггера, подрывающего такой отлаженный криминальный бизнес. А потом переместиться в голову Джона Шафта и смекнуть, как завалить парочку бешеных кроликов, прежде чем они сумеют завалить его».
– Гады, – пробормотал он, приоткрывая дверь.
В лицо ему ударила горячая волна голосов, звона игровых автоматов и музыки, приправленная запахами виски и пота. Он надеялся, что они сидят в дальнем углу бара и смотрят на его окна. Там их легче будет достать.
Они были там. Двое. Голый Шафт на фоне белой стены выделялся бы меньше, чем эти битюги среди веселых и пьяных посетителей бара. Считается, что убийца не должен привлекать к себе внимания. Если, например, вам кто-то сильно мешает, вы выписываете из Детройта или Сант-Луиса человека, похожего на продавца игрушек, он быстро и незаметно делает свое дело и быстро исчезает. Эти же двое, видимо, олицетворяли другое клише, сохранившееся в мире традиционного насилия. Взглянув в дальний конец бара, Шафт понял, что его убийцы хлопот не страшатся.
Бар «Доктор Но» занимал угол Джейн и Хадсон-стрит и имел в длину тридцать футов. Они сидели у окна на Хадсон-стрит, что позволяло им контролировать его гостиную, кухню и спальню на третьем этаже в доме напротив. Подъезд хорошо просматривался из окон, выходящих на Джейн-стрит. Архитекторы будто специально спланировали мир для того, чтобы бандиты, как сытые жабы, могли сидеть и ждать, пока мимо будет пролетать что-нибудь съестное.
Пусть они были жабы, но Шафт вовсе не желал быть для них москитом. Продвигаясь в толпе, он начал стягивать пиджак. На вид им было по тридцать – тридцать пять лет. В бизнесе достаточно давно. Им хватило жестокости, чтобы выжить, но не хватило ума выйти из простых исполнителей.
По пути Шафт столкнулся с двумя девицами в мини-юбках в компании худосочного очкастого парня в твидовом костюме. Мини-юбки на девицах трещали по швам. Отличительной чертой Уэст-Виллидж являлось то, что все его жители выглядели как писатели. На самом деле очень немногим приходилось что-то писать. Чаще приходилось выписывать фальшивые чеки. Однако пухлые девицы никогда не жаловались на фальшивые чеки от худосочных парней.
У ближнего конца стойки, где помещалась откидная панель, четверо здоровых черных мужчин сгрудились вокруг маленькой блондинки. Бармен выходил из-за стойки в среднем три раза за ночь, чтобы выкинуть за дверь очередного буяна. Клиент обыкновенно орал, что ноги его больше не будет в этой дыре, но назавтра все равно являлся.
За стойкой сегодня работал Ролли Никерсон – высокий тощий актер, который обычно пребывал под сильным кайфом. Выбрасывая из плеч свои длинные руки, как осьминог – щупальца, он одновременно открывал бутылки, вытирал стойку, смешивал коктейли и колол лед. Амфетамин скворчал у него в мозгах, и он действовал точно заведенный. В баре «Доктор Но» бармены бывали либо невероятно заняты, либо совершенно свободны – и молча стояли за стойкой, улыбаясь в просящие глаза посетителей. Никто не жаловался. Если кому-то не нравилось, он мог пойти в «Бистро» на Джейн-стрит или «Белую кобылу» на Хадсон. Проходя этот путь, любой так или иначе окосевал.
Шафт проталкивался сквозь толпу, закатывая рукава рубашки. Он внимательно следил за всеми, а не только за парочкой в углу. В баре были люди, которых он знал и которые могли бы сказать своим спутникам: «Смотри, а вон и Шафт. Помнишь, ты видел его, когда...» Он надеялся, что эти двое – даже если и знают, как его зовут, что маловероятно, – не такие дураки, чтобы открывать пальбу при любом подозрительном звуке, но осторожность и тут не повредит.
Он вытащил конверт из кармана пиджака и стал открывать, держа у самых глаз, как опасливый картежник – карты. Чертовы деньги были почти все по сто долларов. Покопавшись в конверте, он наконец нашел две купюры по пятьдесят и засунул конверт в левый задний карман.
Шафт протиснулся в тесное окружение хихикающей блондинки. Одного местного парня он знал. Остальные, совершенно чужие, подозрительно на него уставились: что это еще за хмырь?
– Привет, – сказал он своему знакомому. Тот, кажется, служил лифтером в какой-то башне неподалеку. Шафт вручил ему свой пиджак, а галстук засунул в карман рубашки. – Подержи минутку, ладно?
Парень был пьяный, в заломленном на правое ухо берете, но сейчас слишком растерялся, чтобы устраивать шум. Он взял пиджак и только спросил:
– С кем ты будешь драться?
– Ни с кем. Я иду работать, – ответил Шафт, направляясь к откидной панели. Враждебность, с которой его встретили, сменилась облегчением. Значит, ему не нужна наша цыпка, он просто тут работает. Они заулыбались. – Я заберу его у тебя, когда расчищу там местечко.
– Смотрите, какой хороший пиджак, – сказал пьяница. – Если продать его доллара за три-четыре, то можно будет ходить в места и почище.
Все засмеялись. Шафту было не до смеха, но он смеялся, не сводя глаз с убийц и Никерсона.
– Правильно, – кивнул он, – только у того парня, у которого я его украл, больше четырех не проси.
Все опять засмеялись, кроме блондинки. Что, если этот тип и вправду вор? Она затихла, уткнув свой розовый носик в бокал с джин-тоником. Мужчины расступились, давая Шафту пройти. Только бы какой-нибудь болван не заорал: «Эй, Шафт, ты новый бармен? Налей мне виски».
Но все – пьяные или под кайфом – вели себя на удивление тихо, и Ролли Никерсон тоже. «Какая тихая жизнь у меня пошла», – подумал Шафт. Никерсон возился под стойкой у ванны со льдом. Заметив краем глаза, что кто-то к нему влез, он поднял голову, увидел Шафта и заулыбался. Шафт кивнул. Убийцы ничего не заметили. Шафт для них был просто еще один черномазый из миллиарда черномазых. Если он полез за стойку, значит, так надо. Значит, он просто новый бармен. Их человек не бармен.
Шафт начал расставлять бутылки в баре и спросил, не хочет ли компания еще чего-нибудь выпить.
– Ты угощаешь, я отдаю тебе пиджак.
– Идет. Что будешь пить?
На лице Никерсона появилось недоуменное выражение. Шафт протянул ему руку. Выражение изменилось после того, как он увидел в руке две зеленые купюры. Покосившись на цифры в уголке, он взял деньги и небрежно положил в карман.
– Не хочешь перейти на другую сторону и чего-нибудь выпить? – предложил Шафт.
– Да ты купил себе салун, приятель!
Никерсон дружески потрепал Шафта по плечу и стал протискиваться мимо него к выходу. Отчего не пустить парня за стойку, если ему так приспичило? А за сто баксов он вставит себе золотые коронки. Полная пасть золота! Боже, он станет звездой! Хозяин приезжает только часа в три-четыре, считает выручку и запирает бар. Покуда можно не беспокоиться. Если что – он ведь всегда рядом.
– Где пушка? – спросил Шафт. Никерсон остановился.
Несколько месяцев назад, в разгар рождественских налетов, он показывал Шафту тупоносый кольт 38-го калибра. Сейчас этот пистолет висел на гвозде в недрах стойки. Тогда он даже спросил Шафта, как детектива, что ему делать, если какой-нибудь засранец захочет ограбить кассу.
– Забудь, что у тебя есть оружие, – сказал ему Шафт. – Будь приветлив с этим человеком, улыбайся и отдай ему все деньги. – Он подтолкнул пистолет через стойку Никерсону, и тот почтительно и осторожно повесил его обратно.
– На месте, – сказал он сейчас. – Я с тех пор его не трогал.
Никерсон вышел в зал и смешался с толпой, а Шафт приступил к работе. Сначала он угостил блондинку и компанию. Оказалось, блондинка пьет водку, а не джин. В этом сезоне блондинки пьют водку, подумал Шафт. В высокий бокал он налил ей примерно три унции виски и каплю тоника. Кто-то понесет блондинку домой. На них он истратил больше времени, чем полагалось. Он хотел, чтобы двое мужчин у дальней стены заметили, что он черный. Это старейший и самый лучший камуфляж. Все черные выглядят одинаково. Убийцы же искали такого черного, который бы выделился, зайдя в квартиру и включив свет.
Шафт проверял, на месте ли те двое, всякий раз, когда смотрел куда-нибудь в их сторону: на кассу или ванну со льдом. Они сидели, курили, иногда притрагивались к бокалам на столе, но едва ли пили. Смена бармена не возбудила их подозрения. Они не знали, как работают бармены. Шафт тоже не знал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24